Что такое страдание? — думал он. — Разве не страданием была вся его жизнь, а как хорошо было жить. Не страдания страшны, а страшно то, пожалуй, что сердце их не вмещает. Не вмещает их сердце и просит покоя, покоя, покоя…
Рю, ты занудный тип, и мне тебя по-настоящему жаль. Даже когда ты закрываешь глаза, ты не пытаешься напрячься и представить, что проплывает мимо? Я не вполне понимаю, как точнее это выразить, но если ты на самом деле получаешь кайф от жизни, то не должен думать и смотреть на вещи так, словно находишься внутри них. Или я не права? Ты всегда усиленно пытаешься увидеть нечто, словно делаешь заметки, подобно ученому, занимающемуся какими-то изысканиями. Или подобно младенцу. Согласись, ты на самом деле похож на ребенка, который пытается увидеть все вокруг себя. Дети смотрят прямо в глаза незнакомым людям и при этом плачут или смеются, но теперь, когда ты пытаешься вести себя так и смотришь прямо в глаза людям, крыша у тебя начинает ехать раньше, чем ты успеваешь это понять. Попробуй преодолеть это, постарайся откровенно посмотреть в глаза прохожим, и очень скоро ты начнешь чувствовать себя намного лучше. Рю, нельзя смотреть на мир глазами младенца.
Нам ведь всегда говорят, что надо иметь доброе сердце, а потом запрещают следовать его велениям, когда это касается мужчин!
Быть может, в конце жизненного пути мы с вами опять встретимся. Ибо, не в обиду будет вам сказано, прекраснейшая моя маркиза, вы от меня, во всяком случае, не отстаете.
... должно быть, трудно не покраснеть, когда на тебя пристально смотрит мужчина.
Но я готова успокоиться - надежда на мщение умиротворяет мою душу.
Они и любят, точно ненавидят.
Во всем есть черта, за которую перейти опасно; ибо, раз переступив, воротиться назад невозможно.
Ведь надобно же, чтобы всякому человеку хоть куда-нибудь можно было пойти.
Тварь ли я дрожащая или право имею?
Ко всему-то подлец человек привыкает!
Человек он умный, но чтоб умно поступать — одного ума мало.
Одним чтением сыт не будешь.
Клеммер с угрозой говорит ей, что если он и будет читать дальше, то только из интереса к тому клиническому случаю, каковой она собой представляет
Способности обращаются в опыт.
Когда дело доходит до интима, то баловство ни к чему.
Она уверена, что нельзя рабски следовать за модой, наоборот, мода обязана рабски следовать за тем, что к лицу, а что не к лицу отдельному человеку.
В музыке она то исполнительница, то снова зрительница и слушательница, так проходит ее время. Эрика запрыгивает в него и спрыгивает снова, как будто время — трамвайный вагон старой конструкции, у которого нет пневматически закрывающихся дверей. В современных трамваях каждый, кто вошел в вагон, вынужден в нем оставаться. До следующей остановки.
Конечно, есть более красивые места для верховых прогулок, однако нигде на тебя не глазеет с восхищением такое количество наивных семейств с невинными детками и собачками на поводке. Детишки восклицают: «Ого, какая лошадушка!» Они бы сами на ней с удовольствием прокатились, но им достаются лишь затрещины, если они начинают канючить слишком громко. Нам это не по карману. В порядке компенсации мальчонку или девчушку усаживают на пластмассовую лошадку-качалку на карусели, где они продолжают оглушительно реветь. Ребенок может извлечь из этого урок, уразумев, что у большинства вещей, которые ему недоступны, есть дешевые копии. Увы, ребенок мечтает только о том, что ему недоступно, и ненавидит своих родителей.
Бесплатной бывает только смерть, да и за нее расплачиваешься ценой жизни.
Она решила: никогда и никому не владеть ею до последней и крайней степени ее "я", до самого остатка! Она хочет иметь все и по возможности получить кое-что сверху. Мы есть то, чем мы владеем.
Она не видит в нем человека, видит только музыканта. Она его в упор не видит, и он просто обязан заметить, что для нее он пустое место.
Эрика ничего не чувствует и никогда ничего не чувствовала. В ней столько же чувства, как в обломке кровельной черепицы, поливаемой дождем.
Эрика испытывает смешанную с опасениями радость по поводу знаков внимания, которыми ее осыпают. Лишь бы они не превратились в град величиной с куриное яйцо и не набили шишек.
Он с тоской вслушивался в то, о потере чего скорбит: в самое драгоценное, в себя самого. Это та стадия на которой еще понимаешь, что теряешь, прежде чем полностью утратишь себя.
Лишь смерть может уважительной причиной воздержания от искусства.
Время проходит и мы проходим вместе с ним.
Если один не уступит другому, то брак скоро и худо закончится.
Лишь то, что оправдывало себя до сих пор, оправдает себя и в будущем.
У тебя самой не вышло, зачем же позволять это другим за твой счет, да еще и собственным ученикам?
Да и сама Эрика решила не надевать эти платья. Долг матери - укреплять ее в этом намерении и уберегать от ложных решений. Зато впоследствии не придется с трудом залечивать раны, которые нанесут ей чужие люди. Пусть лучше мать наносит Эрике раны, а затем следит за ходом их исцеления.
Она обзывает мать последней сволочью, надеясь при этом, что мать с ней сейчас же помирится.
Тебя раньше наказывала жизнь, не обращая на тебя внимания, а теперь накажет мать, которая и не взглянет в твою сторону, хоть обвешайся сразу всеми тряпками и размалюй себя как клоун.
... в старости , которая уже не за горами, тщеславие особенно обременительно. Старость и сама по себе - нелегкая ноша.
Деньги не выйдут из моды никогда.
... у тебя терпения не хватает, зато есть новая тряпка, которая скоро выйдет из моды.
Разве зло — это мы? Или наши поступки?
Если у девки хороший характер - это подозрительно.
— Прошлое – не реальность. Это всего лишь сон, — говорю я. — Не говори о прошлом.
В сущности, я утверждаю, что общество не может позволить себе потерять меня. Я – его актив.
— Нет, — он отпивает, — она модель. Анорексичка, алкоголичка, неврастеничка. Настоящая француженка.
Жизнь - сплошной облом, а потом ты умираешь.
Когда у тебя все друзья — бараны, то что будет, если ты вышибешь им мозги «магнумом» тридцать восьмого калибра: уголовное преступление, просто проступок или Божественное Провидение?
Ну как ей дать понять, что я ни в чем не могу разочароваться, поскольку нет ничего такого, чего бы я ожидал?
Вселенная начинает расширяться. Можно слегка расслабиться. Когда ясен замысел, возможности поистине безграничны.
... мне никто никогда не нравился, и я боюсь людей.
Затем вспоминаю давний разговор с одним человеком и его слова о том, что мир — это такое место, где никому неинтересны твои вопросы, и что, только если ты одинок, с тобой не может случиться ничего плохого.
Впрочем, есть ум или его нет, в данном случае неважно; главное — внешность, иллюзия совершенства, обещание телесных услад. Главное — соблазн.
Это было очень странно, но определенно поэтично с точки зрения эротической образности.
1..86..149Даме, к которой я хожу на психологические консультации, я говорю, что чувствую приближение апокалипсиса. Она спрашивает меня, как мои успехи в игре на флейте.