Онлайн чтение книги Народные русские сказки А. Н. Афанасьева в трех томах. Том 2
17 Волшебное зеркальце

№210 [123]Записано в Новогрудском уезде Гродненской губ. учителем М. А. Дмитриевым. Язык белорусский. AT 709 (Волшебное зеркальце). Сюжет распространен повсеместно в Европе, его варианты учтены в AT также в ближневосточном (турецком), африканском и американском (записи, сделанные на испанском языке от американцев европейского происхождения и от негров) фольклорном материале. Русских вариантов — 27, украинских — 23, белорусских — 4. Подобные сказки встречаются и в фольклоре неславянских народов СССР, например, в башкирском ( Башк. творч. , I, № 101), осетинском ( Осет. ск. , № 37), карельском ( Карельск. ск. , № 40). Формирование этого сюжета прослеживается с древности. Некоторые его мотивы известны по «Тысяче и одной ночи» и шекспировскому «Цимбелину» (1610). Первая сказка о волшебном зеркальце и мертвой царевне была опубликована в сборнике Базиле «Пентамерон» (II, № 8). Особенную популярность получила сказка бр. Гримм «Белоснежка». Как доказывает М. К. Азадовский (Литература и фольклор. Л., 1938, с. 75—84), она послужила источником пушкинской «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях», наряду с первой русской публикацией сказки этого типа в лубочном сборнике Погудка .., II, № 2, с. 87—96 и с записью народной сказки, сделанной А. С. Пушкиным ( Пушкин. Прил., I, № 7). Р. М. Волков в книге «Народные истоки творчества А. С. Пушкина. Баллады и сказки» (Черновцы, 1960, с. 155—189) акцентирует внимание на связи сказки Пушкина с русской фольклорной традицией. Сопоставительному изучению европейских вариантов сказок о волшебном зеркальце посвящена специальная монография: Böklen E. Schneewittchens Studien. Leipzig, 1914. Из других исследований отметим: Пропп. Ист. ск. , с. 110—113; Мелетинский , с. 167; Галайда Э. Сказки Пушкина (К проблеме реализма сказок). — Acta facultatis philosopicae Universitatis Šafarikanae. Bratislava, 1975, с. 59—61. Белорусская сказка, записанная М. А. Дмитриевым, имеет характерную для русских сказок типа 709 структуру. Разбойникам в большинстве народных сказок, богатырям в пушкинской конспективной записи и в пушкинском стихотворном изложении соответствуют в белорусской сказке братья-королевичи. Неожиданный финал: падчерица добивается прощения злой мачехи.

Быў сабе круль з крулевай і мелі адну дачку́ вельмі харошую. После ў караля жонка ўмерла, і ён ажаніўся з другою, харошчаю[124]Лучшей., як была першая; але дачка́ ад першей жонкі за яё харошчая. Аднаго разу жонка караля падышла да люстра[125]К зеркалу. і пытаецца: «Люстро, люстро! Чы харошая я?» — «Ты харошая, але твая пасербіца[126]Падчерица. яшчэ харошчая!» — адказало[127]Отвечало. люстро. Тая крулева казала лакею весці пасербіцу на спацыр[128]Прогулка., там яё забіць і прынесці на тарэлцы серца. Лакей зараз павёў кралеўну на спацыр, сказаў ёй ўсё, што казала крулева, і намейсцо[129]Вместо. каралеўны забіў сабаку, выняў серца і, палажыўшы на тарэлцу, аднёс да крулевай; а кралеўне сказаў, каб яна ішла, куды сабе хочэ.

Крулева вельмі была рада, што стра́ціла сваю пасербіцу, ад сабе харошчую; а кралеўна, разстаўшыся з лакеем, пашла туды, куды панясуць очы. Ідзе яна дак ідзе — аж у лесе стаіць палац[130]Дворец., аж там у ўсіх пакоях папрыбірано і нікога няма. Яна хадзіла па том палацы, хадзіла, аж прыязджаюць дванаццаць мужчын; а тые мужчыны былі дванаццаць братоў каралевічаў, каторые жылі ў летнім палацы. Хадзілі яны па ўсіх пакоях, аж у адном у самам астатнем знашлі панну. Разглядзеўшы яё, кажды з ней захацеў жаніцца; але як не маглі пагадзіцца[131]Согласиться., то узялі яё сабе за сястру і вельмі уважалі.

Тая крулева была пэўная[132]Уверена., што пасербіцы няма; але аднаго раза, прэз цякавосць[133]Из любопытства., падышла да люстра і запыталася: «Люстро, люстро! Чы харошая я?» — «Ты харошая, але твая пасербіца яшчэ харошчая — у дванаццаці братоў каралевічаў». Крулева казала прывясці да сабе бабу-чараўніцу і, даўшы ёй многа грошэй, сказала: «Глядзі ты мне, кабы пасербіцы маёй ў тры дні не было!» — «Добра!» — сказала чараўніца, перабралася за крамарку[134]Переоделась торговкою. і пашла. Прыходзіць да таго палацу, гдзе жыла кралеўна, аж там нікога боле не застала — толькі адну кралеўну, сядзеўшую пад акном. Кралеўна, ўбачыўшы бабу, казала за́раз яё да сабе прывесці і стала разпытвацца: аткуль яна? «Я хаджу па свеце, каб што-небудзь зарабіць; я крамарка і маю да продання іголкі, шпількі, персцёнкі і другія тавары». — «Ну, пакажы!» — сказала кралеўна. Тая баба зачала паказваць персцёнкі, і кралеўна адзін упадабала[135]Королевне один понравился., заплаціла болей — колькі баба хацела, і адправіла яё. Доўго перабірала кралеўна той персцёнак, а после ўлажыла на палец. Як ўлажыла, так зрабілася нежывою.

Папрыязджалі браты з палявання[136]С охоты. і зараз пабеглі вітацца[137]Приветствовать. з сястрою. Входзяць у яё пакой — аж яна ляжыць нежывая. Плакалі браты, плакалі, а после зачалі разбіраць, как улажыць другое адзене[138]Надеть другое платье.; толькі што яны зачалі разбіраць, аж адзін зняў персцёнак; як зняў персцёнак, дак кралеўна ажыла і, ўстаўшы, сказала: «Як я смачно спала!» — «Ты ня спала, але была нежывая; цябе нехта ачараваў», — сказалі брацця. «Гэта, мусібыць[139]Должно быть, вероятно., баба, ў каторай я купіла персцёнак, мяне ачаравала». Браты, на другі дзень выезджаючы, прыказалі, каб нікога да палацу не ўпущаць.

Крулева ізноў прышла да люстра пытацца, і тое такса́мо адказало, што «ты харошая, а твая пасербіца яшчэ харошчая». Зараз паслала крулева па тую чараўніцу і прыказала ей канечне страціць з свету пасербіцу. Тая баба перабралася за небарачку[140]Нищенкою. і пашла да палацу, гдзе жыла кралеўна. Падышла пад акно кралеўны і стала гаварыць пацяры[141]Молитва «Отче наш», и вообще молитва.. Кралеўна, пачуўшы, казала вынясці тры грошы і адправіць бабу. Лакей, каторы выносіў грошы бабе, быў ад яё загоджаны[142]Подговорен. і падняўся ваткнуць шпільку, каторую дала баба. Той лакей аднаго дня, вымятаючы, нібыто знашоў шпільку, панёс яё да кралеўны і аддаў. Кралеўна думала, што гэта шпілька яё, ўзяла — ўлажыла ў галаву́. Як толькі ўлажыла, дак і зрабілася нежывою. Браты, прыехаўшы, пашлі да яё пакою і там знашлі яё нежывую; зачалі разбіраць, і кралеўна не ажыла. Яны зрабілі для яё срэбную труну[143]Серебряный гроб. завязлі ў неякі лес і там павесілі на адном дзераве.

Крулева, убіраючыся, ізноў запыталася ў люстра: чы харошая яна? І люстро адказало, што «ты найхарошчая ў цэлым свеце». Крулева была вельмі рада, што няма нікога, хто бы за яё быў харошчы. Аднаго дня ў том лесе, гдзе вісела ў труне кралеўна, паляваў неякі кралевіч здалёка. Сабакі кралевіча, як загналіся за зайцамі, дак аж да той труны, гдзе вісела кралеўна. Кралевич паляцеў конно[144]На коне. за сабакамі. Сабакі кінулі зайца і зачалі ўядаць[145]Лаять. на дзераво ўго́ру[146]Вверх., гдзе вісела труна. Кралевіч, зазлаваўшыся[147]Озлобившись. на сабак за тое, што кінулі зайца, паляцеў іх біць; але як пад’ехаў, дак бляск у вочы яму ўдарыў. Ён глянуў угору і ўбачыў срэбную труну; ён зараз паклікаў людзей і казаў тую труну зняць, улажыць на воз[148]На телегу. і вязці дадому, і там паставіць у яго пакоі — так, каб ніхто не бачыў. Людзі кралевіча зараз знялі труну, адвезлі дадому кралевіча і паставілі у яго пакоі.

На другі дзень і сам кралевіч прыехаў дадому, зараз прышоў да свайго пакою, адчыніу[149]Отворил. труну і там убачыў вельмі харошую панну, і так у ней закахаўся[150]Влюбился., што нікуды не выходзіў. Радзіцы[151]Родители. кралевіча самы не ведалі, што рабіць, што такі сын нудны[152]Скучный, печальный. і ніяк не пущае нікога да свайго пакою. Аднаго дня ён сядзеў у сваём пакоі, а после ўзяў зняў верх ад труны і зачау выбіраць шпількі з галавы і ўтыкаць у свой сурдут[153]Сюртук, кафтан (?).; і як выняў адну шпільку, дак панна і ажыла. Ён зачаў яё абнімаць і зачаў разпытвацца, што з нею было? Яна расказала кралевічу аб усем і также яго палюбіла. Яны сідзелі ў сваём пакоі цэлы дзень, а назаўтра пашлі да радзіцаў, каб іх благаславілі. Прышоўшы туды, яны расказалі аб усем, і радзіцы вельмі былі рады, што сын развесяліўся, і іх паблагаславілі. У нядзелю[154]Воскресенье. было вяселле[155]Свадьба., а па вяселлі паехалі да бацька кралеўны. Прыехаўшы да бацька, дачка́ расказала аб усем: як яё мачаха хацела страціць з свету, як яна была ў дванаццаці кралевічаў, а после як яё знашоў кралевіч і як яны пожаніліся. Бацька хацеў сваю жонку расцягнуць на жалезныя бороны, але дачка́ не пазволіла. Назаўтра быў бал, на каторым былі і тые дванаццаць кралевічаў; і я там быў, мёд-віно піў, па барадзе цякло, а у роце не было.

№211 [156]Место записи неизвестно. AT 883 A (Оклеветанная девушка) +  709 (см. прим. к предшествующему тексту). Контаминация сюжетов, довольно часто встречающаяся в восточнославянском фольклорном материале. Первый сюжет учтен Томпсоном преимущественно в европейских сборниках и записях, сделанных в Америке на европейских языках, а также в арабских, берберских, турецких и индийских сборниках. Русских вариантов — 21, украинских — 6, белорусских — 1. Сказки типа 883 А имеются и в не учтенном в AT латвийском фольклорном материале ( Арайс-Медне , с. 138). Они вошли также в сборник башкирских сказок ( Башк. творч. , IV, № 88—90). История европейских новеллистических сказок типа 883 А восходит к «Пентамерону» Базиле (II, № 4). В России сказка данного типа была напечатана впервые в лубочной книге Погудка... (III, № 11, с. 34—48). Разновидность сюжета об оклеветанной девушке, имеющая колорит купеческого быта, характерна для восточнославянского фольклора. В той части, которая соответствует сюжетному типу 709 , сказка сборника Афанасьева носит отпечаток влияния пушкинской «Сказки о мертвой царевне и семи богатырях». Ряд вариантов к отдельным местам сказки дан Афанасьевым в сносках. После слов «два сильномогучие богатыря» (с. 103) указан вариант: «Входит красная девица во дворец, во дворце нет ни души, а в одной палате накрыт стол, на столе двенадцать приборов, двенадцать хлебов и столько же бутылок с вином. А ее давно голод и жажда мучают. «Возьму-ка я, — думает, — отломлю от каждого хлеба по кусочку и отопью из каждой бутылки по глоточку; сама сыта буду и хозяев никого не обижу!» Сделала так, напилась-наелась и села за печку. Вдруг приехали двенадцать богатырей, сели за стол; говорит старший: «Хлебы початы, вино отпито — видно, к нам гость пришел!» Стали гостя вызывать: «Отзовись! Мы — люди добрые; коли ты добрый мо́лодец — будешь нам родной брат, коли красная девица — будешь родная сестрица». После слов: «братец на память прислал» (с. 103) дана ссылка на вариант: «В другом списке: купец женится на волшебнице. Она узнает по черным книгам, что у ней есть соперница по красоте; оборачивается сорокою и летит в дремучий лес; здесь принимает вид бедной старушки и дарит падчерицу кольцом!» К эпизоду появления старухи с лентой (с. 104) дан вариант: «Волшебница прилетает сорокою и дарит подчерицу вышивною рубашкою; она надела рубашку — и тотчас умерла». После слов «и кончили свою жизнь» (с. 104) указан вариант: «Двенадцать богатырей изготовили золотой гроб, положили в него красную девицу, свою названую сестрицу, и повесили гроб в лесу промеж двенадцати столбов на двенадцати золотых цепях. Много прошло времени: богатыри успели состариться, начали один за другим помирать, перемерли все, и остался дворец пустой». После слов «...и видит хрустальный гроб» (с. 106) указан вариант: «Сидит царевич дома, никуда не выходит, все на мертвую красавицу глядит, и начал грустить, тосковать, сохнуть; в короткое время так иссох, так захирел, что узнать нельзя. Царь с царицею принялись лечить его; сколько лекарей тут перебывало — счету нет, а пользы ни один ни на грош не сделал. Раз зашла царица к царевичу и увидела нечаянно гроб...» После слов «Матрос пустился вплавь и к утру добрался до берега» (с. 106) указан вариант: «(Дядя преследует купеческую дочь, свою племянницу; она обливает его кипятком). Пока дядя успел от боли оправиться, купеческая дочь помолилась богу и убежала в дремучий лес; нашла дубовое дупло; залезла туда и оставалась в дупле долго-долго; ничего не пила, не ела, а была жива духом божьим. Раз как-то охотился в том лесу королевич, набежали его собаки на дубовое дупло, обступили и подняли громкий лай. «Что там за зверь спрятался? Как бы его выгнать?» — спрашивает королевич. Отвечают охотники: «Давайте, ваше высочество, разведем огонь под деревом; поневоле выскочит!» Только было хотели огонь разводить, как раздался из дупла человеческий голос: «Провославные христиане! Здесь не зверь, а красная девица». — «А ну, покажись!» Купеческая дочь вылезла из дупла; одежда на ней давно расползлася, из-за тряпья голое тело виднеется. Королевич расспросил ее: из какого она царства и чьих родителей? Привез в свой дворец и нарядил в драгоценное платье: то была хороша, а теперь вдвое краше стала! Много ли, мало ли прошло времени — начали король и королева замечать, что их наследник совсем переменился: прежде был завсегда веселый, говорливый и такой бедовый охотник, а тут сделался грустный, молчаливый, про охоту и не напоминает. «Что, сынок, не весел?» — спрашивает его мать. — Аль тебе недостает чего в нашем царстве? Али жениться надумал? Скажи нам; можем мы тебе высватать у любого короля дочь — прекрасную королевну!» — «Любезная матушка! Не надо мне никакой королевны; есть у меня нареченная невеста; если не позволите на ней жениться, то я повек холостым остануся». — «Кто ж она такая, и где ты видел ее?» — «А ездил я, матушка, на охоту и нашел ее в дубовом дупле; нареченная моя невеста — из одного царства дочь купеческая и живет теперь у меня во дворце». — «Ах, сынок, что же это ты выдумал? Ведь если женить тебя на этой девице — с нас все цари и царевичи, короли и королевичи будут смеяться; вот скажут: не нашли лучше невесты, женили своего любимого сына на какой-то побродяге!» — «Пожалуй, и смеяться будут, — отвечает королевич, — а завидовать — вдвое больше». Привел он купеческую дочь к отцу, к матери: как увидали они красоту ее неописанную, сами обрадовались и благословили королевича на ней жениться. Жили они в любви и совете год, и другой, и третий; собралась молодая королевна к родному отцу в гости. Отпустил ее королевич и дал в провожатые генерала и роту солдат. Дорогою захотелось королевне роздых сделать; остановилась в чистом поле, приказала разбить палатку и легла почивать; возле королевниной палатки часового поставили. Ночью будит часовой королевну: «Ваше высочество, вставайте скорей; я заподлинно знаю, что генерал вашей красоте позавидовал и теперь собирается или злой смерти предать или с вами грех сотворить. Надевайте мою шинель, берите ружье в руки и становитесь на часах; а я заместо вас на постель лягу». Сказано-сделано. Стоит королевна на часах; вдруг идет генерал. «Кто идет?» — окликивает королевна. «Генерал». — «Не извольте ходить в палатку; королевна спать легла». — «Нет, братец, мне очень нужно; сейчас курьер с секретной бумагою прискакал». Вошел в палатку и начал к солдату приставать: думает, что королевна. «Прочь, бездельник!» — закричал солдат и дал ему пощечину; генерал выхватил свою саблю и отсек ему голову; после того выкопал яму, зарыл убитого и пошел спать. Тогда королевна бросила ружье и побежала окольными дорогами в тот город, где ее отец проживал; прибежала туда, нарядилась поваром и пошла искать работы. А генерал распустил слух, будто королевна связалась с часовым и убежала с ним ночью неведомо куда...» К словам «кто меня перебьет, того чумичкой в лоб» (с. 107) — вариант: «кто скажет мне: неправда — тому сто плетей в спину».

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был купец-вдовец; у него были сын, да дочь, да родной брат... В одно время собирается этот купец в чужие земли ехать, разные товары закупать, берет с собой сына, а дома оставляет дочку; призывает он своего брата и говорит ему: «Препоручаю тебе, любезный братец, весь мой дом и хозяйство и усердно прошу: присматривай построже за моей дочкою, учи ее грамоте, а баловать не позволяй!» После того простился купец с братом и с дочерью и отправился в путь. А купеческая дочь была уж на возрасте и такой красоты неописанной, что хоть целый свет изойди, а другой подобной не сыщешь! Пришла дяде нечистая дума в голову, не дает ему ни днем, ни ночью покоя, стал он приставать к красной девице. «Или, — говорит, — грех со мной сотвори, или тебе на свете не жить; и сам пропаду и тебя убью!..»

Пошла как-то девица в баню, дядя за нею — только в дверь, она хвать полный таз кипятку и окатила его с головы до ног. Три недели провалялся он, еле выздоровел; страшная ненависть грызет ему сердце, и начал он думать: как бы отсмеять эту насмешку? Думал-думал, взял да и написал к своему брату письмо: твоя-де дочь худыми делами занимается, по чужим дворам таскается, дома не ночует и меня не слушает. Получил купец это письмо, прочитал и сильно разгневался; говорит сыну: «Вот твоя сестра весь дом опозорила! Не хочу ж ее миловать: поезжай сию минуту назад, изруби негодницу на мелкие части и на этом ноже привези ее сердце. Пусть добрые люди не смеются с нашего рода-племени!»

Сын взял острый нож и поехал домой; приехал в свой родной город потихоньку, никому не сказываясь, и начал по сторонам разведывать: как живет такая-то купеческая дочь? Все в один голос хвалят ее — не нахвалятся: и тиха-то, и скромна, и бога знает, и добрых людей слушается. Разузнавши все, пошел он к своей сестрице; та обрадовалась, кинулась к нему навстречу, обнимает, целует: «Милый братец! Как тебя господь принес? Что наш родимый батюшка?» — «Ах, милая сестрица, не спеши радоваться. Не к добру мой приезд: меня прислал батюшка, приказал твое белое тело изрубить на мелкие части, сердце твое вынуть да на этом ноже к нему доставить».

Сестра заплакала. «Боже мой, — говорит, — за что такая немилость?» — «А вот за что!» — отвечал брат и рассказал ей о дядином письме. «Ах, братец, я ни в чем не виновна!» Купеческий сын выслушал, как и что случилося, и говорит: «Не плачь, сестрица! Я сам знаю, что ты не виновна, и хоть батюшка не велел принимать никаких оправданий, а все-таки казнить тебя не хочу. Лучше соберись ты и ступай из отцовского дома куды глаза глядят; бог тебя не оставит!» Купеческая дочь не стала долго думать, собралась в дорогу, простилась с братцем и пошла, куда — и сама не ведает. А ее брат убил дворовую собаку, вынул сердце, нацепил на острый нож и повез к отцу. Отдает ему собачье сердце: «Так и так, — говорит, — по твоему родительскому приказанию казнил сестрицу». — «А ну ее! Собаке собачья и смерть!» — отвечал отец.

Долго ли, коротко ли блуждала красная девица по белому свету, наконец зашла в частый, дремучий лес: из-за высоких деревьев чуть-чуть небо видно. Стала она ходить по этому лесу и случайно вышла на широкую поляну; на этой поляне — белокаменный дворец, кругом дворца железная решетка. «Дай-ка, — думает девица, — зайду я в этот дворец, не все же злые люди, авось худа не будет!» Входит она в палаты — в палатах нет ни души человеческой; хотела было назад поворотить — вдруг прискакали на двор два сильномогучие богатыря, вошли во дворец, увидали девицу и говорят: «Здравствуй, красавица!» — «Здравствуйте, честны́е витязи!» — «Вот, брат, — сказал один богатырь другому, — мы с тобой тужили, что у нас хозяйничать некому; а бог нам сестрицу послал». Оставили богатыри купеческую дочь у себя жить, назвали родною сестрицею, отдали ей ключи и сделали надо всем домом хозяйкою; потом вынули острые сабли, уперли друг дружке в грудь и положили такой уговор: «Если кто из нас посмеет на сестру посягнуть, то не щадя изрубить его этою самою саблею».

Вот живет красная девица у двух богатырей; а отец ее закупил заморских товаров, воротился домой и немного погодя женился на другой жене. Была эта купчиха красоты неописанной и имела у себя волшебное зеркальце; загляни в зеркальце — тотчас узнаешь, где что делается. Раз как-то собрались богатыри на охоту и наказывают своей сестрице: «Смотри же, до нашего приезду никого к себе не пущай!» Попрощались с нею и уехали. В это самое время заглянула купчиха в зеркальце, любуется своей красотой и говорит: «Нет меня в свете прекраснее!» А зеркальце в ответ: «Ты хороша — спору нет! А есть у тебя падчерица, живет у двух богатырей в дремучем лесу, — та еще прекраснее!»

Не полюбились эти речи мачехе, тотчас позвала к себе злую старушонку. «На, — говорит, — тебе колечко; ступай в дремучий лес, в том лесу есть белокаменный дворец, во дворце живет моя падчерица; поклонись ей и отдай это колечко — скажи: братец на память прислал!» Старуха взяла кольцо и отправилась, куда ей сказано; приходит к белокаменному дворцу, увидала ее красная девица, выбежала навстречу — захотелось, значит, вестей попытать с родной стороны. «Здравствуй, бабушка! Как тебя господь занес? Все ли живы-здоровы?» — «Живут, хлеб жуют! Вот братец просил меня про твое здоровье проведать да прислал в подарок колечко; на, красуйся!» Девица так рада, так рада, что и рассказать нельзя; привела старуху в комнаты, угостила всякими закусками да напитками и наказала своему брату родному низко кланяться. Через час времени старуха поплелась назад, а девица стала любоваться колечком и вздумала надеть его на пальчик; надела — и в ту ж минуту упала мертвая.

Приезжают два богатыря, входят в палаты — сестрица не встречает: что такое? Заглянули к ней в спальню; а она лежит мертвая, словечка не молвит. Взгоревались богатыри: что всего краше было, то нежданно-негаданно смерть взяла! «Надо, — говорят, — убрать ее в новые наряды да в гроб положить». Стали убирать, и заприметил один на руке у красной девицы колечко: «Неужели так ее и похоронить с этим колечком? Дай лучше сниму, на память оставлю». Только снял колечко — и красная девица тотчас открыла очи, вздохнула и ожила. «Что с тобой случилось, сестрица? Не заходил ли кто к тебе?» — спрашивают богатыри. «Заходила с родной стороны знакомая старушка и колечко принесла». — «Ах, какая же ты непослушная! Ведь мы недаром тебе наказывали, чтоб никого без нас в дом не пускала. Смотри, в другой раз того не сделай!»

Спустя несколько времени заглянула купчиха в свое зеркальце и узнала, что ее падчерица по-прежнему жива и прекрасна; позвала старуху, дает ей ленточку и говорит: «Ступай к белокаменному дворцу, где живет моя падчерица, и отдай ей этот гостинец; скажи: братец прислал!» Опять пришла старуха к красной девице, наговорила ей с три короба разных разностей и отдала ленточку. Девица обрадовалась, повязала ленточку на шею — и в ту же минуту упала на постель мертвою. Приезжают богатыри с охоты, смотрят — сестрица лежит мертвая, стали убирать ее в новые наряды и только сняли ленточку — как она тут же открыла очи, вздохнула и ожила. «Что с тобой, сестрица? Али опять старуха была?» — «Да, — говорит, — приходила старушка с родной стороны, мне ленточку принесла». — «Ах, какая ты! Ведь мы ж тебя просили: никого без нас не примай!» — «Простите, милые братцы! Не вытерпела, хотелось из дому вестей послушать».

Прошло еще несколько дней — заглянула купчиха в зеркальце: опять жива ее падчерица. Позвала старуху. «На, — говорит, — волосок! Ступай к падчерице, непременно умори ее!» Улучила старуха время, когда богатыри на охоту поехали, пришла к белокаменному дворцу; увидала ее в окошечко красная девица, не вытерпела, выскочила к ней навстречу: «Здравствуй, бабушка! Как тебя бог милует?» — «Покуда жива, голубушка! Вот таскалась по миру и сюда забрела тебя проведать». Привела ее красная девица в комнату, угостила всякими закусками и напитками, расспросила про родных и наказала кланяться брату. «Хорошо, — говорит старуха, — буду кланяться. А ведь тебе, голубушка, чай и в голове поискать некому? Дай-ка я поищу». — «Поищи, бабушка!» Стала она искать в голове красной девицы и вплела в ее косу волшебный волосок; как скоро вплела этот волосок, девица в ту же минуту сделалась мертвою. Старуха зло усмехнулась и ушла поскорей, чтобы никто не застал ее, не увидел.

Приезжают богатыри, входят в комнаты — сестра лежит мертвая; долго они вглядывались-присматривались, нет ли на ней чего лишнего? Нет, ничего не видать! Вот сделали они хрустальный гроб — такой чудный, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать; нарядили купеческую дочь в блестящее платье, словно невесту к венцу, и положили в хрустальный гроб; тот гроб поставили посеред большой палаты, а над ним устроили балдахин красного бархату с бриллиантовыми кистями с золотыми бахромами, и повесили на двенадцати хрустальных столбах двенадцать лампад. После того залились богатыри горючими слезами; обуяла их великая тоска. «На что, — говорят, — нам на белом свете жить? Пойдем, решим себя!» Обнялись, попрощались друг с дружкою, вышли на высокий балкон, взялись за руки и бросились вниз; ударились об острые камни и кончили свою жизнь.

Много-много годов прошло. Случилось одному царевичу на охоте быть; заехал он в дремучий лес, распустил своих собак в разные стороны, отделился от охотников и поехал один по заглохшей тропинке. Ехал-ехал, и вот перед ним поляна, на поляне белокаменный дворец. Царевич слез с коня, взошел по лестнице, стал покои осматривать; везде уборы богатые, роскошные, а хозяйской руки ни на чем не видно: все давным-давно покинуто, все запущено! В одной палате стоит хрустальный гроб, а в гробу лежит мертвая девица красоты неописанной: на щеках румянец, на устах улыбка, точь-в-точь живая спит.

Подошел царевич, взглянул на девицу, да так и остался на месте, словно невидимая сила его держит. Стоит он с утра до позднего вечера, глаз отвести не может, на сердце тревога: приковала его краса девичья — чудная, невиданная, какой во всем свете другой не сыскать! А охотники давно его ищут; уж они по́ лесу рыскали, и в трубы трубили, и голоса подавали — царевич стоит у хрустального гроба, ничего не слышит. Солнце село, сгустился мрак, и тут только он опомнился — поцеловал мертвую девицу и поехал назад. «Ах, ваше высочество, где вы были?» — спрашивают охотники. «Гнался за зверем, да немного заплутал». На другой день чуть свет — царевич уж на охоту собирается; поскакал в лес, отделился от охотников и тою же тропинкою приехал к белокаменному дворцу. Опять целый день простоял у хрустального гроба, глаз не сводя с мертвой красавицы; только позднею ночью домой воротился. На третий день, на четвертый все то же, и так целая неделя прошла. «Что это с нашим царевичем подеялось? — говорят охотники. — Станемте, братцы, за ним следить, замечать, чтобы худа какого не случилося».

Вот поехал царевич на охоту, распустил собак по́ лесу, отделился от свиты и направил путь к белокаменному дворцу; охотники тотчас же за ним, приезжают на поляну, входят во дворец — там в палате хрустальный гроб, в гробу мертвая девица лежит, перед девицей царевич стоит. «Ну, ваше высочество, недаром вы целую неделю по́ лесу плутали! Теперь и нам не уйтить отсюда до вечера». Обступили кругом хрустальный гроб, смотрят на девицу, красотой ее любуются, и простояли на одном месте с утра до позднего вечера. Когда потемнело совсем, обратился царевич к охотникам: «Сослужите мне, братцы, великую службу: возьмите гроб с мертвой девицей привезите и поставьте в моей спальне; да тихомолком, тайно сделайте, чтоб никто про то не узнал, не проведал. Награжу вас всячески, пожалую золотой казною, как никто вас не жаловал». — «Твоя воля жаловать; а мы, царевич, и так служить тебе рады!» — сказали охотники, подняли хрустальный гроб, вынесли на двор, устроили на лошадях и повезли в царский дворец; привезли и поставили у царевича в спальне.

С того самого дня перестал царевич и думать об охоте; сидит себе дома, никуда из своей комнаты не выходит — все на девицу любуется. «Что такое с нашим сыном приключилося? — думает царица. — Вот уж сколько времени, а он все дома сидит, из своей комнаты не выходит и к себе никого не пущает. Грусть-тоска, что ли, напала, али хворь какая прикинулась? Дай пойду посмотрю на него». Входит царица к нему в спальню и видит хрустальный гроб. Как и что? Расспросила-разведала и тотчас же приказ отдала похоронить ту девицу, как следует по обычаю, в мать сырой земле.

Заплакал царевич, пошел в сад, нарвал чудесных цветов, принес и стал расчесывать мертвой красавице русую косу да цветами голову убирать. Вдруг выпал из ее косы волшебный волосок — красавица раскрыла очи, вздохнула, приподнялась из хрустального гроба и говорит: «Ах, как я долго спала!» Царевич несказанно обрадовался, взял ее за руку, повел к отцу, к матери. «Мне, — говорит, — бог ее дал! Не могу жить без нее ни единой минуты. Позволь, родимый батюшка, и ты, родная матушка, допусти жениться». — «Женись, сынок! Против бога не пойдем, да и такой красоты во всем свете поискать!» У царей ни за чем остановок не бывает: в тот же день честным пирком да и за свадебку.

Женился царевич на купеческой дочери, живет с нею — не нарадуется. Прошло сколько-то времени — вздумалось ей поехать в свою сторону, отца с братцем навестить; царевич не прочь, стал у отца проситься. «Хорошо, — говорит царь, — поезжайте, дети мои любезные! Ты, царевич, отправляйся сухим путем в объезд, осмотри этим случаем все наши земли и порядки узнай, а жена твоя пусть на корабле плывет прямым путем». Вот изготовили корабль к походу, нарядили матросов, назначили начального генерала; царевна села на корабль и вышла в открытое море, а царевич поехал сухим путем.

Начальный генерал, видючи прекрасную царевну, позавидовал ее красоте и начал к ней подольщаться; чего бояться, думает, — ведь она теперь в моих руках, что хочу — то и делаю! «Полюби меня, — говорит он царевне, — коли не полюбишь — в море выброшу!» Царевна отвернулась, не дает ему ответу, только слезами заливается. Подслушал генеральские речи один матросик, пришел к царевне вечером и стал говорить: «Не плачь, царевна! Одевайся ты в мое платье, а я твое надену; ты ступай на палубу, а я в каюте остануся. Пусть генерал меня в море выбросит — я того не боюсь; авось справлюся, доплыву до пристани: благо теперь земля близко!» Поменялись они платьем; царевна пошла на палубу, а матрос лег на ее постель. Ночью явился в каюту начальный генерал, схватил матроса и выкинул в море. Матрос пустился вплавь и к утру добрался до берега. Корабль пришел к пристани, стали матросы сходить на землю; сошла и царевна, бросилась на рынок, купила себе поварскую одежу, нарядилась поваренком и нанялась к своему родному отцу на кухне прислуживать.

Немного спустя приезжает к купцу царевич. «Здравствуй, — говорит, — батюшка! Принимай-ка зятя, ведь я на твоей дочке женат. Да где ж она? Аль еще не бывала?» А тут начальный генерал с докладом является: «Так и так, ваше высочество! Несчастье случилося: стояла царевна на палубе, поднялась буря, началась качка, голова у ней закружилась — и мигнуть не успели, как царевна свалилась в море и потонула!» Царевич потужил-поплакал, да ведь со дна моря не воротишь; видно, такова судьба ей назначена! Погостил царевич у своего тестя несколько времени и велел своей свите к отъезду готовиться; купец на прощанье задал большой пир; собрались к нему и купцы, и бояре, и все сродники: были тут и родной брат его, и злая старуха, и начальный генерал.

Пили, ели, прохлаждалися; один из гостей и говорит: «Послушайте, господа честны́е! Что все пить да пить — с того добру не быть; давайте-ка лучше сказывать сказки». — «Ладно, ладно! — закричали со всех сторон. — Кто же начнет?» Тот не умеет, другой не горазд, а третьему вино память отшибло. Как быть? Отозвался тут купеческий приказчик: «Есть у нас на кухне новый поваренок, много по чужим землям странствовал, много всяких див видывал и такой мастер сказки сказывать — что на́ поди!» Купец позвал того поваренка. «Потешь, — говорит, — моих гостей!» Отвечает ему поваренок-царевна: «Что рассказать-то вам: сказку аль бывальщину?» — «Сказывай бывальщину!» — «Пожалуй, можно и бывальщину, только с таким уговором: кто меня перебьет, того чумичкой в лоб».

Все на это согласились. И царевна начала рассказывать все, что с нею самой случилося. «Так и этак, — говорит, — была у купца дочь; поехал купец за́ море и поручил своему родному брату смотреть за девицей; дядя позарился на ее красоту и не дает ей ни минуты спокою...» А дядя слышит, что речь про него идет, и говорит: «Это, господа, неправда!» — «А, по-твоему неправда? Вот же тебе чумичка в лоб!» После того дошло дело до мачехи, как она волшебное зеркальце допрашивала, и до злой старухи, как она к богатырям в белокаменный дворец приходила, — и старуха и мачеха в один голос закричали: «Вот вздор какой! Этого быть не может». Царевна ударила их по лбу чумичкою и стала рассказывать, как она лежала в хрустальном гробе, как нашел ее царевич, оживил и женился на ней и как она поехала отца навестить.

Генерал смекнул, что дело-то не ладно, и просится у царевича: «Позвольте мне домой уйти; что-то голова разболелась!» — «Ничего, посиди немножко!» Стала царевна про генерала рассказывать; ну, и он не вытерпел. «Все это, — говорит, — неправда!» Царевна его чумичкою в лоб да сбросила с себя поварское платье и открылась царевичу: «Я-де не поваренок, я — твоя законная жена!» Царевич обрадовался, купец — тоже; бросились они обнимать, целовать ее; а потом принялись суд судить; злую старуху вместе с дядею на воротах расстреляли, мачеху-волшебницу к жеребцу за хвост привязали, жеребец полетел в чистое поле и разнес ее кости по кустам, по яругам[157] Яруги — овраги, лощины, буераки ( Ред .).; генерала царевич сослал на каторгу, а на его место пожаловал матроса, что царевну от беды спас. С того времени жили царевич, его жена и купец вместе — долго и счастливо.