Онлайн чтение книги Пахо. Разрушенный дом Paho: The Shattered Home
1 - 2

Когда на горизонте показалась телефонная будка, Нам Гён Хва остановил мотоцикл. До места назначения оставалось ещё несколько сотен метров, но ехать дальше по ухабистой дороге означало погубить шины. Обросший плющом уличный фонарь тускло мерцал. Заброшенный несколько лет назад, он утратил свою первоначальную интенсивность, так что уже никто и не помнил, как ярко он светил в прошлом. Так было не только с этим фонарём. Весь район находился в аналогичном состоянии. Разбитый, словно после землетрясения, асфальт, поваленные с корнем деревья, переполненные почтовые ящики, заваленные опавшими листьями и окурками – всё это говорило о том, что здесь уже давно не следили за порядком.

Сквозь сумерки, в отдалении виднелся многоквартирный дом, который по своему виду больше напоминал пристанище для призраков. Заросшая сорняками детская площадка, усеянная разноцветными банками и пластиковыми отходами, издалека напоминала клумбу. Из стоящих по обе стороны палаток постоянно доносились шорохи и стоны.

Под красным полотнищем, провисшим из-за дождя, кто-то сидел, опустив голову. Увидев юного, на вид не старше восьми лет, ребёнка, Нам Гён Хва остановил мотоцикл и немедля бросился к нему.

— Нам Хэ Джин!

При звуке голоса, что звал его со стороны пустой парковки, ребёнок поднял голову и широко улыбнулся.

— Братик!

Гён Хва без колебаний подхватил на руки подбежавшего к нему мальчишку, чья одежда была влажной от вечерней прохлады.

— Почему ты здесь? Разве я не говорил вечером оставаться дома?

— Знаю. Но я волновался, потому что ты долго не возвращался…

— Я ведь оставил записку, что сегодня немного задержусь. Почему бродишь здесь в такое время? А если бы с тобой что-то случилось?

Несмотря на льющиеся на него нравоучения, Хэ Джин продолжал улыбаться, обнимая старшего брата и уткнувшись ему в шею.

“Думает, что может сделать вид, будто ничего не было.”

Гён Хва лишь вздохнул, сильнее прижав к себе младшего брата, не давая тому упасть, и пошёл дальше.

Вокруг парковки, словно барьер, стояло несколько туристических автобусов. Один из курящих мужчин качнул головой в сторону Нам Гён Хва, пересекающего парковку.

— Эй, красавчик, куда идёшь? Занят? – Раздался насмешливый свист и гомерический хохот. Это была так называемая бродячая свора, состоящая, в основном, из бедняков и бывших военных, не сумевших найти себе места после распада северокорейского режима. Они бродили по округе, вымогая деньги у прохожих или торгуя краденным. Палатки, установленные рядом с детской площадкой, служили им притоном для азартных игр и сутенёрства.

— Малыш, не бойся. Я заставлю тебя кончить, м?

— Если не нравится сверху, можешь быть снизу. Выберешь себе кого-нибудь с большим членом.

Повсюду раздавались хаотичные окрики. Гён Хва ускорил шаг, прикрывая уши младшему брату. Мужчины продолжали хихикать, но не приближались. Они были из тех, кто бросался на свою добычу, ли заметив в ней хоть малейшее колебание.

С другой стороны, то, что бродячие псы собирались в одном месте, означало, что здесь, по крайней мере, можно было жить. Как ни парадоксально, но, чтобы выстоять против других, требовалось кооперироваться в группы.

Квартиры на окраине Муана в рамках политики воссоединения нации предназначались для молодых семей. Прошло около двадцати лет с тех пор, как возводившая их строительная компания обанкротилась, а её владелец вместе с супругой сбежал за границу, оставив объекты незаселёнными. И Муан был не единственным таким поселением. В попытке решить данную проблему Министерство земельных ресурсов выкупало заброшенные квартиры и передавало их в управление частным компаниям. Однако надлежащее управление ими было невозможно из-за плохо организованного административного аудита. Тем не менее, желающих въехать в эти квартиры было предостаточно. Причиной тому послужило отсутствие к кандидатам строгих требований, которые не учитывали ни происхождение, ни семейное положение, ни что-либо ещё.

Здание было девятиэтажным, но жилые помещения располагались только на пятом и шестом этажах. Дверь аварийного выхода вела не к лифтовому холлу, а в многофункциональное помещение, где можно было приготовить еду, за которым уже следовали разделённые на секции жилые помещения. В каждом из них проживало более десяти семей, но, судя по видимым признакам их могло быть и больше. Комната, в которой жили братья, находилась в конце коридора на шестом этаже и была настолько маленькой, что в ней с трудом могли разместиться двое взрослых. Стены были оклеены дешёвым влагозащитным материалом, который морщился в дождливые дни, а фанерные перегородки не только не изолировали звук, но и грозились развалиться при малейшем усилии, словно засохшая глина. Залатанные обрывками газет треснувшие окна были заляпаны птичьим помётом, что не позволяло выглянуть наружу. Несмотря на все эти недостатки, Нам Гён Хва не считал эту комнату совсем уж плохой. Учитывая годовую арендную плату, она была довольно просторной, а в солнечные дни, если открыть окно, внутреннее пространство озарял свет. Да и водопровод с электричеством работали исправно. Из всех вариантов, доступных без удостоверения личности, – это было самое пригодное место для жизни.

— Нам Хэ Джин.

— М?

Как только Нам Гён Хва вошёл в комнату, сразу же проверил содержимое холодильника, и строгим голосом окликнул младшего брата.

Хэ Джин вздрогнул и повернул голову.

— Почему ты не доел обед, который я приготовил? – Мужчина вынул из холодильника герметичный контейнер. Жареный рис, приготовленный утром, покрылся белым слоем застывшего жира.

— Сегодня соседская бабушка дала мне молока, а ещё я съел крекеры, поэтому был сыт.

— Но рис ты должен был съесть. Врач сказал, что тебе нужно набрать вес до следующего обследования, чтобы увеличить дозировку лекарств.

— Да, я знаю… – Явно расстроенный мальчишка опустил голову, а Нам Гён Хва тихо вздохнул. Он старался избегать нравоучений, но не мог быть снисходительным в вопросах питания младшего брата.

Хэ Джин с рождения был слабым ребёнком, который постоянно болел. У него было слабое сердце и дефект межпредсердной перегородки, что делало для него невозможными длительные пробежки или интенсивные физические нагрузки. Но проблема была не только в этом. Из-за редкого заболевания, называемого «синдром Холла», Нам Хэ Джин страдал от приступов удушья, которые не давали ему нормально спать. Токсичные по своей сути лекарства, что при малейшей передозировке могли нанести вред организму, лишь ослабляли симптомы. Какогó восьмилетнему ребёнку каждый день заставлять себя есть нелюбимую пищу и глотать лекарства? Присев перед осунувшимся младшим братом, Нам Гён Хва достал что-то из своего кармана и вложил в маленькую ладонь. Увидев шоколадку, завёрнутую в золотую фольгу, Хэ Джин широко раскрыл глаза.

— Что это?

— Я сегодня был в городе. По пути мне попался магазинчик импортных товаров, вот и купил. Ты же любишь шоколад.

Нам Хэ Джин сглотнул, получив шоколад, который обычно дарят только на дни рождения или Рождество. Однако мальчик не выглядел особенно радостным.

— Братик, но это же дорого.

— Не так уж и дорого, всего около десяти тысяч вон.

— Но на эти деньги можно купить целых десять пачек лапши! – Хэ Джин лишь опустил взгляд. Нам Гён Хва горько усмехнулся и потрепал брата по голове.

— Маленьким детям не стоит беспокоиться о подобном.

— Но ты же так упорно трудишься.

— Достаточно и того, что ты это знаешь. Поэтому одну шоколадку съешь после еды, вторую – через час после приёма лекарств, а последнюю оставь на завтра…

Прежде чем он успел договорить, Хэ Джин быстро разорвал обёрточную бумагу и вложил одну конфету в руку брата.

— Вместо того, чтобы оставлять на завтра, лучше отдам её тебе прямо сейчас. – Нам Гён Хва промолчал. – Ты обязательно должен её съесть.

Мужчина посмотрел на маленькую ручку брата в своей ладони и крепко её сжал.

— Хорошо.

Тепло его ладошки успокаивало.

Жара, стоявшая весь день, не спадала и ночью. Стоны людей, ворочающихся из-за духоты, расползались по стенам, словно насекомые. К счастью, Хэ Джин спал спокойно. Убедившись, что дыхание младшего брата ровное и спокойное, Нам Гён Хва достал из рюкзака небольшой фонарик и КПК. После сотни километров, пройденной на мотоцикле, тело ломило от усталости, но времени на отдых не было.

Хвапхён-ри, центр переработки и утилизации отходов «Эсвон», – место, которое местные жители называют свалкой или мусорным полигоном. Однако для тех, кто занимался сбором металлолома, территория была местом, дающим возможность заработать на жизнь. И Нам Гён Хва был одним из таких сборщиков. Каждую неделю он перебирал тонны мусора, выискивая железо и различные сплавы, которые можно было продать в надлежащих пунктах, имеющихся в каждом крупном городе. На первый взгляд могло показаться, что на продаже металлолома много не заработаешь, однако детали, используемые для разного рода модификаций, были исключением. Среди владельцев импортных спортивных автомобилей, особенно в столичном регионе, было немало любителей незаконного тюнинга, и соответствующие детали часто можно было отыскать на свалках. Особенно ценными были детали от дронов.

Однако несколько недель назад атмосфера кардинально изменилась, и начались масштабные проверки. Официально объясняли тем, что они проводятся для борьбы с утечкой технологий в результате незаконного проникновения, но, учитывая предшествующие действия властей, настолько резкое изменение вызывало подозрения.

Мужчина уже по привычке вздохнул. Каковы бы ни были истинные причины происходящего, было ясно одно: в ближайшее время стоит быть более осмотрительным. Особенно после того, как его предупредил Чо Ён Сик, который обычно относился ко всему спокойно. Попасться на глаза службе безопасности и оказаться под следствием было бы крайне нежелательно. Лица, незарегистрированные в национальном реестре, были обязаны оплатить огромный штраф или отправиться на бессрочную военную службу в приграничный район рядом с горой Пэктусан, в противном же случае и вовсе грозила депортация. Сумма штрафа была, конечно, непосильным бременем, но сильнее пугала перспектива службы в приграничной зоне. Особенно рядом с Янганом. Нам Гён Хва не понаслышке знал, что это за место.

Путь в Ад.

Нет, там было даже хуже Ада. Территория, где не действовали никакие законы этики и морали. Место, где единственным чувством, испытываемым людьми, был первобытный страх.