Онлайн чтение книги Галерея на тихом холме 부암동 랑데부 미술관
4 Утраченная молодость

С каждым днем Чхунхо все острее ощущал, что жизнь теряет краски. После смерти жены чувство одиночества стало невыносимым. Старые друзья, с которыми он мог перекинуться парой фраз, один за другим переезжали. Чхунхо ловил себя на мысли, что похож на полевой цветок, уцелевший после бури, – ему все реже удавалось поговорить с кем-то по душам. Оставалось лишь ворчать да бормотать себе под нос, до чего все изменилось. Как же ему нравились старые-добрые времена, когда люди жили дружно!

Район, в котором обитал Чхунхо, внезапно стал популярным у молодых людей, так что старик уже и не надеялся найти собеседников – хоть бы спокойно прожить остаток жизни, не испытывая лишних неудобств. Однако даже этому скромному желанию не суждено было сбыться.

Три месяца назад в квартиру этажом выше въехала молодая пара. Раньше там жили пожилые супруги примерно одного с Чхунхо возраста – их присутствие было почти незаметным. Перемены, начавшиеся после смены жильцов, ошеломили Чхунхо. Он-то рассчитывал провести оставшиеся годы в тишине… Но сверху доносился такой ужасный шум, что в первый же день после заселения молодых людей Чхунхо был вынужден позвонить им по домофону.

– Дети бегают, да? – начал он без лишних предисловий.

– Здравствуйте. У нас один ребенок, но сейчас его нет дома, – ответил молодой женский голос. – Я разбирала вещи и наводила порядок. Наверное, увлеклась и поставила весь дом на уши. Извините…

– Да-да, просто было очень шумно. Ничего страшного.

Не дав женщине договорить, Чхунхо повесил трубку. В очередной раз он с досадой подумал, что современная молодежь слишком много болтает. А еще его удивило, что звуки, которые он принял за детский топот, на самом деле издавала женщина. Мысль о беспокойных соседях, которых придется терпеть, была невыносима.

Шум, доносившийся из квартиры сверху, был разнообразным. Чхунхо мог легко отследить передвижения жильцов по звукам их шагов; по мелодии будильника узнавал, когда они просыпаются и уходят на работу, а по топоту ребенка сделал вывод, что тот очень энергичен. Особенно шумно стало во время чемпионата мира по футболу. Когда играла сборная Южной Кореи – неважно, было это ранним утром или ночью по местному времени, – потолок сотрясался от топота и криков. Чхунхо это так раздражало, что в глубине души он надеялся на скорый вылет корейской сборной из турнира. Именно тогда его недовольство соседями переросло почти в ненависть.

Раз в неделю или чаще Чхунхо звонил соседям по домофону и жаловался на шум. Он понимал, что, наверное, перебарщивает. Но в то же время думал: если не решить проблему сейчас, потом будет только хуже. Единственное, чего он хотел, – тишины. Сам Чхунхо жил просто: у него не было телевизора; ложился спать он в девять вечера, когда темнело; старался не включать свет, довольствуясь одной неяркой лампочкой в гостиной; и открывал нараспашку окна, чтобы чувствовать себя ближе к природе Пуамдона. Чхунхо любил покой и уединенность.

Однажды соседи сверху вместе с ребенком решили заглянуть к Чхунхо в гости, но тот, увидев их через камеру домофона, не открыл дверь. Он давно свыкся с мыслью, что проведет остаток жизни в одиночестве – так ему было комфортно. Когда соседи ушли, Чхунхо обнаружил у своей двери корзину с фруктами и маленькую записку:

«Здравствуйте. Это Ваши соседи из квартиры 301.

Приносим извинения за доставленные неудобства. Мы понимаем, что ребенок шумит, когда бегает или играет, поэтому учим его вести себя тише. Впредь обещаем внимательнее за ним следить. А еще будем носить домашние тапочки и постелем толстые ковры, чтобы минимизировать шум. Мы постараемся в будущем вести себя как можно тише, чтобы не доставлять Вам неудобств».

Тем же вечером Чхунхо вернул корзину с фруктами – повесил ее на ручку входной двери квартиры сверху. Если соседи надеялись сгладить ситуацию подобным пустяком, то не на того напали! Он не собирался идти на компромисс.

К тому же они не стали шуметь меньше. Может быть, жители верхней квартиры и постелили ковры, но из-за этого их ребенок прыгал еще активнее. В конце концов Чхунхо не выдержал и в ответ на любой шум стал яростно стучать по потолку палкой, конец которой обмотал джутовым мешком. Это помогало выплеснуть злость, но одновременно Чхунхо ощущал какую-то внутреннюю опустошенность. А от физического перенапряжения он задыхался. Решив, что слишком зациклился на проблеме шума и довел себя до нервного истощения, Чхунхо стал каждое утро прогуливаться по тропе, ведущей к горе Пугаксан.

Гуляя, Чхунхо размышлял о вещах, которые тревожили и пугали его. О том, как на место привычного приходит нечто новое и непонятное. Он боялся, что однажды сам станет старым и бесполезным. Поведение соседей сверху – супружеской пары и их ребенка – все больше укрепляло его в мысли, что сегодняшняя молодежь думает только о себе, не проявляя ни капли уважения к окружающим. Эти выскочки говорят все, что придет им в голову, и ведут себя так, будто кроме них никого не существует!

В тот день Чхунхо, как обычно, шел по тропе, ведущей к горе Пугаксан, когда на развилке увидел увлеченно фотографирующуюся молодую пару. В какой-то момент он пересекся взглядом с парнем, но, почувствовав, что тот собирается с ним заговорить, тут же прибавил шагу. «Наверное, хотел попросить их сфотографировать. Хорошо, что я не стал останавливаться», – думал Чхунхо. Уже пройдя вперед, он оглянулся и еще раз посмотрел на молодых людей в неброских, но симпатичных спортивных костюмах. Кто-то однажды ему сказал, что такой стиль называется «горпкор[1]Горпкор (англ. gorpcore) – стиль в одежде, который характеризуется ношением туристической экипировки в пределах города. Основной принцип стиля – приоритет практичности и удобства над красотой. Название происходит от английского акронима GORP (good old raisins and peanuts – старый добрый изюм с орехами), которым обозначают сухой паек. – Прим. ред.». Чхунхо перевел взгляд на свои ботинки, которые от времени стали напоминать кору старой сосны. Одежда на Чхунхо была темная, грубая и тоже сильно поношенная. На фоне парочки он выглядел жалко, и это расстроило его. Казалось возмутительным, что эта разодетая молодежь приходит в горы исключительно на свидания или чтобы сделать селфи. Чхунхо ухватился за собственное клокотавшее внутри недовольство как за спасительную соломинку и продолжил путь наверх.

Когда боль в коленях после долгого подъема заставила его остановиться и передохнуть, рядом с ним снова оказалась та самая пара.

– Простите, вы не знаете, как пройти к ущелью Пэксасиль? – спросил запыхавшийся парень в солнечных очках.

Не успел Чхунхо подумать, что, возможно, тогда на развилке молодой человек хотел узнать дорогу, а не попросить сделать фото, как у него вырвался грубый ответ:

– Тц, вам надо было свернуть! Зачем вы сюда вообще поднялись?

Вспомнив, как они беззаботно делали селфи и смеялись, Чхунхо почувствовал новый приступ раздражения и даже отвращения. И вместе с тем было в их беззаботности что-то теплое и живое.

– Что?.. – в недоумении переспросил парень.

Чхунхо уже не мог остановиться. Эмоции взяли верх.

– Там, где вы фотографировались! Нужно было спуститься! Чего вы приперлись аж сюда?

– А… да, наверное… – пробормотал покрасневший парень и покосился на девушку. Та, в отличие от своего спутника, стояла прямо, скрестив руки на груди, и сердито смотрела на Чхунхо.

– Ну что за дед… – прошептала она.

Парень подтолкнул девушку в спину, поторапливая:

– Ладно, пошли.

Молодые люди стали спускаться, уходя все дальше, а Чхунхо провожал их взглядом, цокая и качая головой.

Он уже собрался продолжить путь, как вдруг что-то блеснуло на земле у его ног. Рекламная листовка. Чхунхо всегда подбирал мусор, который попадался ему на дороге, поэтому машинально поднял и эту бумажку. Ворча что-то о небрежных молодых людях, которые не могут даже элементарно уследить за своими вещами, он прочитал:

«Художественная галерея “Рандеву” – пространство для одного-единственного произведения искусства, созданного на основе чьей-то истории».

Название показалось Чхунхо знакомым. Он вспомнил, что уже несколько раз проходил мимо этого места во время своих прогулок по улице Пэксоктонгиль. Взгляд остановился на описании, которое гласило, что история любого человека, если она понравится работникам галереи, может найти отражение в произведении искусства.

– Что насчет моей истории? – задумчиво протянул Чхунхо, не в силах оторвать взгляд от листовки.

Он подумал, что когда-нибудь обязательно туда заглянет. А потом вдруг решил: почему бы не прямо сейчас? Ноги сами понесли его в нужную сторону.

Да, Чхунхо хотел, чтобы его оставили в покое. И в то же время остро ощущал желание выговориться, излить душу. Вокруг не было никого, с кем можно поговорить, и порой за целый день он едва произносил пару слов. Поэтому, вместо того чтобы подняться в гору, Чхунхо почти бежал вниз по дороге к художественной галерее.

Когда он вошел в выставочный зал, комья грязи, налипшие на его походные ботинки, рассыпались по полу. Чхунхо на мгновение смутился, но быстро взял себя в руки и осторожно двинулся в сторону экспозиции – к единственному произведению, как и было указано в буклете. Он настороженно осмотрелся по сторонам и только после этого обратил внимание на полотно. Первый раз в жизни он пришел в галерею, чтобы насладиться искусством. До этого Чхунхо лишь безучастно разглядывал репродукции в книгах или мельком смотрел на картины и фотографии, выставленные вдоль оживленных улиц. Его окутала холодная отчужденность. Даже шуршание собственной одежды, казалось, доносилось до него из какого-то иного измерения. Чхунхо привык находиться в знакомой обстановке, следовать четко установленному распорядку дня. Теперь, входя в «Комнату историй», он испытывал странные чувства, от которых по коже бежали мурашки.

Сев за небольшой столик на возвышении, Чхунхо взял ручку и придвинул к себе лист бумаги. Попытался что-то написать, но тут же их отложил. Ему казалось, что все это зря, – ну кто обратит внимание на его историю? Однако внутреннее упрямство оказалось сильнее: «Почему бы не попробовать? Что в этом такого страшного?» – подумал он и снова взял ручку. На этот раз в груди поднялась целая буря эмоций. «Что ты здесь забыл? Ты ведь не такой. Тебе не нравятся подобные вещи». Охваченный внезапным волнением, Чхунхо невольно сгорбился. В обычной ситуации он бы просто встал и ушел, потому что привык поддаваться своим сиюминутным порывам.

«Ладно, напишу хотя бы строчку. Вдруг больше сюда никогда не вернусь», – собрался с духом Чхунхо. И, сжав ручку покрепче, начал писать, с усилием выдавливая буквы на бумаге.

Пожалуйста, нарисуйте мою утраченную молодость.

Если бы только можно было снова увидеть себя молодым… Не знаю, возможно ли это, но я хочу убедиться, что тоже когда-то был полон сил. Я устал видеть каждый день в зеркале старое, морщинистое лицо. Если же Вы собираетесь просто нарисовать дряхлого сварливого старика, то не утруждайтесь. Но если Вы сможете показать ту искру жизни, что, возможно, все еще теплится во мне, если сможете вернуть ее мне хотя бы на картине, то, умоляю, нарисуйте. Прошу!

Заявитель: Ким Чхунхо

Чхунхо закончил писать, но все еще сидел, сгорбившись над листом. Он думал, что, возможно, его раздражает. Куда более невыносимым старость неизбежна, что с годами человек становится все более одиноким, теряет смысл жизни и каждый новый день для него превращается просто в поток времени. А следующим шагом будет смерть. Чхунхо вспомнил, как иной раз просто лежал в постели и тихо плакал.

Когда он вышел из галереи, мир вокруг выглядел не так, как раньше. Зелено-золотистые листья на деревьях теперь казались алыми. Осень брала свое, вторя пустоте в сердце Чхунхо. Он брел по дороге, усыпанной опавшими листьями.

Вернувшись домой, Чхунхо обратил внимание на непривычную тишину. Обычно в это время ребенок из квартиры этажом выше возвращался из детского сада и носился по комнатам, производя невыносимый шум. «Просто сегодня такой день», – подумал Чхунхо, но все же забеспокоился: вдруг с ребенком что-то случилось. Эта тревога показалась странной. Раньше он ничего подобного не чувствовал…

Открыв окно, Чхунхо вслушался в шелест листвы на ветру – этот звук успокаивал хаос в мыслях. Вот в чем была прелесть жизни в Пуамдоне. Ветер здесь не натыкался на бетонные стены, и порой его дуновения напоминали Чхунхо прикосновения теплой материнской руки. Эти воспоминания жили не в людях, а в природе.

Звук телефонного уведомления прервал размышления Чхунхо. Пришло сообщение из художественной галереи «Рандеву»:

«Здравствуйте, господин Ким Чхунхо!

Поздравляем, Ваша история ляжет в основу картины для выставки “Одно-единственное произведение искусства, созданное на основе чьей-то истории в художественной галерее “Рандеву”! В связи с этим у нас есть к Вам небольшая просьба. Если Вас не затруднит, пришлите, пожалуйста, несколько Ваших старых и новых фотографий.

Меня зовут Юн Хосу, я менеджер галереи “Рандеву”. Вы можете обращаться ко мне по любым вопросам. Мы скоро с Вами свяжемся!»

– Вот морока, – пробормотал Чхунхо, прочитав сообщение. Пока он думал, зачем вообще в это ввязался, сверху раздался топот. Чхунхо посмотрел на потолок и впервые попытался вспомнить лицо бегающего малыша. Неожиданно у него вырвалось: «Кажется, все в порядке». Не успел он почувствовать облегчение и смутиться из-за этого, как сверху донесся глухой удар. Чхунхо вздохнул: «Ну вот, опять началось…»

Чхунхо подошел к шкафу и достал старый фотоальбом, который не открывал много лет. После смерти жены он ни разу не возвращался к воспоминаниям о прошедших годах – это казалось бессмысленным. Надев очки и напевая какую-то мелодию, Чхунхо медленно перелистывал страницы. Он всегда пел или мычал какой-нибудь мотив, когда был чем-то увлечен или погружен в работу. Правда, в последний раз делал это очень давно…

Впервые за долгое время Чхунхо было чем заняться.