Онлайн чтение книги Генерал конфедерации из Биг Сура A Confederate General From Big Sur
35 Ли Меллон поплыл! Не гони волну

Ли Меллон вернулся без Роя Эрла.

-- Тихий, как постельный клоп.

-- Где ты его оставил? -- спросил я.

-- Не волнуйся. С ним все в порядке, от там любуется морем. Кроме всего прочего, он псих. Спалит весь Биг Сур. С ним все в порядке. Не волнуйся.

-- Аналитическая психология а-ля доктор Юнг, -- сказал я.

-- Ничего смешного, -- сказал Ли Меллон. -- С ним все в порядке. Я о нем позаботился.

-- Ладно, -- сказал я. -- Ты здесь начальник.

-- Тогда не позволите ли мне принести немного травки? Не знаю, как вы, а я бы с удовольствием покурил. Немного смалки. А?

-- Да, хорошо бы.

Ли Меллон ушел на кухню и полез туда, где лежали специи.

-- Значит то, что нашел Рой -- действительно марихуана? -- прошептала Элайн.

-- Ага, -- сказал я.

-- Ли Меллон знает, что делать, правда?

-- Еще бы. Ты когда-нибудь курила?

-- Нет, -- сказала она.

-- Ах, травка, -- сказал Ли Меллон, появляясь из кухни с целлофановым пакетом в руках.

-- Ах, страшный наркотик. Порождение дьявола. Как нехорошо, -- сказал он. -- Я был добропорядочным прихожанином, пока не связался с этим дерьмом. Давайте покурим.

-- Я ни разу не пробовала, -- сказала Элайн. -- На что это похоже?

-- Сюда! Сюда! -- кричал Ли Меллон, словно ярмарочный зазывала. -- Тур на травы! Тур на травы! Свежие туры на травы! Читайте! Знаменитый девяностолетний философ арестован в наркотическом притоне! Утверждает, что считал это треской! Читайте! Танжер! Танжер! Албания!

Элайн хохотала. Элизабет улыбалась. Я что-то с трудом припоминал, а Ли Меллон достал газету, высыпал на нее траву и превратился в ювелира: он выуживал из травы стебли и семена до тех пор, пока она не стала мягкой и однородной.

-- Ах, травка, -- снова и снова повторял Ли Меллон. -- Травка. Травка. Мамочка меня предупреждала. Духовник говорил, что от нее гниют кости в мозговых клетках. Папочка поставил меня как-то на колени и сказал: перестань рыться на сеновале, сынок; наша корова снесла сегодня утром яйцо, а кролик нацепил на себя седло. Ах, травка. Травка.

Я никогда раньше не курил с Ли Меллоном, и это обещало быть интересным. Травяной дьявол, похоже, знал, что к чему.

С аптечной точностью он свернул косяк, поджег его и протянул юной леди Конфедерации; она глубоко затянулась и передала косяк Элайн. Элайн явно не знала, что с ним делать.

-- Втягивай дым в легкие, -- сказал я. -- И держи сколько можешь.

-- Понятно, -- сказала она.

Она сделала, как я сказал. Послушная девочка -- и протянула мне. Я заполнил легкие дымом и отдал обратно Ли Меллону, косяк пошел по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, по кругу, пока мы не оказались там -- выше воздушных змеев.

После пятого косяка Ли Меллон начал смеяться, он смеялся и ничего не говорил.

-- Это очень здорово, -- сказала Элайн. -- Но я ничего особенного не чувствую. Ничего революционного. -- Пока она все это говорила, взгляд ее не отрывался от огня.

Элизабет стала похожа на бесконечного лебедя. Я хочу сказать, что лебединость не ограничивалась пределами ее тела, а заполняла всю комнату.

-- Как хорошо, -- сказала она.

Ли Меллон хохотал, как дьявол, он собрал и порвал пустые трубочки косяков, потом стал жевать обугленные обрывки бумаги, очень тщательно, потом перетасовал, словно колоду карт, уцелевшие обрывки, слепил из них бомбардировщик В-17, потом поджег его, как в воздушном бою над Берлином, и всех нас унесло на небеса.

Элайн, не отрываясь, смотрела на огонь. Элизабет перебирала волосы и разглядывала Ли Меллона, который смеялся, как дьявол.

Кажется, он лишился дара речи, а я стал ходить взад-вперед, повторяя что-то вроде:

-- Гммм, гммм, ты, кажется, лишился дара речи. -- В ответ на это Ли Меллон смеялся еще громче.

-- Говорить не можешь, ага?

Ли Меллон потряс головой -- нет.

-- А слушать?

Ли Меллон поднял два пальца.

-- Хорошо, -- сказал я. -- Дар речи явно утрачен, но человек способен слушать. Это хорошо.

Ли Меллон махнул пальцами так, словно стряхивал на город бомбы.

-- Хорошо. Хорошо. Коммуникация, -- сказал я. -- Старые добрые 'да и нет'. Контакт с планетой людей. Трудно вести беседу о политике, когда не умеешь говорить, но всегда можно махнуть пальцами 'да' и потрясти головой 'нет'. Попробуем еще раз. Махни пальцами 'да' и потряси головой 'нет'.

Он хохотал, как гиена, которую вывернули наизнанку и обваляли в перьях.

-- Да. Да, все хорошо. После внимательного обследования, я готов утверждать, что этот человек находится под воздействием наркотиков.

Ли Меллон махнул пальцами победным жестом Уинстона Черчилля -- V.

-- Да, да, этот человек напоминает мне Дэвида Копперфильда, а также омерзительные приключения мистера Елда и его эротическо-невротических бубоновых воздушных змеев.

-- Этот человек явно неблагонадежен. Возможно, он не платит за квартиру, крадет в магазинах дурковатые ботинки, ставит на уши города и носит в чемодане тюленьи ласты.

-- Да, этот человек определенно находится под воздействием наркотиков. Возможно, в его чемодане есть не только тюленьи ласты, но и костюм Томаса де Куинси^{[40]Томас де Куинси (1785-1859) - английский писатель и критик, известный своим пристрастием к опиуму.}.

Ли Меллон молотил руками по полу, как тюлень ластами, и ревел тоже по-тюленьи. Подумать только, меньше часа назад он нянчился с Роем Эрлом, а сейчас ему самому нужна нянька.

Элизабет очень веселила вся эта сцена, но она ничего не говорила, кроме:

-- Ли улетел.

Элайн привязало к огню. Она не отрывала от огня глаз. Так, словно впервые в жизни видела огонь. Огонь горел только для нее.

-- Хватит, Меллон, -- сказал я. -- Джек Лондон выкинул этот сюжет на помойку, потому что посчитал его слишком банальным для себя. Придумай что-нибудь пооригинальнее.

Ли Меллон продолжал лупить руками по полу, как тюлень ластами. Видимо, он считал этот сюжет вполне для себя подходящим. Тогда я повис на волосах Элизабет. Они приближались к лучам света. Я был очень далеко. Там, где совершаются браки.

-- Трава -- это хорошо, -- сказала, наконец, Элайн.

Ли Меллон поднял два пальца, и волосы Элизабет согласились.

* * *

После того, как федералы в панике разбежались, Августас Меллон попробовал ожить. По его руке полз муравей. Он двигался так, словно тащил за собой справку о ревматизме. Августаса Меллона окружало тихое проклятие колокольного звона -- не как смерть, другое.