А что? - оживился он, - наверное, так часто бывает в старых сказках о всяких подвигах и приключениях. Я думал - герои в сказках ищут подвигов и совершают их потому что хотят, что им это интересно, - ну для развлечения, если вы понимаете, про что я толкую. Но в настоящих сказках, в тех, которые запоминаются, дело вовсе не в этом. Там герои просто попадают куда-нибудь, потому что таков их путь. Они ведь могут вернуться, как и мы, например, да только не возвращаются. Про тех, кто вернулся, сказок не складывают и песен не поют. Которые до конца шли, те - другое дело. А конец-то, знаете, не всегда бывает хорошим, для героев-то. Когда сказку слушаешь, может, по-другому кажется… Хотя можно все-таки и домой вернуться. Пусть даже там все будет по-старому, ан нет, все по-другому, потому что ты уже другой. Вот так было со старым Бильбо: после своих приключений он переменился. Сказки, в которых все благополучно - не самые интересные, хотя, конечно, попасть в них лучше всего. Интересно бы знать, наша сказка какая?
– Кончаются не сказки, - задумчиво сказал Фродо, - это герои появляются и уходят, когда их дело сделано. Когда-нибудь и наша роль придет к концу.
Чудаки эти громадины! У них тут одно из чудес северного мира, а что они о нем говорят? — Пещеры! Для них это просто пещеры. Убежище на случай войны и зернохранилище в дни мира. Ты не видел, дорогой Леголас, какие огромные и удивительные пещеры в Хельмской Теснине! Да если бы мир об этом узнал, гномы ходили бы сюда толпами, чтобы только посмотреть, да-да, и платили бы за это чистым золотом!
— Я бы много заплатил, чтобы их не видеть, — сказал Леголас, — а если бы заблудился в них, заплатил бы двойную цену, чтобы мне помогли выбраться!
Может быть, здешние люди поступают правильно, что не разглашают тайну своего чуда. Одно трудолюбивое гномье семейство, вооруженное молотками и долотами, наверное, может быстро разрушить то, что ими построено за века.
— Ты нас не понимаешь! — возмутился гном. — Нет в мире гнома, которого бы не тронула такая красота. Ни один из потомков Дарина не превратил бы такие пещеры в копи и каменоломни, даже если бы в них можно было добывать золото и алмазы. Разве ты перевел бы на дрова молодой и цветущий весенний лес?
– Может быть, друзья мои, - медленно произнес он, - мы идем на смерть, быть может, это последний поход энтов, хум, хм. Но если бы мы остались дома и ничего не делали, смерть все равно нашла бы нас рано или поздно. Эта мысль давно зрела в наших сердцах, вот почему мы идем. Теперь хотя бы последний поход энтов будет достоин песни. Я бы хотел, - вздохнул он, - услышать песни о наших женах… Но песни как плоды, они поспевают в свой срок и своим чередом.
Сэм — помощник что надо, он, чтобы тебя спасти, дракону в глотку прыгнет, если не споткнется по дороге.
– Ты ведь любил Бильбо, не так ли? — спросил он.
– Любил, — просто ответил Фродо. — Был бы мой выбор, что повидать, его или все дворцы и башни мира, я выбрал бы его.
– Ты бы остерегся, Теоден, – вмешался Гэндальф. – Хоббитам только дай волю – они усядутся хоть на поле битвы и давай обсуждать кушанья и стряпню, а заодно порасскажут о деяньях своих отцов, дедов и прадедов, девятиюродных родичей с отцовской и материнской стороны.
Я его знаю всю свою коротенькую жизнь и только что проделал с ним вместе очень долгий путь — но это, я скажу, такая книга, которую читаешь сто лет, а потом выходит, что еще и второй страницы не одолел.
Какая жалость, что Бильбо не убил тогда эту подлую тварь! - Жалость? Именно Жалость и остановила его тогда. Жалость и Милосердие: нельзя убивать без нужды. - Вот уж кого мне ничуть не жаль. Он заслуживает смерти! - Верно. Заслуживает. И не только он. Многие из живущих заслуживают смерти, а многие из умерших - жизни. Ты можешь вернуть им жизнь? То-то же. Тогда не спеши осуждать и на смерть. Никому, даже мудрейшим из мудрых, не дано видеть все хитросплетения судьбы.
— Как ты думаешь, кого мы нашли?
— Во всяком случае, не орков, — сказал другой, снимая руку с рукояти меча, к которой он потянулся, когда Фродо вытаскивал Жало.
— Это не эльфы? — с сомнением спросил третий.
— Нет, не эльфы, — ответил четвертый, самый высокий и, похоже, старший из них. — Эльфы давно не ходят сюда. И говорят, что эльфы очень красивы.
— Если я правильно понял, ты хочешь сказать, что красотой мы не отличаемся, — вмешался Сэм.
- А я ведь серьезно, сударь. Не как-нибудь там, а обыкновенно отдохнем, выспимся толком, с утра я в сад пойду работать. Мне ведь на самом-то деле только этого и надо, а геройствовать да богатырствовать - это пусть другие, куда мне. А вообще-то интересно, попадем мы в сказку или песню?
Ну да, конечно, мы и сейчас, но я не о том, а знаете: все чтоб словами рассказано, вечерком у камина, или еще лучше - прочитано вслух из большой такой книжищи с красными и черными буквицами, через много-много лет. Отец усядется и скажет: "А ну-ка, почитаем про Фродо и про Кольцо!" А сын ему: "Ой, давай, папа, это же моя любимая история! А Фродо был какой храбрый, правда, папа?" - "Да, малыш, он самый знаменитый на свете хоббит, а это тебе не баран чихнул!"
- Ну Сэм, - сказал он, - развеселил ты меня так, точно я эту историю сам прочел. Но что же ты ни словом не обмолвился про чуть не самого главного героя, про Сэммиума Неустрашимого? "Пап, я хочу еще про Сэма. Пап, а почему он так мало разговаривает? Я хочу, чтоб еще разговаривал, он смешно говорит! А ведь Фродо без Сэма никуда бы не добрался, правда, папа?"
Только мы с тобой оба проскочили через конец, а по правде-то застряли мы на самом страшном месте, и, наверно, найдется такой, кто скажет: "Папа, закрой книжку, не надо, не читай дальше".
Мое имя постоянно растет, а я живу на свете уже очень давно, так что оно успело вырасти в целую историю.
Даже Горлум может оказаться в сказке хорошим, лучше, чем на самом деле. Он ведь говорил, что когда-то тоже любил сказки. Интересно, а кем он себя считает: героем или злодеем?
Эльфы излечили нас от немоты в давние времена, а это дар, о котором нельзя забыть, хотя с тех пор наши пути и разошлись.
Власть! — вот слово, равного которому нет в мире. Не бог, не богатство — власть! Вдумайтесь в это слово, проникнитесь им, чтобы оно дрожью отдалось во всем вашем существе.
И по гладкой поверхности Карты вдруг побежали слова, как будто их выводила чья-то невидимая рука.
-М-р Лунатик приветствует профессора Снегга и нижайше просит не совать длинного носа не в свои дела.
Снегг остолбенел. Гарри смотрел на послание как громом поражённый. Но Карта на этом не остановилась.
-М-р Сохатый присоединяется к м-ру Лунатику и хотел бы только прибавить, что профессор Снегг урод и кретин.
Со смеху умрёшь, будь ситуация не столь серьёзной. А пергамент между тем строчил своё:
-М-р Бродяга расписывается в своём изумлении, что такой идиот стал профессором.
Гарри в ужасе зажмурился. Когда он открыл глаза, на пергаменте появилась ещё одна надпись:
-М-р Хвост кланяется профессору Снеггу и советует ему, чертовому неряхе, вымыть наконец голову.
И еще он не знал, что в то время, пока он спал, люди, тайно либо открыто собиравшиеся по всей стране, чтобы отметить праздник, поднимали бокалы и произносили шепотом или во весь голос:
— За Гарри Поттера — за мальчика, который выжил!
— Гениально, — произнесла Гермиона. — Это не магия — это логика. Логическая задача. Между прочим, многие величайшие волшебники были не в ладах с логикой, и, попади они сюда, они остались бы здесь навечно.
— А что я — ум и книги, вот и все! Но, оказывается, есть куда более важные вещи, например, дружба и храбрость.
Позади остался отличный учебный год! Я надеюсь, ваши головы немного потяжелели по сравнению с тем, какими они были в начале года. Впрочем, впереди у вас все лето для того, чтобы привести свои головы в порядок и полностью опустошить их до начала следующего семестра.
Мои родственники ведь не знают, что на каникулах нам запрещено прибегать к волшебству. А значит, этим летом мы хорошенько повеселимся с Дадли…
– Я что, похож на идиота? – фыркнул дядя Вернон, дернув кустистыми усами и прилипшим к ним ошметком яичницы.
— Ты ведь читал его книги. Вспомни все те удивительные подвиги, которые он совершил.
— Это он только пишет, что совершил, — уточнил Рон.
— Волан-де-Морт — это моё прошлое, настоящее и будущее, — произнёс с расстановкой Реддл.
— Ты жив… — буркнула она разочарованно.
— Не огорчайся, — посочувствовал ей Гарри и стал протирать очки от крови и грязи.
— Конечно, не буду… Я просто подумала, вдруг ты умер и мы бы разделили с тобой мой туалет… Я была бы очень этому рада! — сказала Миртл и смущённо засеребрилась.
...Однако же Волшебная шляпа направила тебя в Гриффиндор. Знаешь почему? Подумай!
— Только потому, что я просил не посылать меня в Слизерин… — сокрушённо произнёс Гарри.
— Верно. — Дамблдор опять улыбнулся. — Именно в этом твоё отличие от Тома Реддла. Ведь человек — это не свойство характера, а сделанный им выбор.
— И ещё нам потребуется новый преподаватель защиты от тёмных искусств. Ох, что-то они у нас не задерживаются…
— Добби получил носок, — пролепетал домовик, не веря своему счастью. — Хозяин бросил, Добби поймал, и Добби… Добби свободен!
— Гордиться? Они знаешь как расстроятся! Столько раз дорогой племянник был на волосок от гибели и уцелел! Боюсь, как бы они от злости не умерли!
— Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость.
— Ты думаешь, что мёртвые, которых мы любили, навсегда нас покинули? Но ведь мы их зовём, когда нам плохо. Твой отец живёт в тебе, Гарри, и он, очевидно, явил себя, когда ты так в нём нуждался. Да как иначе ты смог бы сотворить именно такого Патронуса? Этой ночью Сохатый вновь вышел в поле.
— Кого же они нам дадут в будущем году? — уныло вопрошал Симус Финниган.
— Может, вампира, — размечтался Дин Томас.
— Разве маглы не видят нас?
— Маглы? Они вообще ничего не видят, но если наколоть их на вилку, они почувствуют!
Как прекрасен мир, являющийся во снах: от загадочных глубин океана, до сверкающих звезд вселенной...
— Гавнэ? — Гарри взял один значок и стал рассматривать. — Это еще что такое?
— Никакое не гавнэ, — нетерпеливо сказала Гермиона. — Это Г. А. В. Н. Э. Означает — Гражданская Ассоциация Восстановления Независимости Эльфов.
— Никогда о такой не слышал, — заявил Рон.
— Разумеется, не слышал. — Гермиона расправила плечи. — Я только что ее основала.
— Да что ты? — Рон, похоже, ничуть не удивился. — И сколько же у вас членов?
— Ну… если вы вступите… будет трое.
— И ты думаешь, мы захотим разгуливать повсюду со значками, на которых написано вот это слово? Быть вам, ребята, в гавнэ?
— У меня тут получается два Нептуна, — сказал Гарри через некоторое время, мрачно глядя на свой лист пергамента. — Такого не может быть, верно?
— А-а-а-а-ах, — прошелестел Рон, изображая таинственный шепот профессора Трелони. — Когда в небе появляются два Нептуна, мой милый, это верный знак, что рождается маленькая зануда в очках...
... время не идет медленнее, если впереди тебя ожидает что-нибудь неприятное...
— Нет смысла сидеть и беспокоиться, — сказал он. — Чему быть, того не миновать. Надо просто быть к этому готовым.
Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Все, всем спасибо!
Не стоит проявлять излишнее высокомерие и брать на себя всю ответственность целиком.
— Это правда, что вы повысили голос на профессора Амбридж?
— Да, — сказал Гарри.
— Вы обвинили ее во лжи?
— Да.
— Вы сказали ей, что Тот-Кого-Нельзя-Называть возродился?
— Да.
Профессор МакГонагалл села за письменный стол и, хмуря брови, поглядела на Гарри. Потом сказала:
— Возьмите-ка печенье, Поттер.
— Что взять?
— По-моему, я задолжал тебе ещё одно объяснение, Гарри, — помедлив, сказал Дамблдор. — Возможно, ты удивлялся, отчего я никогда не выбирал тебя старостой. Честно признаться… я считал, что груз ответственности, который тебе приходится нести, и так чересчур велик.
— Во-первых, Флитвик избавился от болота, которое сотворили Фред и Джордж, — начала Джинни. — Ему понадобилось на это около трёх секунд. Правда, один крошечный кусочек под окном он уничтожать не стал и обнёс его канатом…
— Зачем? — удивилась Гермиона.
— Он сказал, что это образцовое колдовство, — пожала плечами Джинни.
— По-моему, он решил оставить в школе что-то вроде памятника Фреду и Джорджу.
Пора бы Вашей бабушке, Долгопупс, гордиться таким внуком, какой у неё есть, а не таким, каким он по её мнению должен быть.
— Мы будем с тобой, Гарри. В доме твоих дяди с тетей, — сказал Рон. — И потом, куда бы ты ни отправился.
— Он обвинил меня в том, что я «целиком и полностью человек Дамблдора».
— Как грубо.
— А я ответил ему, что так оно и есть.
1..78..149Единственный раз, когда я видел папу рассерженным еще почище мамы. Фред уверяет, что его левая ягодица так с того дня и не вернула себе прежней формы.