Онлайн чтение книги Тарзан и потерпевшие кораблекрушение Tarzan and the Castaways
19 XIX

Прошло уже два дня, а Чалдрап все не возвращался. Шмидт отправил в лагерь Тарзана другого ласкара, приказав добыть сведения о ружьях и боеприпасах.

Ласкары обосновались в отдельном лагере, неподалеку от того, в котором расположились Шмидт, Краузе, Убанович и араб. Ласкары все время что-то мастерили, но никто из компании Шмидта не обращал на них никакого внимания. Их просто вызывали по одному и приказывали выполнить то или иное поручение.

Второй посланный Шмидтом на разведку ласкар также не вернулся. Шмидт был вне себя от ярости и на третий день отрядил еще двоих с тем же заданием. Ласкары угрюмо стояли перед ним, выслушивая указания. Когда Шмидт закончил, оба ласкара повернулись и двинулись обратно в свой лагерь. Шмидт наблюдал за ними и заметил, что они подсели к своим товарищам. Он выждал минуту-другую, желая убедиться, что ласкары отправились в путь, но те оставались на своих местах. Тогда он бросился к их лагерю с побелевшим от гнева лицом.

– Я их проучу, – злобно шипел он. – Я покажу им, кто здесь хозяин. Желтокожее отребье!

Но когда он подошел ближе, навстречу ему встали пятнадцать ласкаров, и Шмидт увидел, что они вооружены луками, стрелами и деревянными копьями. Так вот чем они занимались несколько дней!

Шмидт и ласкары стояли друг против друга, пока, наконец, один из матросов не спросил:

– Что тебе здесь надо?

Их было пятнадцать, пятнадцать угрюмых, злобных людей, причем хорошо вооруженных.

– Так вы пойдете в разведку насчет оружия и патронов, чтобы их выкрасть? Да или нет? – спросил он.

– Нет, – ответил один из них. – Тебе надо, ты и иди. Больше мы не подчиняться. Убирайся. Иди свой лагерь.

– Это бунт! – заорал Шмидт.

– Убирайся! – сказал рослый ласкар и натянул тетиву.

Шмидт развернулся и, съежившись, поспешил прочь.

– В чем дело? – спросил Краузе, когда Шмидт вернулся в лагерь.

– Негодяи взбунтовались, – отозвался Шмидт. – И они все вооружены – изготовили луки, стрелы и копья.

– Восстание пролетариата! – воскликнул Убанович. – Я присоединюсь к ним и поведу их. Это великолепно, великолепно. Идеи мировой революции проникли даже сюда.

– Заткнись! – рявкнул Шмидт. – Тошно тебя слушать.

– Погодите, вот я организую своих замечательных революционеров, – вскричал Убанович, – тогда вы запоете иначе, тогда будете ходить на задних лапках и лепетать: «Товарищ Убанович то», «Товарищ Убанович се». Я сейчас же иду к своим товарищам, которые поднялись в полный рост и сбросили ярмо капитализма со своих плеч.

Торжествующей походкой он направился к лагерю ласкаров.

– Товарищи! – крикнул он. – Поздравляю вас с вашей замечательной победой!!! Я пришел, чтобы повести вас к еще более великим завоеваниям. Мы двинемся маршем на лагерь капиталистов, которые нас прогнали. Мы уничтожим их и завладеем всем оружием, боеприпасами и провиантом.

Пятнадцать хмурых людей глядели на него молча, затем один из них сказал:

– Убирайся.

– Как же так! – воскликнул Убанович. – Я пришел, чтобы быть с вами. Вместе мы совершим замечательную…

– Убирайся, – повторил ласкар.

Убанович топтался на месте, пока к нему не направились несколько человек. Он повернулся и пошел назад в свой лагерь.

– Ну, товарищ, – усмехнулся Шмидт, – революция закончилась?

– Безмозглые кретины, – выругался Убанович. В ту ночь четверо людей были вынуждены сами поддерживать огонь в костре, чтобы отпугивать диких зверей. Раньше этим занимались ласкары. Им также пришлось добывать дрова и по очереди стоять на вахте.

– Ну, товарищ, – обратился к Убановичу Шмидт, – как тебе нравятся революции теперь, когда ты очутился по другую сторону баррикад?

Ласкары, которыми перестали помыкать белые люди, улеглись спать и позволили костру затухнуть. В соседнем лагере на вахте стоял Абдула Абу Неджм, который вдруг услышал со стороны лагеря ласкаров свирепое рычание, а затем вопль боли и ужаса. Проснувшиеся трое вскочили на ноги.

– Что это? – спросил Шмидт.

– Эль адреа, Владыка с большой головой, – ответил араб.

– А что это такое? – поинтересовался Убанович.

– Лев, – коротко объяснил Краузе. – Добрался до одного из них.

Вопли незадачливой жертвы пронзали ночную тишину, удаляясь от лагеря ласкаров, ибо лев оттаскивал добычу подальше от людей. Вопли вскоре затихли, а затем послышался еще более жуткий, леденящий кровь звук – звук разрываемой плоти и хруст костей, сопровождаемый рычанием хищника.

Краузе подбросил в костер дров.

– Проклятый дикарь, – прошипел он. – Выпустил на волю этих тварей.

– Так тебе и надо, – съязвил Шмидт. – Нечего было хватать белого человека и сажать его в клетку.

– Это идея Абдулы, – захныкал Краузе. – Сам бы я до этого никогда не додумался.

Той ночью в лагере больше не спали. До рассвета были слышны звуки кровавого пиршества, а когда совсем рассвело, люди увидели, что лев бросил жертву и пошел к реке на водопой, затем исчез в джунглях.

– Теперь он проспит целый день, – сказал Абдула, – а ночью снова явится за добычей.

Едва Абдула произнес эти слова, как с опушки леса послышались отвратительные звуки и показались два крадущихся зверя. Это на запах крови явились гиены, которые тут же принялись пожирать то, что осталось от ласкара.

В следующую ночь ласкары вообще не разводили огонь и не досчитались еще одного человека.

– Идиоты! – кричал Краузе. – Теперь у льва выработалась привычка, и он не оставит нас в покое.

– Они фаталисты, – сказал Шмидт. – По их понятию, что предопределено свыше – неизбежно и неотвратимо, а поэтому бессмысленно что-либо предпринимать.

– Ну а я не фаталист, – промолвил Краузе. – И после всего, что произошло, собираюсь спать на дереве. Весь следующий день Краузе мастерил помост, выбрав для него подходящее дерево на опушке леса. Остальные поспешили последовать его примеру. Даже ласкары и те засуетились, и пришедший ночью лев обнаружил, что оба лагеря пусты, отчего он долго и злобно рычал, расхаживая по территории в безуспешных попытках найти очередную жертву.

– Все, с меня хватит, – заявил Краузе. – Я иду к Тарзану и буду проситься в их лагерь. Пообещаю выполнить все его условия.

– Но как ты собираешься туда добраться? – спросил Шмидт. – Я не рискнул бы снова идти по джунглям и за двадцать миллионов марок.

– А я и не собираюсь идти через джунгли, – сказал Краузе. – Я пойду берегом и в любой момент смогу забежать в воду, если мне кто-нибудь встретится.

– Мне кажется, эль адреа отнесся бы к нам благосклоннее, чем Тарзан из племени обезьян, – заметил араб.

– Я ничего плохого ему не сделал, – произнес Убанович. – Не вижу причины, почему бы ему не пустить меня обратно.

– Вероятно, он боится, что ты организуешь революцию, – мрачно пошутил Шмидт.

Однако в конце концов решено было рискнуть, и ранним утром следующего дня они двинулись берегом по направлению к соседнему лагерю.