Онлайн чтение книги Великий из бродячих псов: День, когда я подобрал Дазая The day I picked up Dazai
2 - 1

Прежде чем приступить к Часте В — обязательно прочтите Часть А.

Внимание! Первые несколько абзацев – такие же, как и в части «А». Так нужно, никакой ошибки нет. 

Окровавленный труп парня лежит на крыльце моего дома.

Я смотрю то на труп, то вверх на фасад дома. Утренняя тишина. Дом напротив отбрасывает на тротуар передо мной длинную черную тень. Лозы, обвившие изгородь, шелестят на ветру и шепчутся друг с другом так, что человек не может разобрать ни единого слова. Где-то вдалеке я слышу звук скрежета колёс фур о дорожное покрытие. И посреди лестницы моего дома – лежит труп.

Так или иначе, в наших глазах зачастую труп — всегда гиперболизируется и кажется чем-то странным, непривычным. Но в этот раз все по-другому. Этот труп сливается с пейзажем, становясь единым целым с мирным утром. Через какое-то время я замечаю кое-что: грудь трупа слабо двигается – то опускается, то поднимается. 

Это не труп, парень жив.

Я смотрю на этого молодого человека. Он одет во всё черное: чёрный плащ с высоким воротником, костюм-тройка, чёрный галстук. Единственное, что отличалось по цвету, так это его рубашка с расстёгнутыми пуговицами и повязки на голове. Они были окрашены в белый и красный цвета. Этот цветовой узор напоминает мне какие-то зловещие китайские пророческие иероглифы. Место, где он лежит – это середина лестницы, ведущей к парадному входу. Пятна крови, продолжающиеся вниз по потрескавшейся бетонной лестнице, выглядят так, будто он пытался ползти.

Возникает вопрос: что мне делать с этим почти что трупом, лежащим у меня на глазах?

Ответ прост. Если я коснусь его кончиками пальцев ног и немного надавлю, он просто скатится на землю вниз. Если я это сделаю, то парень не будет только моей головной болью. Он будет на дороге общего пользования.  Территория страны. Все те, кто попал в беду на территории страны, должны быть спасены силами страны. Обычный почтальон вроде меня должен пойти домой и позавтракать.

Ранения у этого человека явно огнестрельные. В него стреляли несколько раз. А в теле, вероятно, ещё больше дыр, чем я могу видеть отсюда.

Всё же решаю действовать. Сначала я подхожу к парню и поднимаю его за бока. Затем тащу за пятки в дом и кладу на кровать у стены. Он намного легче, чем кажется. Нести его одному не так уж и сложно. Я осматриваю все раны. Есть много глубоких и не очень, кровотечение. Если он получит немедленное должное лечение – не погибнет.

Я достаю свою аптечку из задней части шкафа и оказываю ему необходимую первую помощь. Кладу полотенце под его верхнюю часть тела, разрезаю одежду ножницами, чтобы обнажить раны, и проверяю, не осталась ли внутри пуля. Чтобы остановить кровотечение, надавливаю на болевые точки: ниже подмышек, внутреннюю часть локтей, лодыжки, заднюю часть коленей и туго перевязываю их чистой тканью. Затем накладываю на раны продезинфицированные жгуты, чтобы остановить кровоток. К счастью для него, я могу оказать первую помощь даже с закрытыми глазами.

Закончив эти процедуры, я смотрю на юношу и скрещиваю руки на груди. Его дыхание пришло в норму. Лёгкие и кости кажутся неповрежденными. Но он, видимо, не просыпается.

— Всё уже хорошо, просто выгони его.

Я слышу голос в своей голове. Нет ничего глупее, чем иметь дело с таким подозрительным парнем. Думаю, мне стоит прислушаться к нему. Так поступил бы мудрый и разумный человек.

Прежде, чем последовать «зову» сердца, я ещё раз глянул на молодого человека. Не узнаю его лица. Наверное, мы не знакомы. Я говорю «наверное», потому что из-за бинтов, закрывающих половину его лица, почти невозможно разглядеть черты.

Чувствую тяжесть в области груди.

Что-то странное есть в этом молодом человеке. Нет, увидеть кого-то залитым кровью перед своим домом, конечно, тоже странно, но сейчас мне особенно «не по себе», находясь рядом с ним. Я обхожу его и смотрю на лицо. Оно бледное и измученное. Глаза закрыты. Он дышит очень слабо, если не присматриваться – можно предположить, что он не дышит вовсе. Но я всё равно чувствую сильную ауру, исходящую от его присутствия. Это как сила воли, словно какое-то чувство доверия к собственному телу. Да, что-то вроде этого…

Создаётся впечатление, будто всё, что сейчас здесь происходит, и его падение в том числе, – заранее заготовленный план.

Парень открыл глаза и посмотрел на меня.

Я вздрагиваю и немного отпрыгиваю назад. Я даже не заметил, как он открыл их. Он двигается, не подавая признаков движения и смотрит – не подавая виду, что смотрит. Он кажется именно тем самым человеком, которого вы никогда не должны встречать на своём пути, если хотите жить «нормальной жизнью».

Эти глаза.

Я не самый наблюдательный человек, но мне хватит буквального одного раза, чтобы заглянуть в эти глаза и понять несколько вещей: парень, скорее всего, убивал кого-то ранее. Счёт идёт ни на одного и ни на двух. На сотни человек. Когда вы отняли столько жизней, в вас словно пробуждается другая аура, другое сознание, «излучение», которым не могут обладать обычные люди, вы на противоположном берегу, куда не могут добраться ни свет, ни гравитация.

Эта аура тех, кто достиг этого состояния, будет проявляться сначала в их глазах, а затем распыляться из их уст. Глазные яблоки превращаются в чёрные дыры, а мышцы вокруг рта становятся нитями, выражающими глубину и тяжесть их греха, а не выражение их лица.

И я также мгновенно понимаю ещё одну вещь.

Этот молодой человек знает меня.

«Кто ты такой?»

Я спрашиваю, не подумав.

Мой голос прозвучал слишком хрипло, «потрескиваясь». Я бы даже не поверил, что он мой собственный. Если бы я так крепко не держался на ногах, они бы попятились назад сами по себе.

«Кто ты такой?»

Я спрашиваю ещё раз. Ответа нет. Я даже не знаю, слушает ли он меня. Потому что с его стороны нет абсолютно никакой реакции, ни единого блика в его зрачках. Каким бы бессердечным ни был человек, если вы посмотрите ему в глаза и произнесёте пару слов, вы всё равно сможете увидеть хоть какие-то отклики. Но у этого молодого человека нет ничего. Просто чёрные глаза смотрят туда, где виднеется мой силуэт.

Я не могу описать как-то подробно и в деталях, но у меня этот парень ассоциируется вот с чем:

Здесь нет сердца. Только пустота в форме сердца.

Как раз в тот момент, когда я об этом думаю, парень открывает рот. Он пытается что-то сказать.

Чтобы не упустить ни единого слова, я смотрю на его губы и внимательно слушаю.

Но он ничего не говорит. Он просто открывает рот. Он ничего не говорит. Он не проявляет никаких эмоций. Просто шевелит губами. И всё.

«Ты меня знаешь?» Я переспрашиваю снова. «Из-за чего ты отключился перед моим домом? Как получил все эти раны?»

Молодой человек смотрит на меня. Он открывает рот и делает вдох, как будто собирается что-то сказать, но в итоге всё равно не произносит ни слова. Потом он вовсе сжимает губы, кажется думая о том, что не стоило открывать рот вообще.

Может быть, он не может говорить? Афазия или, возможно, врождённый дефект речи (Афазия – это приобретенное расстройство речи, которое может возникнуть в результате повреждения мозга). Люди могут потерять свой голос по разным причинам. Психические травмы, состояние мозга. Горло может сгореть из-за огня (им. ввиду дыхательные пути могли опалиться при вдыхании дыма и углекислого газа в пожаре), или голосовые связки могут быть удалены хирургическим путём. Однако мне кажется, что ничего из этого сюда не подходит. Я сумел расслышать как он подавлял звуки, подходящие к его губам и не давал им вырваться наружу.

Он может говорить, но не делает этого.

«Ничего страшного, если ты не хочешь разговаривать. Но если я не окажу тебе помощь, ты умрешь. Понимаешь, о чём я говорю?»

Он не реагирует. Эти глаза наполнены глубокой пустотой. Но я надеюсь, что он хотя бы меня слышит. Потому что, если он глухой, должны быть какие-то признаки, жесты или что-то ещё, подтверждающее это.

«Лечить тебя или вышвырнуть вон, решать мне. До тех пор, пока ты не заговоришь – твоё мнение ничего не значит. Устраивает? Если нет – скажи что-нибудь».

Юноша пристально смотрит на меня. Несколько секунд, затем десятки секунд. А потом он плавно отводит взгляд и закрывает глаза. Спокойно, без каких-либо эмоций.

Он может слышать, он может говорить. Причина, по которой он не разговаривает, заключается в том, что его «дверь» заперта. Дверь, сделанная из толстого, огромного плотного железа, которая не откроется, как бы я ни старался.

«Так, я тебя понял. Тогда я буду делать то, что устраивает меня», –  говорю я. Мои слова эхом отдаются в пустоте и падают прямиком куда-то в угол комнаты.

И так начинается моя совместная жизнь с этим человеком.

По правде говоря, это нельзя назвать совместной жизнью. Это даже нельзя назвать уходом за больным. Это больше похоже на рутинную работу, контролируемую работу, эксплуатацию и обслуживание. В конце концов, парень просто лежит в постели и почти не шевелится весь день. За исключением приёма пищи и похода в туалет, он не шевелит ни единым мускулом. Он не реагирует на то, что я говорю или делаю. Да, это экономит мою энергию, но мне совсем не хочется иметь никакого дела с этим человеком. Я даже не ожидаю услышать слов благодарности, без них намного лучше, лучше так, чем выслушивать жалобы и претензии, но это заставляет меня всё время чувствовать беспокойство. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного.

Как-то раз я попытался сменить повязку, закрывающую бОльшую часть его лица. В итоге получил дикое сопротивление. Реакция была настолько быстрой, что я сначала не сообразил. Парень быстро схватил меня за запястье, когда я попытался взяться за бинты. При этом другие части его тела вообще не двигались. Выглядело так, будто его рука жила отдельной жизнью от всего остального тела.

На самом деле, эту повязку правда стоило бы сменить. Повязка, закрывающая большую часть его лица, местами посерела, а пятна крови потемнели и приобрели тёмно-бордовый цвет. С точки зрения гигиены – она вообще не пригодна для носки. Поэтому я пытаюсь заменить её, несмотря ни на что, но юноша всё еще сопротивляется так упорно, что в конце концов я сдаюсь. Я решил просто продезинфицировать её. Помереть не должен.

Я полагаю, он боится, что я увижу его лицо, когда буду менять эту повязку. Я вижу упрямство в глубине этих мрачных и холодных глаз. Когда вам сопротивляются с такой силой и упорством – у вас нет другого выбора, кроме как отступить. Однако, сколько бы раз я ни пытался, я не могу вспомнить, чтобы когда-либо видел его прежде. Даже на фотографии. Так что его беспокойство абсолютно беспочвенно. Это были мысли вслух, а реакции с его стороны всё также никакой.

Я и не жалуюсь.

Я готовлю ему, переодеваю, предоставляя одежду, и меняю повязки на его теле. Мы не разговариваем. Он всё равно ничего не говорит, а я и не очень-то хорош в завязывании диалога. Так что его молчание само по себе – удобная штука. Но почему-то я не могу избавиться от ощущения, будто меня посадили в лодку, не зная, куда она плывет.

День, когда полиция появляется в моем доме, – как раз один из таких случаев.