Кто бы ни был гость, богач или бедняк, сильный мира сего или скромнейший из скромных, дон Корлеоне каждого принимал с широким радушием, никого не обойдя вниманием. Таково было его отличительное свойство.
Он давным-давно понял - общество на каждом шагу наносит тебе оскорбления и надо терпеть, утешаясь сознанием, что, если держаться начеку, всегда наступает время, когда самый маленький человек может отомстить тому, на чьей стороне сила. Уверенность в этом удерживала Дона от гордыни, питая то смиренномудрие, которое так ценили в нём приближённые.
Дон постоянно внушал, что если ты проявляешь щедрость, то придай этой щедрости личную окраску.
Секрет успеха Дона Корлеоне отчасти в том и состоял, что он из всего умел извлечь выгоду.
Нам неистребимо хочется верить в существование простых решений.
Рано или поздно мы все меняем невинность на жизненный опыт.
- Ты сам насмехаешься надо мной или одно лишь твоё невежество? Даже лишайник в тундре не живёт в мире. Всё - борьба, война за доминирование. И проигравшие исчезают.
- И мы ничем не лучше, это ты хочешь сказать…
- Мы лучше, солдат. У нас есть привилегия выбора. Дар предвидения. Хотя часто мы слишком поздно признаём эту ответственность…
— В какой-то момент мне подумалось, уж не ты ли стреляла в меня, — произнес он.
Делаю удивленное лицо:
— А почему ты решил, что не я?
Кардан ухмыляется:
— Потому что они промахнулись.
— Если ты болезнь, то, полагаю, ты не можешь быть и лекарством.
— Отец... — начинаю я.
— Раньше я мечтал, чтобы ты так меня называла, — говорит он. — Но оказалось, что если ты так ко мне обращаешься, то хорошего не жди.
— ...Я не был добрым, Джуд. Ко многим. В том числе и к тебе. Никак не мог понять, желаю тебя или хочу, чтобы ты исчезла с глаз и не вызывала у меня чувств, которые делают меня еще злее. Но потом ты исчезла в самом деле, исчезла в глубине море, и я возненавидел себя, как никогда.
— Ты обречена, королева Эльфхейма. Ты уже любишь его. Ты уже любила его и тогда, когда расспрашивала меня о нем, а не о собственной матери. И ты будешь по-прежнему любить его, смертная девушка, еще долго после того, как его чувства к тебе испарятся, словно утренняя роса.
— Издевайся надо мной, сколько хочешь. Неважно, что я там фантазировал, теперь моя очередь просить и умолять тебя, и пресмыкаться перед тобой ради одного ласкового слова, слетевшего с твоих губ. —Его темные глаза стали бездонными от желания. — Из-за тебя я погиб, погиб навеки.
— Моя любовь — это ты, — говорит Кардан. — Большую часть своей жизни я провел, оберегая свое сердце. И настолько тщательно оберегал, что мог вести так, словно у меня его вообще нет. И пусть сейчас оно у меня потрепанное, изъеденное червями, огрубевшее — но твое. — Он направляется к двери, ведущей в королевские покои, словно давая понять, что разговор окончен. — Говорю на случай, если ты сама не догадалась.
— Голодающему мужчине никакой банкет слишком обильным не покажется.
— К преданности и любви нельзя принуждать.
Нарцисс был цветком и символом Аида, бога мертвых. Им обычно украшали не столы, а гробы. Присутствие этих цветов в "Кофе Хаус" означало, что владелец в трауре, потому что лишь в это время смертные преклонялись перед богом подземного царства.
— Любовь — эгоистичная причина вернуть мертвого к жизни.
Она восхищалась цветами и ароматами — сладким благоуханием глицинии, тяжелым, удушливым запахом гардений и роз, успокаивающим ароматом лаванды.
И все это было магией.
Воспоминания - это груз, который невозможно сбросить с плеч.
Вы же столько прочли о войнах и сражениях. Вы знаете рассуждения других людей из других эпох. Как простой смертный воспринимает подобное? Все эти ужасы, которые видит и через которые проходит? Наступает ли такой момент, когда увиденное и пережитое - не важно, солдат ты или беженец, - бесповоротно что-то меняет внутри? Кем мы тогда становимся? В меньшей степени людьми или в большей? Может, это и есть человеческая суть, и война просто вытаскивает наружу всё, что в мирной жизни надёжно спрятано внутри?
Вся моя жизнь состояла сплошь из позора.
Мы маршируем рядом со смертью, и, пока ещё наше оружие покоится в ножнах, пока кровь не окропила землю и крики не заполнили воздух, мы остро сознаём бессмысленность грядущей битвы. Не будь на нас доспехов, мы бы, наверное, плакали. Чем ещё ответить на предчувствие неминуемых потерь, где счёт пойдёт на десятки и сотни?
В каких бы богов ни верил каждый из нас, нашим общим богом - нравится нам или нет - остаётся только бог смерти. Он приходит к нам, принимая тысячи разных обличий. Когда его врата медленно закрываются за очередной душой, нам не вынести этой вечной тишины, и мы сотрясаем её плачем, причитаниями, стонами. Как будто жалкими звуками можно вернуть тех, кто перешёл по другую сторону жизни! Радость заставляет нас идти в храмы и приносить благодарственные жертвы. Горе не нуждается ни в храмах, ни в жрецах. Горе само по себе священно.
Ты умираешь, как настоящий герой. Ты сопротивляешься до последнего, ибо твоя жизнь - единственное твоё оружие и ты не складываешь его перед врагами.
Вот вам и вся сущность человечества. Кому нужны пухлые тома исторических хроник, если умирают дети? Два этих слова подытоживают все несправедливости мира. Можете написать мои слова, и вам больше не понадобится никаких рассуждений
Я напишу твои слова. Они - как старый меч. Невзрачный, с тупым и зазубренным лезвием, но его удар достигает сердца.
Бахвальство, которое распирает от самоуверенности, - вот вернейший признак невежества.
Мудрые слова - они как стрелы, что летят тебе в лоб. Как ты поступишь? Понятное дело, пригнёшься.
То, что называют свободой, заключается в возможности.
Человек любит свою смерть не видя ее, в каждом из поступков, подводящих его к собственному необходимому уничтожению.
Раз за разом тебе нужно раздирать на себе ткань туники твоего невежества, покрывало лукавства, оковы разложения – мрачную темницу, заживо хоронящую тебя, твой, еще способный чувствовать труп, могилу, которую ты повсюду носишь с собой, вора, который живет в твоем доме, приживальщица, который все, что любит, обращает в ненависть к тебе и все, что ненавидит, – в зависть тебе. Это враг, которого ты носишь на себе, как тунику.
Зло от невежества заполняет собой всю Землю; она калечит душу, заточенную в теле.
«Усталость тела, – говорил Леонид, – не должна мешать ходу размышлений».
Можно привыкнуть считать всех, кто ниже тебя ростом, мелюзгой, недостойной внимания. А это ведёт к высокомерию.
Такова ирония судьбы. Мы привыкаем сомневаться в очевидном, поддаёмся нелепым подозрениям и делаем поспешные и неверные выводы.
Не все знания можно сделать всеобщим достоянием.
Лучше всего, когда нужные замыслы скрыты внутри других замыслов, и уж если устраивать отвлекающий манёвр - то по всем правилам. Правда, действуя одной рукой, трудно всё время прятать другую в кармане.
Надежда - это жизнь в кредит. Отчаяние - расплата наличными.
Но разве сама жизнь не есть борьба за власть? Всю жизнь мы тратим силы на то, чтобы владеть окружающим миром, менять и переделывать его по своему желанию. Мы ведём вечную и безнадёжную погоню за возможностью предсказывать ход собственной жизни.
Одно дело, когда тебя предают те, кого ты считал друзьями. И совсем другое, когда ты предаёшь собственную жизнь.
Думаете, меня удерживает страх? Меня удерживает нечто другое, сравнимое по силе со страхом, но во всём остальном не идущее с ним ни в какое сравнение. Долг.
Говорят, что боги, избрав для своих целей кого-то из смертных, перво-наперво отделяют его от окружающего мира. Боги толкают избранника на вероломные поступки, отдаляющие его от друзей и близких. Если же человек достаточно крепок духом, они начинают лишать его общества всех, кто ему дорог, делая это с жестокой методичностью. Когда же человек очерствеет сердцем, озлобится на мир, боги улыбаются и удовлетворённо кивают: он достиг желаемого для них состояния. Люди начинают все больше сторониться избранника богов, да и он сам избегает их общества. Боги называют это "закалкой орудия". Да, мой мальчик, избранник становится их орудием. И наконец боги оказывают своему избраннику весьма странную помощь - они рассеивают его одиночество, которое сами же помогали создавать. И все это происходит незаметно для избранника.
За всяким большим состоянием кроется преступление.
Сяо Най любое место превращает в достопримечательность. Причём не внешностью, а натурой.
Кто что ни говори, а жизнь всегда умнее всех нас, живущих и мудрствующих. Да-да, жизнь справедлива и милосердна. Героев она заставляет усомниться, а тех, кто сделал мало, и даже тех, кто ничего не сделал, но прожил с чистым сердцем, она всегда утешит.
Я – старый диван, который она давно мечтает вынести… Вот они, мои дети...
С женщинами главное – не забывать, что на свете есть много других женщин…
Бесчисленны, как морские пески, человеческие страсти, и все не похожи одна на другую, и все они, низкие и прекрасные, вначале покорны человеку и потом уже становятся страшными властелинами его.
1..1314151617..149Самый необитаемый из всех островов - толпа.