Онлайн чтение книги Камергерский переулок
13 13

– И я не убивал! – воскликнул Полосухин. – Ни я, ни ты не можем добыть быстрых денег, а хотелось бы. И пробовали. Но не можем. Не дано. Тебя привело к краху. Ты до сих пор от этого не отошел. Я знаю, я знаю… Не дуйся и не уходи… И я обжигался. Но ведь можно делать и неспешные деньги. Можно! И не такие гроши, как этот… с острыми ушами… Кривомахов… Вовсе не такие!

Сразу же к ним подошел человек с острыми ушами. «На них можно накалывать шляпки грибов, – подумал Соломатин. – И сушить».

– Здравствуйте, – сказал он. – Да, я – Кривомахов. Здесь в папке проект загородной резиденции кумира первого канала Малахова, Который без очков и стирает. Аванс я роздал на две паперти Большого и Малого Вознесения… Окончательный расчет жду со дня на день.

Кривомахов замолк со значением. Но Соломатин с Ардальоном не одарили его словами понимания. Кривомахов запустил руку в карман штанин и вытащил мятую брошюру.

– Это первая книжка Андрюши Вознесенского. «Парабола». Мы с ним учились в архитектурном институте. Посвящение в ней зачитывать не буду, дабы не польстить себе комплиментом гения.

– И что? – спросил Ардальон.

– Я полагал, – гордо сказал Кривомахов, – что натуры у вас тонкие.

– Тонкость своей натуры, – сказал Соломатин, – я оцениваю в десять рублей. Десять рублей вам хватит?

– На полкружки пива… – пробормотал Кривомахов. – А на днях состоится окончательный расчет…

– Ба! Кривомахов! Уши – пики батыевых всадников! – обрадовался новый для Соломатина человек, явившийся, видимо, из кухни, а может и со двора, коренастый мужичок вида домашнего, в немытой майке, шароварах и тапочках на босу ногу. – Опять людей дуришь! Гони должок!

– Васек, не порть людям отдых, – сконфуженно произнес Кривомахов.

– Люди! Господа! Сэры с ледями! Гуманоиды! Этот друг Вознесенского проиграл мне пари. К воскресенью он взялся заделать дыры в швейцарском сыре. В килограмме. Где этот сыр? И где эти заделанные дыры? Пошли в магазин!

– У меня всего десятка… – промычал Кривомахов.

– Там мозги людям задуришь на общую сумму! – заверил его Васек и тут же обернулся к Ардальону и Соломатину: – А я тебя видел с шарфом этим у Олёны, соседки моей… Да, да. И тебя тоже.

– Вы ошибаетесь! – нервно произнес Соломатин.

Ардальон же слов никаких не сыскал.

– Мы, касимовские, никогда не ошибаемся, – строго, чуть ли не с обидой заявил Васек. – Я бы и сам наладил лыжню к Олёне, но у меня полковник, стерва, а у нее гуманоиды.

В облегчение Соломатину заговорила кассирша:

– Васек! Прохвост ты первейший! Где твой-то должок за отмену денег?

– Людмила Васильевна, а я разве не отдал? Ну если не отдал, то сегодня вечером… Мы, касимовские… А теперь я спешу. Раз уж этот архитектор не заделал к сроку дырки в сыре, надо ковать железо. А то улетит.

– Ой! Ой! Он что, гуманоид, что ли? Из твоих?

– Какой он гуманоид! – поморщился Васек. – У гуманоидов ушей не бывает. Зачем им? Особенно такие, с остриями.

И Васек решительно поволок однокашника Вознесенского к выходу. А было понятно, что он уносит ноги от кассирши Людмилы Васильевны. Однако в нескольких метрах от двери он все же нашел в себе силы остановиться, поприветствовал сначала краснодеревщика Прокопьева, а потом и знакомца Соломатина, признанного здесь похожим на Габена, каждого попросил не отчаиваться, а ждать. По трехлитровой банке касимовской воды он вот-вот привезет.

– Вот ведь наглый! Вот ведь отчаянный! – Людмила Васильевна то ли пожурила Васька, то ли порадовалась за него. – И этот, с ушами, тоже хорош. Вчера всучил советнику из Думы штопаные носки. Будто когда-то в бане Гагарин снял ему с себя, и этот архитектор с той поры их носил, спал в них, но теперь обнищал и вынужден продать реликвию. И ведь советник-то из ушлых, пусть и поддатый…

– За сколько? – спросил Ардальон.

– За сотню.

– Продешевил! – рассмеялся Ардальон.

– Ну, все вы мелкие грешники, – устало произнесла Людмила Васильевна.

– Кто все?

– Да все. Кто ходит к нам в закусочную. Кто раньше ходил в Яму. Грешники, но мелкие…

В закусочной стало тихо. Лишь почитатель мужика с бараниной, спасшего бабу, похрапывал. Остальные же посетители, похоже, посчитали высказывание кассирши не мимолетной болтовней ради общего благоприличия, а утверждением, вызванным годами пребывания в местах людских общений. И было в ее словах нечто материнское, из высоких сфер, было сострадание и была печаль.

– А почему мелкие? – спросил Ардальон. – Грешники – это понятно. Но почему – мелкие?

– Не мелкие… малые… – поспешила поправиться Людмила Васильевна, она будто желала Ардальону угодить.

– Мелкие. Малые! Какая разница! – раздраженно махнул рукой Ардальон. – Отчего же не великие?

Соломатин почувствовал: слова кассирши возбудили в Ардальоне бунтовщика, тот, казалось, готов был самым нелепым способом выразить сейчас же свое несогласие или даже возмущение. Следовало осадить Ардальона, но не потребовалось.

– А оттого, что не великие, – тихо сказала Людмила Васильевна, и это снова было произнесено не кассиршей, а некоей повелительницей снов, ведающей обо всем. – Возможно, вы и хотели стать великими грешниками, но не стали ими. Великие грешники к нам не ходят.

Вновь прибывшие молодые люди, юноша и две девицы, с торбами на спинах, иностранные студенты, судя по пухлостям бырышень, своими заказами вернули буфетчицу и кассиршу в повседневную жизнь, философическое состояние в закусочной было нарушено, а шум возобновился.

– Мелкие… мелкие… – все еще бормотал Ардальон. – А желали стать великими…

– Каковы наглецы! – Соломатин попытался погасить смятение чувств Ардальона и направить его мысли к другим предметам. – И Васек Касимовский. И архитектор остроухий. Позавидуешь!

– Какой он архитектор! – поморщился Ардальон. – Насчет носков Гагарина – точно. Десятки их он сбыл… А раньше продавал портянки Анки-пулеметчицы…

– Я и говорю – наглецы! – восхитился Соломатин. – Только с такой наглостью и можно теперь жить.

Он помолчал и добавил серьезно:

– Я про тебя, Ардальон, сегодня подумал: вот ведь наглец! Наглец ко времени! Позавидовал. А потом расстроился. Наглым ты смог проявить себя лишь по отношению ко мне.

– И ты хорош! – взъерепенился Ардальон. – От бабы в «Аргентум хабар» раскис. Хорошо хоть взял сдачи три рубля. Но и тут прохиндею с носками и портянками отвалил десятку. Стыдно!

– Ты же просто сбежал из «Хабара».

– Сбежал. Сдрейфил. Испытал наваждение, какое следовало развеять, но не развеял. Однако тебя изъял из наваждения и увел в Щель. Если ты созрел для новой попытки совершить нечто, то тебе нужен таран для пролома.

– Надо взять еще водки, – мрачно сказал Соломатин.

– Возьми, – кивнул Ардальон. – И пива.

После сердитых молчаний Ардальон сказал:

– Знаешь, какая у меня мечта? Поезд. Литерный. И чтобы всюду меня принимали по расписанию, какое установлю я. Хотя бы и на Северном полюсе. Хотя бы и в Антарктиде.

– Там нет рельсов.

– Уложат. И через Берингов пролив уложат. И чтобы все остальные расписания изменялись и подчинялись моему расписанию.

– Понятно. И чтоб электрички садоводов опаздывали на три часа.

– Это к чему?

– Северо-корейский вариант. Уже было.

– Пусть было. Но – была одна страна. В моем случае должна быть вся планета. Или галактика. Я не сладострастен. Мне не нужен алмаз Шаха. Мне не нужен трон. Мне нужен бронированный состав с моим расписанием.

– Я уже в Столешниковом понял, – сказал Соломатин, – что от тебя следует держаться подальше.

– Не надо понимать мои слова буквально! – вскричал Ардальон. – Надо лишь приложить голову к рельсам. И услышать. Услышать Подземный гул. Вселенский гул. Это совершаю движение я.

«А он ведь и опасен», – подумал Соломатин.

– Теперь мне понятно, – сказал он, – отчего ни одно твое предприятие не имело успеха.

– Ты все упрощаешь! – не мог уняться Ардальон. – О моих предприятиях ты ничего не знаешь. А теперь давай затеем общее! Только не будем добывать быстрые деньги!

«Э, нет, – решил Соломатин, – Надо от него отвязаться. Надо его напоить. Да так, чтобы он уснул и остался здесь, в Камергерском».

Соломатин подошел к буфетчице и заказал два стакана водки и два пива. Застольным бойцом, как сообщалось, он не был и сам себе удивился. «В него волью, – решил он, – а себя как-нибудь обнесу чашей…»

Пока Даша выполняла заказ Соломатина, к ней подошел пышноусый коротыш с манерами ясновельможного гусара.

– Милая Дашенька, что-то давно не видно вашего негра.

– Мой негр пока загорает, – сказала Даша. – А в Москву ни разу не приезжал.

– Ну простите, Дашенька, не хотел обидеть, – смутился пышноусый. – Я имею в виду того плечистого негра, который вот на этом месте обещал выкупить закусочную.

– Тот негр более сюда не заходил, – сказала Даша.

– Ой, ой! Обнадежил сукин сын, – подтвердила кассирша, – и более не заходил.

– Жаль. А то ведь и вправду останется нам одна Щель, – покачал головой пышноусый, из гусар летучих. – Если что, не обижайтесь…

– Да кто же на тебя, Сенечка, обидится! – сказала кассирша.

– Линикк, Гном Центрального Телеграфа, – с поклоном представился пышноусый Соломатину.

– Очень приятно, – заспешил Соломатин. – Как же, слышали, слышали.

И быстро направился с подносом к Ардальону, не хватало еще негров и гномов. Ардальон сидел тихий, мечтательный и расположенный к восприятию напитков. Бронированный литерный по расписанию пребывал где-то в спокойствии. Впрочем, нуждался ли он в расписании? В расписаниях, коли на то пошло, рассудил Соломатин, должны были нуждаться другие механизмы и твари.

Сам же Соломатин опозорился, но это выяснилось двадцатью часами позже. Его убежденность в том, что удастся обнести себя чашей, было опровергнуто практикой. Соломатин надрался. Назавтра кое-что помнил, но возможно, что и не самое существенное. Ардальон Полосухин уговорил его участвовать в устроительстве нового предприятия. «Давай! Давай! Давай будем шить наволочки!» – отчего-то предложил Соломатин. «Нет, ничего мы не будем ни шить, ни строгать, ни выстрагивать!» – охладил его Ардальон. В шитье и в выстрагивании все давно схвачено, а если и будет что перелицовываться, то с высмаркиваньем мелких соплей. Нет, пока еще можно ввязаться в защиту или поддержку чего-то. То есть раскатать какой-нибудь фонд. С лицензиями и всякими бумажными необходимостями он, Ардальон, справится. Друг Андрюша, друг Соломатин нужен ему во вспомогатели. Ради идей и текстов. «А то! А то! – воскликнуд Соломатин. – Идеи и тексты это – восемь раз плюнуть!» «Я знаю, – согласился Ардальон. – Поэтому я тебя и отыскал. Ты созрел и я созрел». Потом за их столиком возник виденный сегодня в Столешниковом, в «Аргентум хабар», человек, нос клювом какаду, жесткие волосы дыбом, книжный челнок Фридрих Малоротов, он же Фридрих Средниземноморский, советовавший не брать участки на западном берегу Корсики. Фридрих в возбуждении рот кривил, изумлялся: «Что же вы ушли? И вы бы призы получили! А мне вон что выдали! Будто знали, кто я!» И Соломатину с Ардальоном был предъявлен глобус размером с плод авокадо. Но с четырьмя углами. «Не удивлюсь, если вам всучили глобус Украины, – предположил Ардальон. – С Киевом на Северном полюсе, с Дрогобычем – на Южном!» «Нет! – обиделся Фридрих. – Они с пониманием. На Украине участков нет. А здесь – сплошные побережья!» Фридрих и удалился от них обиженный, благо были рядом и другие столики, где можно было угостить глобусом… Потом Соломатин пил за хлястики и пропел хлястикам эпиталаму. А может, эпитафию. А может, эпиграмму. Или пусть будет – панегирик. И еще – по его же, Соломатина, предложению – пили за какие-то вытачки. Последнее, что помнил Соломатин: Ардальон, положив ему руку на плечо, повторял, иногда умиляясь: «Ну ты понял, какая у нас здесь будет Щель…»