Онлайн чтение книги Кошка из мастерской The Healing Season of Pottery
5 Когда глина превращается в керамику

Две недели занятий по будням пролетели так же стремительно, как летние каникулы в средней школе, и одним субботним утром, на которое были запланированы глазурирование и обжиг, Чонмин задумалась о связи между пятью рабочими днями и двумя выходными. Дни тянулись, без конца скручиваясь и раскручиваясь, и каждый раз она как будто слышала царапающий уши звук. Жуткий звук, который издают несмазанные дверные петли. Что-то в жизни пошло не так, и все выходные Чонмин стали буднями. А семь будних дней в неделю кому угодно тяжело дадутся. С другой стороны, семь выходных в неделю – это тоже тяжело, ведь это болото апатии, из которого невозможно выбраться.

В течение семи лет у Чонмин были семидневные рабочие недели, а на протяжении последнего года она жила так, как будто на неделе семь выходных. И только сегодня она ощутила, что будни и выходные отделены друг от друга. Она впервые пошла в выходной день в мастерскую. До этого она занималась там со школьниками, у которых были летние каникулы, и с Чихе, которая по неизвестной причине почти каждый день бывала в «Соё». Чонмин было интересно, кого ещё из взрослых она встретит, какими звуками будет на этот раз наполнена мастерская, но одновременно с этим она уже начинала чувствовать смущение.

Чонмин позавтракала, глядя сквозь арочное окно на маленький переулок так, будто пыталась его запомнить. Плотный приём пищи перед занятием уже стал привычкой. Гончарные занятия превратились в своеобразный ритуал, который отделял завтрак от обеда и ужина. Благодаря этому ритуалу временны́е границы Чонмин стали более чёткими. По выходным занятия в мастерской начинались в 10 утра, и Чонмин отложила ложку в сторону, оставляя в желудке место для кофе.

Чохи так радостно встретила Чонмин, словно только её и ждала. Наконец-то фартук для Чонмин доставили. Насыщенного цвета сливочного масла с вышитыми JM – как и у других, на нём были её инициалы[14]В соответствии с современными правилами транслитерации корейского языка «Чонмин» латиницей пишется Jeongmin.. Было похоже, что Чохи вышила их сама, они были такие же неровные, как и GS на том, первом фартуке. Как только у Чонмин появился собственный фартук, она очень обрадовалась, словно её приняли в полноправные ученики в мастерской «Соё». Это общество было временным и нестабильным, но для Чонмин, не имевшей ни постоянного жилья, ни постоянной работы, оно стало защитной оградой, которая дала девушке глубокое чувство психологической безопасности.

Дверь мастерской открыл крупный светловолосый мужчина:

– Здравствуйте!

В противоположность его большому, неуклюжему телу глаза у него были по-детски большие, а уголки губ как будто всегда немного улыбались. Хотя его лицо ничего определённого не выражало, из-за этих уголков создавалось другое впечатление.

– Это Кисик-си, лучший и самый старший сонбэ в группе выходного дня. А это Чонмин-си, наша новенькая, я о ней говорила. Теперь вы будете заниматься втроём раз в неделю по выходным – Кисик-си, Чихе-си и Чонмин-си.

Кисик рассказал, что уже два года изучает гончарное дело и в следующем году собирается открыть собственную мастерскую. Он сказал, что дал себе зарок обязательно бросить свою текущую работу в тот год, когда две цифры его возраста совпадут, и при этих словах уголки его губ поднялись ещё выше. Ему тридцать три. Чонмин про себя фыркнула, услышав оптимистичные заявления Кисика об успешной смене деятельности после тридцати, но одновременно с этим почувствовала и зависть. Она позавидовала его решимости и упорству. Она была младше Кисика на три года, но ей не хватало уверенности в себе, чтобы сделать подобный выбор. Кисик обладал какой-то определённостью, которой не было у Чонмин.

«Вот это рост и комплекция…» – подумала Чонмин, осознав, что всё время пользовалась фартуком этого человека.

– Это же ваш зелёный фартук? Если честно, я его одалживала последние две недели. Мой только сегодня пришёл. Спасибо вам за него.

– А, так это были вы, Чонмин-си! Случайно не находили в кармане кольцо? Я две недели назад, видимо, положил его в фартук и забыл. А на прошлой неделе кольца в фартуке не было.

Увидев, как Кисик дотронулся до пальца, который казался каким-то голым, Чонмин вспомнила о тонком кольце. И о звуке «дзынь». Чонмин встрепенулась и поспешно стала осматривать пол. К счастью, кольцо слабо сверкнуло из-под полки, на которой хранились гончарные круги.

Она стряхнула с кольца налипшую пыль:

– Извините. Когда я снимала фартук, мне показалось, что что-то упало, но я не поняла, что это кольцо… Прошу прощения за неосторожность.

– Всё в порядке.

Кисик больше ничего не сказал и просто улыбнулся. Он хотел было надеть кольцо, но ойкнул и положил его в карман. При занятиях керамикой кольца не носят.

Опоздавшая Чихе наконец-то открыла дверь и вошла. Урок начался, но Чонмин никак не могла избавиться от неприятного чувства. Она так распереживалась из-за того, что в тот день отвлеклась на инструменты и не заметила выпавшее кольцо, что у неё начало гореть лицо. Мало того что она брала его фартук, она ещё и кольцо чуть не потеряла, это совсем нехорошо. А вдруг из-за этого Кисик поссорился со своей девушкой… Когда мысли Чонмин дошли до этого момента, она решила как следует извиниться перед Кисиком, чтобы не чувствовать себя неловко каждую субботу.

Они занимались в одной группе, но Кисик и Чихе уже достигли того уровня, когда свободно могли работать самостоятельно. Чонмин и сейчас оказалась тем учеником, на котором сосредоточилось внимание Чохи. А поскольку сегодня у неё впервые было глазурирование, всё, что ей нужно было делать, – наблюдать. Чохи взяла тарелку, которую на прошлом занятии лепила Чонмин. Она была сделана из белой глины, но после грунтовки стала светло-розовой. Поверхность тарелки больше не была мягкой, она затвердела, но при этом оставалась хрупкой, как печенье.

Чонмин решила глазурировать цветом «небесное блаженство», как посоветовала Чохи. Сама девушка ещё не могла представить, какой цвет лучше использовать на такой глине. Она посмотрела на образец, и он действительно напомнил ей о синеве летнего неба. Работа шла под гул глиняной массы – то утихающий, то возрастающий. Чонмин нравился живой голос глины. Девушка наблюдала, как глиняная посуда плавает туда-сюда в чане для глазурирования, и тут ей самой захотелось опустить в него руку. По сравнению с молоком жидкость была более плотной и густой, но при этом выглядела более нежной. Сейчас цвет глазури казался почти белым, но при обжиге он должен был посинеть. Однако, как сказала Чохи, никто не может угадать, каким выйдет итоговый цвет, этот вопрос решается внутри печи.

– Вот так несколько дней стараешься, работаешь с глиной, но никогда не знаешь, выдержит она жар печи или нет. А, я же не показывала тебе печь! У нас в мастерской она огромная. Возможно, самая большая в округе. – И они пошли в глубь здания, где в закрытой комнате без окон пряталась печь.

Как и говорила Чохи, она и в самом деле была большой, размером с двухкамерный холодильник. К гордости хозяйки, печь работала на дровах, а не на газу. Олдскул. Да, это требует больше времени и сил, но чем дольше керамика подвергается обжигу, тем прочнее она становится.

– Как я уже говорила, для обжига глазури требуется 1250 градусов. Теперь нам не надо ничего делать, остаётся просто ждать. Без лишних переживаний.

Перед тем как ставить изделия на обжиг, нужно было стереть глазурь со дна. Чохи объяснила, что из-за остатков глазури на дне посуда может прилипнуть к печи. Недостаточно уметь хорошо лепить из глины. До того как начинать обжиг, необходимо позаботиться о нескольких моментах.

Все трое учеников сели рядышком, держа в руках по губке.

– Чихе, у тебя так много чашек получилось, – заметила Чонмин, взглянув на красивые чашки с плавными изгибами, которые сделала её старшая подруга.

– В основном я делаю маленькие стопки для сочжу[15]Корейский национальный алкогольный напиток.. Ещё иногда делаю стаканы среднего размера, для сочжу с пивом.

Это были аккуратные стопочки с тонким дном и без ручек. Их делали на гончарном круге, и они получились гораздо более сбалансированные и аккуратные, чем тарелка Чонмин. Посуды было много, и на протирание глазури с донцев ушло немало времени. Чихе заполнила это время разговорами.

Она сказала, что долгое время искала работу, но сейчас пошла в магистратуру и на какое-то время поиски работы отложила. В эти дни она начала выпивать всё больше и больше. Ей стало так тоскливо пить из треснувшей стопки, завалявшейся дома, что Чохи решила создать свою личную стопку. Сначала она пришла на однодневный мастер-класс по гончарному мастерству, но это так увлекло её, что она здесь уже более полугода. Как только у неё появилось хобби, позволявшее сбегать от реальности, её дух, истощённый мыслями об устройстве на работу, воспрял. Обратной стороной медали было то, что вкус алкоголя из новой посуды так улучшился, что она стала больше пить и в итоге набрала вес, особенно в области талии.

У Чихе, которая выглядела очень разумной, оказывается, была неожиданная личная история. Она умела разговаривать на личные темы бережно и мягко и превратила свою историю в рассказ, который не был в тягость собеседнику. Все чашки и стаканы были сделаны с такой тщательностью, словно создавались исключительно для себя. Даже Чонмин, которая особо не пила, решила, что в таких стаканах алкоголь должен иметь отменный вкус.

– Уф, онни, посмотри-ка на Кисика! Он периодически, точнее постоянно, так делает, – прошептала Чихе.

Кисик тихонько прикрыл глаза и протирал донца посуды от глазури. Он не спал, но как будто прикидывался спящим. И всё же, с чего такое внезапное притворство?..

– О, оппа[16]Кор. «оппа» (오빠) – старший брат для девочки, обращение, часто употребляемое девочками/девушками также и по отношению к старшим друзьям мужского пола., ты так лучше ощущаешь керамику? Ты несколько раз говорил, что, когда берёшь керамику с закрытыми глазами, гораздо лучше её понимаешь.

– Всё так, Чихе. Ты тоже попробуй почувствовать керамику.

Кисик, явно выпендриваясь, стал поглаживать посуду с ещё бо́льшим пылом. Его нарочито наигранные действия были явно шутливыми.

– Эй, тут тебе не «Призрак» с Патриком Суэйзи, неприлично себя так вести перед новичками… Не учи онни плохому!

Со словами, что это плата за подтрунивание над ним, Кисик мазнул глазурью по дну чашки, которое так аккуратно протирала Чихе. При виде разборок между этими двумя Чонмин разулыбалась.

От печи, которую Чохи заранее растопила, шёл жар. Гораздо более страшное пекло, чем от солнца на улице, окутало Чонмин, но девушка чувствовала себя будто в мягком, обволакивающем тепле сауны с горячим полом-ондолем[17]Ондоль – система обогрева домов в Корее за счёт тёплого пола.. Самой первой в печь поставили плохонькую работу Чонмин. Кисик и Чихе тоже принесли свои изделия и начали закладывать их в печь.

Даже на первый взгляд в изделиях Кисика была видна индивидуальность. В основном он делал цветочные горшки и вазы неправильной формы, что выделяло его работы среди других. Своей асимметрией они вызывали ассоциации с природными линиями, в этом и заключалась их привлекательность. При взгляде на его вазы появлялось желание поставить в них букеты из полевых цветов на тонких стеблях. Завершённость и сбалансированность его изделия могли обрести только с цветами, поэтому казалось, что в них специально оставлено место для букетов. Ещё Кисик сделал покрытые чёрной глазурью цветочные горшки и украсил их геометрическими узорами. Чонмин плохо разбиралась в живописи, и его работы показались ей современным искусством. Она хотела хотя бы коротко выразить своё восхищение Кисику, который ловко ставил в печь вазы, но тут в памяти всплыл инцидент с кольцом, и, глядя на то, как закрывается дверца печи, Чонмин только плотно сжала губы.

Особая прелесть занятий по выходным заключалась в том, что после работы и уборки можно было вместе отправиться на поздний обед. Они принципиально не заказывали доставку, а обычно разделялись на две команды и брали в местных ресторанчиках еду навынос. В сегодняшнем меню главным блюдом были сэндвичи, которые рекомендовал Кисик. Он рассказал, что в деревне Памгаси есть место, где продают очень вкусные сэндвичи, и ими надо обязательно угостить новенькую. Чохи и Чихе знали, что его любовь к сэндвичам ничем не искоренить. В качестве закусок было решено взять кимпап[18]Корейский вариант роллов. Снаружи их оборачивают сушёными морскими водорослями, а начинку в варёный рис нарезают длинной соломкой. и токпокки[19]Блюдо из рисового отбивного теста – тока. Из тока скатывают колбаски и тушат в остром перечном соусе с добавлением других ингредиентов..

Чонмин, оказавшись в паре с Кисиком, неуверенно шла по плавящемуся от жары асфальту. Хоть мужчина работал в своём огромном фартуке, его брюки в некоторых местах оказались измазаны глиной. Видимо, у него затекли плечи от сидения за гончарным кругом с постоянно опущенной головой, и он всё время крутил и потягивал руки. Если честно, вид огромного Кисика, делавшего маленькие вазы, очень напоминал медведя, который, сильно съёжившись и боясь, что люди могут заметить, тайком макает лапы в горшок с мёдом. Его большие руки, казалось, никак не могли создавать настолько мелкие детали. В целом Кисик совсем не вязался с гончарным делом, но спокойный тон голоса и неторопливые движения убеждали в обратном.

Первым заговорил Кисик, вежливо обратившись к Чонмин:

– Мы теперь будем видеться каждую неделю, поэтому не стесняйтесь обращаться ко мне как вам удобно.

Чонмин вспомнила, как Чихе без колебаний назвала Кисика «оппа». Стоило ей представить, как она тоже так к нему обращается, как по шее побежали мурашки.

– У меня нет ни сестёр, ни братьев, поэтому в разговорах со старшими мне неловко называть их «онни» или «оппа». Мне удобно обращаться к вам так, как сейчас. А младшим при этом говорю обращаться ко мне так, как им хочется.

Кисик, видимо ожидавший более дружелюбного ответа, не смог подобрать слов и просто повёл глазами из стороны в сторону. Для любого человека первым шагом к установлению дружеских связей было бы снижение уровня вежливости и формальности в общении, но, похоже, с Чонмин дело обстояло по-другому. Они снова замолчали. Слышно было только, как шлёпки Кисика хлопают при ходьбе.

На этот раз Чонмин не выдержала неловкой тишины и заговорила:

– Когда у меня будет получаться работать с гончарным кругом?

– Считается, что нужно 3–4 месяца. Но взрослые выучиваются и гораздо быстрее. Я и сам за два месяца научился. Но ведь вы, Чонмин-си, занимаетесь этим в качестве хобби, вам нет нужды спешить. У меня-то есть цель открыть мастерскую, поэтому обучение шло быстро. Сначала я посещал занятия в оба своих выходных дня, когда не был на работе. Наша учительница обучила меня всему с нуля. Правда, мы из-за этого часто ссорились с девушкой.

На слове «девушка» цепочка мыслей Чонмин прервалась. Конечно, надо было сначала извиниться, тогда общение с ним пошло бы легче.

Чонмин замедлила шаг и произнесла:

– Да… Очень извиняюсь за кольцо. Хочу нормально попросить прощения.

– Не стоит. Это ведь я его забыл в фартуке. И вы не беспокойтесь об этом, Чонмин-си. Правда.

Чонмин медлила с ответом, и Кисик, увидев это, понял, что она по-прежнему чувствует себя неловко. Он ещё раз решительно заявил, что всё в порядке, и быстро сменил тему разговора:

– Да, кстати, Чонмин-си, а почему вы выбрали именно гончарное дело?

Чонмин слегка закусила губу, как будто решая, что сказать. Кисик спокойно ждал.

Ученики мастерской «Соё», похоже, не были особенно близки между собой. С другой стороны, их взаимоотношения не казались совсем пустыми или показушными. Их общение было обычным, ему не нужна была особая глубина, существовавшей было достаточно. В их отношениях не было особых установок типа «личными историями можно делиться только с близкими друзьями, которых пускаешь в душу» и тому подобного. Для Чонмин поддерживать отношения всегда было в тягость, и такая неопределённость, наоборот, ей понравилась. Она уже до какой-то степени обвыклась в мастерской «Соё». И она начала свой рассказ с того, как бросила работу телесценариста и вела жизнь затворницы.

– Не то чтобы я скопила много денег, но я уже не могла контролировать себя, кричала от злости. И тогда я осознала, что самое страшное в ощущении бессилия: когда удаётся эмоционально восстановиться и начинаешь вспоминать тот период, сам не можешь понять, как это с тобой произошло. Даже чувствуя прилив сил, я сознаю, что невозможно полностью избавиться от моего вчерашнего я. И сегодняшняя я занята исправлением того, что я допустила в прошлом. И вот, размышляя о том, что нужно всё наладить, я бездумно выскочила из дома и нечаянно оказалась в «Соё». Решила, что это кафе. Тут нет какой-то серьёзной причины, я не собиралась заводить подобное хобби. Ничего особенного, правда?

– Круто. Все, кто прикладывает усилия, чтобы достичь своей цели, крутые. Мне тоже поскорее надо прекратить горбатиться на компанию, которая занимается онлайн-торговлей. В общем, поздравляю. Вы сделали первый шаг, чтобы выбраться из состояния бессилия.

В словах Кисика чувствовалась искренность. Может, такое ощущение возникло благодаря его особой неторопливой речи?

– Предстоит ещё долгий путь, но, когда я думаю о работе с глиной в мастерской, мне становится спокойно и начинает казаться, что всё наладится.

– Мне нравится такой настрой.

– А вы, Кисик-си, почему здесь обучаетесь гончарному искусству? Вы же из Сеула. Тяжело каждые выходные ездить до Ильсана.

В Сеуле наверняка в каждом районе есть по гончарной мастерской. Почему же он выбрал именно «Соё»?

– …Чонмин-си, вы знаете, почему деревня Памгаси так называется?

– Из-за того, что здесь много каштанов? – Чонмин вспомнились слова агента по недвижимости, который показывал ей виллу под номером четыре.

– Осенью люди собирают упавшие каштаны, но выбирают только ядрышки, а колючую кожуру выбрасывают. И вот это место и называли Памгаси – «колючка каштана» – из-за того, что они повсюду валяются. Когда я услышал эту историю, влюбился в этот район. И поэтому начал посещать мастер-классы в «Соё». Почувствовал, что либо здесь, либо нигде.

Чонмин хотелось ещё спросить, почему он начал заниматься керамикой, но она не стала этого делать. Потому что у любого человека есть шипы. Ведь и она никому не могла показать свою душу, скрытую под шипами, как плод каштана.

– А… Наверное поэтому я сюда и переехала.

Чонмин постаралась скрыть свои смешанные чувства и улыбнулась как ни в чём не бывало.

Сэндвичи были с персиками и зелёным виноградом, со взбитыми сливками. Их выдали в большем количестве, чем было человек в мастерской. Расплачивался Кисик, Чонмин должна была заплатить в следующий раз. Когда они вернулись в мастерскую, там уже витал острый запах токпокки и душистый аромат кунжутного масла в кимпапе. Чонмин выложила принесённую еду на тарелки и хотела было выставить всё на длинный деревянный стол, одна сторона которого была пустой. Но Чохи остановила её, сказав, что этот стол они не используют. Чонмин, не знавшая всех негласных правил и устоев этого сообщества, смутилась. Кисик, должно быть, почувствовал её состояние, потому что сменил тему и предложил сыграть в «Камень, ножницы, бумагу» на то, кому предстоит мыть посуду, хотя стол ещё не был даже накрыт.

Кисик, похоже, очень ждал свои субботние фруктовые сэндвичи, он съел их целых две штуки, а к токпокки почти не притронулся. Утолив голод, Кисик заговорил:

– Чонмин работала телесценаристом.

У Чохи, которая была малоежкой и уже закончила есть, засверкали глаза.

– Ого, я не знала. Значит, ты, Чонмин-си, хорошо пишешь?

Чихе кашлянула так, словно в вопросе Чохи было что-то неправильное.

– Наоборот, учитель. Она пишет хорошие тексты, потому и стала писателем!

Они понимали слово «тексты» иначе, чем Чонмин… Она открыла рот, увидев, что внимание всех сосредоточено на ней и надо разъяснить ситуацию.

– Сценаристы пишут коротенькие тексты, которые объясняют сцены и связывают их между собой. Актёры озвучки заполняют звуковые паузы длиной от четырёх до шестидесяти секунд. То же самое с субтитрами и сценариями, они отличаются от текстов, которые издаются в книгах. Так что я не особо хорошо пишу.

Чонмин от смущения говорила дольше, чем обычно. Несмотря на эти объяснения, Чохи всё равно обратила к ней взгляд, исполненный надежды.

– Хочу тебя кое о чём попросить. Самой мне даже не стоит и пытаться: я хороший гончар, но полный ноль в рекламе.

Сидевшая рядом Чихе тихонько объяснила, что Чохи настолько талантлива, что однажды выставлялась в главном зале галереи «Хёндэ»[20]Галерея «Хёндэ» – известная галерея современного искусства в Сеуле., а её отец тоже известный керамист.

– У нашей мастерской давно есть аккаунт в соцсетях, но его никто не смотрит. Многие говорят, что молодёжь в основном приходит из онлайна… У нас и онлайн нет заказов, и вживую люди почти не приходят. Никого. Фотки точно неплохие, но вот текст не очень, да? – спросила Чохи, протягивая свой телефон.

Чонмин, листая ленту, увидела, что фото действительно хорошие. Кисик сказал, что за фото отвечает он, чем втайне гордится. Но для быстрого поиска не хватало тегов, а тексты были слишком простыми, как и само название мастерской. «Вот крепкая классическая тарелка из горной белой глины».

– …Да, если честно, здесь нет никаких завлекающих формулировок.

– Чонмин-си, не хочешь попробовать? С меня бесплатный обжиг.

– Я сценарист, это не то же самое, что копирайтер или маркетолог. – Чонмин развела руками. Вдобавок уже больше года она вообще ничего не писала.

– Мне и не нужен суперпрофи. Мне просто нужен кто-то способный написать текст, который найдёт отклик в душах современных людей. Ведь твоя профессия очень чувствительна к трендам. Я медленно работаю, поэтому нет нужды много выкладывать. В неделю нужно пару постов. Разумеется, можно этим заниматься только в те дни, когда ты приходишь в мастерскую.

Кисик и Чихе тоже поддержали Чохи. Требовалось писать всего лишь коротенькие тексты для соцсетей, но Чонмин подумала, что пока ещё не может преодолеть барьер под названием «текст». Она считала, что больше не способна писать. А тут неожиданно она снова столкнулась с необходимостью писать «тексты».

На прошлой работе Чонмин была помощником сценариста в съёмочной группе, которая снимала документальные программы о жизни людей. Прошлым летом она организовала съёмку выпуска про переводчика, который приложил руку к адаптации множества известных фильмов и стал символом успеха. Всё – от съёмок до монтажа – прошло гладко. Однако на предварительном просмотре руководитель съёмочной группы и главный сценарист отреагировали вяло. Продюсер постукивал пальцами по клавиатуре, словно нервничал.

Где-то в середине фильма оказалась сцена, когда переводчик внезапно расплакался и стал делиться историями о своей матери. «Мать бросила нас с младшей сестрой, и я думал, что никогда её не прощу…» Чонмин вся напряглась. После съёмки переводчик позвонил ей и попросил убрать унизительную для него сцену про семью. Естественно, она передала эту просьбу продюсеру…

Но все, кроме Чонмин, закричали на этом моменте: «Браво!»

– Вот оно! То, что надо!

Руководитель съёмочной группы явно был доволен, он перемотал видео назад и ещё раз просмотрел момент, где герой плачет.

– В начале было скучно, сейчас скука пропала. Этот эпизод всё оживил. Продюсер Ли, сценарист Ю, это поворотный момент, согласны?

Главный сценарист Ку хлопнула Чонмин по спине, сказав, что она сделала отличную работу.

– Я действительно вложил много сил, чтобы раскрыть человеческую историю. На том моменте я сам заплакал! Моего отца не стало в позапрошлом году, и я соврал, что не смог увидеть его на смертном одре. И только после этого наш гость потихоньку стал раскрываться, – стал сочинять продюсер, которому не терпелось получить как можно больше одобрения. Он был похож на собаку, виляющую хвостом.

Когда Чонмин проверяла отснятый материал, она подумала, что эта сцена осталась только в черновой версии. Ведь именно это с такой лёгкостью пообещали во время перерыва. Но на самом деле сцену аккуратно отредактировали и оставили в качестве интервью с главным героем.

– Хм, продюсер Ли, тебе положен приз за актёрское мастерство. Этот трогательный момент должен остаться в середине, чтобы сюжет не завис и было интересно. Полное погружение, – восхитился руководитель группы.

– Интересно? – Чонмин одним словом охладила атмосферу. – Человек плачет, а вам интересно? Уважаемый продюсер, я же вам говорила, он просит вырезать рассказ про семью. Это требование героя программы.

– Сценарист Ю, как вы можете такое говорить, вы же отлично знаете, как работает телевидение? – нахмурился продюсер.

– Он не знаменитость, обычный человек, поэтому личную информацию необходимо фильтровать, так будет правильно, – парировала Чонмин.

– Тогда становится неинтересно, понимаете? Всё это убрать? А чем тогда заполнить время? И так было нелегко, ведь у этого человека очень скучная жизнь. Знаете, это в первую очередь ваша вина, сценарист Ю, потому что именно вы его нашли! Раз у вас такой опыт, вы должны видеть, подходит человек для съёмки или нет!

Продюсер уставился на Чонмин. В это время руководитель группы уронил ручку, которую вертел в руках. Звук падения заставил всех замолчать.

– Погодите, то, о чём вы там с ним договорились, не является же окончательным решением…

– Руководитель, нам нужно убрать всё интервью. Нельзя это показывать.

Чонмин торопливо смотрела превью других съёмок, пытаясь найти, чем заменить это интервью, но сценарист Ку её остановила. Из группы никто не встал на её сторону.

– Сценарист Ю, ведь вы тоже цените семейно-бытовые истории. Разводы, алкоголизм, несчастные случаи, бедность – и истории людей, которые преодолели все эти трудности и добились успеха. Такие выпуски можно составить максимально интересно, да и в тексте можно добавить больше эмоций, согласитесь?

Руководитель съёмочной группы говорил тихим, равнодушным голосом, словно просто передавал папку с документами. Это звучало более грозно, чем грубая ругань продюсера на повышенных тонах. В такой враждебной атмосфере Чонмин не смогла ничего сказать и вынужденно кивнула.

После выхода передачи Чонмин не находила себе места. Обычно после трансляции она связывалась с героем программы, чтобы поблагодарить. В этот раз ей впервые не хватило духу набрать номер. Она только через несколько дней набралась смелости и позвонила. Нервное ожидание – казалось, гудки вот-вот прервутся. Человек на том конце со щелчком поднял трубку, но ничего не сказал.

– Мм, здравствуйте. Эфир… Вы его видели? – спросила Чонмин дрожащим голосом.

– Да. Спасибо сценаристу и продюсеру за проделанную работу.

– Я насчёт той семейной истории… Я попробую сделать так, чтобы этот выпуск повторно не показывали. И чтобы его не выложили на сайт…

– Все уже всё увидели. У вас же очень популярная программа. Моя семья, друзья, знакомые родителей и даже моя маленькая дочь. – Собеседник говорил спокойно, но у Чонмин по спине пробежал холодок.

– Я прошу прощения. Я очень извиняюсь.

– Вы так просто говорите о моей жизни. Видимо, вам это легко даётся.

Хотя Чонмин говорила по телефону, она без конца постоянно кивала в пустоту. Она хотела сказать, что виноват продюсер, но не смогла. Ведь именно она в итоге послушно написала текст для видео, одобренного продюсером. Разговор окончился, прощение не было получено. У Чонмин возникло ощущение, что и в душе у неё что-то оборвалось.

После этого инцидента Чонмин захотелось донести своё мнение до руководителя группы, продюсера и зрителей, и она всё дотошно изложила на бумаге. Её больше не грызла обида, сердце не сжималось. Осталось только ощущение бессилия. Бессилие уселось на спину Чонмин, словно паразит, ловко прикрепившийся к своему носителю. В те дни Чонмин даже биение собственного сердца причиняло боль, ей казалось, что от неё осталась лишь пустая оболочка.

Но к концу лета Чонмин перестала различать написанное. Впервые она заметила это за собой, когда, как обычно, читала на работе описания к превью. Постоянно повторяющиеся предложения и слова… Сначала она подумала, что из-за какой-то ошибки в кадре продюсер сделал несколько дублей. Однако Чонмин за целый час не прочла ни одной страницы. Не смогла прочесть. Слова со звоном отскакивали от её глаз. Они рассыпались на слоги и плавали вокруг. Чонмин не могла прочитать ни одну сцену и, конечно же, ничего не понимала.

Сначала она убедила себя, что дело в плохом самочувствии, и, как только вернулась домой, открыла книгу. Это был роман Амоса Оза «Мой Михаэль», зачитанный до дыр. Это была любимая книга Чонмин со студенческих времён, она знала её наизусть. Однако не смогла прочесть ни строчки. Чонмин снова и снова смотрела на предложения, восклицая: «Что это значит?» – и не могла найти в строках никакого смысла. После пяти предложений смысл прочитанного расплывался в её голове, подобно снеговику, беспомощно тающему на утреннем солнце. Чонмин не могла уследить за ходом сюжета. Как будто она нервно размахивала руками на остановке, но автобус с надписью «Сюжет» всё время проезжал мимо, оставляя её позади.

Психиатр диагностировал у Чонмин вялотекущий СДВГ и дислексию. Для писателя дислексия равна смертному приговору. Люди, которые с усмешкой по дешёвке продают и покупают чужую жизнь и душу, не редкость, и было что-то несправедливое в том, что только Чонмин оказалась за это наказана.

Несмотря на лечение, способность к концентрации у Чонмин снизилась настолько, что она не могла даже рассмотреть подписи у экспонатов в музее, не то что читать книги. Работа с текстом приносила столько мучений, что Чонмин хотелось скорее это бросить. «Может, таким образом мне разрешают больше ничего не писать», – подобные мысли её даже успокаивали. Дислексия стала хорошим поводом для того, чтобы бросить работу.

Рука, в которой Чонмин держала телефон Чохи, взмокла. Девушка глубоко вздохнула и, без конца повторяя себе, что всё нормально, начала быстро печатать на клавиатуре.

«Нет ничего прекраснее узоров, созданных природой. Ваше блюдо станет ещё вкуснее, если вы воспользуетесь этой тарелкой из горной белой глины с уникальным узором».

– Здесь лучше вкратце объяснить, что это за глина. – Чонмин протянула телефон и показала отредактированный текст.

Чохи внимательно прочитала текст и так широко улыбнулась, что у неё проступили носогубные складки.

– Очень прошу взяться за это дело, Чонмин-си.

В печи настал тот самый момент, когда глина превращается в керамику. И даже Чонмин не сомневалась в том, что сегодня был выходной день.