Онлайн чтение книги Марина из Алого Рога
18 XVIII

Стукъ колесъ, лошадиное ржанье, громкій говоръ людей на дворѣ пробудили Марину отъ ея оцѣпенѣнія. Она подошла въ окну, подняла стору:- со двора, огибая уголъ дома, выѣзжалъ дормезъ съ привинченными поверхъ и сзади его сундуками… Это экипажъ Солнцевыхъ — подобнаго этому нѣтъ другаго въ Аломъ-Рогѣ, Марина это знаетъ… Что же это значитъ?… Неужели уѣзжаетъ эта женщина? Такъ скоро? Сегодня… сейчасъ!… И для чего и какъ же это такъ скоро?… А вотъ и тарантасъ Іосифа Козьмича… Нѣтъ сомнѣнія, — она уѣзжаетъ, — онъ ѣдетъ провожать ее… А можетъ-быть и не одинъ Іосифъ Козьмичъ, — а и онъ… всѣ они навѣрное ѣдутъ ее провожать!…

"Она уѣзжаетъ… уѣзжаетъ?" повторяла громко дѣвушка съ какимъ-то недовѣрчивымъ, боязливымъ чувствомъ смутной радости… Да, она боялась радоваться, — да и чему? Какую перемѣну принесетъ за собою для Марины этотъ отъѣздъ? И самый этотъ фактъ отъѣзда — онъ вызывалъ въ ней какое-то скорбное ощущеніе. Она и не знала о немъ, онъ произошелъ помимо ея, — она чувствовала себя какъ бы внезапно отрѣзанною отъ этой общей жизни, въ которой такъ недавно она была, казалось, необходимымъ звеномъ… Начнется-ли снова та жизнь?… Да и самое положеніе ея въ этомъ домѣ останется-ли тѣмъ, чѣмъ оно было? То, что сказала она сегодня Іосифу Козьмичу, въ присутствіи Вермана, — это не можетъ пройти безслѣдно… она это чувствуетъ, и она все-таки скажетъ ему опять то же, если вздумается ему объясниться съ нею по этому поводу… Но что тогда?… Тогда…

Но Марина не хотѣла загадывать впередъ… да и не способна была она къ тому теперь, — всѣ опасенія, догадки, соображенія ея стушевывались, исчезали предъ убѣжденіемъ, предъ этимъ все сильнѣе и сильнѣе охватывавшимъ ее чувствомъ радости: "она уѣзжаетъ, она уѣхала"…

И чутко, всѣмъ слухомъ прислушивалась дѣвушка къ гулкому ходу быстро удалявшагося дормеза Солнцевыхъ, за которымъ, скрыпя слегка свѣжими осями, поспѣшалъ доморощенный тарантасъ господина Самойленки.

Долго еще сидѣла она, прислушиваясь — и все еще не вѣря… что же могло такое случиться, что побудило эту женщину уѣхать такъ скоро? допрашивала себя Марина — и не находила отвѣта. Звонъ часовъ въ гостинной донесся до нея сквозь запертую дверь… Она машинально считала за боемъ: разъ, два, три, пять, семь… — Какъ поздно! удивилась она.

Она поднялась, подошла къ своей двери, отщелкнула замокъ, прошла въ гостиную… заглянула въ кабинетъ Іосифа Козьмича, — никого нигдѣ, люди побѣжали всѣ на крыльцо господъ провожать и не возвращались, — домъ пустъ, двери въ садъ открыты настежь…

Не шелохнется тамъ, — въ саду; сквозь недвижную листву льются стройно косые лучи солнца; искорками горятъ на стволахъ сосенъ длинныя смоляныя капли; иволга выпѣваетъ вдали свое тоскливое колѣнце… Миръ и уединеніе кругомъ, — только воробьи торопливо щебечутъ по липамъ, словно передавая другъ другу только-что выпущенную сплетню.

Марина сошла въ садъ — и глубоко вздохнула; ее въ эту минуту можно было сравнить съ пташкою, только-что попавшею на волю, но у которой сильно еще болятъ крылья отъ спутывавшей ихъ за мигъ предъ этимъ нитки.

Медленно, какъ ходятъ больные, двинулась она по дорожкѣ, улыбаясь, какъ послѣ долгой разлуки, любимымъ своимъ кленамъ, и со страхомъ, чуть не съ отчаяніемъ противясь наплывавшему противъ воли ея въ ед душу какому-то блаженному, безумному чувству надежды.

Она вышла въ большую аллею, прошла ее всю вдоль, вплоть до балкона, до милаго балкона, остановилась у послѣдней его ступеньки, — вздохнула — и пошла назадъ, уныло понурясь… На первомъ поворотѣ она машинально повернула вправо…

Въ глазахъ у нея потемнѣло… чуть не упала она… На деревянной зеленой скамьѣ, въ трехъ шагахъ отъ нея, сидитъ онъ, низко опустивъ голову, съ выраженіемъ какой-то безконечной, безъисходной печали…

Она кинулась къ нему, громко вскликнувъ, и опустилась, безсильная, рядомъ съ нимъ на скамью…

— Что съ вами? что, ради Бога? схватила она его за руку:- вы плакали?

— Я?… Нѣтъ… отчего вы думаете!… Какъ я радъ васъ видѣть! смущенно и ласково моргая вѣками глядѣлъ онъ на нее, силясь улыбнуться.

— Вы о ней думали… которая сейчасъ уѣхала?

— Да, отвѣчалъ застигнутый врасплохъ Завалевскій.

— Вы ее любите? пылко вскрикнула она.

— Не люблю — нѣтъ! молвилъ онъ качая головой, — изумленный, самъ не понимая, что заставляетъ отвѣчать его этому странному существу, такъ дерзко своими вопросами врывающемуся къ нему прямо въ душу.

— Не любите, замирающимъ отъ волненія голосомъ повторила она, наклонясь къ нему плечомъ къ плечу и заглядывая ему прямо въ глаза своими сверкавшими глазами:- не любите, — а думали о ней!…

— Да, думалъ… о судьбѣ ея думалъ, прошепталъ Завалевскій.

Марина слегка отодвинулась…

— Вамъ жаль ее? Почему? Чѣмъ заслужила она, чтобы вы жалѣли о ней? съ горечью кидала она ему свои слова:- она вамъ всю жизнь отравила, эта женщина! Я знаю!…

— Вы знаете? безсознательно повторилъ онъ, — даже не удивился… — Да, словно рѣшившись, примолвилъ Завалевскій, — я любилъ ее — и не любилъ никого больше… вся жизнь моя прошла такъ… Она меня отвергла…

— Безстыдница! вскрикнула Марина.

— Нѣтъ! тоскливо замоталъ онъ головой, — вы не знаете… не знаете, сколько силъ было въ ней… чего хотѣла она!… Она права была!…

— Права! съ негодующимъ взглядомъ повторила дѣвушка, и вы за это ее облагодѣтельствовали…

— Я дурно поступилъ, можетъ-быть, скорбно сжались брови Завалевскаго, — но спасти я ее не могъ… ни тогда, ни послѣ. Нѣтъ, не могъ! говорилъ онъ, не глядя на Марину, отвѣчая не ей, а все той долгой, грустной собственной думѣ, что уже давно клонила въ долу его рано посѣдѣвшую голову:- такихъ, какъ она, не спасаютъ…

Недоумѣвая слушала его Марина.

— Не плыть большому кораблю по мелководью, обернулся онъ въ ней улыбкой, — а она большой корабль, молодая особа!…

— И Богъ съ нимъ! отозвалась дѣвушка, — не нужно такихъ!

Онъ странно взглянулъ на нее:

— Видно, не нужно, еле слышно проговорилъ онъ, — если судьба ихъ — пропадать въ тинѣ… Не тѣмъ, видно, путемъ нужно, не тѣмъ большимъ ходомъ… На малое, не яркое дѣло отдай себя — смирись, жди… Смирись!…

Она слушала, едва переводя дыханіе… Онъ всталъ со скамьи, прошелся, — и опять сѣлъ.

— Помните вы, обратился онъ въ ней, — какъ я васъ благодарилъ за ваше пѣніе, послѣ того какъ — ночью…

— Помню;- Что же? не дала она ему кончить.

— Я вамъ сказалъ "спасибо" тогда… И теперь — спасибо! Вашъ голосъ въ ту минуту, то, что вы пѣли, — долго вамъ разсказывать, — двумя словами скажу: огонь потухалъ… вы раздули его опять… да, вы! сказалъ онъ, — и свѣтлая улыбка освѣтила на мигъ его черты, — бываютъ такія минуты… что-то внезапное, будто свыше!… И я объ этомъ сейчасъ думалъ: она погибла, — я уцѣлѣлъ! Кругомъ ея могильная тьма и гниль…

— Вы все о ней, все о ней! вырвалось у Марины отчаяннымъ кликомъ:- а я… я, чтобы вы только не печалились, чтобъ были вы счастливы… я отдала бы всю себя сжечь, всю… по кускамъ… Потому, что вы дороже мнѣ чѣмъ сто жизней… и жизни нѣтъ для меня безъ васъ!…

И, скользнувъ со скамьи, она безумнымъ движеніемъ пала въ ногамъ Завалевскаго — и уронила голову ему въ колѣни…

Онъ страшно смутился… Онъ не вѣрилъ, презрѣлъ, забылъ то, о чемъ предваряла его Дина, — это теперь оказывалось правдою, ошеломляющею правдою!…

Онъ приподнялъ ее за плечи; низко наклоняясь въ ея лицу и самъ весь дрожа нервною дрожью:

— Ради Бога, встаньте… встаньте, что съ вами!

А она, всѣмъ охватывающимъ пламенемъ широко раскрывшихся зѣницъ своихъ погружаясь въ его растерянные глаза, говорила ему въ то же время:

— Мнѣ не нужно ничего… я не она… ни богатства вашего, ни графства!… Берите меня какъ есть!

Цѣлый блаженный міръ пронесся на мгновеніе въ мысли Завалевскаго: восторги, счастіе, любовь, — все, что измѣнило ему, чѣмъ обдѣленъ онъ былъ въ молодые дни, все это обольстительнымъ призракомъ, какъ бы въ насмѣшку, звало его въ себѣ теперь, на закатѣ жизни, устами чистаго и страстнаго созданія, распростертаго у его ногъ…

Онъ пересилилъ себя, отшатнулся, — съ какимъ-то испугомъ отдернулъ отъ нея свои руки.

— Подумайте, что вы дѣлаете! Я старикъ! могъ только проговорить онъ…

Онъ боялся за самаго себя, — и непривычная ему, суровая нота зазвучала въ его голосѣ…

Она вскочила разомъ на ноги, вся выпрямилась, схватила себя обѣими руками за голову — и побѣжала отъ него прочь, словно ужаленная змѣею.

Онъ остался на скамьѣ, безъ словъ, безъ движенія…

— Марина Осиповна, куда вы? въ одно и то же время послышался ему въ большой аллеѣ голосъ Пужбольскаго и тяжелый скрипъ приближавшихся въ нему шаговъ…

Это былъ господинъ Самойленко. Онъ былъ важенъ и сумраченъ — и Завалевскій съ невольною тревогой заглянулъ ему въ лицо: онъ, очевидно, вмѣстѣ съ Пужбольскимъ долженъ былъ наткнуться сейчасъ на Марину… Не подозрѣваетъ-ли онъ?…

Но непроницаемо было лицо Іосифа Козьмича… Только въ голосѣ его почудилась графу какая-то несвойственная ему офиціальность, когда онъ, подойдя въ скамьѣ и не садясь, — какъ сдѣлалъ бы онъ по всей вѣроятности въ другое время, — остановился предъ своимъ патрономъ и доложилъ ему, что "княгиня съ супругомъ изволили благополучно доѣхать до Вьюновъ и оттуда поспѣшили проѣздомъ дальше, поручивъ ему, Самойленкѣ, передать свой сердечный поклонъ графу Владиміру Алексѣевичу".

— Что вы не присядете? сказалъ ему Завалевскій, подвигаясь, чтобы дать ему мѣсто.

— Нѣтъ-съ, я ужь такъ… дома дѣло есть, отвѣчалъ довольно сухо главноуправляющій;- а я собственно хотѣлъ сообщить вамъ два слова насчетъ предполагаемой вами продажи лѣса…

— А что именно? спросилъ графъ, какъ бы непріятно пораженный этимъ извѣстіемъ.

— Верманъ, о коемъ я имѣлъ случай уже говорить вамъ, предлагаетъ очень хорошую, даже небывалую, можно сказать, въ сторонахъ нашихъ цѣну, — по пятидесяти рублей за десятину, и хоть весь лѣсъ кругомъ… Но я не совѣтую вамъ, такъ какъ цѣнность лѣсовъ съ каждымъ годомъ идетъ вверхъ, такъ-сказать баснословно; а потому, если вамъ угодно будетъ, можно было бы теперь тысячъ шесть десятинъ…

Завалевскій безпокойно задвигался на мѣстѣ.

— Нельзя-ли съ этимъ дѣломъ погодить, Іосифъ Козьмичъ?

— То-есть, какъ-же это "погодить"? изумленно и медленно переспросилъ тотъ, — и кровь замѣтно поднялась у него въ лицу.

— Мы всегда успѣемъ продать… а я въ настоящее время… — Завалевскому очевидно не хотѣлось объяснять своему "губернатору" причину такой внезапной перемѣны въ своихъ намѣреніяхъ, — мнѣ теперь большихъ денегъ не нужно… я хочу попробовать въ меньшемъ масштабѣ…

"Врешь ты!^а съ невыразимою злостью сказалъ себѣ г. Самойленко. — Вы, можетъ быть, молвилъ онъ громко:- желали бы сами переговорить съ покупщикомъ, или даже поручить кому-нибудь, помимо меня, устроить вамъ это дѣло?

— Ни говорить самому, ни поручить что-либо другимъ я не желаю, Іосифъ Козьмичъ, отвѣчалъ тихо, но твердо графъ:- повторяю, мнѣ теперь большія деньги не нужны.

— Ваша воля! отрѣзалъ на это "потомокъ гетмановъ":- но вы мнѣ позвольте, по крайней мѣрѣ, примолвилъ онъ, едва сдерживаясь, — послать сказать Самуилу Исааковичу, — онъ въ настоящее время у генерала Суходольскаго, — чтобъ онъ уже не безпокоился пріѣзжать сюда опять… Напрасно обезпокоили только человѣка!…

— Сдѣлайте милость… мнѣ очень жаль! извинялся Завалевскій.

Іосифъ Козьмичъ дотронулся слегка до своей фуражки и, повернувшись налѣво кругомъ, отправился восвояси аки левъ рыкаяй…

Завалевскій поднялся вслѣдъ за нимъ съ мѣста и задумчиво направился къ дому.