– Как вам только в голову взбрело явиться сюда в день рождения фюрера?
Высокомерный тон профессора Гебхардта глубоко задел Якоба Графа. Рискуя жизнью, он добирался сюда по улицам полуразрушенного Берлина вовсе не для того, чтобы с ним разговаривали подобным образом. К тому же толстяк Гебхардт, с которым Графу порой приходилось работать вместе, стоял ниже его в академической иерархии.
Однако задетый за живое ученый был не из тех, кто привык давать выход своему гневу.
– Фюрер сам вызвал меня, – извиняющимся тоном ответил он. – Не знаю точно зачем, но, думаю, это как-то связано с моими исследованиями.
– Понятно, – Гебхардт сразу же стал любезнее. – Тогда другое дело, и вам повезло, что здесь оказался я. Но у меня нет возможности сопровождать вас, – академик выпятил грудь. – Я только что назначен командующим германским Красным Крестом на всей немецкой территории.
«Не завидую», – подумал Граф, но вслух сказал только:
– Поздравляю от всей души.
– Благодарю. По коридорам бункера вас поведет офицер СС. Вы сами убедитесь, что фюрер как всегда на своем посту, бодр и полон сил.
Гебхардт передал гостя унтер-офицеру в безупречной форме черного цвета и ушел. Шагая по сумрачным холодным коридорам, бронированные стены которых не могли заглушить грохота близких взрывов, Граф вдруг задумался, доведется ли ему когда-нибудь увидеть своего тщеславного коллегу живым.
Он предполагал, что в Форбункер допускаются немногие, однако во всех помещениях, мимо которых они проходили, было полно народу. Граф узнал генералов Кейтеля и Кребса, которые о чем-то оживленно – даже ожесточенно – спорили. Рядом с ними в коричневой форме стоял какой-то толстяк – скорее всего, Мартин Борман, но может быть и нет.
В ту часть, где находились апартаменты фюрера, вела короткая лестница. Унтер-офицер попросил Графа немного подождать, спустился по ступенькам и скрылся за раздвижной стальной перегородкой. Вскоре он вернулся и жестом пригласил ученого следовать за ним.
Они миновали несколько коридоров, освещенных еще хуже, чем наверху, с многочисленными металлическими дверями и прибитыми к стенам скамейками. Вдруг послышалась веселая музыка. Рядом, за стеной, высокий женский голосок пел по-английски.
Унтер-офицер о чем-то пошептался с охранниками. Один из них отодвинул стальную перегородку, и Граф увидел стол, нарядно украшенный и уставленный флагами. За ним – Геббельса, который наклонился, чтобы посмотреть, кто пришел, а потом повернулся и сказал несколько слов человеку, сидевшему слева, во главе стола. Вскоре из комнаты вышел фюрер. Дверь закрылась, музыка стихла.
Поднимая руку в знак приветствия, Граф только успел заметить, что Гитлер очень бледен и каждый шаг дается ему с трудом; на большее не хватило времени. Фюрер держал под мышкой толстую книгу в красном переплете и фиолетовую коробку.
– Кто вы? Ваше имя мне ни о чем не говорит.
Это было сказано таким тоном, который мог привести в ужас человека и похрабрее, чем Граф.
– Меня зовут профессор Якоб Граф, мой фюрер, – робким, слегка дрожащим голосом пролепетал тот. – Заместитель директора проекта Рейха в области генетики. Я пришел по вашему распоряжению, – а потом добавил: – И чтобы поздравить вас с днем рождения.
Эти слова оказались сказаны очень кстати. Лицо Гитлера немного смягчилось. Он дружелюбно, почти доверительно посмотрел на Графа и предложил присесть на скамейку у стены.
– Я не приглашаю вас в свой кабинет, профессор, потому что сейчас он завален подарками. Не хотите конфет?
Гитлер показал фиолетовую коробку.
– Благодарю, нет, мой фюрер.
Гитлер посмотрел на конфеты, словно не зная, что с ними делать, и положил рядом. Потом перевел взгляд на книгу, которую случайно прихватил с собой.
– Это мне Геббельсы подарили. Оригинальная партитура «Валькирии» Вагнера. Ярчайший пример проявления гениальности германской расы.
– Очень ценное издание, – Граф не нашелся что сказать еще.
– Нет. Это всего лишь копия, – в голосе фюрера послышалось раздражение. Очевидно, он ждал более дорогого подарка. – Но давайте перейдем к делу. Как вы добрались сюда? С трудом?
– Да, мой фюрер, это было непросто.
– Еще несколько часов – и все изменится. Войска генерала Штайнера зачистят территорию от врагов. Знаете, что я вам скажу?
– Что, мой фюрер?
– Решив напасть на Берлин, Сталин совершил самую большую ошибку в своей жизни.
После этих слов Гитлер злорадно ухмыльнулся. Граф подобострастно захихикал в ответ.
– А теперь, профессор, – продолжил фюрер, – расскажите мне все. Как ваши эксперименты?
– Идут успешно, – сглотнув, заверил его Граф, – особенно после того, как мы стали работать с безвременником. Это похожее на шафран растение, свойства которого много лет назад обнаружил один амери… иностранец.
– Безвременник? Любопытно. И что у него за свойства?
– Боюсь, мое объяснение отнимет у вас слишком много времени, мой фюрер.
– Тогда расскажите самую суть.
– Ну… – Граф подыскивал слова. Он не был уверен, что Гитлер поймет его – тот казался очень рассеянным. – Клетки человека размножаются в соответствии с процессом под названием митоз. В ходе него количество хромосом в каждой клетке удваивается, и после деления образуется две клетки с таким же набором хромосом, как у исходной. Надеюсь, я понятно объясняю.
Подавив легкий зевок, Гитлер кивнул.
– Безвременник, – продолжал Граф, – содержит алкалоид под названием колхицин, который оказывает влияние на этот процесс. Под его воздействием хромосомы также удваиваются, но не распределяются по двум клеткам, а остаются в одной. Таким образом получается клетка, у которой в два раза больше хромосом, чем в норме.
– И что это дает? – Рассеянный взгляд Гитлера уткнулся в стену.
– Благодаря увеличению числа хромосом у растений появляются более крупные и крепкие экземпляры. А вот животные умирают. Цель моих экспериментов – найти способ давать колхицин человеку, чтобы он не нанес ему вреда, и получить самые совершенные образцы с точки зрения генетики. Профессор Гебхардт предоставил в мое распоряжение нескольких заключенных…
– Надеюсь, вы не собираетесь улучшать и их генетику, – оборвал его Гитлер, бросив на ученого ледяной взгляд.
– Нет, что вы, мой фюрер, – побледнев, поспешил ответить Граф. – Это просто подопытные кролики. Другой вопрос, – он постарался тут же сменить тему, – заключается в том, можно ли воздействовать колхицином не только на оплодотворенные клетки, но и на обычные, чтобы даже у взрослого человека произошло удвоение хромосом. Мы ищем подходящий носитель.
При слове «носитель» фюрер оживился.
– А можно будет использовать результат в качестве оружия? У вас получится нечто вроде иприта?
Оказывается, собеседник совершенно ничего не понял из объяснения Графа; возможно, он даже не знает, что такое хромосомы. Перечить Якоб не осмелился.
– Разумеется, эту гипотезу также нужно рассмотреть, – соврал он.
– Хорошо, профессор, – Гитлер резко поднялся, и Граф тут же вскочил на ноги. – Приступайте к работе как можно скорее и держите меня в курсе. Но пока не закончится атака Штайнера, вы останетесь здесь. Тут безопаснее.
– Если честно, я бы предпочел… – начал было Граф.
– Нет, я не хочу подвергать вас риску, – Гитлер взял со скамьи коробку конфет и книгу. – Нужно подождать всего несколько часов. А пока поговорите с моим секретарем Борманом, он подыщет вам комнату рядом со своей.
Простившись с фюрером, который вернулся к гостям, Граф почувствовал себя зверем, попавшим в западню. Но его отвлекла мысль, внезапно пришедшая в голову после слов Гитлера об иприте. Идея сумасшедшая, но что если… Глаза ученого загорелись.
Он поднялся по лестнице и отправился на поиски Бормана, с которым ему предстояло разделить ожидание.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления