Онлайн чтение книги Мастер сахарного дела El maestro de azúcar
Глава 8

– Сколько она тебе предложила? – изумлялась донья Ана. – Мне на ум приходит лишь одно объяснение подобному поведению: сделать все возможное, лишь бы ты согласился.

Доктор Хустино покачал головой.

– Им нужен опытный врач. И ни для кого не секрет, что эта асьенда, несмотря на политическую нестабильность, по-прежнему приносит огромную прибыль.

– Но, Хустино, любимый, ты же никогда не работал с тропическими заболеваниями. Они могли бы нанять местного врача.

– Возможно, не нашли никого, кто был бы готов на них работать. Не забывай, моя дорогая, что это кубинская интеллигенция стремится вытеснить нас оттуда.

– Но почему?

– Чувствуют себя ущемленными со стороны богатых испанцев, владеющих сахарными плантациями. К тому же на Кубе сложились непростые межрасовые отношения. Рабство уже отменили, а свобода еще не устоялась. Да и никогда полная свобода не будет подлинной для тех, кто родился в неволе. Многие остаются со своими прежними хозяевами в обмен на заработную плату или клочок земли, которую они могут возделывать. И лишь самые отважные решаются присоединиться к беглым чернокожим рабам, скрывающимся в укрепленных поселениях, и сражаться против испанцев.

– Все это ужасно. И вызывает немалые опасения.

– Сначала предложение Фрисии показалось мне безрассудным… – с задумчивым видом признался доктор Хустино.

– А теперь что? Ты же сам только что сказал, что нам там не рады. С какой стороны ни взгляни – предложение Фрисии безрассудно. Они убивают наших солдат мачете!

Хустино был в курсе происходивших в карибской провинции событий благодаря газетам и десяткам эмигрантов, возвращавшихся на родину после долгих десятилетий, проведенных на Кубе. Вот уже полвека остров сотрясали восстания против испанского владычества: иногда – без чьей-либо помощи, а иногда – с участием североамериканских добровольцев и флибустьеров[7]Флибустьеры – в XIX в. добровольцы, боровшиеся за независимость стран Латинской Америки.. Но, так или иначе, ни одно из восстаний успеха не возымело. За коротким незначительным вооруженным выступлением, случившимся в середине века, последовало затишье, продлившееся семнадцать лет. До Крика Яры 1868 года, ознаменовавшего собой начало Десятилетней войны. Родившиеся на Кубе потомки испанцев, представлявших собой белокожую креольскую буржуазию, стремившуюся заполучить свою долю власти, надоумили мамби и симарронов[8]Симаррон (исп. cimarrón) – марон, беглый раб. на восстание. Страшное равновесие обошлось обеим сторонам заоблачными потерями. Десятилетие убийств и поджогов уничтожило Кубу, от былого великолепия которой не осталось и следа. Война окончилась в 1878 году Санхонским договором, предусматривавшим капитуляцию Освободительной армии, и, несмотря на возникавшие затем попытки восстаний, ни одно из них не получило необходимой поддержки. Гуахиры – кубинские крестьяне – не хотели снова испытывать голод войны. В деревнях не осталось ничего, что могло бы пойти на дело. Уставшие от нужды воровать свиней и охотиться на ежовых крыс симарроны вернулись на плантации. Да и идти было не за кем – юные лидеры повстанцев из белой аристократии пали на поле боя.

Мар потеряла всякий аппетит. Разговоры о войне и смерти отнюдь не способствовали пищеварению, однако суп она все же доела. Хоть она и мало что знала о политической обстановке на Кубе, эта тема не на шутку ее взволновала.

– Большинство солдат гибнет там не столько от мачете, сколько от болезней, – продолжал доктор Хустино. – Желтая лихорадка, дифтерия, малярия… Но в асьендах за этим строго следят: малейшую вспышку немедленно изолируют. Это как деревня, между жителями которой установлена исключительная связь. Они, в конце концов, не в лесу, в отличие от солдат, вынужденных все время передвигаться с одного места в другое и получающих ровно столько еды, чтобы суметь устоять на ногах. Дон Педро с семьей живут там уже много лет. Что там с нами может случиться?

Донья Ана не могла взять услышанного в толк.

– Ты настроен принять предложение Фрисии?

– Это хорошие деньги, и такой шанс представляется лишь единожды. Репутация, состояние и опыт в лечении новых заболеваний – нам всем пойдет на пользу. По возвращении я смогу работать в лучших медицинских заведениях. Возможно, меня даже пригласят в Мадрид. Столица, Ана, столица! Мне всегда казалось, что я смогу как-то поспособствовать развитию науки. Этой возможности я ждал всю жизнь.

– Вот уж не знала я, дорогой мой, об этих твоих мечтах.

– Мне надоело получать за свой труд дохлых голубей с кроликами. Хватит. Теперь-то мы наконец заживем.

– Значит, ты уже все решил? И не хочешь даже время на раздумья себе дать? Ведь это касается всех нас…

За столом воцарилось молчание, которое лишь послужило доктору Хустино подтверждением его мыслей. В ожидании окончательного решения Мар не могла оторвать от отца глаз. Донья Ана же пребывала в расстроенных чувствах.

– Знаешь, если мы поедем в эту асьенду, Мар домой уже не вернется: дон Педро с Фрисией заставят ее выйти замуж за какого-нибудь служащего.

– Мар может остаться, если пожелает. Не сомневаюсь, что ее братья о ней позаботятся.

– Куда бы вы ни отправились, я поеду с вами, – поспешила вмешаться в беседу Мар.

Только что вошедшая в обеденную залу за супницами Баси перевела взгляд на донью Ану.

– Вы уезжаете в асьенду дона Педро? – не выпуская тарелок из рук, сконфузилась она, вся подобравшись.

Донья Ана встала из-за стола, взяла тарелку и направилась в кухню. Баси последовала за ней.

Поставив супницу на мраморную столешницу, донья Ана тепло посмотрела на Баси. Баси было сорок, она набрала в весе, и ее румяные щеки придавали ей свежий здоровый вид. И все бы хорошо, да только эти ее вечные недомогания… Робкая и боязливая Баси говорила мало, опасаясь помешать. От одного лишь упоминания о кубинской асьенде она вся так и съежилась, словно раненый зверек. О ее несчастье знали все.

– Ты же понимаешь, что ты не одна в своем горе? – обратилась к ней донья Ана. – Сколько их таких, кто уезжает, позабыв здесь о семьях? Эти бесстыдники губят свои души, оскверняя священное таинство брака и сходясь с местными женщинами. Непристойнее этого нет ничего.

Баси потупилась, не ответив ни слова. Взяв с деревянной полки поднос, она принялась перекладывать на него голубиные тушки, которые сама же утром ощипала и приготовила. Взглянув на крошечные птичьи бедрышки, донья Ана вздохнула.

– Хоть бы раз Хустино заплатили форелью. От этих голубей у нас у самих скоро перья вырастут.

Стоя с полным подносом в руках, Баси спросила:

– А как же я?

Донья Ана вздохнула: такой далекий, а сколько боли им принес этот несчастный карибской остров.

– Не волнуйся, – сказала она, – на произвол судьбы мы тебя не оставим – пристроим тебя в другое место. А пока – подадим этих голубей, пока не остыли.