Онлайн чтение книги LOUNA. Грязные гастроли
Глава 7

До Ижевска оставалось еще около четырех часов, так что времени, чтобы налудиться было достаточно. Слово «луда» – это профессиональный жаргонизм группы LOUNA. Так называют любой спиртной напиток. Соответственно, от него идут производные: лудить, налудиться, подлуженный и так далее, пока хватает фантазии. Особым шиком считается произносить это слово со страстным придыханием и с длинной «а» на конце. Например: «Ах, лудааа, что ты с нами делаешь!», «Лудааа! Нам нужно больше лудыыы!» или «Максимальная лудаааа!» Бока часто грешит такими шутками.

Почти у всех есть подпольные клички, работающие только внутри коллектива: Рубен – Карен, Сергей – Капрал или Домкрат, Леня – Кинза, Виталик – Витя или Виктор. У Луси вроде нет особого прозвища. В «Тракторе» ее за глаза называли Аркадьевной, но в «Луну» это не перешло.

Есть в группе и своя манера рассказывать. Когда кто-то цитирует другого участника коллектива, особенно того, с кем он не согласен, то фраза обязательно начинается с протяжного рычащего «Воооот!», а дальше следует отрывистая речь с большим количеством восклицаний. Как если бы это говорил Муссолини. Неизвестно, кто ввел эту манеру повествования, но ее подхватили практически все участники группы.

Еще к характерным выражениям можно отнести слово «герцогиня» в отношении девушек. В частности тех, с кем уже есть амурные отношения, или тех, с кем бы хотелось замутить. Рычащий возглас «Бааак» является синонимом всех слов крайнего неодобрения. Есть еще короткое, булькающее «бак». Звучит почти как отрыжка и может означать все, что угодно. Чаще всего служит для короткого общения между некоторыми участниками группы в финальной стадии затяжного тура. Этот звук приходит на помощь, когда слова заканчиваются, а сами артисты превращаются в животных. Причем «животное» в этом контексте – это не ругательство, а точное определение человека, проехавшего длинный тур, по пути злоупотребляя алкоголем. Оскотинивание на гастролях обычно наступает примерно на второй неделе тура, когда дорога становится домом, а алкоголь – гастрономической нормой.

Мы пришли в вагон-ресторан и выяснили, что из еды там почти ничего не осталось. Пришлось выбирать из того, что было. Самое оригинальное блюдо досталось Рубену – гуляш без гарнира. Но все это было не очень важно, потому что главным пунктом в заказе все равно была водка, и ее запасы полностью удовлетворяли наши потребности. Вскоре оба стола, за которыми расположилась группа LOUNA, были щедро уставлены маленькими стограммовыми пузырьками.

Летние угары летними угарами, но делом музыканты тоже занимались. Понимая, что достигнутый успех надо подкреплять, они вовсю работали над вторым альбомом. Как и в случае со «Сделай громче!», треки для новой пластинки создавались с нуля, но пара козырей в рукавах у парней все же имелось. Песню «Ночь, дорога и рок» достали из рукава Вита, а трек «Мама» завалялся за манжетой у Рубена.

– «Ночь, дорога и рок» я пытался принести еще в TRACKTOR BOWLING, когда мы в 2007 году начали готовить панк-роковый альбом, – сказал Вит. – У меня даже текст был написан. В итоге все куплеты остались почти без изменения, но в припеве были слова не «Ночь, дорога и рок», а «Поколение Рок». Денису Хромых тогда не понравилась музыка. Она «не лежала в руках», как он выразился. Тот альбом так и не был записан, и в итоге часть песен попала в «Тараканы!», куда ушел Дэн, а часть я забрал в «Луну». Но так как потом мы в «Тракторе» сделали песню с рефреном «Поколение Рок», то в «Луне» я долго искал, чем заменить эти слова, и придумал «Ночь, дорога и рок». Этой фразой у меня получилось даже удачнее связать по смыслу куплет и припев. Из обращения к поколению песня превратилась в некий манифест рок-путешественников и наполнилась новым смыслом. Про музыкантов и людей, которым не сидится дома, которые готовы ездить за своими любимыми группами и по фестивалям в поисках новых ощущений.

– Мы еще думали, что это Хромых сочинил гитарную партию, потому что там были такие моменты, которые только гитарист может придумать, – добавил Сергей.

– Нифига, я помню, Рубен еще говорил, что играть было дико неудобно, потому что песня придумана как-то не по точкам, – возразил Вит. – Я ее сочинял на басу, а у меня строй немного другой был, чем у гитаристов. А вообще по музыке это мое вдохновение группой Billy Talent, которую мы с Дэном открыли для себя и которой просто взахлеб заслушивались в то время.

Песню «Мама» Рубен написал еще давно, для своего проекта Southwake. И когда он на репетиции сыграл заглавный гитарный проход, то Вит и Лу сразу его закотировали, отметив, что он звучит очень хитово.

– В свое время мы с Рубеном уже играли эту песню в Southwake. Он меня просил помочь им отрепетировать несколько треков для эфира на телеканале О2 ТВ, – Сергей опрокинул рюмку. – Но она мне уже тогда не нравилась. Мы себя считали серьезными, брутальными металлистами, а тут такая воздушная мелодия. Как будто маленькая девочка бежит по ромашковому полю и присела покакать.

– В оригинальном виде песня звучала совсем не так, как сейчас, – добавила Лу. – Мы ее практически полностью переаранжировали, изменили темп, грув, а также заново придумали вокальную партию.

Сергей противился этому треку до последнего, в то время как все остальные участники группы дико за него топили. Присутствовало резонное опасение, что альбому не хватает хука, которым на прошлой пластинке стала песня «Сделай громче!». Поэтому, когда появилась довольно простая и цепляющая песня «Мама», на нее стали возлагать большие надежды. Прогибая линию сопротивления, Понкратьев назвал рабочий файл с этой песней huy-hit. Так этот трек и назывался до тех пор, пока Вит не сочинил слова.

– На самом деле я не думал, что этот трек так зайдет слушателям, – сказал басист. – По сути, песня «Мама» – это моя автобиография, история про взросление, которая удивительным образом совпала с подобными переживаниями огромного количества людей разных возрастов и поколений. Когда я сочинял текст, то столкнулся со сложностью. Там была очень маленькая форма, по три слова в строчке. Я долго ломал голову, что же там можно придумать, а потом родилась эта тема с перечислением: «Это Летов и Кобейн, это лето и портвейн». Причем в рыбе Луся пела на псевдоанглийском, используя как раз слово «мама», и я за него сразу зацепился. Это был первый такой минималистичный текст в «Луне», но его минимализм был обусловлен в первую очередь техзаданием в виде вокальной рыбы, которая не позволяла развернуться. Но этот образный минимализм, несмотря на мой изначальный скепсис, неожиданно для нас всех произвел эффект разорвавшейся бомбы, и песня сразу стала настоящим народным хитом.

– Как ни странно, нам пришлось убеждать руководство «Нашего радио», что это хит, – добавил Сергей. – Они сначала взяли в ротацию боевик «Каждый вправе», а только потом лиричную «Маму».

Если следовать тактике, выбранной в первом альбоме, чувакам надо было делать фиты с сильными артистами, близкими по идеологии. Песню «Каждый вправе» решили спеть с Сергеем Михалком, лидером белорусской группы «Ляпис Трубецкой». К этому времени Михалок и компания отошли от попсовых песен про лютики-цветочки и стали играть мощный припанкованный рок с хорошей долей протеста в лирике. Переломным моментом в творчестве белорусов стал выход альбома «Капитал». Группа полностью отказалась от старого образа, и рыхлый алкоголик Сережа стал подтянутым татуированным физкультурником. В первое время даже было определенное непонимание со стороны посетителей их концертов в регионах. Когда «Ляписы» приезжали в какой-нибудь провинциальный Зажопинск, на концерт активно шли толстые дядьки в сопровождении пышногрудых чик. Они ничего не знали о контркультуре, им просто хотелось спокойно выпить водочки под горячее и послушать мелодии своей юности: «Ау, ау, ау-у. Я тебя все равно найду-у. Ау, ау, ау. Эге-гей». Но зал оказывался забитым потной, слэмующейся молодежью, а со сцены летел бескомпромиссный хардкор. Такая вот неувязочка.

Выбор артиста для фита был понятен, но оставалась небольшая проблема. Никто из «Луны» не был знаком ни с Михалком, ни с кем-либо еще из группы. Парламентером назначили Вита. Он предварительно связался с пиарщиком «Ляписов» и сказал, что у него есть предложение касательно творческого сотрудничества, на что ему ответили, что Сергей готов с ним встретиться и выслушать. Басист отправился на концерт группы «Ляпис Трубецкой» в клуб «Arena Moscow» и прошел за кулисы. В гримерке Сергей находился один. Он был в завязке и, видимо, не хотел соблазняться алкоголем, присутствовавшим в общей комнате. Вит рассказал ему про группу, новый альбом и песню, которую они хотели бы с ним записать. Даже принес ему диск «Сделай громче!» и распечатанный текст песни с пометками, где предполагался вокал Михалка. Сергей его вежливо выслушал и сказал, что не хотел бы быть в этой ситуации свадебным генералом. Если ему понравится, что играет группа, и если он действительно будет разделять их позицию, то он впишется в эту тему. Если нет, то извините. К слову, думал он недолго. Буквально через неделю Виту передали, что Михалок согласен.

– Запись проходила на позитиве, – Вит улыбался. – Сергей вообще очень общительный чувак. Целый стендап нам устроил. Все время шутил, травил байки, мы ржали до боли в животе. Рассказывал, как они прикалывались с бытовым райдером. Включали туда пластиковое ведро, чтобы какать, и пункт «погладить котика». И им реально приносили в гримерку котика и ведро.

– Он приехал с текстом на листочке, видно, что готовился, – рассказывала Луся. – Я распечатала дома текст покрупнее, даю ему, а он такой говорит: «Я, конечно, старый и глухой, но еще не слепой».

– Спел все быстро и профессионально, – продолжал Вит. – Правда, он сперва пытался петь брутальнее, грубее, чем обычно, но потом у него как-то проскочила его фирменная мяукающая интонация. Он сразу поднапрягся, хотел переписать. Но мы наоборот за нее ухватились: «Все отлично, Сергей, не переживай!» На самом деле мы этого и ждали.

Несмотря на то, что с Михалком все прошло быстро и легко, в коллективе «Луны» разыгралась нехилая драма по поводу этой песни. Вит написал текст о человеческих правах и даже вставил туда декларацию прав человека ООН, которую зачитывал Сергей Михалок. Но Рубен, как историк и политолог, имел свой взгляд на этот вопрос.

– Право всегда основывается на понятии обязанностей, – Рубен еще раз разлил по рюмкам, мы чокнулись и залудили. – То есть ты имеешь право только в том случае, если берешь на себя обязанности. Это фундаментальное понятие, на котором основано римское право, принципы гражданства и так далее. А в тексте об этом ни слова не было. Мы же людей воспитываем своими песнями, и им порой надо вкладывать туда такие простые понятия. Мы в то время стали действительно много народу собирать на концертах, люди нас слушали и все это впитывали. И у меня возникло понимание, что нельзя им давать изначально неправильные вещи. Вернее, вещь-то правильная, но она лишена этого ключевого момента. И в то время, когда начались протесты, об этом особенно важно было говорить. Еще в песне есть такие слова: «Каждый вправе выражать все, что хочет, где угодно». Я с этим тезисом категорически не согласен.

– Вот тут я с тобой не согласен, – возразил Сергей. – Понимаешь, песня – это не констатация фактов, а образное описание каких-то вещей. В ней по-любому есть какие-то логические минусы. Это же искусство, средство самовыражения. В нем могут быть неточности.

– Серега, это не неточности, – Рубен сидел за другим столом, и им приходилось почти кричать, чтобы донести друг до друга свои мысли. – В песне «Бойцовский клуб» тоже есть призыв «бей сильней», но ты понимаешь его в контексте. А здесь его нет, но этот контекст очень важен.

– Слушай, ну это для тебя он важен, – Понкратьев не сдавался. – Просто ты понимаешь многие вещи более детально. Но к песне это нельзя применять. В этом и прикол. Ты сам уже должен додумать, что там и как.

– Да что тут спорить. Искусство – это не лекция и не научная работа, где все должно быть логично и разложено по полочкам, – сказал Вит. – Кроме того, это и невозможно сделать в пределах той формы, которая поставлена вокальной рыбой. Слово «обязанности» нельзя пропеть никак. Я даже предложил как компромисс сделать потом песню, где будет слово «обязанности». Хотя это тоже сомнительно, про обязанности только рэпом можно спеть. Невпихуемое какое-то слово. Ясное дело, что этот текст утрированный. Да вообще все наше творчество с точки зрения, например, композиторов классической музыки – это полный бред, который забивает головы молодежи какой-то ерундой. Но в искусстве можно все. Вообще Рубен и раньше высказывал несогласие с текстами, и тогда я прислушивался, переделывал что-то. А тут я уже решил не двигаться. Просто всегда, когда я слышал критику, никаких конкретных предложений за ней не следовало.

– Рубен начал воду мутить еще раньше, – сказала Лу. – Еще с песни «Сожженная заживо». Говорил, что он востоковед, что не надо трогать Восток. У них свои правила, и если они хотят забивать женщин камнями, то пусть забивают. Мы пытались объяснить, что смотрим на этот вопрос со стороны общечеловеческой морали, а Восток это или нет, какие у них законы, в современном мире давно уже никого не интересует. Но он постоянно бурчал, создавал какую-то гнетущую атмосферу и вот докопался до этого трека. И я постоянно вспоминала слова Кэша, который говорил, что Рубен сложный и выносит мозг. В одной из переписок даже написала ему, что понимаю, чем он занимается, но эту группу я ему развалить не позволю. Потому что он ее не создавал.

Споры по поводу текста песни переросли в протесты Рубена на концертах. Во время исполнения этого трека он стал разворачиваться спиной к залу, а потом и вовсе выходить в гримерку. Благо, радиосистема позволяла играть, не находясь на сцене. Этим он демонстрировал свое несогласие с текстом, и коли уж каждый вправе, то вот, тогда это тоже его право. Увещевания товарищей по группе ни к чему не приводили. Рубен упорно пользовался своим правом.

– Несмотря на то, что Рубен мой кореш, меня это дико высаживало, – сказал Сергей. – Конечно, не всегда текст песни совпадает с моим ощущением от музыки, и в этой песне текст мне тоже не очень понравился. Но мы же группа, это коллективное творчество, и всем угодить нельзя. Если ты не можешь предложить ничего взамен, то должен принимать то, что есть. Я так считаю. Из-за этого начинал нарастать напряг в группе, и это дико обламывало.

– Мы проехали большой сегмент тура, и я был дико расстроен тем, что Рубен на каждом концерте уходил со сцены, – сказал Вит. – А я же рядом с ним стою на концерте. Мне хотелось или врезать ему, или сгореть со стыда. И это была моя инициатива – удалить трек из концертного сет-листа. Просто невозможно было и дальше испытывать испанский стыд от перформансов взрослого мужика и чувствовать, как бодрая песня играется на полшишки и попросту душится. При том, что трек был в ротации на радио, люди ее любили и ждали. Для меня это было в очередной раз как удар под дых.

Второй «фит» на альбоме сделали с Чачей Ивановым. Леня договорился с ним еще летом на «Кубане». Насел на пьяного вокалиста НАИВ в самолете по пути в Москву и потом еще окучивал в почте, чтобы тот не слился. Барабанщик выслал ему трек «Все как один» с текстом, и тот должен был подготовиться к записи.

– Он говорил, что все отлично, к записи готов, – Леня не бухал, довольствуясь минералкой. – А когда приехал к нам на базу, оказалось, что он был совершенно не готов. Сел на стул, зачем-то натянул носки чуть ли не до колен и попросил принести текст. А там вокальная рыба сложная, надо было петь на слабую долю, и он никак не мог попасть. Я не помню, сколько дублей там было. Пятьсот, наверное.

– Он не попадал ни ритмически, ни интонационно. Двойной провал. В итоге мы попросили его спеть хоть как-нибудь. Без музыки, просто под метроном. Мол, потом поправим, – сказал Рубен. – И он в одном месте выдал какую-то странную ноту, которую мы потом никак не могли выправить. Двигали ее вверх-вниз, а она вообще не менялась тонально. Коричневая нота.

– В итоге на записи там получилась дикая нарезка из его партии, – продолжал Леня. – И когда впоследствии мы пытались его пригласить гостем на концерты, он всегда под разными предлогами сливался. Придумывал что угодно, лишь бы только не петь.

– Даже если бы он год ее слушал, то все равно не смог бы подготовиться. С этой песней вообще все сложно было, – сказала Луся (она тоже не пила). – Мы с Витей долго ругались из-за вокальной рыбы. Он требовал одно, а я слышала там совсем другую пульсацию. В итоге вышла такая песня, которую и Чача спеть не может, и никто особо не слушает. А мне вообще больше всего с того альбома нравится «Ящик Пандоры».

Вит придумал идею снять мам всех участников в клипе на песню «Мама». На этих съемках Вит впервые увидел Лусину маму. Они встречались уже шесть лет, но он ни разу не был у ее родителей в Серпухове. Надо сказать, что Лу и Вит особо не афишировали свои отношения на публике, а в группе TRACKTOR BOWLING амурные связи внутри коллектива вообще были под строжайшим запретом, так что влюбленные прибегали к самым суровым шпионским схемам и конспирации, чтобы никто ничего не заподозрил. История их романа подробно описана в книге «Обреченные». В «Луне» они так сильно не скрывались, но все равно на людях вели себя сдержанно, общаясь только по делу. Результат многолетней привычки.

– Только моей мамы нет в клипе, – Понкратьев уже хорошо поплыл, слова в его речи стали потихоньку наполняться характерными затянутыми гласными. – Она очень сильно стеснялась, не знала, как себя там вести. В итоге она просто слилась, придумав кучу разных предлогов.

Сергею не нравилось все, что связано с песней «Мама», поэтому и от идеи ностальгического клипа с родителями он был тоже не в восторге. Но когда дошло до дела, Понкратьев стал главным аниматором для родителей. Буквально спасал положение. Постоянно шутил, был обаяшкой и всячески разбавлял неловкие паузы, возникавшие во время съемок. Наконец-то он нашел своего благодарного слушателя. Сел им на уши и много рассказывал про рок-н-ролл, вред алкоголя и прочую чушь. Мамы от него просто пищали. Съемки проходили в арендованной студии на фотоаппарат, одолженный у Кэша, вокалиста группы «Слот». Вообще клип на песню «Мама» – это хороший пример того, когда идея решает все. При том, что бюджет видео был приближен к нулю, видео получилось очень атмосферным, и его хорошо приняла аудитория.

– После съемок я повезла маму на метро «Южная», чтобы отправить обратно в Серпухов, – рассказывала Луся. – Проводила ее, сажусь в метро и еду назад. Тут ко мне подсаживается чувак лет сорока: «Здравствуйте, а где я вас мог видеть?» А я смотрю, что он явно не из рок-н-ролльной тусы. Он такой: «А у вас случайно не бритый висок?» Да, говорю. Он продолжает: «А вы на Пушкинской не тусуетесь?» Я говорю, что уже лет пять не тусуюсь. Он продолжил задавать какие-то странные вопросы, а потом сказал: «Если что, найдите меня в “ВКонтакте”, я Котофей Котофеич». Ну, думаю, окей. Прихожу домой и вспоминаю про него. Что за Котофей Котофеич такой? Заинтриговал прямо. Открываю его страницу, а там у него сообщества типа «БДСМ», «Рабыня», «Раб» и так далее. Надо же, такого мужика упустила! – Луся угарала на весь вагон. – Он наверное меня перепутал с кем-то. Подумал, что я госпожа. Но самое смешное, что буквально через недели полторы я еду в метро, двенадцать часов ночи, никого нет, одна я в вагоне. Без мейкапа, просто с хвостом и этим бритым виском. На «Пушкинской» заходит мужик, лет сорок пять, садится рядом: «Девушка, здравствуйте, а вам раб не нужен?»

Вагон-ресторан походил на пригородную электричку, только с большим расстоянием между диванчиками, где находились столы. Всего получалось восемь столов по четыре с каждой стороны. Зал со столиками занимал примерно половину вагона, а вторая половина отводилась под кухню. Две официантки по очереди скрывались за технической дверью и появлялись с едой на подносах или просто с бутылками в руках. Вагонная качка и деревья, мелькавшие за окнами, располагали пассажиров к умеренному пьянству. В нашем случае порог умеренности был уже пройден. Хотя некоторая осмысленность беседы еще сохранялась, по сути, мы уже тупо заливали кабины.

Запись альбома далась Леониду Кинзбурскому нелегко. Он вообще первые годы жутко страдал от того, что не дотягивал в техническом плане до требований группы. Хоть в самом начале ему и сказали, что сложные вещи играть не надо, но музыка все равно постоянно менялась, уровень группы стремительно повышался, и ему надо было успевать за развитием команды. Сложнее всего молодому барабанщику было на первых фестивалях, когда в каждой участвующей группе ударник играл лучше, чем он. Другой бы забил, но Леня перфекционист и занимался жутким самоедством. Он и сейчас точно так же себя поедает, хотя объективно поводов для такого строгого отношения к себе осталось не много.

– Это был последний альбом, где я мучился в процессе записи, – сказал Леня, – Они мне постоянно трахали мозги. Помню, Витя прислал мне ритмический рисунок на «Ночь, дорога и рок» с шестнашками по хету в очень быстром темпе. У меня техника была еще не очень, но я его все же выдрочил еле-еле. А он на репетиции говорит, что темп надо еще на десять приподнять. Да я и так не могу сыграть! Куда еще поднимать? А Витя тогда сказал, что Назарчук в «Тракторе» такие вещи играл.

– Да, хреново было, когда мы упирались в невозможность сыграть что-то технически, – добавил Вит.

– Основная проблема была в том, что все дохрена умные и каждый считал своим долгом залезть в чужой огород, – продолжал Леня. – Я придумываю партию, а потом от каждого выслушиваю, какое это говно. Вообще как играть это очень субъективная тема, и в итоге тот, кто больше всех затрахает, того вариант и утверждается. Барабанам мы уделяли очень много времени. Каждый грув должен был быть утвержден всеми, но всегда находился тот, кому не нравилось. Плюс еще было так, что кто-то приносил рифф, час его разбирали, и мне в это время шуметь было нельзя, чтобы не мешать. А потом все такие: «Ну все, играем». И я должен был сразу сыграть как надо.

– Я стараюсь приносить сразу песню. Тут такое начало, тут такой переходик, а вот это припев, – рассказывал Сергей. – И я сразу понимаю примерно, какие там должны быть барабаны. Но я никогда не против того, чтобы туда кто-то влезал и что-то менял. Рубен и Виталик, например, очень ревностно к этому относятся. У Вити аргументация жесткая: «Я выдумывал эту мелодию два года, а ты только услышал и хочешь сразу менять». И практически всегда он продавливает свои риффаки в неизменном состоянии. Очень редко мы что-то меняем. У Рубена по-другому. Он приносит некоторые кусочки, чтобы вместе из этого сделать музыку, но когда группа начинает что-то менять в его риффах, он уходит в точку, потухает и теряет интерес. В этом есть какое-то противоречие. Сильно он за свои риффы не борется. Просто если с ним спорить, то он сразу включает трехэтажную логику, а у нас в группе этого никто не понимает. Все же собаки, сразу орать начинают. И кто громче, тот и прав.

– Тогда взаимопонимание сложнее находилось в плане ритм-секции, – сказал Леня, – и это сильно высаживало. Потому что я четко понимал, чего я хочу от барабанов в каждом отдельном треке, и видел, как все должно в группе звучать в плане ритма. Технически еще не мог реализовать, но по мозгу уже прикуривал хорошо. А они гнули свою линию.

– Но записываться нам все равно было комфортно, – добавил Вит. – Мы тогда уже работали с Серегой Науменко, а он не требует, чтобы был идеальный дубль. И если надо было, то он что-то сам правил. Мы записывались довольно быстро и без нервов. Я просто помню, как это делалось в начале нулевых, когда мы в «Тракторе» писались на студии с пленочным оборудованием. Если представить самую страшную повинность, самый жуткий экзамен в школе или удаление зуба без наркоза, то вот такие чувства у меня были перед студией. Когда ты просто физически не можешь сыграть лучше, а от тебя все равно требуют. Я просто до истерики доходил.

В декабре 2011 года, когда запись альбома «Время Х» подходила к концу, в стране прошли выборы в Государственную Думу, которые были отмечены большим количеством нарушений во время голосования и последующего подсчета бюллетеней. На улицы Москвы вышли люди, не согласные с тем, что сотрудники избирательных участков сами подтасовывали результаты вместо того, чтобы обеспечивать чистоту народного волеизъявления. Аресты, последовавшие за первыми волнениями, дополнительно подогрели волну протеста, и вся зима 2011–2012 годов была отмечена повышенной протестной активностью с многотысячными митингами в Москве. В этой связи материал альбома оказался предельно актуальным.

– Когда Виталик прислал демку песни «Время Х», я помню, что у меня были большие сомнения, – говорил Сергей. – Я тогда работал на складе и позвонил Вите прямо с работы: «Ты уверен, что у нас не будет проблем из-за этого трека»? И четко помню его слова, что все будет круто! Что он держит руку на пульсе. А я боялся, что начнут закрывать наши концерты, объяснительные писать и прочая херня. Я этого ваще не хотел, потому что уже тогда связывал свою дальнейшую жизнь…

– С Путиным, – встрял Вит.

– С «Единой Россией», – Леня тоже включил подонка. Чуваки начали ржать.

– Да не, вы послушайте. Я боялся, что нашу группу признают экстремистской и мне придется всю жизнь работать на этом складе. А мне лет уже было немало. У «Психеи» же признали экстремистской песню «Убей мента» и запретили ее играть.

– Я тогда действительно думал, что вот-вот что-то поменяется, – продолжал Вит. – Понимал, что теоретически с меня могут спросить за тексты и готов был отвечать перед ФСБ. Да я готов был сесть в тюрьму за свои убеждения! Я тогда еще верил в людей и в то, что справедливость все равно восторжествует, воров посадят, а политзаключенных выпустят. Когда мы уже записывали альбом в декабре 2011-го, начались первые волнения, а когда вышел альбом, то уже массовые митинги. Получилось так, что наши песни оказались созвучными тому, что происходило в стране. И в наш адрес посыпалось много язвительных подколов от коллег, журналистов и блогеров, что молодая группа оседлала модную тему протеста. Хотя тогда протестная лирика в музыке не носила такой массовый характер, как сейчас, когда каждый рэпер читает про политику. Наша группа была в числе единиц, которые пели на тему протеста. Никакой моды не было. И не было никаких плюсов в том, что молодую группу начнут запрещать и отменять концерты. Не было смысла так рисковать своей карьерой ради шумихи. Гораздо легче было бы писать песни про рок-н-ролл и жить без забот. Но в нас с Лусей действительно горел этот огонь, чтобы высказаться против несправедливости, творящейся в обществе. И я не обладаю таким талантом, чтобы писать актуальные песни по принципу «утром в газете, вечером в куплете», как это могут делать Шнур или Нойз. У нас технически более сложный, коллективный процесс, поэтому наши треки создаются задолго до того, как они записываются и выходят в альбоме. Тексты для пластинки «Время Х» были созданы за полгода-год до того, как они вышли в свет. Никакими протестами тогда и не пахло. Конкретно в песне «Время Х» используется архаичное слово «марш», потому что тогда единственным протестом были «Марши несогласных», которые проводились тридцать первого числа каждого месяца. Этот альбом стал предчувствием того, что произошло в 2011–2012 годах. То же самое было с пластинкой «Сделай громче!» В песне «Кому веришь ты?» тоже есть отсылки к устаревшим понятиям: «ночью арэнби, с утра теракт». Арэнби был очень популярен в нулевых, и тогда же часто происходили теракты в стране. Но на период выхода альбома это было уже не очень актуально. А в треке «Свободное падение» упоминаются «Идущие вместе». Это проправительственное молодежное движение, которое к тому моменту уже не существовало. Получается, что наши тексты – это квинтэссенция моих внутренних переживаний, но никак не ответ на повестку дня.

На презентации альбома в клубе Pipl LOUNA собрала полторы тысячи человек по билетам. Когда музыканты узнали о таких продажах, то испытали ни с чем не сравнимое чувство восторга. Да, они уже привыкли к тому, что группа имеет определенную популярность, но живые сборы – это ее наглядное свидетельство. Здесь слушатель голосует рублем. Теперь было понятно, что они поднялись до уровня топовых альтернативных команд и переплюнули сборы «Трактора», наконец, выйдя из его тени. Организаторам в регионах больше не надо было писать, что это проект участников TRACKTOR BOWLING. Все и так знали, что такое LOUNA. Они были уже полноценной, самостоятельной группой. Но в связи с ростом популярности обострились отношения с коллегами по альтернативной сцене. Вита с Лусей регулярно подкалывали, что они стали играть говнорок для непритязательной публики, которая ходит на концерты с полторашками пива.

– У многих тогда начали припекать пуканы, – Вит разразился неожиданным спичем. – Причем самое обидное, что дерьмо внезапно полилось со стороны старой альтернативной тусовки. От людей, которых мы считали своими коллегами, друзьями, вместе с которыми я и Лу многое пережили и пуд соли съели в середине нулевых. Бурзик еще не сменил первого клоуна в Little Big, а с концертами у Jane Air было все хуже и хуже. Он стал писать какие-то колкости под моими твитами, а я тогда еще был не очень прошаренным в новых интернет-трендах и не совсем понимал, что такое троллинг. Поэтому отвечал очень пламенно и пылко, защищая свою искреннюю позицию. К примеру, я дико недоумевал, почему мне предъявляет в плане текстов чувак, у которого у самого тексты просто ужасные. Если бы это мне говорили поэты, которых есть за что уважать, типа Румянцева, Никонова или Растича, то я бы, конечно, принял к сведению их замечания, но у них хватает ума этого не делать. Я не понимал и не понимаю до сих пор, почему эти «прогрессивные музыканты» называют нашу публику «говнарями с полторашкой», в то время как именно аудитория концертов «Психеи», Jane Air и прочих питерских коллективов, в отличие московских, всегда славилась наибольшей концентрацией неадекватного пьяного быдла на квадратный метр. А когда Бурза мне стал втирать про «тру» и «не тру», я напомнил ему, как они, прикрывшись придуманной болезнью, слили свой запланированный гастрольный тур. Просто чтобы вместе со «Слотом» и другими группами поездить в хорошо оплачиваемой избирательной кампании за Медведева в 2008-м году. К слову, мы в TRACKTOR BOWLING были тогда чуть ли не единственными музыкантами, кто отверг это предложение, хотя сами еле сводили концы с концами. Остальные же кинули своих поклонников ради бабла. Его это, видимо, задело, и он стал меньше меня цеплять. А может, уже устроился в Little Big штатным клоуном. У них как раз росла популярность благодаря таланту их лидера Ильи Прусикина. Эти интернет-баталии осложнялись еще тем, что в комменты к каждому твиту налетала вся питерская туса. Все активно поддерживали его троллинг, и получалось, что я рубился один против этой своры. Но больше всего меня высаживало, что они все были друг за друга, а за меня никто из группы не впрягался, хотя набросы были на всю команду и наше творчество. Чуваки говорили, что я как ребенок реагирую на очевидные провокации и зря вписываюсь в Твиттер-войнушки. Делаю бесплатный пиар позабытым неудачникам, чего, собственно, те и добиваются. Но когда кто-то задевал их собственное самолюбие в комментах под постами в их личных аккаунтах, то сами они реагировали мама не горюй. В этом проявились двойные стандарты и скрытые истинные черты окружающих меня людей, и это жутко разочаровывало.

Усилились напряги и внутри группы TRACKTOR BOWLING. Кондрат с Проффессором обвиняли басиста и вокалистку в том, что они все силы отдают «Луне», вместо того чтобы продвигать родную команду. Возникали резонные вопросы, почему «Наше радио» берет в ротацию один за другим треки группы LOUNA, а песни «Трактора» остаются без внимания? Хотя там тоже были отличные произведения, которые смогли бы хорошо вписаться в эфирную сетку радиостанции. Уверения, что диски «Трактора» они тоже относили на «Наше», понимания среди коллег не находили.

Во сколько мы приехали в Ижевск, неизвестно. Ясно только, что было уже поздно. Нас встретили молодые, симпатичные ребята. Девушка и два парня, организаторы завтрашнего концерта. Позитив встречающих несколько диссонировал с состоянием встречаемых пассажиров. Чего уж там, большая часть команды была сильно пьяна. Когда Андрей Бока насчитал нужное количество тел и сумок, выгруженных из вагона, группа гуськом отправилась к ожидавшему на парковке автобусу. С трудом докатив свои чемоданы до белого «Спринтера», музыканты и техники стали рассаживаться по местам. Все, кроме Понкратьева, который уже был в режиме. Сергей как встал в проходе за водителем, так и простоял там весь путь до гостиницы в темных очках и с плеером в ушах. Его даже особенно никто не просил сесть. Все знали, что если у него режим, то разговоры бесполезны. Лучше оставить его в покое, пока он не начал усугублять ситуацию.

Нас заселили в приличную гостиницу с аккуратными чистыми номерами. Мы сразу между собой договорились скинуть шмот и встретиться в ресторане, чтобы поужинать. Борщ, салаты, пивко, водочка – официантка приносила блюда быстро и четко, не то что ее коллеги из поезда. Понкратьев был настолько пьян, что едва мог сидеть. Из последних сил он заказал себе стейк рибай и упал на диванчик в ожидании пищи.

– Смотрите, это важно, – Рубен держал в руках монету, с одной стороны которой было написано «пить», а с другой «не пить». – Сейчас наступает момент истины.

Он подкинул монету. Все замерли в ожидании вердикта судьбы. Монета показала «не пить», вызвав протяжный возглас разочарования. Посыпались мнения, что с ней что-то не так или что процедура была нарушена. Решили обнулить этот результат. Рубен повторил действие. Маленький медный диск сделал несколько оборотов в воздухе и снова приземлился на его ладонь. Опять «не пить». Да что же это такое! Тут явно что-то нечисто. Очевидно же, что проклятая монета не откалибрована! Надо быстрее бросать, пока все не пропало! И гитарист в третий раз подбросил монету. На этот раз удачно.