Онлайн чтение книги Железное золото Iron Gold
9 9. Лисандр. Пассажир

Сперва я кидаюсь к золотой.

Ее тело искривлено, скрючено внутри сетчатой тюрьмы. Под ней стоит изогнутый металлический стул; кажется, пленницу избивали этим стулом, пока она висела в сетке. Ее правая рука превратилась в обугленное месиво – результат воздействия стоящей на столе газовой горелки. Из руки сочится кровь и капает на пол. Запах горелой кожи и волос терзает мои ноздри, глаза слезятся.

Она мертва. Должна быть мертва.

– Помогите нам! – шепчет окровавленным ртом какая-то алая. – Господин…

– Тихо! – рявкаю я, оглядываясь на дверь.

Десятки пар глаз смотрят на меня из клеток. Каждый взгляд умоляет о спасении.

Я пробираюсь ближе к золотой, протягиваю руку к сетке, и в этот миг ее глаза открываются и вспыхивают в тусклом свете. Черт побери! Я чуть не падаю. Она жива! Ее тело залито черным моторным маслом и еще какими-то дурно пахнущими веществами.

– Господин… – бормочет бурый.

– Сальве, – говорю я с фессалоникийским акцентом, обращаясь к золотой. – Я пришел помочь. Меня зовут Кастор Янус. – Женщина молча смотрит на меня, никак не показывая, что до нее доходит смысл сказанного. – Я собираюсь помочь вам выбраться отсюда, но нужно действовать быстро и тихо. Аскоманы все еще здесь. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю, – отвечает она.

У нее отчетливый палатинский выговор. Это пугает меня. Тот человек был прав. Она тоже из высших кругов Луны. Как ее сюда занесло?

– Не двигайтесь, – говорю я.

Становлюсь под сеткой и провожу лезвием-хлыстом по стальному кабелю, срезая его с потолка. Девушка падает мне на руки. Я полагал, что она будет отбиваться, но ее обездвижила тактическая сеть. Я вижу, как глубоко она врезалась в тело золотой. Тактические сети, они же «птичьи клетки», выстреливают зарядами в виде спрессованных фиброкартриджей. Их используют полицейские, чтобы опутать и сжать задержанного, подчинить его, не нанося вреда. Но если отключить ограничение на сжатие, можно удавить человека насмерть. Кладу пленницу на пол, и, по мере того как я перерезаю проволочные тиски, к ней возвращается способность двигаться. Она лежит обнаженная, пытаясь распрямить руки и ноги и стуча зубами от боли.

Лишь теперь я понимаю, что она молода, – возможно, ей, в отличие от меня, нет и двадцати. Стремление защитить ее захлестывает меня. Я накрываю девушку пластиковым чехлом от инструментов.

– Все в порядке, – говорю я. – Теперь вы в безопасности.

Встаю, чтобы помочь остальным.

– Стимуляторы, – выдавливает она сквозь стучащие зубы. – Нужны стимуляторы.

Я наклоняюсь и достаю шприц из дозатора на правом бедре. Один из последних у меня. Золотая выхватывает у меня шприц и всаживает его в бицепс обгоревшей руки. Ее тело содрогается в конвульсиях, пока лекарство растекается по кровеносной системе. Она вздыхает с удовольствием и требует:

– Еще!

Я смотрю на других пленников, а потом протягиваю ей оставшиеся два шприца. Она вкалывает себе оба одновременно, изумляя меня. Это слишком большая доза для такой массы тела, если только у золотой не выработалась резистентность к данным средствам, с чем, несомненно, связана определенная опасность. Здесь что-то не так.

Наполненная безумной энергией стимуляторов, девушка, пошатываясь, поднимается на ноги. Я кидаюсь, чтоб подхватить ее, если она будет падать, но она цепляется за стол и восстанавливает равновесие.

– Надо уходить, – тихо говорю я ей. – Сюда скоро придут другие аскоманы. Мы должны исчезнуть, прежде чем их корабли причалят. Помогите мне вывести остальных.

Кивнув мне, она вытаскивает из кучи на полу у двери свою одежду. Все еще измазанная маслом, натягивает брюки и зеленую куртку и возится с молнией – ей трудно сосредоточиться из-за лекарств в ее крови.

– Сандр, – звучит голос Кассия у меня в ухе, когда я наклоняюсь, чтобы разрезать сеть на женщине-алой. – Что у тебя там?

– Я нашел золотую, регулус. – Подключаю его к своему видеоканалу.

– Понял. – Увидев, что творится в каюте, он на миг замолкает. – Лисандр…

– Парень, – произносит у меня за спиной золотая.

Я поворачиваюсь. Она на расстоянии вытянутой руки от меня.

– Какой стыковочный шлюз вы используете?

– Два-Б.

– Два-Б? – Она кивает – не мне, а скорее в ответ на свои мысли. – Я верну его через четыре минуты. Клянусь честью.

– Что вернете?

…Перед глазами размытые пятна. Она напала так стремительно, что я не успел ничего заметить, и нанесла мне удар в висок основанием ладони. Я пошатываюсь, и что-то – наверное, ее локоть или колено – врезается мне в противоположное ухо. Падаю, из глаз сыплются искры. Потом чувствую прикосновение к бедру и слышу, как она шагает к двери. Лишь через четыре секунды после ее ухода я понимаю, что́ она забрала. Мое лезвие-хлыст. То самое, которое Кассий подарил мне на шестнадцатилетие. То самое, которое принадлежало Карнусу. Его изготовленная по заказу Беллона рукоять покрыта простым металлом, но для Кассия это лезвие-хлыст бесценно. Спотыкаясь, я бросаюсь за золотой в коридор. Ноги кажутся резиновыми, и я чуть не падаю.

Низшие цвета кричат, испугавшись, что я собираюсь их бросить. Я кидаюсь обратно к их сетям, но мне нечем их разрезать. Я не могу использовать плазменный пистолет. Сетка слишком сильно впилась в их тела. На меня накатывает паника. Я дергаю за проволоку сети женщины-алой.

– Лисандр, – произносит Кассий, в то время как низшие цвета вопят, катаясь по полу, – слишком поздно. – (Я изо всех сил пытаюсь разорвать сетку. Фиброволокно рассекает перчатки и вспарывает кожу. Проволока окрашивается кровью.) – Лисандр! Ты должен оставить их!

– Нет, я могу им помочь!

Со стоном тяну проволоку, используя ноги в качестве рычага. Проволока рассекает мне пальцы до кости. И ведь это даже не драка… Пленники просто заходятся криком. Я резко разворачиваюсь и вижу на пороге черного. Выхватываю пистолет и неуклюже стреляю. Плазменный заряд сносит черному полголовы. В дверях появляется следующий враг. Я стреляю, и он отскакивает обратно в коридор.

– Лисандр, убирайся оттуда! – требует Кассий.

Крик нарастает у меня внутри, но так и не срывается с губ. Я смотрю на тех, кто рыдает на полу, на матерей и отцов, которых я мог бы освободить. Их вопли рвут в клочья мою фантазию о героизме и чести. Они бьются на полу и умоляют меня спасти их, но я не могу. По коридору гулко разносится боевая песнь черных.

Меня охватывает страх.

Я бегу, словно трус. Назад в коридор, наугад стреляя за угол. Черный взмахивает топором, но его грудь плавится и проваливается внутрь. Я подныриваю под лезвие, врезаюсь в дальнюю стену и использую силу удара, чтобы оттолкнуться и встать на ноги. Грудь черного прожжена до внутренностей, но он, пошатываясь, делает шаг навстречу – гора жестких мускулов, доспехов, склепанных из обломков, и шкур животных. И Айя, и Кассий велели мне никогда не подпускать черных на расстояние вытянутой руки. Только они могут сломать укрепленные кости нашего цвета. Но другого выхода нет. Черный снова взмахивает топором, а я ныряю под его руку и бью по ней локтем, всаживаю его точно в плечевую артерию. Его рука обмякает, но сила столкновения отбрасывает меня в сторону. Я использую инерцию движения, уклоняюсь влево и бью правым коленом ему по коленной артерии на внутренней стороне ноги. Черный ревет от боли, кидается на меня и впечатывает в стену. Такое чувство, будто меня лягнул один из жеребцов Виргинии. Правая рука аскомана вцепляется в мое горло. Он поднимает меня, вжимая в стену и стараясь раздавить трахею. Слышится хруст хрящей. Я опускаю челюсть, пытаясь вырваться из его хватки, но у меня темнеет в глазах. На его бороде висят кусочки мяса. До меня доносится тошнотворный запах гниющих зубов. Извернувшись, я дважды нажимаю на спусковой крючок. Плазма входит ему под ребра под углом и сжигает сердце. Его глаза изумленно расширяются, и он падает замертво. Я приземляюсь на пол, судорожно втягиваю в себя воздух и вижу, как по коридору на меня несется третий черный.

Я стреляю, промахиваюсь и пускаюсь бежать.

Мелькают темные коридоры и пустые каюты. Я хватаюсь за балки и притягиваюсь к ним, чтобы резче заворачивать на углах.

– Аскоманский корвет пришвартовался к шлюзу один-Си, – говорит Пита. – Прямо перед тобой.

Я резко торможу. Слышу впереди отзвуки характерных голосов – черные входят в корабль по переходным мостикам. Их ботинки грохочут по металлу. Каждый из них тяжелее меня вдвое, если не больше. Они перекроют мне путь к лифту. Я поворачиваю обратно, смотрю на индикатор пистолета. Батарея рассчитана на семнадцать выстрелов. Без лезвия-хлыста я чувствую себя голым. Но драться сегодня не вариант.

– Пита, проход к лифту одиннадцать-А перекрыт. Проведи меня.

– На следующем повороте налево, – говорит она без малейшего промедления. Осознавая, что Кассий слушает и оценивает, я поворачиваю налево. – Двести метров. – (Я мчусь вперед, но скафандр замедляет движения.) – Технический лифт – второй поворот направо.

Добираюсь до лифта и нажимаю кнопку вызова. Никакой реакции. На дверях висит листок с довольно грубым извинением – при помощи говорящего фаллоса – за сломанный лифт.

– Лифт не работает, – говорю я, пытаясь восстановить дыхание.

– Двадцать метров назад и налево. Там лестница. Двадцать вниз.

– Назад? – переспрашиваю я, надеясь, что ослышался.

– Быстро!

Я возвращаюсь и, к счастью, не наткнувшись на черных, нахожу лестницу. Начинаю спускаться. Две палубы вниз – и я останавливаюсь. Слышу их. Ботинки грохочут по лестнице двумя палубами выше. Сквозь металлическую решетку я вижу темные силуэты, молочно-белые волосы. По коридорам стоном разносится песнь, называемая «кхумей». Это обращение к Хель, богине смерти, с просьбой принять их подношение. Я преодолеваю следующий пролет одним прыжком и мчусь вниз со всех ног. За мной, подобно темной лавине, которая ширится и ревет, грозя поглотить меня, несутся пираты. Я не вижу, сколько их. Не слышу, что говорят Пита и Кассий. Мое тело как будто существует отдельно от меня и лишено ощущений, а разум спокоен и сосредоточен.

Поскальзываюсь на ржавой лестнице и чуть не падаю – тяжелый скафандр тянет вниз. Спотыкаюсь и быстро делаю два выстрела. Мне неожиданно везет – я попадаю. Кто-то охает, и на стене мелькают тени от кровавых брызг, значит зеленые энергетические разряды впились в чью-то плоть, а у меня появился шанс добраться до палубы с шлюзом.

Я проскакиваю через металлическую дверь и закрываю ее за собой, изо всех сил налегая на люк, чтобы запереть его. Но колесо останавливается, а потом начинает вращаться в обратную сторону: кто-то превосходящий меня силой принимается с другой стороны открывать люк. Я отстраняюсь и трижды стреляю, превращая металлическое колесо в раскаленный докрасна шлак. Мышцы руки дрожат от отдачи пистолета. Дверь заклинивает. Черные очень скоро взломают ее, но я купил себе драгоценные секунды.

– Сто метров прямо. Пятый поворот налево. Двадцать метров прямо. Первый поворот направо.

Я следую инструкциям Питы, но, повернувшись, чтобы проскочить в проход, в кого-то врезаюсь, и мы оба грохаемся на пол. Я перекатываюсь в падении и целюсь в противника из пистолета. Но передо мной не аскоман. Это та девушка-золотая. Она двигается с трудом. На испачканной маслом коже появилось полдюжины новых ран. Куртка изорвана в клочья. В руке у нее мое лезвие-хлыст. Оно в крови по рукоять. На кровь налипли пучки белых волос. Золотая чудом держится на ногах. На животе справа от пупка тянется шестидюймовый разрез, открывающий слои кожи и подкожного жира. Похоже, это рана от топора. Ссутулившись, девушка слушает, как черные молотят по двери.

– Отдай мой клинок, – говорю я.

– Посторонись.

Она кидается к двери с лезвием-хлыстом и всаживает его в расплавленный металл. С другой стороны раздается крик пирата, и девушка выдергивает клинок. Кровь шипит на расплавленном металле и тут же испаряется.

– Где твой корабль? – Девушка впивается в меня безумным горящим взглядом.

Дверь хрипит – черные едва не сносят ее с петель.

– Где твой гребаный корабль? – Сейчас, под адреналином, ее лунное произношение плывет, сменяясь совершенно иным; рана на животе сильно кровоточит.

– Сюда. – Я хочу помочь ей идти, но она отшатывается. – Не глупи, – говорю я. – Ты еле стоишь.

Оглянувшись на прогибающуюся дверь, она что-то шипит сквозь стиснутые зубы и уступает: кладет руку мне на плечи. Мы ковыляем с максимально возможной скоростью, закрывая за собой двери и пробираясь по грузовой палубе среди контейнеров и кранов.

Сворачиваем направо. Кассий в скафандре и шлеме охраняет внутреннюю часть переходного мостика, соединяющего наш корабль с «Виндабоной». Он стреляет из импульсной винтовки поверх наших голов в группу, появившуюся позади нас из-за угла. Сгусток энергии с взвизгом проносится по кривой у меня над ухом. Раздается вопль. Я оборачиваюсь и вижу, как башка черного исчезает, а из шеи хлещет кровь. Магнитные разряды длиной с мое предплечье свистят мимо нас и вонзаются в стены. Потом мы минуем Кассия и, спотыкаясь, идем по узкому проходу. Кассий прикрывает нас сзади. Его импульсная винтовка рявкает – он выпускает последний заряд в черного воина, прыгнувшего на переход следом за нами. Торс аскомана разрывает пополам и отбрасывает обратно, а ноги остаются на дорожке. Кассий пинком скидывает их.

– Отходим! – кричит он Пите.

Наши герметичные двери закрываются, отсекая шлюз, а я тем временем вываливаюсь вместе с золотой на пол переходного отсека «Архимеда», тяжело дыша, весь в поту и крови. Девушка прижимается лбом к полу и заходится в болезненном кашле. Пита экстренно отстыковывается от «Виндабоны», и мы отваливаем с креном. Кассий свирепо смотрит на меня сверху вниз. Я чувствую его ярость – кажется, что она просачивается через безупречно гладкий шлем.

Тишину нарушают лишь всхлипы спасенных нами членов экипажа. Они, как и мы, распластались на полу, сбившись в кучу, – одни в самозабвенном восторге, другие все еще в страхе, не в силах поверить, что они в безопасности. И правильно делают, опасность еще не миновала.

– Идиот! – рычит на меня Кассий. – Ты чем, черт возьми, думаешь?!

Прежде чем я успеваю ответить, он пинком выбивает мое лезвие-хлыст из руки золотой. Затем наклоняется, словно бы для того, чтобы схватить ее за подбородок и проверить, есть ли отметина у нее на щеке, но тут палуба «Архимеда» раскалывается между нами. Кассий изворачивается и откидывается назад; серое размытое пятно размером с кулак с визгом проносится мимо и пробивает потолок; слышится чудовищный всхлип вытекающего воздуха. В корабле дыра. Вопят сирены разгерметизации. Светильники на потолке пульсируют красным. Еще один снаряд рельсотрона попадает в корпус, пронзая пол и тело спасенного нами толстячка-алого и забрызгивая нас его кровью. В интеркоме что-то кричит Пита. Давление падает. Потом секционная броня перекрывает внешнее повреждение, и безумная утечка воздуха прекращается. Сирены умолкают, но световой сигнал тревоги продолжает мигать.

– Наши двигатели повреждены, – сообщает Пита. – Первый двигатель работает с половинной мощностью. Перебрасываю энергию с него на щиты.

Кассий указывает на рану в животе золотой:

– Надо прижечь, иначе она истечет кровью.

Он мчится мимо выживших членов экипажа на мостик. Девушка теряет слишком много крови. Ее кожа под черным маслом побледнела, а дыхание частое и неглубокое. Я беру ее за руку, чтобы отвести в лазарет, но она слишком слаба. Стимуляторы перегрузили ее организм. Ноги ее не держат, так что я просовываю одну руку ей под колени, а второй подхватываю под мышки и несу ее по узким коридорам. Яростное выражение лица, с каким она впервые предстала передо мной, исчезло. Она тиха и неподвижна; ее глаза устремлены на меня, такие далекие от царящего вокруг хаоса. Я кладу ее на кушетку, и тут орудия «Архи» дают залп. Лазарет у нас маленький и недостаточно укомплектованный. Шприцы дребезжат в футлярах, когда мы получаем еще один удар.

Эти кричащие лица низших цветов…

Их вопли все еще преследуют меня.

Все они умрут.

Девушка смотрит на меня, пока я разрезаю ее грязную рубашку медицинскими ножницами. Кожу над грудью рассекают два небольших пореза. Больше всего меня беспокоит рана от топора в нижней части ее живота – воспаленная, глубокая, шестидюймовой длины. О чем думала эта сумасшедшая, возвращаясь туда? Что там могло быть такого важного? Я очищаю рану антибактериальным спреем и использую госпитальный медицинский сканер, чтоб проверить, повреждены ли внутренние органы. Печень разорвана. Раненой нужен настоящий хирург, и поскорее. Все, что могу сделать я, – это прижечь капилляры и накачать ее кроветворным. Плоть шипит под лазером. Золотая стонет от боли. Я наношу на рану слой регенератора и накладываю давящую повязку. Корабль вздрагивает.

– Кто ты? – спрашиваю я девушку. – Как тебя зовут?

Она не отвечает. Веки ее опускаются.

– Эс – тысяча триста девяносто два, – шепчет она. – Помощь… на… Эс – тысяча триста девяносто два… – Она бормочет все тише и теряет сознание.

С-1392 – это астероид, к которому она направлялась. Но какую помощь она имела в виду?

Я всматриваюсь в ее лицо, словно в нем скрыты ответы. Ресницы у нее длиннее, чем я мог ожидать. Но даже под слоем масла и крови я чувствую крепкие мышцы бойца и нахожу старые шрамы на ее коже. Их слишком много для столь молодой особы. Я провожу пальцами по шести параллельным шрамам на нижней части ее спины. Плюс к ним – две давние ножевые раны в области сердца, ужасный ожог на левой руке и следы травмы на левом виске, захватившей верхний край уха. Когда я нашел ее в той клетке, то думал о ней как о девушке. Но она не девушка. Она – хищник в юном облике. Кто еще отправился бы назад в лапы врага на том кошмарном корабле?

Зачем она взяла мое лезвие-хлыст?

Может, у нее оставалось там что-то важное? Я обыскиваю ее одежду, ее тело. Ничего спрятанного. Никаких фальшивых зубов. Но меня не покидает подозрение. Я провожу рукой по ее лицу. Высокие смелые скулы покрыты маслом, как и все лицо. Я провожу ногтями по сомкнутым векам. Искусственные ресницы хорошо сделаны и прикреплены какой-то смолой. Мои пальцы скользят по ее правой щеке. Кожа подается под пальцами, и тут у меня скручивает внутренности.

Я встаю и выхожу.

Теперь я знаю, кто она.

Сначала сомнения возникли у меня, когда она украла мое лезвие-хлыст, а потом – когда из ее речи исчез палатинский выговор. Нарочно ли она это сделала? Было ли это маскировкой? Я поддеваю уголок странного участка кожи на ее лице и тяну, пока тонкий слой регенератора – того же типа, какой использует для маскировки Кассий, – не отделяется от щеки, открывая то, что находится под ним. Через правую скулу, рассекая черное масло под безжалостным углом, тянется бледная отметина аурейского шрама.