Онлайн чтение книги Мой возлюбленный угнетатель My Beloved Oppressor
1 - 43

Хайнер подумал, не спит ли он сейчас. Его фантазия, должно быть, зашла слишком далеко и повлияла на реальность.

Пока он стоял так в оцепенении, она подошла ближе, прежде чем он это заметил.

Аннет остановилась в двух шагах от солдата. Её изумрудно-голубые глаза с интересом наблюдали за ним. Хайнер поспешно заморгал, как сломанная игрушка, пытаясь стряхнуть наваждение.

Мягкий голос с чуть более высоким тоном достиг его ушей.

— Вы в порядке, сэр? Вы так долго стояли неподвижно…

Он слишком нервничал, чтобы ясно расслышать её слова. Хайнер был заворожён, глядя только на её губы.

— Эм… что-то не так? Вам нужна помощь? — снова спросила Аннет.

Эти слова с опозданием привели Хайнера в чувство. Он невольно приложил руку к дрожащим губам и медленно покачал головой, отвечая.

— Нет я в порядке. Я на мгновение задумался…

— О, я прервала вас, не так ли?

— Нет, все хорошо.

Аннет улыбнулась, как будто ей повезло. Не в силах оторвать глаз от её лица, Хайнер не мог не улыбнуться ей в ответ.

— Вы — гость моего отца?

— Да.

— Вы солдат?

— Вы меня знаете…?

— Нет, но, кажется, я вас видела.

— Ох...

Не зная, как интерпретировать слова Аннет, Хайнер лишь улыбнулся. Было очевидно, что его улыбка была неестественной, но с этим ничего нельзя было поделать.

Он рисовал и перерисовывал в своих фантазиях бесчисленное количество сцен встречи с ней, но в тот момент, когда он действительно увидел её, его разум отключился. Хайнеру удалось снова открыть рот, чтобы продолжить разговор.

— Я… Я был за границей в течение длительного времени для операций и скоро получу официальное назначение. Я много раз бывал в резиденции Розенберг. Вы меня не знаете, но я, на самом деле, знаю о вас уже давно...

— Отец!

Хайнер потерял ход мыслей. Аннет оглянулась и помахала маркизу. Хайнер оглянулся секундой позже.

— Почему ты так поздно? — спросила Аннет отца.

— Не так уж и поздно, — отозвался маркиз.

— Ты вчера опять слишком много выпил, да? Я говорила тебе больше не пить алкоголь, — мягко возмутилась Аннет.

Аннет тревожилась о маркизе. На первый взгляд, у отца и дочери были близкие отношения.

— Моя единственная дочь придирается ко мне каждый день… что более важно, когда вы встретились?

— Я только что встретила его. Кажется, он гулял в саду.

Взгляды отца и дочери обратились к Хайнеру. Хайнер, какое-то время ошеломлённо наблюдавший за близостью между ними, отдал честь начальнику.

— Я собирался встретиться с этой девушкой в саду, но забыл. Так что вышел в спешке. Вот почему я так одет…Извини, ха-ха, — пояснил маркиз, усмехнувшись. — Это первый раз, когда вы знакомитесь друг с другом? Аннет, это Хайнер Вальдемар… скоро он станет лейтенантом Хайнером. Вальдемар, это моя дочь Аннет.

— …Да, очень приятно познакомиться с вами… Это большая честь.

Хайнер не мог правильно говорить, как будто его язык оказался заморожен. Он спрятал дрожащие руки за спину. Его сердце бешено колотилось.

Аннет была единственной дочерью маркиза Дитриха. Эти двое были неразлучны по крови, и маркиз был известен любовью к своей дочери. Вполне естественно, что они должны были так близки.

«Но с какой стати у меня такое чувство…»

— Вы выглядите очень молодо, но уже стали лейтенантом?

— Вальдемар внёс большой вклад. Он единственный, кто вернулся живым после мюнхенской операции.

— Ах..! Это он! Отец рассказывал мне. Вы действительно потрясающий.

Аннет хлопнула в ладоши и посмотрела на Хайнера сверкающими глазами. Хайнеру захотелось убежать от этих прекрасных глаз. Он неохотно открыл рот, несмотря на то, что знал, что не должен говорить неосторожно.

— Да… только я… я единственный, кто вернулся живым. Все мои друзья погибли при операции…

Как идиот, он не мог чётко говорить. Даже напомнив себе, что он опытный шпион, полностью проконтролировать эмоции в этот момент ему не удалось.

— Да. Люди, отдавшие жизнь за Родину. Моё сердце обращено к ним.

В Аннет не чувствовалось никакой печали, и говорила она так, будто их жертва была естественной.

— Кстати, когда пройдёт ваша церемония?

На мгновение время остановилось. Глаза Хайнера слегка расширились, а губы дернулись. Во рту теперь было совершенно сухо. Маркиз рассмеялся и пожурил Аннет.

Воздух вокруг них казался холодным и мрачным. Ноги Хайнера были едва связаны, так как он всё время пытался сойти с этого места.

— Скоро… в будущем.

— Хорошо… Я обязательно приду…

Он не мог вспомнить подробностей того, как он ответил на вопрос маркиза или что пообещал Аннет. Всё просто рассеянно текло.

— Тогда поздравляю с назначением заранее. Увидимся в следующий раз, как представится такая возможность.

Аннет приветствовала его взглядом и характерной для неё добродушной, невинной улыбкой. Хайнер слегка склонил голову.

Снова подняв взгляд, он увидел как маркиз и Аннет отвернулись. Девушка усмехнулась и взяла отца под руку.

Когда они отошли на небольшое расстояние, Хайнер тоже отступил назад. Остановившееся время снова побежало.

Два, три шага, и он пошатнулся, как подстреленный. Тут же Хайнер развернулся и пошёл куда-то.

Розарий был усыпан цветущими розами. Он смотрел на цветы так, как будто они были отвратительными трупами. Густой аромат роз окутывал его и удерживал подальше.

Там, куда его ноги бессознательно привели, была скамья, стоявшая среди разросшихся лиан. Там же он впервые услышал звуки фортепианной мелодии.

Хайнер сел на скамейку и резко выдохнул. Его большая спина неуверенно сгорбилась. Он часто испытывал трудности с дыханием, но это был первый раз, когда это случилось не в закрытом или тёмном помещении.

Не в силах исправить дыхание, Хайнер закашлялся. Тело его пронзила боль, как при ударе в грудь ножом.

Он знал, что это не её вина. Она просто родилась такой «драгоценной», и никто не сказал ей о том, каков мир на самом деле. Если бы она знала, то подумала бы, что с миром что-то не так, ей стало бы жаль, она бы разозлилась. Потому что душа этой девушки была бы такой же благородной и чистой, как и её музыка…

— Ха!

Раздался гортанный смех, смешанный с сильным кашлем. Хайнер задыхался, в безумии издеваясь над собой.

«Благородная? Чистая? И кто, чёрт возьми, это придумал?»

Должно быть, он всё это время мысленно отделял Аннет от маркиза Дитриха. Он думал о ней не как о дочери маркиза и не как о дворянке, а как о более священном и возвышенном создании, божественном существе.

Это было забавно.

Аннет Розенберг не была святой. Она была не из тех людей, что могли бы сочувствовать боли, сожалеть о страданиях или возмущаться несправедливостью.

Всё это было его собственным заблуждением и фантазиями. Всё, что он знал об этой девушке, было иллюзией. Не более чем просто выдумкой. Он мог сказать это, просто поговорив с ней в первый раз.

Её поведение, её слова, её тон, её взгляды, её действия, её выражение лица… всё… ясно указывало на то, что каждая его мысль была иллюзией.

Её голос звучал в его голове, смешиваясь со сдавленным дыханием.

«Да. Люди, отдавшие жизнь за Родину. Моё сердце обращено к ним».

По крайней мере, ей не стоило этого говорить. Она не должна так говорить.

Что ещё может сделать её счастливее, чем игра на её любимом инструменте? Сколько жертв было принесено ради положения её отца?

«Кстати, когда пройдёт ваша церемония?»

Если она была таким человеком... Почему ему пришлось пройти через всю эту боль ради подобного человека? Кем бы он был, если бы вернулся живым ради кого-то вроде неё?

И что станет с его прошлым «я», похороненным в таком количестве крови ради выживания? Его жизнь… за что, чёрт возьми…

Хайнер издал последний кашель. Его дыхание постепенно стабилизировалось. Но его согнутое тело всё ещё слабо дрожало.

Его губы слегка шевельнулись.

— Аннет Розенберг.

Эмоции, бесконечно повторявшиеся в одиночной камере следственного изолятора, вновь ожили в нём. Тоска, грусть, обида, ненависть, тоска, грусть, ненависть, обида… его разум, деформированный с самого начала, был совершенно искажён.

Хайнер чувствовал, как то, что было внутри него, окончательно ломается и искажается, обретая гнусную форму. Глубоко укоренившись, чувства вперемешку с эмоциями менялись и вонзались в плоть почти физической болью. Он повторил её имя снова.

— Аннет Розенберг.

Имя, когда-то произносимое как священный псалом в молитве, теперь звучало надтреснуто и тихо.

Прежде чем он это осознал, дыхание Хайнера полностью вернулось в норму. Рука, сжимавшая его горло, опустилась, и согбенная спина выпрямилась. Серые глаза Хайнера были тёмными и запавшими, как у рыбы, ползущей по дну глубокого озера.

Как и в прошлом, подул свежий лёгкий ветерок. Но в нём уже не было звуков фортепианной мелодии.