Онлайн чтение книги Ветер крепчает The Wind Has Risen
1 Набросок смерти

– Не могли бы вы завести граммофон? – говорю я, обращаясь к ангелу, что сидит возле моей кровати.

Здесь, в больнице, я вверен заботам этого светлого создания, облаченного в белую сестринскую форму.

– Что поставить?

– Ноктюрны Шопена, пожалуйста…

Из рупора граммофона появляется маленькая ярко-красная птичка и залетает мне в ухо. Какое-то время она свободно кружит внутри меня, порхает среди лесной чащобы костей, а затем усаживается на одно из ребер. Каждый взмах ее крылышек вызывает мучительный приступ кашля. И вот, чтобы усыпить эту птаху, мне уже требуется ингалятор…

Ангел способен видеть все, что мне снится, и настраивает мои сновидения на нужный лад. Это входит в его обязанности. Он улыбается и ставит другую пластинку.

* * *

Я писал письмо. Делал я это украдкой, стараясь не привлекать внимания ангела, поскольку вести переписку мне запретили. И все же был пойман с поличным.

Я попытался спрятать бумагу, но тщетно.

– Покажите письмо, – потребовал ангел.

– Это исключено.

– Вы уверены?

– Абсолютно!

– В таком случае прочтите мне его, пожалуйста.

Я вынужден был уступить. Но про себя твердо решил, что неудачные пассажи вслух зачитывать не стану.

– «Голубка моя!..»

– Ого!

– «…Я должен сообщить тебе нечто неприятное. Дело в том, что я уже мертв! Хотя в чем вообще состоит разница между жизнью и смертью? Я и сейчас могу прийти к тебе в любой день и час, стоит только пожелать. Правда, ты теперь прийти ко мне уже не сможешь, и это не слишком удобно, верно? Зато с нами теперь все будет гораздо проще! Когда я был еще жив, мы, сами того не замечая, частенько раздваивались, и нас становилось четверо. Под конец мы с тобой совсем запутались: где здесь ты, где я, где твой образ, живущий в моем сердце, где мой образ, созданный тобою? Все это страшно смущало. Но теперь ничего подобного уже не произойдет. Так что ты, пожалуйста, не печалься особо о моей кончине. Как сказал один поэт[9]Герой, очевидно, ссылается на Жана Кокто (1889–1963), имея в виду концепцию смерти, нашедшую отражение во многих произведениях французского писателя., живые и мертвые – словно две стороны одной монеты: так безнадежно далеки и в то же время так близки друг другу…»

Я дочитал письмо. Ангела заинтересовало, похоже, не столько само послание, сколько его адресат:

– И где сейчас ваша возлюбленная?

– В подвале здания «Парадайз»…

– Надо же, стало быть, у рая тоже есть подвал? И что она там делает?.. Дайте-ка угадаю. В баре работает?

– Все верно, в баре «Блу берд»[10]«Синяя птица» (от англ. Blue bird).. – Я невольно улыбнулся.

– А сколько ей лет?

– Думаю, лет девятнадцать.

– И давно вы с ней знакомы?

– Да целую вечность уже, не меньше!.. По крайней мере, мне так кажется…

* * *

На первом же нашем рандеву мы с ней условились: давай-ка посмотрим, кто из нас двоих сумеет причинить другому больше страданий. И потому, например, девушка моя не раз и не два – как можно предположить – отказывалась от идеи написать мне, ибо по собственному опыту прекрасно знала, как тяжело подолгу, втуне ждать писем любимого.

Наше увлечение «игрой в мучителей» привело в итоге к тому, что в один прекрасный вечер, порядком истомившись на парковой скамье в ожидании возлюбленной, я вдруг почувствовал слева в груди резкую боль. После этого неприятные ощущения только усиливались: боль день ото дня все глубже вгоняла в мою грудь свое острое жало.

Я, разумеется, усмотрел единственную причину этого непонятного недуга в слишком глубокой любовной тоске.

О своих романтических муках я никому не рассказывал. Даже своей пассии.

И все же однажды не выдержал и невольно скривился при ней от боли.

– Что с тобой?

– Все в порядке!

– Тогда с чего вдруг такое выражение лица?

– Просто вспомнил мерзкий сон, который привиделся мне сегодня под утро.

– И что же тебе приснилось?

– Что меня съел крокодил.

Было очевидно, что ответ мой девушку не успокоил: она все истолковала по-своему и даже в этой моей секундной гримасе усмотрела, прежде всего, новый повод для мучений.

Я же в полной мере ощутил, что взаимная любовь – это, в сущности, бесконечное истязание друг друга.

И вот – наш последний вечер вдвоем.

Но кто мог знать, чем все обернется? Вечер как вечер – такой же, как все остальные.

А на следующее утро, уже собравшись выйти из дома, я подошел к зеркалу, чтобы повязать галстук, и в этот момент увидел, как мой зеркальный двойник, страшно побледнев, словно подкошенный валится на пол. После этого у меня начался сильнейший жар.

Вскоре я оказался в больнице.

Врач поставил диагноз – острая пневмония. По его словам, мучившая меня до сих пор боль в груди была не чем иным, как предвестницей подступающей болезни.

Я счел его заключения весьма наивными.

Сон не шел.

Температура у меня поднялась почти до сорока, койка нагрелась, точно прокалившийся за день на солнце прибрежный песок.

Я метался в постели, и как лежащего на песчаном берегу человека пропитывают подступающие воды прилива, так меня постепенно пропитывало небытие. Я становился все бледнее и бледнее.

* * *

Когда врач приходил ставить уколы, ему помогал отвечавший за меня ангел в белых сестринских одеждах.

Правда, ангел мой только и делал, что совершал одну ошибку за другой, частенько путая подкожные и внутривенные инъекции.

Организм мой был и без того ослаблен, и каждый раз, когда в результате очередного промаха укол делали не так, как следовало, я впадал в состояние коллапса. Пока в нос бил запах ментола, я покидал сферы сознаваемого, стремительно, словно на лифте, погружаясь в чертоги забытья.

Во время одного из таких приступов мне, как будто сквозь туман, привиделось, что отвечающий за меня ангел пытается в спешке влить мне в рот какие-то красные чернила. Я хотел воспротивиться, но ощутил, что сил моих на бунт уже не хватает, и в тот же миг окончательно потерял сознание.

Очнувшись, я постарался убедить себя в том, что увиденное было всего лишь предобморочным бредом. Однако с тех пор меня неотступно преследовало странное ощущение, будто в кровь мою подмешаны чернила.

Со временем меня начали одолевать сомнения: что, если мой ангел – это переодетый в светлые одежды посланник Смерти?

Ведь стоило принять эту мысль, и многое из того, что до сих пор вызывало у меня недоумение, сразу становилось понятным.

Прежде всего, конечно, приступы, которые постоянно провоцировало это создание. Что это, если не dessin[11]Набросок (фр.). – своего рода репетиция моей кончины? И не проступает ли постепенно на моей руке инициал Смерти – искусная татуировка, которую мне незаметно наносят, раз за разом вводя под кожу иглу?

* * *

В одну из ночей, не в силах уснуть, я долгое время пребывал на грани сна и яви. Накрытый красной хлопчатобумажной тканью ночник, словно в кошмарном видении, наполнял палату зловещим светом.

Я услышал, как за стеной пронзительно зазвонил телефон. Затем смолк. Вместо его трелей до меня донесся голос ангела: «…Это я… Да, в два часа ночи… В таком случае не стоит ли мне вызвать лифт?.. Понятно… Да, все остальное уже готово».

Разговор завершился.

В соседней комнате послышались шаги – торопливое топанье из угла в угол.

Затем вдруг раздался оглушительный рев, как будто завели мощный двигатель.

В то же мгновение я ощутил, что тело внезапно онемело, словно через меня пропустили электрический разряд.

Я совершенно не сопротивлялся. Что будет, то будет. Успел только пробормотать: «Неужели этим все и заканчивается?.. Если так, то ничего особенного…»

Ангел мой, судя по всему, переживал куда больше, чем я.

Часы пробили два.

Ангел с растерянным видом зашел ко мне в палату, затем, не заботясь о том, чтобы прикрыть за собой дверь, прошел в коридор и далее – на лифтовую площадку.

Он собирался вызвать лифт.

Но похоже, не знал, какую кнопку следует нажать: UP или DOWN.

В конце концов, отринув сомнения, он нажал кнопку DOWN. Но разве нужно было поступить не наоборот?

Как и следовало ожидать, кабина лифта, в которой поднималась Смерть со своими приспешниками, не останавливаясь, пронеслась мимо нашего этажа наверх.

…Все это я прекрасно видел со своей койки через полуотворенную дверь.

До того момента, когда кабина лифта должна была спуститься на наш этаж, оставалось еще какое-то время.

Его хватило, чтобы на мой крик примчался врач и оказал мне первую неотложную помощь.

Так я избежал едва не настигшей меня Смерти.

Ангел по невнимательности столько раз подвергал мою жизнь опасности! И вот теперь очередная ангельская небрежность – в самую последнюю секунду! – спасла меня от встречи с Безносой.

Стало быть, жизнью я обязан моему ангелу – преданному помощнику Смерти.

* * *

Мне удалось избежать беды, но одно из моих ребер за это время пришло в полную негодность.

Было решено: чтобы я жил долго и счастливо, загнивающую кость нужно полностью удалить.

Ничего не оставалось, как смириться и постараться пережить эту чудовищную операцию…

– Может быть, взамен вы сотворите мне из этого ребра Еву?.. – говорю я, обращаясь ангелу, что сидит возле моей кровати.