Онлайн чтение книги Черная молния
Глава 2

Противоречивость была заложена в натуре Ильича изначально. Так и не ясно, почему поженились пламенный революционер, богохульник и неугомонный бузотер Хосе и набожная, рассудительная Мария. Единственное, в чем они были похожи, так это упрямство. Такое же непоколебимое, как Анды, в окрестностях которых в Венесуэле и родился мальчик.

В пику накрывшей страну диктатуре не особо удачливый юрист хотел показать всем, какой он отважный революционер, дав сыновьям имена в честь русского вождя революции. Это в чистом виде был не столько умный поступок, сколько вызов обществу.

Его мать была столь же убежденной католичкой, как отец – атеистом. Религиозные чувства Марии оказались более стойкими: она так и не смирилась с нетерпимостью своего мужа к вере. Отец рьяно проповедовал марксизм, мать с той же настойчивостью тайно внушала детям католические принципы. В противоречиях между Библией и «Капиталом» Маркса и формировался характер мальчика.

Эта двойственность послужила началом формирования таких черт характера, как лживость, двуличие, лицемерие. Сначала мальчик очень страдал от постоянных скандалов в семье, но постепенно у него сформировалось убеждение, что отношения мужчины и женщины могут быть только кратковременными, только для удовлетворения желаний или в силу обстоятельств. Понятие «верность» он похоронил еще в раннем детстве.

Перегруженная негативными эмоциями от скандалов близких людей детская психика требовала разрядки. Он нашел ее в насилии. Убегая на улицу, в играх со сверстниками он предпочитал именно жестокие увлечения. Как и многие мальчишки, они играли в индейцев, изготавливая из подручных материалов луки и стрелы. Но Ильича не устраивали слабые удары от прутиков вместо стрел. Он первый смастерил арбалет, приспособив вместо тетивы гитарную струну. Теперь его стрел противники в играх боялись уже по-настоящему.

Его это только раззадорило, и тогда он приспособил к стреле острый металлический наконечник. Теперь играть с ним уже никто не хотел, и маленький Ильич увлекся охотой на пернатых. Как у нас голуби, так в Венесуэле часто встречаются попугаи. Больше всего ему нравилось из засады убивать больших ярких попугаев. По окончании таких кровожадных игр он мчался в ванную и выходил оттуда уже аккуратно причесанным, с чистыми, отмытыми от крови ногтями. Мама не любила, когда дети выглядели неряшливо.

Наблюдая за агонией птицы, мальчик чувствовал эмоциональную разрядку. Мало того, в такие моменты он ощущал себя победителем, властителем жизни и смерти. Именно так, на его незрелый взгляд, и должны завершаться конфликты. Он не хотел чувствовать себя жертвой, ему нравилось быть повелителем.

Еще одна важная черта характера проявилась у него тогда же, в детстве. Умение манипулировать, использовать, даже подставлять других. Чаще всего это были его близкие, приятели или друзья.

Однажды они с приятелями нашли на улице толстый бумажник. Друзья склонялись к тому, чтобы отнести его в близлежащую церковь или в полицию, но Ильич убедил товарищей поделить деньги. Он первым взял себе несколько банкнот и незаметно отошел в сторону, пока подростки бурно обсуждали, что делать с находкой.

Скоро на площади показался мужчина, явно ищущий свою пропажу. Чтобы не навлечь на себя подозрения, Ильич стал показывать и громко кричать, что кошелек у пацанов, а приятелям стал показывать, что надо бежать, что они и сделали с испугу, вместо того чтобы просто вернуть находку. Разъяренный мужчина не побежал за подростками, они разбежались в разные стороны. Он удовлетворился брошенным бумажником. Ильич спокойно подошел и выразил свое сочувствие и желание помочь наказать мальчишек. За что с благодарностью получил еще одну банкноту.

У него рано проснулась сексуальность. Отец в подпитии частенько приводил в дом чужих женщин. Ильич пристрастился подсматривать, чем они занимались. Отец, человек жесткий и решительный, добившись своего, грубо выпроваживал приятельниц. Некоторые даже не успевали полностью одеться.

Мать очень страдала от такого поведения мужа. Она была привлекательной женщиной, Ильич боготворил ее, но это не мешало ему тайком подсматривать за ней. Мария не могла уйти от мужа. Католическая вера и трое детей не позволяли ей разрушить семью. Этим и пользовался ее муж. Время от времени уделяя внимание и Марии, он все-таки не выгонял ее на улицу. Кто-то же должен поддерживать порядок в доме.

Ильич так и не понял, что такое семья и любовь. Произошло замещение этих понятий потребительским отношением к ним.

Хосе Рамирес еще с юности был знаком с Хесусом Фариа, который впоследствии стал сенатором и главой компартии Венесуэлы. Хесус регулярно попадал в застенки за свои левые убеждения, и Рамирес выступал его адвокатом. Собственно, на защите коммунистов он и сделал себе карьеру и неплохое состояние.

МОПР, то есть Международная организация помощи революционерам, являлась аналогом Красного Креста для коммунистов. В его задачи входило оказание денежной и материальной помощи осужденным революционерам. Вот на это Советский Союз денег не жалел. Постоянные репрессии против коммунистов в Венесуэле сделали ловкого адвоката вполне обеспеченным человеком.

Ильич Рамирес Санчес получил прекрасное образование. Отец не жалел средств на обучение сына, который, по его замыслу, должен был в скором времени влиться в международное революционное движение. Успешная карьера позволяла отцу нанять частных преподавателей, которые давали Ильичу уроки в комфортабельных домашних условиях. Он часто повторял сыну, что бога нет и человек должен сражаться, чтобы стать сильным.

В четырнадцать лет Ильич вступил в подпольную организацию «Коммунистическая молодежь Венесуэлы» – молодежное крыло Коммунистической партии Венесуэлы. Как и положено подпольщикам, надо было выбрать себе псевдоним. Если отец взял для него отчество Ленина, то сын решил взять имя другого основоположника коммунизма – Маркса.

Карл в испанском варианте звучит как Карлос. Мальчик не проявлял особого рвения во время дискуссий, его больше всего манили острые акции, причем те, где он был не в первых рядах. Не так, чтобы с голой грудью на полицию, а именно – тайно. Здесь он научился изготавливать «коктейль Молотова». Карлос проявлял активность, когда было нужно ночью поджечь машину реакционного политика, совершить стремительный налет с битьем стекол в банке.

Комсомольцев в Венесуэле насчитывалось немного, они были еще неопытны, и полиция быстро вышла на их след, рассматривая как подростковую банду. Отец, узнав по своим адвокатским каналам о грозящих сыну неприятностях, экстренно вывез его на Кубу.

Четыре часа полета – и Карлос в Гаване. Здесь в окрестностях кубинской столицы, в специальном учебном лагере «Мантанзас», молодые революционеры постигали основы тактики ведения партизанской войны, методику проведения направленных взрывов, приемы рукопашного боя и стрельбу из всех видов ручного оружия, готовя себя к будущим революционным схваткам. Там Ильич пробыл почти три месяца. На родине юный революционер попал в списки радикалов, противников режима.

В это время в Латинской Америке набирали силу «эскадроны смерти». Они боролись с противниками режима радикальными способами. Захваченные активисты либо пропадали в лесах, либо связанными их выбрасывали с вертолета в океан.

За это время отец успел, наконец, развестись с женой. Мать, опасаясь за сына, увезла его в Лондон. Это вызвало возмущение отца, и, в пику своей бывшей жене, он решил отправить Ильича и Владимира на учебу во Францию.

На дворе был 1968 год, в Париже в разгаре массовые студенческие беспорядки. Студенты перегородили баррикадами Латинский квартал, подняли красные флаги и начали забрасывать камнями ненавистных полицейских. Тогда, договорившись со знакомыми функционерами из компартии Венесуэлы, отцу удалось получить направление для сыновей на учебу в Москву.

Первые студенты поступили в Университет дружбы народов, сокращенно УДН, еще в 1960 году. С самого начала он находился под опекой кураторов из КГБ. Конечно, выявлять агентуру ЦРУ среди молодежи стран Африки, Азии и Латинской Америки не имело смысла. Молодой возраст, необразованность и предварительный отбор на местах делал это направление бесполезным. Зато после 1967 года по инициативе вновь назначенного председателя КГБ Андропова было организовано 5-е Управление для борьбы с идеологическими диверсиями. Третий отдел этого управления курировал учебные заведения.

За работу с УДН и МГУ, как учебных заведений с иностранными студентами, отвечали два офицера – майор Николай Николаевич Баринов и капитан Семен Данко. Последний хорошо знал английский и имел довольно влиятельного покровителя.

– Послушай, Семен, – поучал более опытный Баринов новичка, – нельзя объять необъятное, не стоит двоим топтаться на одном месте. Поэтому я возьму на себя самое ответственное, то есть наших советских студентов, а ты займешься иностранцами.

– А что, иностранцы не так важны для нас? – удивился новичок.

– Натурально. Ты же понимаешь, через какое-то время их здесь не будет – и дело уйдет навсегда в архив. А вот с нашими оболтусами хлопот не оберешься. Если наш подопечный вляпается в нехорошую историю и с ним что-нибудь случится, поднимут материалы личного дела и скажут, что это мы проглядели. Кого надо будет наказывать?

– Я понял, Николай Николаевич. С чего мне начать?

– Запомни, всех иностранцев надо делить на четыре категории. Первая – это умные, преданные делу коммунизма ребята. После соответствующей проверки и подготовки у них будут все данные стать нелегальными разведчиками. Естественно, в целях конспирации они больше никогда не попадут на свою родину. Но таких мало. Их дела мы передаем в Первый главк.

– Как я увижу, что этот человек может нам подойти? Я никогда с нелегальной разведкой не сталкивался.

Капитану было за сорок. В органы он попал на возрастном пределе. Ему уже исполнилось тридцать, когда он женился на дочери помощника члена ЦК КПСС. Хотя это большой вопрос, кто на ком женился. Девушка была на несколько лет старше жениха. Сановник с сожалением убедился в отсутствии у зятя здоровых карьерных амбиций и пристроил его в органы, на хорошую зарплату.

– Конечно, прежде всего анкета. Все иностранцы попадают к нам на учебу по рекомендации своих коммунистических или похожих на них партий. Смотришь, есть ли в биографии товарища активные мероприятия. Несмотря на юный возраст, некоторые из них принимали участие в боях, стычках с полицией, вели подпольную деятельность. Это раз. Второе – обучаемость. По отзывам преподавателей на подготовительном отделении оцениваешь, как быстро студент усваивает русский язык, какая у него успеваемость по другим предметам. Собираешь отчеты от агентов, живущих вместе с ним. Иностранцы в общежитии живут по трое в комнате, обязательно с русским студентом. Понял?

– Да.

– Идем дальше. Вторая категория – это агенты «на оседание» в своей стране. Получив у нас хорошую подготовку, они становятся у себя на родине специалистами, учеными, предпринимателями. Часто не обязательно по специальности, а по связям и характеру. Когда они встанут на ноги, не сразу – позднее мы обратимся к ним с просьбой.

– Значит, это должны быть, прежде всего, преданные нам товарищи, – сообразил капитан.

– Правильно. Либо на него должен быть у нас такой материал, что он не сможет отказаться. – Майор шмыгнул носом. За этот мясистый нос с характерными красными прожилками, который приобретал фиолетовый цвет во время пьянки, коллеги дали Баринову прозвище «Кабачок». – Не надо в этом случае надеяться на агентуру, надо создавать ситуации самим. Только учти специфику. У нас спекуляция – это преступление, а у них это может быть уважаемой деятельностью. Нарушение заповедей своей религии, правящей политики руководства его страны – тоже подойдет.

– Как же я узнаю, что у них там под запретом и что является нарушением?

– Общайся, дорогой товарищ. Как можно теснее общайся с контингентом. Может быть, даже чаще, чем с законной супругой. – Майор засмеялся своей шутке: по сообщениям своей агентуры, он знал о повышенном интересе капитана к экзотическому женскому полу.

Данко промолчал, безмолвно шевеля губами.

– Третья категория, – продолжал наставник, – балласт, ни рыба ни мясо. Ленивые, тупые, интересующиеся только тем, что пожрать и где поспать.

– Такие тоже есть?

– Есть всякие. И, наконец, четвертая категория. С кем точно связываться нашей службе не стоит. Авантюристы, троцкисты, экстремисты, криминал и прочие лживые продажные особи. Ну и люди с неустойчивой психикой. Понятно?

– Да. Так с чего мне начинать?

– Повторяю, перво-наперво знакомишься с анкетами. Потом начинаешь общаться с контингентом и нашими стукачами.

– Преподавателями?

– Не только. Докладываешь мне, я подключу своих агентов. Наметим, с кем работать в первую очередь, а кто может подождать, ведь они приехали к нам на четыре года. И сразу, не откладывая, начинай писать отчеты. Ты же знаешь наш основной принцип: чем больше бумаги, тем чище что?

– Это я понял. Товарищ майор, есть такой парень. Я вспомнил. Из Венесуэлы, 18 лет, а уже член подпольной комсомольской ячейки, участвовал в акциях, проходил боевую подготовку на Кубе. Владеет языками, идеологически подкован. Сейчас учится на первом курсе на химика. Наш кадр?

– Не спеши, капитан, время есть. Надо присмотреться, все проверить. Из какой семьи, как к нам попал. У меня есть хорошие агентуристы среди палестинцев, попрошу их его прощупать. У них есть боевой опыт, так что они быстро поймут, что он на самом деле из себя представляет. Как его зовут? – Кабачок достал потрепанную записную книжку.

– Ильич Рамирес Санчес. Имеет псевдоним Карлос.

– Пора в отношении него заводить дело «оперативной подборки». Как положено на иностранцев, представляющих интерес, где собираются первичные материалы по изучению фигурантов.

Первое время молодой человек был очарован Советским Союзом. Громадная страна, множество людей и народностей, необычный климат, театры, выставки, родина социализма. Но потом стали проявляться противоречия. В обычных магазинах очень плохо с продуктами, но за валюту, которую ему щедро присылал отец, он мог купить себе практически все что угодно. Он получал стипендию девяносто рублей, а его сосед по комнате, родом из Ростова, только тридцать. Ответ Ильич хотел найти на занятиях по марксизму, но вместо дискуссий их заставляли нещадно конспектировать работы классиков.

Он довольно быстро разочаровался в реальном социализме, остыл к учебе и ударился в бесконтрольную веселую столичную жизнь. Он не испытывал проблем с деньгами и мог позволить себе многое. Кутежи и вечеринки пошли нескончаемой чередой.

Но главное – женщины. Он делил их на две группы. Первая – такие как мать: строгие, недоступные, целомудренные. К матери нельзя испытывать влечение как к женщине, это запрещено, но его так влекло подсматривать за ее интимной жизнью. К таким относились преподаватели и товарищи по борьбе. Как можно допустить о них грешные мысли? Ведь тем самым можно опошлить великое дело революции, принизить науку.

Другое дело – женщины, которых приводил к себе отец. В Москве вокруг общежития иностранцев роились девушки, согласные на все за небольшие деньги, а иногда даже за импортную еду и вещи. Ильич их презирал и использовал. Когда по общежитию дежурили не свои ребята, а комсомольский актив, практиковались ночные рейды по комнатам с целью проверки соблюдения правил социалистического общежития. За грубые нарушения морального кодекса строителя коммунизма могли быть большие неприятности. Однажды среди ночи сильно пьяную девушку все-таки нашли в шкафу его комнаты. Практически без одежды. На вопрос «Что вы тут делаете?» она твердила заплетающимся языком: «Укрепляю интернациональную солидарность». Ее этому явно кто-то научил. В тот раз его простили.

Данко, скрепя сердце, вынужден был исключить Карлоса из первого списка перспективных кандидатов в советскую разведку. Теперь он скатился сразу в четвертую – тех, с кем лучше не связываться. Глава Коммунистической партии Венесуэлы, находившийся в это время в Москве в вынужденной эмиграции из-за преследований на родине, даже грозился вышвырнуть его из партии. Но как его выгонишь, если он в ней не состоит?

Ильич дрался с африканцами, скандалил с азиатами и своими соотечественниками, но неожиданно сошелся с палестинцами. Они были самой многочисленной диаспорой в университете. Их было два крыла. Сторонники ФАТХ, возглавляемого Ясиром Арафатом, и бойцы Народного фронта освобождения Палестины (НФОП) под руководством доктора Жоржа Хабаша. Карлосу импонировало, что молодой и дерзкий Народный фронт сразу заявил о бескомпромиссной борьбе с сионистами с оружием в руках и отвергал всякое мирное урегулирование на Ближнем Востоке с Израилем. Боевое крыло Народного фронта возглавил Вади Хаддад.

Майор Баринов был мрачен, вчера опять перебрал с алкоголем. На приветствие подчиненного ответил едва заметным кивком:

– Доложите, капитан, что у вас по фигуранту Карлосу.

– Целый букет прегрешений, Николай Николаевич. Начиная от пьяных загулов с непотребными женщинами до антисоветчины.

– Уточните. – Кабачок в задумчивости почесал нос, возможно, это помогало ему сосредоточиться.

– Дерзок с преподавателями общественных дисциплин. На семинарах создает провокационные ситуации. Пользуется тем, что у него отличная память и цитирует Ленина.

– Что же здесь провокационного?

– Владимир Ильич много чего написал за свою жизнь, иногда довольно противоречивого. Карлос специально выдергивает отдельные цитаты. Горячий сторонник Троцкого. Подбивает других студентов на политические выступления. В общем, явный провокатор. Гнать его пора.

– Нельзя. От Первого главка по нему пришел запрос. Разведка интересуется нашим фигурантом, и особенно его связями с палестинцами. Очевидно, у них среди арабов есть свой агент, который указал на Карлоса как на перспективный кадр. Поэтому подбирай материал, будешь осуществлять в отношении него вербовочный подход.

– На чем, товарищ майор? – возмутился Данко. – Идеологически он нам не товарищ. Деньги? Так у него папа – миллионер.

– Думай, Семен, думай. Он нужен разведке. Срок тебе – месяц.

Теснее всего Ильич сошелся с Рифатом. Палестинец был старше года на четыре и выделялся среди наивной и только вступающей во взрослую жизнь молодежи серьезностью суждений. Он сразу приметил парня, любящего пройтись по краю. Арабу нравилась независимость венесуэльца. Как опытный вербовщик, он понимал, что, когда молодой человек высказывает свои мысли, значит, он в поиске. Тогда можно скорректировать, подправить в нужном направлении его ориентированность. Другое дело – русские комсомольцы, им с детства вложили истины, за которыми стоит многолетний опыт борьбы их предков, многочисленные жертвы их народа. Таких трудно повернуть на свой путь.

Наметанным взглядом Рифат сразу отметил, что парень очень самолюбив и всегда хочет показать свое превосходство. Это выражалось во всем, начиная с внешнего вида. Не каждый в университетской среде мог позволить себе костюмы от лондонского портного, дорогую кожаную обувь из Греции, рубашки из голландского полотна. Многих это отталкивало от контактов с таким стилягой. Араб же знал безотказный прием для подобных людей.

В общежитии всегда найдется место для уединенного разговора.

– Мои ребята с восторгом рассказывали о тебе, Ильич. Ты для них авторитет. – Уважительный тон старшего товарища позволял почувствовать свою значимость. – Мы тоже участвуем в революционной борьбе на родине, и я очень хочу, чтобы ты поделился своим опытом, как товарищ. Расскажи, с чего ты начинал.

Венесуэлец с удовольствием рассказывал о формировании молодежного крыла компартии. Из его рассказа выходило, что это именно он проводил основную организационную работу. Рифат умело изображал восхищение, задавал уточняющие вопросы. Когда сближение было достигнуто, нужно было показать общность взглядов, солидарность в позициях.

– Мы с тобой оба изгнанники. На нашей родине хозяйничает враг. У нас он скрывается под личиной сионизма, у вас это продажные правители, марионетки северного соседа. Мы с тобой – избранные. Наше истинное призвание – это борьба с американским империализмом и международным сионизмом. Мы должны добиться свободы и независимости наших народов. Но есть разница. Вам помогает Куба и Советский Союз. Это легендарные страны, но не очень щедрые. Они выделяют средства на борьбу, но забывают об исполнителях. Нищета и бедность, конечно, закаляют волю и дух, однако за лишения и опасную деятельность хотелось бы иметь и хорошее вознаграждение. Ты согласен со мной, брат?

– Полностью согласен, – с большой охотой поддержал собеседника студент.

– Так вот, наша борьба довольно щедро подпитывается деньгами, собранными у богатых нефтяных арабских шейхов. Ты можешь вернуться в Венесуэлу и присоединиться к партизанской войне у себя на родине, но будут ли у тебя средства достойно содержать себя и семью?

– Но Фидель Кастро смог получить в результате целую страну, – робко возразил молодой революционер.

– А ты – Фидель? – прозвучал прямой вопрос, который остался без ответа. – Он такой один. А остальные? Ты же был на Кубе. Как там живет простой народ? Как живут те, кто отдавал здоровье и молодость за победу революции?

– Бедно живут. В блокаде, – согласился Ильич.

– У нас так не принято. Наши лидеры, что Арафат, что Хабаш, имеют роскошные дома в Иордании, Ливии. Мы считаем, что так правильно.

– Но это ваша война. Какое я имею к ней отношение? Я венесуэлец, а не палестинец.

– Ты не прав, товарищ. Неужели ты думаешь, что израильтяне и ваша хунта, отнявшие у нас родину, решились бы на все эти преступления, если бы им не помогали Соединенные Штаты? Я считаю, что, сражаясь здесь с Америкой, ты ослабляешь янки и тем самым способствуешь будущей победе и в Венесуэле.

– Не думаю, что все так просто.

– Конечно. Я не умею говорить, как наши лидеры. Было бы хорошо тебе встретиться с нашим старшим товарищем Вади Хаддадом. Это наш учитель и наставник. Он – правая рука доктора Хабаша, основателя Народного фронта освобождения Палестины. Я уверен, что если ты присоединишься к нам, то станешь великим федаином. Я приглашаю тебя посетить наш военный тренировочный лагерь для иностранцев.

– Я подумаю, Рифат. Признаюсь тебе – все, от чего я получаю удовольствие, может быть выражено тремя словами: жизнь, долг, революция. Я рассчитываю применить приобретенные знания в боевых отрядах Дугласа Браво в Венесуэле. Он отошел от старых болтунов в нашей компартии и встал на путь вооруженной борьбы, как учат нас Мао Цзэдун, Че Гевара и Троцкий. Я твердо решил стать профессиональным революционером.

– Это замечательный выбор, товарищ. Не откажи мне, я хочу угостить тебя нашим чаем. Для араба чай – это не просто напиток…

Рифат был профессиональным вербовщиком. Перед ним стояла четкая задача: привлечь на сторону НФОП как можно больше иностранцев. Советские товарищи широким гребнем прошлись по странам Азии, Африки и Латинской Америки, отобрав лучшие кадры для революционной деятельности. Было бы неразумно не использовать такой резерв в своих целях. Основная цель привлечения иностранцев заключалась в создании международной террористической сети. Доктор Хабаш считал, что это самый верный путь вывести региональную, национальную проблему на международный уровень. Это создаст и поддержку других стран, и расширит число финансовых доноров.

На встречу с представителем КГБ Ильич пришел только после второго приглашения. За такую вольность студента следовало, конечно, примерно наказать. Капитан Семен Данко сделал пометку в блокноте для отчета об оперативной разработке Карлоса: «Самостоятелен в принятии решений. Не поддается влиянию авторитета». Для обычного информатора спецслужбы это было существенным недостатком, а для агента, ориентированного на серьезную оперативную работу, требующую принятия самостоятельного решения, – наоборот, плюс.

И в учебном корпусе, и в общежитии у КГБ есть комнаты для встречи с агентурой. Попасть сюда можно, не привлекая внимания посторонних. Сейчас в одной из таких комнат, откинувшись на стуле, отстранившись от стола и заложив ногу на ногу, сидел холеный студент. Он демонстративно покачивал начищенным ботинком из тонко выделанной кожи. Хорошо отглаженный костюм, рубашка апаш с широким модным воротом, без галстука. Ухоженные руки, сцепленные в замок, лежат на колене. Взгляд достаточно нахальный, как считал сам молодой человек. В общем, в его позе читались надменность и отстраненность. Он явно демонстрировал независимость и неготовность к сотрудничеству. Ильич понимал, что это приглашение означало начало его вербовки советскими органами и готовился дать отпор.

Капитан, наоборот, придвинулся к столу, опершись на него локтями. Как и предполагалось по ситуации, он задавал вопросы.

– Рамирес Санчес, у вас есть какие-нибудь претензии к администрации университета, жалобы, просьбы?

– Нет. – Жаловаться и просить было ниже достоинства молодого иностранца.

– Хорошо. Чем планируете заняться после университета?

– Вернусь на родину, буду работать по специальности химиком. – Карлос ехидно улыбнулся. – Советский диплом высоко котируется в отсталых странах.

Он рассчитывал уколоть собеседника, но в ответ сам получил удар:

– Это навряд ли. На родину вам путь закрыт.

– Почему? – не сдержал удивления молодой человек.

– Для властей вы – сын опасного бунтовщика. Для товарищей по партии – сын предателя.

– Мой отец не предатель! – Вся его невозмутимая поза тут же рассыпалась. Ильич резко подался к столу, но быстро взял себя в руки. – Это провокация.

«Умеет быстро справиться со стрессом. Хорошо держит удар. Молодец».

– Ну почему же, – голос оперативника был ровный и спокойный. Никаких эмоций, никаких оценок. – Недавно мы получили документальные подтверждения, что ваш отец – многолетний тайный информатор службы безопасности Венесуэлы. Собираемся их донести до руководства вашей партии. Мы же должны заботиться о защите наших товарищей.

– Я вам не верю! Докажите. – Ильич весь подался навстречу, глаза загорелись яростью. Сказывалась национальная экспрессивность, но голос был твердый, на крик не срывался.

«Парень умеет себя контролировать, сохранять спокойствие. Это хорошо, но мало. Надо не только уметь сдерживать себя, но и вести игру. Посмотрим».

– Не слишком ли много ты хочешь? – капитан повысил голос, в нем зазвучали угрожающие нотки. – Ты сын предателя, и я не обязан тебе что-то доказывать.

Оперативник демонстративно зашуршал бумагами на столе, но показывать их не спешил.

– Теперь у нас есть данные, что именно по его доносу в октябре 1965 года в Каракасе агентами политической полиции был арестован и убит один из руководителей компартии товарищ Альберто Ловера. Его зверски пытали, но он никого не выдал. Зато это сделал твой отец.

– Я не верю. – Парень уперся. А что ему оставалось делать?

– Тогда объясни, почему вокруг него всех арестовали, а его не тронули?

– Его тоже забирала полиция.

– Но к вечеру выпустили. Ты же понимаешь, что это прикрытие. Ни один волос не упал с его головы, когда других избивали и мучили.

Карлос молча сжимал кулаки.

– Именно тогда у твоего отца появились деньги, на которые он дал тебе хорошее образование. На деньги за предательство твоя семья жила в достатке, – оперативник добивал юношу. – Знаешь, что с ним будет, когда мы передадим эти материалы товарищам из компартии? Не молчи! Знаешь?

– Знаю, – с трудом выдавил Карлос. – Это приговор.

– Справедливый? – продолжил сгибать юношу капитан. Согласится – значит, сломается. Сломленные для работы в разведке не нужны.

Рамирес Санчес выпрямился на стуле и четко произнес:

– Он мой отец, и я никогда не откажусь от него. Пусть даже его убьют.

«Выдержал, не отступился».

– Ты можешь его спасти.

– Как?

– Мы не будем передавать компрометирующие материалы на него, просто посоветуем не иметь с ним дело, а с твоим отцом поговорим и предложим заняться чем-нибудь другим. Например, стать маклером на рынке недвижимости. Он юрист, имеет широкие связи среди состоятельных людей. Конечно, предупредим о необходимости прекратить связи с полицией и уйти из политики. По-моему, хороший вариант. Что скажешь?

– А что взамен? – Было очевидно, что Карлос полностью взял себя в руки.

– Тебе же предложили пройти обучение в лагере на Ближнем Востоке. Познакомишься с товарищем Вади Хаддадом, вступишь в его партию. Нам не нужен боевик Карлос. Нам нужен приближенный к лидерам Народного фронта соратник. Ты должен будешь показать себя и пробиться в руководство европейского направления палестинцев. Они сейчас только об этом и думают, ищут выходы в Старый Свет, и ты им поможешь.

– Вам это зачем?

– Во-первых, мы хотим знать. Во-вторых, контролировать и использовать во взаимных интересах. Хаддад отвечает в партии за острые акции. Они уже осуществили несколько громких операций. По нашим данным, доктор Хабаш лелеет мечту создать международную террористическую сеть. Видел фильмы про Джеймса Бонда против коварных, всесильных международных террористов?

– Конечно.

– Пока это только мечты, но Вади Хаддад может осуществить их. По всей Европе раскиданы несколько тысяч палестинцев плюс молодежные экстремисты из Германии, Франции, Греции и других стран. Если их удастся собрать под одним крылом, это будет существенная революционная сила. Мы должны знать ее цели и действия. Именно это и будет твоя задача, Шакал. Впечатляет?

Вербовщик рассчитывал именно так поставить вопрос, и не ошибся.

– Почему именно Шакал? – переспросил Карлос.

Он не задал вопрос о задании, о согласии работать на советскую разведку, он спросил, почему ему дают такой псевдоним. Это означало, что эти вопросы для него решены.

– Ну не волк же ты. Волк – хищник серьезный, но они водятся стаями, а шакал – тот же хищник, конечно, поменьше, полегче, но он одиночка. Он сам по себе. У него нет стаи, и никто ему не указ. От стаи волков большой урон, поэтому на них постоянно устраивают охоту, облавы, западни. А ты слышал, чтобы на шакалов устраивались облавы?

– Нет. Никогда не слышал.

– Вот видишь. Кстати, ты читал книгу Фредерика Форсайта о неуловимом киллере по кличке Шакал?

– Конечно, и не раз. – Юноша воодушевился. Это был его любимый автор. Подобные книги он читал не как художественное произведение, а как наставление к действиям.

– Мне почему-то кажется, что это твой типаж. – Лесть была неприкрытая, грубая, но только в этом варианте она и срабатывает. Молодой человек даже слегка покраснел от гордости.

– Так что, Шакал, Ближний Восток покорно ждет тебя. И запомни, ни шагу на родину. Твой отец жив, пока ты работаешь вместе с нами.

– Вместе или на вас? – Карлос уяснил ситуацию и теперь хотел получить свои выгоды. И первая – это самостоятельность.

– Мы не собираемся использовать тебя, так как такой вариант в конце концов приведет тебя к провалу. Мы хотим через тебя корректировать свою игру, нужную политике Советского Союза. В случае если ты достигнешь значимого положения, то сможешь рассчитывать на убежище в странах социалистического лагеря, помощь с документами, оружием.

– Деньги. Мне нужны будут деньги, и много. – У парня загорелись глаза. – Я готов ради вас рисковать жизнью и совершать революционные подвиги. Но в перерывах между ними, зная, что завтра я могу умереть, сегодня хочу хорошо жить.

Данко вздохнул и покачал головой:

– Видимо, мы поторопились с тобой. – Он сделал паузу, необходимую, чтобы у будущего агента исчез бриллиантовый туман в голове. – Пойми, весь мир терроризма держится на деньгах и ради них. Ваш конкурент из ФАТХ, товарищ Арафат, за угон самолета с израильтянами и американцами на борту получил от саудовцев около пяти миллионов долларов. Конечно, на продолжение борьбы, но и про себя не забыл. Сами налетчики получили выкуп в сто тысяч долларов. Правда, эти деньги пропали, но Лейла Халед – кстати, наша бывшая студентка – получила не только всемирную известность как первая женщина-угонщица самолета, но и смогла купить хорошую квартиру для своей семьи. Ее напарник, капитан палестинской разведки, приобрел после акции дом на берегу моря. А третий угонщик, оставшийся, к счастью, неизвестным израильской контрразведке европеец, нашел деньги на открытие приличного бизнеса. Я понятно ответил на твой вопрос?

– Вполне.

– Тогда поведай мне, товарищ Шакал, что ты услышал. – Данко хорошо усвоил, что, когда человек не только слушает, но и сам проговаривает услышанное, он лучше усваивает смысл, который становится уже его мыслями.

– Деньги не пахнут и имеют свойство без следа исчезать в тайных операциях. – Венесуэлец понятливо ухмыльнулся.

– Верно. С одним маленьким добавлением. Если ты можешь это подкрепить оружием и кровью. Ты боишься крови, Шакал? – резко задал острый вопрос вербовщик.

– Нет, – последовал четкий и лаконичный ответ.

Капитану КГБ на миг даже показалось, что его собеседник почувствовал запах крови.

– Тогда для конспирации мы тебя с треском выгоним из университета, чтобы ты начал свой путь. Есть два варианта, выбирай. Либо за попытку изнасилования (в районном отделении милиции уже лежит заявление от одной несчастной гражданки), либо второй – по просьбе товарищей из компартии Венесуэлы, которые послали тебя на учебу, – за отклонения от политики партии.

– Для того чтобы выдворить меня, этого, конечно, достаточно, – задумчиво произнес завербованный, – но для большей убедительности и для того, чтобы меня приняли палестинцы, маловато.

Капитан про себя порадовался здравым рассуждениям новичка.

– Твои предложения?

– Меня товарищи приглашают принять участие в несанкционированном пикетировании у посольства Ливии. Я смогу спровоцировать и организовать там небольшой митинг в поддержку арабского мира.

– Отлично. Там тебя и повяжет милиция, – сразу понял мысль собеседника оперативник КГБ. – Хороший повод для отчисления и повышения твоего авторитета в глазах НФОП.

С этого момента разговор шел как и положено у куратора и агента. Факт вербовки состоялся. Капитан заметил, что собеседник стал уставать. Слишком большая нагрузка для первой встречи. Надо дать парню передышку. Впереди теперь у них будут и другие встречи. Карлосу надо дать время по-новому осмыслить свое положение.

Данко взял пачку сигарет венесуэльца.

– «Кэмел». Хорошие сигареты.

– Я предпочитаю сигары, – с пафосом заявил собеседник.

– Сигары продаются не везде, и они более запоминающиеся. – Куратор взял ручку и пририсовал верблюду мужское достоинство. Карлос захихикал, но Данко был невозмутим. – Запомни, Шакал. Мы дадим тебе время закрепиться, показать себя, но потом к тебе придет человек вот с таким похабным рисунком на пачке сигарет. Это будет человек от меня, а это первая часть пароля на опознание. Вторая часть – когда он в разговоре, в любом контексте, произнесет имя твоего отца – Хосе Рамирес Навас. Ни первая часть, ни вторая не выбивается за рамки обычного разговора, они не могут вызвать подозрений, но вместе они в обычном общении никак не сочетаются. На этом и построен пароль на распознание. Тогда тебе надо будет ненавязчиво забрать пачку сигарет, внутри для тебя будет инструкция.

– Все просто и без затей, – согласился вновь завербованный агент советской внешней разведки – Шакал.

Когда заместитель начальника Пятого управления КГБ СССР закончил читать отчет капитана Данко, он поинтересовался:

– Идея воспользоваться компроматом на отца, а не самого вербуемого мне понравилась. Почему вы выбрали ее?

– Из показаний окружения Шакала стало ясно, что отец для него самый важный человек. Между ними очень тесная семейная связь.

– Это сработало. Но если бы он не поверил и ваш блеф о предательстве отца раскрылся, каков был ваш запасной вариант?

– Мне пришлось буквально по крупицам собирать данные о ситуации в компартии Венесуэлы. Арест и смерть ее руководителя вызвали много вопросов, а у местных товарищей отсутствуют серьезные источники в службе безопасности. Так что проверить и разоблачить мою легенду никто не сможет.

– Ну что же, капитан, отличная работа. Первый главк забирает этого агента, это дело разведки.

– Товарищ полковник, надо бы и с отцом Шакала соответствующую работу провести – для подкрепления легенды.

– За это не переживайте, капитан. В Первом главке люди опытные работают. Со своей стороны, я, конечно, в сопроводиловке вашу рекомендацию укажу. Папашу мы с коммунистами разведем, пусть действительно недвижимостью занимается. Вам объявляется благодарность. Напоминать вам о том, что никогда и ни при каких обстоятельствах вы не имеете права рассказывать о данной операции, считаю излишним.

Полковник резко поднял глаза. От его взгляда Данко почему-то стало немного не по себе.

– Так точно, товарищ полковник. Я помню про подписку о неразглашении.

Утомленный ночным перелетом Москва – Бейрут с промежуточной посадкой в ночных Красных Водах Ильич вышел из самолета, и у него захватило дух. Теплый ласковый воздух Востока, яркое ослепительное солнце и невообразимая пестрота запахов и красок! К своим двадцати годам юноша успел побывать в разных столицах – в Париже, Лондоне, Москве, Каракасе, Гаване, – но такое восхищение, вызвавшее необычный прилив сил и возбуждение, он испытал впервые. Это было предвестником нового этапа в его жизни.

Рифат дал ему адрес в Бейруте, по которому располагался офис, служивший почти официальным представительством Народного фронта освобождения Палестины. По сути, это был перевалочный и вербовочный пункт организации. Именно сюда стремились молодые люди из Европы, Азии, Африки, чтобы присоединиться к борьбе палестинцев за возвращение им родины. Руководил им Бассам Абу Шариф, доверенное лицо доктора Жоржа Хабаша.

Это был век, когда наиболее четко сформулированные Карлом Марксом идеи социализма стали осуществляться в жизнь благодаря Ленину, Сталину, Мао Цзэдуну и другим вождям революции. Призрак коммунизма действительно бродил по Европе и будоражил умы молодых людей, поднимал их на борьбу с капитализмом, не обязательно в своей стране. Очень часто они исполняли свой революционный интернациональный долг на чужой земле. В двадцатых годах в России, в сороковых в Испании, теперь в шестидесятых на земле, которая должна называться Палестиной.

В дверь офиса Абу Шарифа стучались идеалистически настроенные молодые иностранцы, часто без денег, без навыков вооруженной борьбы, зато с большой верой в социалистические идеалы, в справедливость предстоящей борьбы.

Свою речь Ильич продумал заранее.

– Я родился в Венесуэле, там вступил в ряды комсомола. Я учился в Москве, в университете Патриса Лумумбы и в военном лагере на Кубе. Я сочувствую вашей борьбе и хочу присоединиться к Народному фронту освобождения Палестины, потому что я интернационалист и революционер.

Абу Шариф не удивился таким словам. Практически каждый, кто приезжал сюда, говорил то же самое, только на разных языках. Немного удивил внешний вид новобранца. Темный, отлично сшитый костюм, белоснежная рубашка, шелковый галстук и кожаные туфли ручной работы, идеально уложенные волосы. Араб привык, что к нему прибывают вечно всклокоченные, плохо выбритые, небрежно одетые молодые люди. Он не смог сдержать снисходительной улыбки.

– Это не так-то просто – стать нашим бойцом. Не каждый выдерживает суровых условий.

– Я выдержу. Я больше не хочу быть студентом. Я хочу сражаться за идею. – Глаза незнакомца восторженно сверкали.

– У тебя хорошие рекомендации, Карлос. Я подумаю. Приходи завтра, а пока отдохни в гостинице. Это недалеко. У тебя была длинная дорога.

Уже на следующий день он попал в лагерь Народного фронта, расположенный в 50 километрах от Аммана. Кроме Карлоса там находилось около 90 иностранцев. Это был интернациональный муравейник. Парни и девушки из Германии, Франции, Греции, Голландии, Испании, даже из Японии. Большую часть времени они посвящали политическому образованию и дискуссиям. Все это было хорошо знакомо бывшему студенту Университета дружбы народов. Он довольно быстро выбился в лидеры. Очень помогло ему знание языков, он постоянно был связующим звеном между курсантами из разных стран.

По просьбе руководства лагеря он перевел на английский, испанский и французский устав НФОП. Ильич органично вписался в армейский порядок лагеря, демонстрируя дисциплинированность и революционный энтузиазм. Поэтому его раздражали европейские леваки, которые привыкли к анархии под видом свободы. К тому же они не отличались хорошей физической формой, зачастую вели себя как капризные дети. Получивший навыки в обращении с оружием и взрывчаткой на Кубе, Карлос выглядел среди них как профессор.

В один из дней лагерь посетил Вади Хаддад. Создание международной террористической сети требовало достаточного количества людей, и прежде всего лидеров. Именно для этого и создавался интернациональный лагерь молодежи. Венесуэльца ему рекомендовали как одного из самых перспективных кадров.

Хаддад расспросил молодого человека о семье, об учебе в Москве и на Кубе.

– Мы с Хабашем и Арафатом встречались с Че Геварой в Алжире, – с теплотой стал вспоминать старший товарищ. – Мы тогда были все вместе. Че изложил нам теорию герильи – войны партизан против огромной армии. Герилья, объяснял он нам, «это война слабых против сильных, безнадежно малого числа повстанцев против значительно превосходящих сил противника. Сила повстанцев в том, что у них решительно ничего нет – нет даже надежды на успех борьбы. Лишь тот, кто готов умереть в борьбе, может считать оправданным лишение жизни других. А противнику есть что терять: имущество, блага, привилегии, безопасность, собственную жизнь, которой он дорожит, а также жизни тех, к кому он привязан или за которых в ответе».

– Это очень важные слова, – сразу загорелся Карлос. – Но это стратегия, а какова цель нашей борьбы здесь?

– Уничтожение Израиля и создание революционной Палестины будет лишь первым шагом в битве, объявленной нашими учителями Че Геварой и Мао Цзэдуном. После этого, – наставлял Хаддад молодого соратника, – мы снесем феодальные арабские троны, а затем распространим нашу революцию по всему миру. Ты готов принять наши цели и идти с нами дальше?

– Да, учитель. Разрешите мне вас так называть.

Они встречались и беседовали еще не один раз. Наконец, в один из дней палестинец определился.

– Мне нужен человек, который сможет пробраться в самое логово врага, в Израиль, разведать, что творится на границе с Иорданией.

– Я должен буду тайно перейти границу?

– Нет. Как лазутчик и диверсант ты еще не готов. У меня есть люди, которые могут незаметно пробираться через пустыню, сутками лежать, зарывшись в песок, выжидая удобного момента. У тебя другое преимущество – иностранный паспорт, европейский внешний вид, знание языков. Ты сможешь попасть к сионистам легально, скорее всего, через Францию. Ты же там бывал, и у тебя есть виза.

– Совсем недавно, учитель. Под какой легендой я смогу побывать в приграничных районах? Там наверняка усиленные проверки иностранцев.

– Как бы ты действовал, Ильич? – Хаддаду было важно понять, как мыслит выбранный им кандидат в разведчики.

– Самое убедительное, наверное, если я буду кого-то искать. Например, родственника или товарища. Хотя лучше всего, если я буду искать девушку. Так убедительнее и не требует документального подтверждения родства. Встретил в Париже девушку, влюбился, она уехала в Израиль, точный адрес не оставила. Молодой влюбленный юноша ищет возлюбленную. Наши товарищи во Франции смогут подобрать правдоподобную кандидатуру?

– Это им по силам. Мне нравится твой вариант. Время не терпит, сионисты что-то замышляют. День тебе на сборы и отправляйся на берега Сены.