Онлайн чтение книги Женщина в библиотеке The Woman in the Library
Глава вторая

Каждый раз, когда я ступаю на черно-белую плитку фойе дома на площади Кэррингтон, меня охватывает трепет. Это один из знаменитых викторианских браунстоунов, располагающихся в Бэк-Бей, – великолепный остроугольный фасад, идеальный ремонт внутри. Моя красиво меблированная двухкомнатная квартира выходит на внутренний двор с ухоженным садом и чугунными фонтанами – подобные апартаменты недоступны простому писателю. В гостиной по обе стороны от камина располагаются встроенные книжные полки, на которых собраны работы предыдущих лауреатов стипендии Синклера, проживавших здесь. Коллекция томов одновременно вдохновляет и внушает мне трепет. Чудесные романы всевозможных жанров, написанные авторами в этой самой квартире. За пятьдесят лет существования стипендии квартиру, без сомнения, ремонтировали несколько раз, но книжные полки, словно святыню, никогда не трогали. Они – смысл существования и сердце этого места. Иногда мне даже кажется, что я слышу его стук.

Возможно, именно из-за полок моя рука не поднимается писать. Я думала, что здесь слова польются с легкостью. Нужное время и нужное место – мечта, поддерживаемая престижной наградой. И все же я чувствовала себя недостойной, неуверенной. Я захлебнулась и в первый месяц удалила больше слов, чем написала. Но не сегодня.

Сегодня я вернулась из библиотеки в предвкушении. Мы провели в Комнате карт несколько часов – Каин, Уит, Мэриголд и я. Чуднó – четыре незнакомца узнали друг друга и поладили, словно были друзьями в прошлой жизни. Мы болтали обо всем на свете, смеялись и безудержно подшучивали друг над другом. Мне казалось, что я вернулась домой. С тех пор как улетела из Сиднея, я впервые выдохнула.

Оказалось, что Каин уже публиковался – отзыв на его первый роман выпустили в «Нью-Йорк таймс». Он мне этого не рассказывал – я погуглила его имя по пути домой. «Вашингтон пост» назвала его самым многообещающим молодым писателем Америки, а его первая книга стала небольшой сенсацией. Мэриголд изучает в Гарварде психологию, а Уит заваливает юриспруденцию. Однако его это не беспокоит. Похоже, это единственный способ избежать работы в семейной фирме.

В воспоминаниях о проведенных в библиотеке часах я едва замечаю на лестнице Лео Джонсона.

– Фредди! Здравствуй.

Лео тоже писатель и тоже живет на площади Кэррингтон. Он из Алабамы, но учился в Гарварде. Как и я, лауреат стипендии – американского эквивалента стипендии Синклера. Его квартира располагается через пару дверей от моей.

– Как библиотека? – спрашивает он. Лео разговаривает в неспешном южном темпе, отчего всегда хочется задержаться и поболтать с ним немного. – Много написала?

– Откуда ты знаешь, что я была в библиотеке?

– О, я видел тебя в Комнате карт. – Он поправляет очки. – Забегал за книгой, а потом кофе захотелось. Случайно тебя приметил. Я махал, но ты, видимо, не заметила.

– Конечно не заметила, иначе пригласила бы тебя присоединиться.

Лео мне почти что коллега. Я рассказываю о крике.

Он смеется:

– Полагаю, это был какой-то сумасшедший. Или обряд посвящения в какой-нибудь клуб. Как раз некоторые в Гарварде теперь совместные.

Я поднимаю бровь. Какое это имеет отношение к делу?

– Похоже на пранк, который мог прийти в голову только едва совершеннолетнему юноше, – объясняет Лео. – Но исполнять, конечно же, необходимо девушке.

Я улыбаюсь:

– Думаешь, придумывали не девушки?

– Думаю, что девушкам такое не показалось бы смешным. А вот юноша невероятно гордился бы своим остроумием.

– Твои слова, не мои. – Я бросаю взгляд на лестницу. – Хочешь зайти выпить кофе?

Лео качает головой:

– Нет, мэм. У тебя глаза горят – явно вдохновение пришло. Оставлю тебя наедине с рукописью. Поделимся написанным через пару дней.

Я с облегчением соглашаюсь. Ко мне действительно нагрянуло вдохновение. И за то, что Лео это понял, он мне нравится еще больше.

Едва переступив порог, я снимаю обувь, усаживаюсь на диван и открываю ноутбук. Начинаю печатать, все еще используя прозвища: Красавчик, Героический Подбородок, Девушка с Фрейдом. Они появляются на страницах, как калька с жизни; слова придают им форму и объем. Настоящие имена они обретут потом – я не хочу тормозить поток идей в попытках их придумать.

Я думаю о крике. Для него тоже есть место в моей истории. Мы вчетвером долго его обсуждали. Как можно его объяснить? Кто-то кричал, у кого-то была причина. Уит опять вспомнил пауков. Похоже, у него фобия.

Мы договорились встретиться завтра в том же месте. Точнее сказать, мы с Каином – хотели сформировать небольшую писательскую группу. А Мэриголд и Уит посчитали, что должны быть включены в любую группу с нами за компанию, независимо от ее целей.

– Мы поможем вам обсуждать идеи, – настаивала Мэриголд.

– И станем источником вдохновения, – добавил Уит.

На том и порешили.

Как здорово, когда есть планы.

Я включаю телевизор – чисто для фона. Я работаю и слышу только звук. Бормотание, которое соединяет меня с реальным миром, пока я создаю свой. Якорь, едва заметный, – до того момента, когда я слышу слова «сегодня в Бостонской публичной библиотеке».

Я поднимаю взгляд. Репортер рассказывает на камеру:

– …в Бостонской публичной библиотеке уборщики обнаружили тело молодой женщины.

Я закрываю ноутбук и, наклонившись к телевизору, прибавляю громкость. Тело. Господи, тот крик! Репортер не добавляет ничего полезного. Я переключаюсь на другой канал, но и там ничего нового. О жертве известны лишь пол и примерный возраст.

Звонит телефон. Это Мэриголд.

– Новости! Ты видела новости?

– Да.

– Тот крик! – Мэриголд скорее возбуждена, чем испугана. – Это точно была она.

– Интересно, почему ее сразу не нашли.

– Может, убийца спрятал тело?

Я улыбаюсь:

– Об убийстве ни слова не сказали, Мэриголд. Она могла кричать, потому что упала с лестницы.

– Если бы она упала с лестницы, ее бы сразу же обнаружили.

И то правда.

– Как думаешь, библиотеку завтра закроют?

– Возможно, закроют комнату, где ее нашли, но точно не целое здание. – Мэриголд переходит на полушепот. – Наверняка недалеко от зала Бэйтса.

– Мне тоже так показалось.

– Может, мы даже видели его на выходе. Убийцу.

Я смеюсь над этим предположением, хотя оно, конечно, не исключено полностью.

– Будь мы персонажами детектива, мы бы точно на него натолкнулись.

– Так что, завтрашняя встреча в силе?

Я не медлю с ответом. По вторникам приходит уборщица от Синклера, и я предпочитаю ее избегать. Не люблю испытывать чувство, будто я мешаюсь, я ленивая или нечистоплотная, которое неизбежно появляется, когда за тобой убирают.

– Я приду. По крайней мере узнаем, будут ли закрывать библиотеку или нет.

Мы болтаем еще немного на разные темы. Мэриголд пишет эссе о юношеской тревоге разлуки с матерью, которое она называет «Маменькины сынки и женщины, которые их создают». Когда мы заканчиваем разговор, договорившись о дополнительном месте встречи на случай, если нас не пустят в библиотеку, я уже смеюсь в голос.

Но когда я кладу трубку, мысли возвращаются к крику. Я его слышала. Слышала, как умирал человек. Что бы ни произошло с той девушкой на самом деле, я не сомневаюсь, что она испытывала ужас. Этот факт сам по себе давит на меня тяжелым грузом.

Теперь новости описывают произошедшее как убийство. Не уверена: то ли появилась новая информация, то ли журналисты приукрашивают ради сенсации.

Сделав звук погромче, я возвращаюсь к работе, испытывая уколы совести, ведь как бы я ни жалела бедную девушку, жалость эта не останавливает поток вдохновения. Слова несутся быстро, оборачиваются в сильные, ритмичные предложения, удивляющие меня своей ясностью. В свете трагедии кажется неприличным так хорошо писать. Но я пишу. Историю незнакомцев, чьи судьбы связал один крик.

* * *