Онлайн чтение книги Человек из ресторана
23 XXII

Ax, какая была ночь!.. Утро пришло наконец. Собрался я и поехал туда… Только бы его застать, повидаться бы только в последний раз…

Потом, как приехал я туда, в гостинице меня нашли, но ничего мне не сделали, потому что я прямо сказал, что получил письмо и приехал проститься. Письмо взяли…

— Берите и меня… — говорю. — Посадите меня с ним…

Но меня оставили в покое. И с неделю выжил я там, но не мог увидеть. Ходил-ходил кругом — и ничего не узнал. Потом мне сказал один:

— Поезжайте домой и получите уведомление… И не надо расстраиваться. Дело еще не закончено.

И обманул ведь! Не поехал я. А на другой день суд должен был происходить… Да не состоялся. К ночи убежало их двенадцать человек… Восьмерых поймали, а Колюшку не нашли…

Потом узнал я все, почему не нашли… И вот тут-то открылось мне как сияние из жизни…

Через базар побежал он на риск, пустился на последнее средство. И видит

— лавочка в тупике. Вбежал в нее, а там старик один, теплым товаром торговал. На погибель бежал, на людей, а вот… Бог-то!..

Вбежал в лавочку, а там старик один дремлет в уголку на морозе.

— Спасите меня или выдавайте!.. Некуда, — говорит, — мне больше!..

Только и сказал. Один бы момент — и погибель ему была… Глянул на него тот старик, взял за рукав и отвел за теплый товар.

— Постой, молодец… Сейчас я тебе скажу… Так и понял тот, что сейчас выдаст, да ошибся. К уголку старик отошел и подумал. А в том уголку-то иконка черненькая между валенок висела…

И вот сказал ему тот старик:

— Не должен бы я тебя принять, по правилам, а не могу. Раз ты сам ко мне пришел, твое дело. Полезай в подвал, на свое счастье.

И уж лавки на базаре все были закрыты, один тот старик задремал и запоздал. И вот надо было ему запоздать…

И опустил его в подвал под лавкой. И потом валенки туда ему кинул и теплую одежду. И хлеба ему опускал. Две недели выдержал его так, а потом повез товар в село на базар и Колюшку провез в ночное время из городу и выпустил в уезде у леса.

— Бог, — говорит, — тебе судья… Ступай, на свое счастье!..

Как чудо совершилось. Писал потом мне Колюшка:

Потом был я в том городе, нарочно поехал в Великом посту. Хоть повидать того старика и сказать ему от души. Был. Обошел все лавки с теплым товаром. Четыре их было: три в рядах, на базаре, и четвертая в уголку, в тупичке. Вошел в нее, смотрю — действительно, старик торгует. Строгий такой, брови мохнатые, и в очках.

Купил у него валенки и варежки и говорю:

— Вы для меня очень большое одолжение сделали…

Даже поглядел на меня с удивлением.

— Какое одолжение? Взял я с вас, как со всех. Конечно, в магазине бы с вас на полтинник дороже взяли, это верно…

А я так пристально на него посмотрел и говорю тихо ему:

— Не то. Вы, — говорю, — сына мне сохранили!.. Так он это отодвинулся от меня и говорит строго:

— Что это я вашего разговору не пойму… А я ему опять в глаза:

— Не могу я, конечно, вас по-настоящему отблагодарить… Только вот просвирку за ваше здоровье буду вынимать… Как ваше имя, скажите!..

Пожал он плечами и улыбается.

— И все-таки не пойму… Но если уж вам так желательно, так зовут меня Николаем…

Ведь это что!

— И моего сына зовут тоже Николаем… — говорю.

— Очень приятно, но только я никого не сохранял… Торгую вот помаленьку.

А сам так ко мне присматривается. Очень мне это понравилось, как он себя держит. Глянул я на уголок, а там между валенок черный образок висит. Говорю старику:

— Вы это! Вот по образку признал!..

— Ну и хорошо, — говорит. — Вы образок спросите — может, он скажет…

И все улыбается. А потом взял меня за руку, к локотку, и потряс.

— Не знаем мы, как и что… Пусть господь знает… И больше ничего.

Однако заинтересовался, чем занимаюсь и много ли деток. И как все прослушал, сказал глубокое слово:

— Без господа не проживешь.

А я ему и говорю:

— Да и без добрых людей трудно.

— Добрые-то люди имеют внутри себя силу от господа!..

Вот как сказал. Вот! Вот это золотое слово, которое многие не понимают и не желают понимать. Засмеются, если так сказать им. И простое это слово, а не понимают. Потому что так поспешно и бойко стало в жизни, что нет и времени-то понять как следует. В этом я очень хорошо убедился в своей жизни.

И вот когда осветилось для меня все. Сила от господа… Ах, как бы легко было жить, если бы все понимали это и хранили в себе.

И вот один незнакомый старичок, который торговал теплым товаром, растрогал меня и вложил в меня сияние правды.

Просидел я тогда с неделю в том городе, как Колюшкато убежал. Пытали меня, не знаю ли чего про сына. А что я знал? И все-то дни и ночи как на огне был. Поймают, нет ли… По церквам ходил и на базаре толкался, не услышу ли чего. Никто и не разговаривал. Торгуют и продают, как везде. Совсем мимо него ходил и не чуял. В канцелярию ходил, спрашивал, не поймали ли…

А писарь мне говорит:

— Почему это вы так интересуетесь, поймали ли? Ведь один конец…

— Потому, — говорю, — и спрашиваю, чтобы знать, что еще не поймали!

Так прямо и сказал. А он мне:

— Даже и неудобно так говорить… Но только что все равно поймают.

Надо ехать. Оставил я хозяину постоялого двора на письмо и марку. Попросил написать мне, если поймают.

— Обязательно пришлю, — говорит. — Очень нам все это надоело.

И приехал я тогда домой в страшной тревоге. Что поделаешь — надо работать. А Черепахина уж нет — отправили в сумасшедший дом за буйство. Все меня искал и все стекла переколотил.

И сколько потом .ночей протомился я, потому что пришло такое, что ничего в жизни у меня не осталось. Наташа… А она совсем как чужая стала ко мне… Да и тот ее не пускал. И как раскидал кто и порастащил все в моей жизни. Единая отрада, что забудусь во сне. А какой сон! И во сне-то одно и одно… Все ждал, всю-то жизнь ждал — вот будет, вот будет… вот устроюсь… И дождался пустого места.

И уже через месяц пришел неизвестный человек и сказал на словах:

— Будьте покойны, ваш сын в безопасности. Только и сказал. Теперь-то знаю я, что он в безопасности, и получаю через некоторых известия от него. Очень далеко живет. И должно быть, так я его и не увижу…