Когда отпечатали новый словарь и обнародовали "Закон об обязательной лжи" […] то в Стране Лжецов даже животным пришлось научиться лгать – собаки мяукали, кошки лаяли, лошади мычали, а льва, что сидел в клетке в зоопарке, заставили пищать, потому что рычать теперь должны были мыши. Только рыбам да птицам не было никакого дела до законов короля Джакомоне. Ведь рыбы и так всю жизнь молчат, и никто не может заставить их лгать, а птицы летают по воздуху, и королевской страже их не поймать. И птицы продолжали петь, как ни в чем не бывало, каждая своим голосом. Люди часто с грустью смотрели на них: "Счастливые! Их-то никто не может оштрафовать или посадить в тюрьму…"
Секретарь короля Джакомоне всегда носил под мышкой толстую папку, полную готовых речей. Тут были речи на любую тему: поучительные, трогательные, развлекательные, и все они, от первой до последней, были лживы. Привыкнув, что все вокруг лгут, король и сам стал врать направо и налево, и сам же первый верил своим словам...
– Чем только все это кончится? – перешептывались придворные. – Собаки лают! Это же против всяких законов! Наслушавшись собачьего лая, народ, чего доброго, наберется опасных мыслей!
***
– Куда же это годится?! Чем дальше, тем хуже! – шипели они, позеленев от злости.– Это плохо кончится! Еще немного, и люди перестанут лгать!
***
– Как? – вскричал редактор. – Что же тогда люди читают, если они перестали читать нашу газету? Может быть, календарь?
– Нет, синьор редактор, – ответил какой-то мальчишка похрабрей, – календарь люди тоже не читают. Куда он годится, если декабрь в нем называется августом? Оттого, что изменилось название месяца, никому не станет теплее. Все смеются нам прямо в лицо и советуют делать из ваших газет кораблики.
В эту минуту в комнату вбежала собачка редактора.
– Кис-кис! Иди сюда! Иди сюда, мой котеночек!– обрадованно позвал ее редактор.
– Гав! Гав!– ответила ему собака.
– Что? Да ты, кажется, лаешь?
Вместо ответа собака дружелюбно вильнула хвостом и залаяла еще громче.
– Да ведь это конец света! – вскричал редактор вытирая со лба пот. – Конец света!
Но это был всего лишь конец Королевства Лжи.
До тех пор, пока я не стал королём этой страны, люди от отчаяния рвали на себе волосы! Жители страны один за другим лысели, а парикмахеры становились безработными!
Аптекарь древний, подбери,
Такие дай пилюли,
Чтоб декабри и январи
Перевернуть в июли.
И чтобы, как чума, дотла
Зараза раболепства
Здесь уничтожена была
Старинным книжным средством.
И чтоб не видел белый свет
Бацилл липучей лести,
И чтоб свели следы на нет
Жестокости и мести…
"Не кинжал ли я вижу перед собой? "- продекламировала Джо, по примеру исполнителей трагических ролей закатывая глаза и ища руками опору в воздухе.
- Нет, это не кинжал! - со смехом воскликнула Мег. - Это всего лишь вилка для гренок, только вот не понимаю, почему на ней вместо хлеба мамина тапочка?
- Вот только не думаю, что эти знатные леди наслаждаются балами так же , как мы. Даже несмотря на спаленные волосы, старые платья, одну целую пару перчаток на двоих, мы все-таки умеем радоваться. И даже когда мы надевали туфли, из которых выросли и из-за которых подворачиваем себе ноги.
Всё это сестры наблюдали из окна, каждая из них по-своему выражала восторг - Джо отплясывала джигу, Эми едва не вывалилась из окна, а Мег, воздев руки к небу, воскликнула:
- Мне кажется, настал конец света!
Душа есть следствие и орудие политической анатомии; душа есть тюрьма тела.
– Вы никогда не говорите с тучными женщинами о лишнем весе… и тем, кто курит, вы никогда не советуете бросить курить.
– Верно.
– Но мы здесь, чтобы…
– Мы здесь не для того, чтобы говорить им, что нормально, а что нет. Мы здесь для того, чтобы помогать, поддерживать. Если бы каждый раз, когда сюда заходит тучная женщина, я ей говорил: «Дорогая, вам надо бы похудеть», – это бы означало, что, по моему мнению, эта проблема для нее важнее, чем та, с которой она пришла. Я говорю о лишнем весе, только если это уместно с медицинской точки зрения – если он понизит эффективность противозачаточных таблеток или вызовет флебит. Но если у нее медная ВКС и она не просит помочь ей похудеть, по какому праву я буду ее пугать или учить? Она знает, что у нее лишний вес. Ей и без меня об этом напоминают каждый день – муж, свекровь, подруги. Когда она входит сюда, она не «женщина с лишним весом», а мадам Г. Это ее право – расставлять приоритеты, а не мое. То же самое относится и к курильщицам. В тридцать пять лет я советую им сменить таблетки или поставить ВКС…
– Если вы не убедили их раньше…
– Да… Но если я перед этим буду их запугивать – незаконно, – говоря, что они могут умереть из-за того, что курят и принимают таблетки, я прекрасно знаю, что они предпочтут бросить таблетки, а не сигареты… А что случается, когда женщина пускается во все тяжкие? Инфаркт или беременность?
- Ангелы плакали сегодня вечером.
Никогда не стать парижанином тому, кто не научится скрывать скорбь под маской радости и не набрасывать чёрную полумаску грусти, скуки или безразличия на тайное ликование! Если вы узнаете, что у кого-то из ваших друзей неприятности, не пытайтесь его утешить - он скажет, что уже утешился; если же у вашего друга случилось радостное событие, воздержитесь от поздравлений - выпавшая удача кажется ему вполне естественной, и он удивится, когда вы заговорите об этом.
Париж - это нескончаемый бал-маскарад.
- Репутация часто бывает обманчивой. Разве за мной не закрепилась репутация ценителя музыки, хотя я не знаю разницы между ключом соль и ключом фа?
Жил-был однажды один купец. Энергичный, предприимчивый, молодой. Ради дела... ему приходилось рано вставать, а потому и ложиться рано. Но однажды вечером... он засиделся позже обычного часа и услышал чудесное пение, которого никогда раньше не слышал: голос ночной птицы. На следующий вечер он устроил так, чтобы лечь позже... и еще раз услышать пение птицы. И на следующий вечер. Он так... так опьянился голосом ночной птицы, что целый день думал только о нем. И пришло время, когда он стал слушать птицу ночь напролет. Уже не мог заниматься своим делом при свете солнца. Скоро он вообще повернулся к дню спиной и весь отдался чарующему голосу ночной птицы... и так грустно кончилась его карьера, его богатство... и наконец, жизнь.... – Мораль ты знаешь.... – Не получится – любить только голос ночной птицы. Приходится полюбить и ночную птицу. А потом... потом и саму ночь.
... каждый человек слышит свою ночную птицу... того или иного рода. И... борьба за преодоление её зова... создаёт или разрушает душу человека.
Это - озаренный отдых, ни лихорадка, ни слабость, на
постели или на поле.
Это - друг, ни пылкий, ни обессиленный. Друг.
Это - любимая, ни страдающая, ни причиняющая страданий.
Любимая.
Мир и воздух, которых не ищут. Жизнь.
Так ли это все было?
И сновидение становится свежим.
— Вот именно. Самое главное — это узнать свои собственные желания, а когда это уже известно, то остается только выполнить свое намерение. Поэтому-то я и догнал вас.
Знаешь, ты могла бы прожить сотню жизней и все равно не заслужить его.
- О, я видела. В вашем Туре. То платье, без бретелек, которое ты надевала в Дистрикте-2? Темно-синие с алмазами? Оно настолько великолепно, что мне хотелось пролезть сквозь экран и сорвать его с тебя.
Держу пари, ты так и сделала бы, думаю я. Вместе с несколькими дюймами моей плоти.
- Бедный Финник. Это на самом деле первый раз в твоей жизни, когда ты не выглядишь хорошеньким?
- Должно быть. Совершенно новые ощущения. Как ты справляешься с ними все эти годы?
Двойная сделка. Двойное обещание. И только Хеймитч знает, какое из них правдивое.
- Если ты умираешь, а я выживаю, для меня не будет никакой жизни в Дистрикте-12. Ты вся моя жизнь.
Потому что я не могу справиться с кошмарами. Не без тебя, думаю я.
– Зрители захотят либо тебя убить, либо поцеловать, либо быть тобой.
– Сгорим мы – вы сгорите вместе с нами!
– Ну, разумеется, мы ведь не хотим потерять нашу маленькую птичку, едва она начала петь.
– Что они с ним сделают?
– Все, что потребуется, чтобы сломить тебя.
– Есть такое древнее выражение. Сказано тысячи лет назад на латыни о городе под названием Рим. «Panem et circenses» переводится как «хлеба и зрелищ». Автор хотел сказать, что люди Рима думают только о развлечениях и о том, как набить брюхо, ради этого забыли о своих политических обязанностях. И, как следствие, потеряли власть.
Розы. Переродки. Трибуты. Дельфины из глазури. Друзья. Сойки-пересмешницы. Стилисты. Я сама. Сегодня в моих снах все кричат.
– На сей раз все будет иначе. На сей раз Сноу тоже будет игроком.
Проблема в том, что я действительно это вижу. Может, отпустить его – дать таблетку, нажать на спусковой крючок? Что сильнее – любовь к Питу или желание победить Сноу? Неужели я сделала Пита пешкой в моих личных Играх? Это отвратительно, но я не уверена, что это ниже моего достоинства. Возможно, мне следовало бы проявить милосердие и немедленно убить Пита – да только все дело в том, что мною движет не милосердие.
– Если ты отличаешь воспоминания, то сможешь разобраться, где правда, а где ложь.
– Да. А если бы у меня выросли крылья, я бы мог летать. Только вот крыльев у людей нет. Правда или ложь?
– Правда. Но люди могут жить и без крыльев.
– А сойки – нет.
– О, я знаю. Китнисс выберет того, кто, по ее мнению, поможет ей выжить.
Я закрываю глаза, но это не помогает. Во тьме огонь горит еще ярче.
А розы великолепны – целые ряды роскошных красных, оранжевых и даже голубых бутонов. Я хожу между рядами аккуратно подстриженных кустов, смотрю, но не трогаю – то, насколько опасны эти красавицы, я выучила на горьком опыте.
– О, дорогая мисс Эвердин, мы же договаривались не лгать друг другу.
Возможно, Пит прав: мы уничтожаем друг друга, чтобы наше место занял другой, более достойный вид. Ведь с существами, которые улаживают разногласия, жертвуя своими детьми, что-то явно не в порядке.
Мы – непостоянные, тупые твари со слабой памятью и талантом к самоуничтожению.
В вазе, среди других цветов, стоит белая роза, выращенная в теплице Сноу, – сморщенная, хрупкая, однако все еще сохранившая неестественные, идеальные очертания. Я хватаю вазу, ковыляю на кухню и там вытряхиваю цветы в камин. Они загораются; яркое голубое пламя охватывает розу и поглощает ее. Огонь снова одержал победу над розами.
Никакие идеи не способны объединить людей, это иллюзия. По-настоящему объединяют только страх и ненависть. Все прочие ассоциации — культурные, идеологические, религиозные — профанация. Попытка отдельных субъектов казаться лучше.
Пригожим летним днем я сидел на скамейке в парке. Смотрел на тихую гладь пруда, на крякающих уток и думал над восьмой песнью "Чистилища". Таня проходила мимо и спросила меня, сколько сейчас времени. Я ответил. Она улыбнулась, поблагодарила и пошла дальше. Через несколько минут я увидел, что она идет обратно.
— Вам не скучно? — спросила она, сияя, как медный таз.
Дурацкий вопрос! Почему мне должно быть скучно?! Если человек один — это еще не значит, что ему скучно. "Скорее, ему может быть скучно, если он с кем-то. Ведь скука — это, когда тебе не о чем думать или тебе мешают это делать. Возможно, впрочем, некоторые люди просто не хотят думать?
Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть.
Надеяться на будущее и учиться на прошлом – как раз то, что необходимо человеку в настоящем.
Люди, что деревья в лесу; ни один ботаник не станет заниматься каждою отдельною березой.
Сереженька, в этом мае у меня родился сын, и, вопреки всем, назвал я его твоим именем, мой родной.
Роман! — шептали мои губы. — Я буду помнить тебя! Ибо ты
есть — ЛЮБОВЬ!
- Если страны строятся посредством несправедливости, значит, потом в них все пойдёт наперекосяк.
Люди часто говорят сложно о простых вещах, но мало кто умеет понятно рассказать о сложном.
1..1920212223..149Связь между людьми - штука удивительная. Никогда не знаешь, что подтолкнет их друг к другу, а что навсегда разлучит.