Онлайн чтение книги Шанхай Shanghai
12 12

Кули дремали на мостовых полусонных кварталов. Только лохмотья колыхались на их плечах подобно траве. У запертых ворот с облупившейся карминной краской собака с больными глазами вцепилась в мешок спящего нищего. Лишь иногда что-то сверкало в темноте: это выплывали из мрака блестящие стволы полицейских карабинов.

Санки с русской женщиной возвращался в дом Ямагути. Три дня назад он сбежал от о-Суги и теперь жил у приятеля. Ямагути прямо-таки заставил его утешить Ольгу в ее одиночестве.

– Эта женщина страдает одна, она добропорядочная, даже музыку любит, как воспоминание об эпохе империи. Если ты ничем не занят, я бы попросил тебя немного позаботиться о ней. А что? Пока возишься с ней, ты свободен от других обязательств.

Санки уловил явную насмешку в голосе Ямагути. Что ж, вместо того чтобы выслушивать его нудные лекции о паназиатизме, лучше наслаждаться беседами о музыке с Ольгой.

– Ладно, я займусь ею. А тебя попрошу тем временем подыскать мне работу.

Первые три дня они разговаривали о распорядке дня российских губернаторов, о Чехове, Чайковском, большевиках и Японии, а также о рыбе из Каспийского моря. Но сейчас, невольно подумав о судьбе о-Суги, он впал в меланхолию.

Ольга, заметив угрюмое молчание Санки, торопливо прибавила шаг и заговорила по-английски:

– А ну-ка, перестань! Ты, кажется, всегда грустишь, даже в радостную минуту.

– Нет, ты просто еще плохо знаешь японцев.

– Не обманывай меня, тебя-то я прекрасно понимаю. Мне о тебе рассказывал Ямагути.

– Этот-то как раз ничего обо мне и не знает.

– Опять обманываешь! Я получила от него указание. Он сказал, что ты постоянно твердишь: «хочу умереть, хочу умереть», – вот и попросил развлечь тебя.

– Ну и дурак же я! А мне Ямагути сказал, что это ты страдаешь от одиночества, и попросил о тебе позаботиться.

– Вот оно что… Хитер же этот Ямагути. Я-то, конечно, поначалу тосковала. Но раз уж так вышло…

– Да, именно. Раз уж так вышло…

Они остановились. Единственное движение в недрах спящего города – мелкие волны, блестящие как муар, пробегающие по лицу Ольги. На газовом фонаре, облепленном листьями акации, застыла, раскинув лапы, ящерица. Арка ворот с погашенными огнями. Блестящее от жира решетчатое окно в масляной лавке. В похожем на тоннель проходе аккуратно выстроились в ряд ручки на дверях домов. Ольга вздохнула, пристально разглядывая камни мостовой:

– Послушай, Санки, не скрывай от меня ничего. У этого Ямагути, у него любовниц штук пять, да?

Едва ли он ограничился пятью… Но Санки должен ухаживать за Ольгой, такое указание он получил от приятеля.

– Вообще-то о делах Ямагути я ничего не знаю, да и он обо мне тоже. Думаю, ты ошибаешься.

– Ты никак не соизволишь понять, о чем я говорю! Если Ямагути намерен содержать нескольких женщин, то меня это ничуть не трогает. Просто я думаю, что если бы ты согласился побыть со мной еще немного…

За три дня Санки уже утомился разбирать ломаный английский. Кроме того, его не переставала удивлять прерываемая тяжелыми вздохами речь Ольги.

– Ольга, мы как-то обсуждали Базарова. Того Базарова из романа Тургенева.

– Да-да, материалиста, ставшего предтечей большевиков.

– Сейчас я на него похож.

– С чего ты взял? Ты не знаешь, как мы там настрадались!

– Напротив, хорошо знаю. Однако Базаров – не большевик. Он даже не материалист, и даже не нигилист, он ведь физикалист[20]Физикалист – сторонник физикализма, философского течения, сложившегося в австрийском и американском неопозитивизме в 1920‒1930-х гг. Основная идея физикализма – в унификации научных знаний при помощи языка физики. Все то, что не может быть понято при помощи методов физики и изложено ее языком, считается лишенным научного смысла.. Думаю, что русскому человеку такое осознать трудно, однако китайцы – вот кто понимает это лучше всех. Китайцы – это общество физикалистов, они продвинулись на шаг дальше материалистов.

– Мне твои рассуждения непонятны, – ответила Ольга.

«Если ты ожидаешь услышать слова любви, которые ты слышать не желаешь, следует произнести нечто непонятное, и это решит проблему», – подумал Санки, и ему сделалось грустно.

Ольга зашагала прочь, совсем приуныв. На углу улицы под газовым фонарем в бледной луже на булыжной мостовой отражалась железная лестница. Среди скучившихся темных зданий возникла лавка тофу[21]Тофу (яп.) – соевый творог. с распахнутой дверью. Сквозь проем было видно, как тягучая масса тофу вытекает из-под тяжелых жерновов – единственное молочно-белое пятно в этой ночи.

– Как же мне хочется в Москву, – сказала Ольга.