Возможно, неровное блюдце и ржавые монеты действительно были полезны и учитель каким-то образом предвидел эту сцену. Во всяком случае, он выглядел хорошо подготовленным.
С полузакрытыми глазами Мучунь чжэньжэнь поднялся на помост, полностью игнорируя тихое, но явственное противостояние своих непослушных учеников.
– В качестве сегодняшнего утреннего занятия я хочу, чтобы вы вместе со мной прочитали «Канон чистоты и покоя».
Этот священный текст вовсе не был «Каноном Верховного достопочтенного Владыки Лао о чистоте и покое»[51]В оригинале 太上老君 (tàishànglǎojūn) – даос. Верховный достопочтенный Владыка Лао (образ Лао Цзы в религиозном даосизме)., как могло показаться по названию. Строки этой неописуемой ерунды невесть о чем, видимо, были выведены рукой самого учителя и повторяли одно и то же.
Вероятно, чтобы показать чистоту и покой максимально отчетливо, Мучунь чжэньжэнь при чтении растягивал каждый слог вдвое. Этот протяжный говор почти душил его, в результате чего в конце каждой фразы голос учителя вибрировал. И без того непонятные слова звучали вычурно. Все это делало учителя похожим на безумную лаодань с поджатыми губами[52]Лаодань 老旦 (lǎodàn) – роль старухи или пожилой героини в китайской опере. Женские персонажи пекинской оперы именуются дань..
Очень скоро у Чэн Цяня зазвенело в ушах, да так громко, что сердце ушло в пятки. Мальчик невольно забеспокоился, что учитель задохнется, если продолжит в том же духе.
В конце концов Мучунь чжэньжэнь запыхался и замолчал. Он неторопливо отхлебнул из чашки, чтобы смочить горло, и Чэн Цянь поежился. Мальчик с нетерпением ждал высоких рассуждений наставника, но вместо этого снова услышал до тошноты протяжный голос Мучунь чжэньжэня.
– Хорошо, давайте прочтем еще раз, – затянул старик.
Чэн Цянь промолчал.
Вдруг кто-то бесцеремонно похлопал его по плечу. Кто бы мог подумать, что дашисюн возьмет на себя инициативу и первым заговорит с ним?
– Эй, малыш, – сказал Янь Чжэнмин. – Подвинься в сторону и освободи мне место.
Дашисюн был самым драгоценным сокровищем клана Фуяо. Если он просил освободить место, Чэн Цянь не мог пойти против его воли.
Хватило одного лишь взгляда, чтобы стоявший поблизости слуга с радостью пододвинул молодому господину «кресло красавицы»[53]«Кресло красавицы» – традиционная китайская скамейка со спинкой, повторяющей изгиб женской талии.. Янь Чжэнмин откинулся на спинку и нагло закрыл глаза, ничуть не стыдясь присутствия учителя, а затем и вовсе задремал в грохочущем «покое» чтения.
Понаблюдав за ним некоторое время, Чэн Цянь обнаружил одно из достоинств монстра и по совместительству его дашисюна: он не храпел во сне.
Но, похоже, все присутствующие уже привыкли к такому поведению. Пока дашисюн бесстыдно дремал, второй шисюн спелся с четвертым шиди, да и о Чэн Цяне не забывал, беспрестанно ему подмигивая.
Из четырех учеников только Чэн Цянь с терпением относился к своему учителю. Его снисходительность граничила с суровостью, но также не исключала верности и педантичности. Во всем этом хаосе именно Чэн Цянь сидел неподвижно, как гора, и заканчивал «обычное утреннее чтение». Только благодаря ему урок окончательно не превратился в монолог. Чэн Цянь следил за своим учителем с начала и до конца утренних занятий.
Увидев, что Чэн Цянь не обращает на него внимания, Ли Юнь закатил глаза и, явно задумав что-то, вытащил из рукава маленькую фарфоровую бутылочку. Он потряс ею перед Хань Юанем, прошептав:
– Знаешь, что это?
Стоило Хань Юаню взять ее в руки и открыть, как из фарфорового горлышка вырвалась ужасная, умопомрачительная вонь. Зловонное облако тут же окутало Хань Юаня. И даже сидевший позади Чэн Цянь не избежал этой печальной участи.
– Это волшебная вода, она зовется «Златожабья Жидкость». Я сам ее сделал, – самодовольно сказал Ли Юнь.
– В этой воде что, вымачивали жабьи лапки? – презрительно фыркнул Чэн Цянь, не отвлекаясь от чтения священного текста, который декламировал учитель.
Хань Юань зажал пальцами нос и вернул так называемую «волшебную воду» Ли Юню. Изнывая от зловония, он спросил:
– Для чего она?
Ли Юнь ухмыльнулся, скомкал лежавший на столе лист сюанчэнской бумаги[54]Тонкая бумага, сделанная из бамбука и риса, традиционно используемая для живописи тушью и каллиграфии. и капнул на него несколько капель своей волшебной воды. Капли тут же впитались, в миг превратив скомканную бумагу в живую жабу.
В мире было великое множество зверей и птиц, и почему Ли Юнь выбирал для игр только жаб?
Чэн Цянь начал понимать, почему дашисюн смотрел на второго шисюна как на дерьмо.
Ли Юнь поднял глаза и встретился взглядом с Чэн Цянем. Недобро усмехнувшись, он ткнул жабу кисточкой и сказал, указывая на Чэн Цяня:
– Иди к нему.
Жаба квакнула и запрыгала к мальчику. Но на полпути ее поймала тощая рука. Учитель незаметно приблизился к ученикам, и пойманная им жаба снова превратилась в обычный бумажный шарик.
– Снова твои фокусы. – Мучунь чжэньжэнь вздохнул, словно все еще цитировал священные тексты. – Да у тебя талант, сяо Юнь.
Ли Юнь показал ему язык.
– Раз так, ты сам будешь читать священные тексты для своих шиди, – произнес учитель.
Ли Юню не оставалось ничего другого, кроме как, подражая высокому голосу евнуха, продолжить декламировать «Канон чистоты и покоя». Это продолжалось почти два часа, Ли Юнь прочел «Канон» не меньше дюжины раз, прежде чем учитель смилостивился и остановил его, положив конец бесконечным мучениям.
– Я описаюсь, если он снова начнет читать, – с дрожью прошептал Хань Юань.
Чэн Цянь продолжил сидеть неподвижно, сделав вид, что не знаком с ним.
Проведя в покое больше двух часов, их учитель наконец просиял, сказав:
– Спокойное чтение должно сопровождаться активным движением. Все вы, следуйте за мной. О, Чэн Цянь, разбуди своего дашисюна.
Чэн Цянь не ожидал, что на него обрушится такое несчастье. Он повернулся и посмотрел на юношу в белом, затем собрался с духом, протянул руку и ткнул его пальцем в плечо с таким видом, словно дотронулся до пламени. «Это учитель попросил меня разбудить тебя, не вымещай на мне свой гнев», – взволнованно подумал Чэн Цянь.
Но дашисюн, поспав второй раз за сутки, похоже, так хорошо выспался, что даже не рассердился. Он открыл глаза и уставился на Чэн Цяня, после чего глубоко вздохнул и выполз из кресла. Вяло махнув рукой, Янь Чжэнмин сказал:
– Да-да… идите вперед.
Наполовину проснувшийся молодой господин Янь, по всей видимости, находился в лучшем расположении духа, чем прежде. Его красивые глаза, по форме напоминавшие лепестки персика, затуманились, а взгляд, остановившийся на Чэн Цяне, смягчился.
Лицо его разгладилось, и юноша спросил:
– О, еще кое-что. Как тебя зовут?
– …Чэн Цянь.
– А. – Янь Чжэнмин равнодушно кивнул. По сравнению с его нескрываемым отвращением к Ли Юню и тем, как он вел себя с Хань Юанем, стремясь закрыться от него веером, обращение с Чэн Цянем можно было считать достаточно вежливым.
После этого «а» Янь Чжэнмин больше не обращал на него внимания. Он прикрыл зевок рукой и сидел неподвижно, ожидая, пока его служанка Юй-эр расчешет ему волосы.
Чэн Цянь заподозрил было, что его изнеженный дашисюн на самом деле дух павлина с разноцветным оперением. Но, увидев подобную картину, он отбросил это предположение, если бы настоящий павлин расчесывался столько раз на дню, он давно уже превратился бы в бесхвостого голозадого двуногого монстра.
Но густая шевелюра дашисюна была крепка от корней – и раз его голова еще не превратилась в метелку, он мог оказаться той еще неведомой зверушкой.
Во дворе к ним подошел слуга и на двух руках передал Мучуню деревянный меч.
Чэн Цянь и Хань Юань сразу воодушевились. Они росли, слушая истории, в которых бессмертные путешествовали по небу на летающих мечах. Несмотря на то, что Чэн Цянь пал жертвой священных книг, он все еще оставался маленьким мальчиком. В его сердце, хотя он этого и не признавал, жила мечта о легендарных силах, призывающих ветер и дождь.
Простой деревянный клинок источал тяжесть веков. Создание пилюли бессмертия, таинственные священные тексты, чтение судьбы по звездам и гадания на пальцах… В мальчишеском мире ничто из этого не могло сравниться по привлекательности с мечом.
Чего стоят все тяготы на пути становления бессмертным, если даже легендарное восседание на облаках средь тумана скромно отступает перед героическим взмахом хладного меча, что способен подчинить необъятные земли[55]Отсылка к строчке из стиха монаха и поэта Гуань Сю. Когда после падения династии Тан начались волнения и смута, Гуань Сю решил укрыться от них в храме Линъиньсы в Ханчжоу и, как гласят исторические слухи, посвятил этот стих Цянь Лю, будущему основателю государства У Юэ, прославляя его таланты. Сама строка «взмахом хладного меч подчинил необъятные земли» означала, что Цянь Лю благодаря своим талантам военного дела установил власть на востоке и западе Чжэцзяна.?
Мучунь чжэньжэнь пошевелил хилыми руками, потряс ногами и медленно вышел на середину двора. Он был тощ, как увешанный одеждой шест.
Полный ожиданий Хань Юань тут же озвучил то, что Чэн Цянь постеснялся спросить:
– Учитель, ты собираешься научить нас пользоваться мечом? Когда мы сможем получить оружие?
Мучунь усмехнулся:
– Не спеши, сначала освой деревянный меч.
С этими словами он сделал несколько махов руками и нетвердо встал в стойку. Приступив к демонстрации каждого движения и позы, старик одновременно бормотал:
– Техники деревянного меча… Клана Фуяо… Укрепление здоровья и тела… Чтобы достичь бессмертия… Нужно управлять течением Ци и не допускать застоя крови.
Чэн Цянь и в этот раз промолчал.
Феерическое размахивание мечом только что в дребезги разбило его мечту об управлении силами природы.
«Бесподобная» техника клана Фуяо тем временем привлекла внимание маленького воробья. Птичка опустилась на ближайшую к Мучунь чжэньжэню ветку и принялась наблюдать.
Это определенно был самый тихий бой во всем мире. Меч оказался слишком слаб, чтобы хоть немного потревожить воздух. Даже улитка могла взобраться на верхушку дерева, пока он описывал круг.
В сочетании с загадочными речами учителя про укрепление здоровья эффект был поистине впечатляющим.
Шагнув вперед, Мучунь повернулся, наклонился и вытянул руку с оружием в сторону. Потом, пошатываясь, подошел к ветке.
Сидевший на ней воробышек оказался храбрым малым! Он смотрел на приближающийся меч широко открытыми, похожими на черные бобы глазами.
– Маленькая птичка, если останешься на прежнем месте, мой клинок убьет тебя!
Но не успел учитель закончить дерзкую фразу, как воробышек, услышав «свирепое» предупреждение, не спеша поднял ногу и шагнул вперед, прямо через «острое лезвие», со спокойным видом наблюдая за тем, как образ грозного оружия развеивается, подобно миражу.
Хань Юань покатился со смеху. Даже Чэн Цянь нашел произошедшее смешным. Боевые искусства, демонстрируемые артистами по деревням и селам, и то не были настолько абсурдными, как этот деревянный клинок. Но Чэн Цянь не расхохотался, так как обнаружил, что его шисюны не смеются. С дашисюном все было понятно: ему расчесывали волосы, и согнуться пополам от смеха было бы крайне затруднительно. Но вот второй шисюн, прославившийся любовью к жабам, похоже, находил в этом представлении определенную пользу.
Ли Юнь, который обычно не мог сидеть на месте, будто у него было шило в заднице, не смеялся. На его обычно коварном лице застыло крайне заинтересованное выражение. Он не сводил с учителя глаз, пусть даже его движения напоминали ритуальные пляски.
Учитель продемонстрировал своим ученикам первый стиль владения деревянным мечом Фуяо, закончив представление на одной ноге, застыв в стойке «Золотой петух»[56]«Золотой петух» 金鸡独立 (jīn jī dú lì) – упражнение из комплекса цигун (древная китайская практика, объединяющая физические упражнения, дыхательные практики и медитацию). Также известна как «Стойка петуха» или «Золотой петух стоит на одной ноге».. Он раскинул руки, вытянув шею, будто стремился заглянуть за горизонт, и, пошатываясь, сказал:
– Это первый стиль владения деревянным мечом Фуяо, «Полет птицы Пэн»!
К сожалению, учитель скорее напоминал кукарекающего петуха, нежели расправляющую крылья великую птицу Пэн.
Хань Юань прикрыл рот ладонью, от едва сдерживаемого смеха его лицо покраснело.
В этот раз учитель не стал потакать мальчику. Он ударил Хань Юаня мечом по голове, и движение это было куда более ловким, чем все прежние.
– Что я тебе говорил? Сосредоточься! Не будь таким легкомысленным! – отчитывал мальчишку Мучунь чжэньжэнь. – Над чем ты смеешься, а? Глупец! Будешь переписывать «Канон чистоты и покоя» пять раз! За один вечер! Чтобы он был у меня завтра же.
Так как Хань Юань не умел читать, он был избавлен от переписывания правил на некоторое время. Услышав о наказании, он тут же с бесстыжим лицом прибегнул к своему последнему средству, призванному спасти его от неминуемой смерти:
– Учитель, но я еще не умею читать и писать! – выпалил он.
– Тогда срисовывай! Ли Юнь!
Ли Юнь сделал шаг вперед, и Мучунь чжэньжэнь обратился к нему:
– Возьмешь своих шиди, чтобы потренировать первый стиль. Руководство по второму я выдам позже.
«Говорят, что Ли Юнь дошел до второго стиля больше чем через год после того, как его приняли в клан. Неужели он целый год тренировался кукарекать как петух?» – подумал Чэн Цянь.
Пока он размышлял, Ли Юнь уже встал в стойку. С непроницаемым лицом он взял деревянный меч и, не скрывая юношеской самоуверенности, аккуратно шагнул вперед. Их вялый учитель не шел ни в какое сравнение с жизнерадостным юнцом. Имя Ли Юнь означало «зеленый бамбук», и его поза также напоминала изящный стебель. Меч со свистом рассекал воздух, а сильные удары каждый раз поднимали яростный ветер.
Это был дух молодости. Непобедимый дух!
Маленький воробей, до того сохранявший невозмутимость, перепугался. Он взмахнул крыльями и взмыл в небо.
Не успели Чэн Цянь и Хань Юань прийти в себя, как второй шисюн громко крикнул, сохраняя суровое выражение лица:
– Укрепление здоровья и тела! Чтобы достичь бессмертия, нужно управлять течением ци и не допускать застоя крови!
Юный мечник вмиг приободрился.
Однако Ли Юнь не чувствовал ни капли стыда. Закончив фразу, он обернулся и скорчил рожу своим ошеломленным шиди.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления