Онлайн чтение книги Выбор и безальтернативность Choice and no alternative
1 - 8.4

1 мая 2017 г.

Как Вы относитесь к иронии? Серьёзно, кто вообще в сердцах может ненавидеть в наше время иронию? Глупости! Как по мне, лучшие учебники жизни — это литература бытия, преисполненная насмешками и колкостями, любящими поиграть с Вами в прятки. Разве есть нечто более бесплатное и злое, идущее от самой души, но, тем не менее, скрывающееся за улыбкой, чем всеобъемлющая ирония?

Хочешь услышать, что же такое действительно ирония? Это когда Вы глубоко несчастны, но Ваше несчастье успело затвердеть и обратиться бессвязной цепью сталактитов, на острия которых насаживалась живым слоем плоть, затем ломоть или рубль душонки и снова острый сталактит. И так множество раз. А сверху, где более негде расположиться ни плоти, ни душе — поверх самых сталактитов — зацветают горные цветы иронии. Вы можете себе подобное представить?

Я несколько раз вальяжно потянулся и вошёл в школу.

Иронично.

Так я заключил, как только оказался в «прихожей» школы. Средь белого утра, когда солнце ещё не добралось до точки зенита, в истерзанной тенью раздевалке толпились ученики и, по всей видимости, им что-то или кто-то преграждали путь.

Немного приглядевшись, даже мне удалось узнать в этих привычных, скверных физиономиях своих близких, но уже доставших сполна, дерзких знакомых. «Лысая башка, дай пирожка» — наш горе-хулиган — Матобо Кен. Господин «ноги от ушей» — по совместительству, печально известный вымогатель — Яширо Нагами. Мисс «жабья ухмылка» — и между тем, лисица-плутовка — Катагири Мику. Абсолютно все были в сборе и жалостливо вопрошали:

— Кому-нибудь известно, кто записал видеоролик и передал его директору?

— Слышь, уроды, если никто из вас, мразей, не сознается, то вслед за нами из школы вылетите именно вы!

По моему скромному мнению, угроза людям — это последнее, что следует делать в подобной ситуации. Разве кто-нибудь откликнется, будучи запуганным? Я не видел результативности в подобном поведении. Лишь Катагири, читавшая книгу под названием «Жизнь» и справочник под названием «Окружающий мир», действительно осознавала масштаб трагедии и избегала разговоров на повышенных тонах. Иногда к ней прислушивались и подходили, но, словно заблудшие зеваки, тут же трусили и отмахивались, озлобленно оглядываясь на Матобо и Яширо. Работать с ними сообща являлось большой глупостью.

Но, как бы то ни было, у всех троих в глазах читалась тревога, как у заключенных в свои последние двадцать четыре часа перед казнью.

Мысли о том, что следует прекратить отбирать чужие деньги, приходят обычно после акта вымогательства так же неожиданно, как и исчезают за минуту до очередной растраты на личные нужды, — я усмехнулся.

Возбужденно всматриваясь в лица толпы на предмет лжи, Яширо Нагами, наконец, увидел меня и впопыхах обратился:

— Такеши, чёрт тебя дери! Слышь, уродец, тебе что-нибудь об этом известно?

— …

Однако его встретило лишь молчание. Молчание без намёка на подсказку.

Забавно… В высшей степени забавно!.. Тот, кто издевался надо мной на протяжении целых двух недель и полностью плевал на мои умоляющие глаза — сейчас САМ смотрит на меня глазами, преисполненными мольбы, — это было иронично и это меня безумно смешило, из-за чего я в конечном счёте подавился смешком.

И затем, когда он остановился в метрах трёх от меня…

— ?!

…на моём лице проскользнула кривая, надменная, безобразная ухмылка. Ухмылка, что высмеивала чужие потуги и определённо издевалась над раненным зверем. Сухая ухмылка, которой можно было бы подавиться, едва лишь увидишь. Ведь данная ухмылка полнилась предельным равнодушием его носителя.

Я отчётливо чувствовал, как уголок моей губы поднялся вверх, и затряслась щека, показав на свет мои белоснежные, ядовитые клыки.

Ухмылка, казалось, говорила сама за себя: «Ты меня помнишь?», — и буквально сразу в памяти всплывал тот самый момент, когда Яширо разбил мой телефон и также едко ухмыльнулся. Он должен был вспомнить — и он явно вспомнил. Я ничего не забыл, и я, в конце концов, всё вернул сполна. Отомстил в трехкратном размере. Как умею и как могу.

— Такеши, сволочь, я тебя!.. — он подошёл ближе и молниеносно замахнулся.

Я резко принял выражение лица жертвы и вытянул забинтованные ладони вперёд, якобы защищая лицо, однако на деле же — специально подставляя его под удар.

Бывает, человек, вроде бы, старше тебя на несколько лет, а тупее на целую ступень эволюции. Похоже, он даже и не задумывается, что прилюдное использование насилия, лишь ускорит процесс исключения.

Однако... к моему глубочайшему сожалению, этому не суждено было произойти.

— Не распускай руки.

Чей-то силуэт перехватил запястье Яширо и встал впереди меня, преградив тому путь.

Хорошенько присмотревшись к данной фигуре, я узнал этого человека и крайне сильно удивился, поскольку никогда и не брал в расчёт того, что он способен применять грубую силу. Человек, который с силой вцепился в запястье Яширо, и человек, который осмелился за меня заступиться, являлся никем иным, а именно... беловолосым парнем по имени Ёсимура Нобу.

Его лицо не было обезображено яростью или гневом, но в то же время за спокойной, серьёзной физиономией читалась предельная решительность — в любой момент сотрясти воздух кулаками. 

— Лучше не стоит.

Предупредительный, размеренный тон голоса, натуженные крепкие скулы, суженные чёрные глаза, напряженные острые брови и угрожающий взгляд — всем своим видом он давал знать, что шутить сейчас не намерен. Его тонкие, нежные, серебристые пряди волос сотрясались каждый раз, когда Яширо пытался вырвать руку, однако всё являлось тщетным. Ёсимура въелся, точно копоть, и, казалось, даже не собирался отпускать. Его чёрная кепка на голове ни разу не сдвинулась с места, — это заставило меня даже задуматься: а не привязана ли она, собственно?

Словно бы от безысходности, Яширо, наконец, воскликнул:

— Да понял я! Понял! Только отпусти, а то уже запарил, — и, сплюнув, ушёл.

По Яширо было видно, что он испытывал жуткое недовольство подобным раскладом, однако выбирать было особо не из чего. Как-никак даже его — человека, не обделённого силой, — заставила остепениться и интенсивно заработать извилинами подавляющая мощь Ёсимуры. Уходя, он несколько раз оборачивался и искоса глядел на меня.

Как только Рослый ушёл на приличное расстояние, Ёсимура, наконец, обернулся и, сияя до сих пор напряженным выражением лица, спросил:

— Как ты? Всё в порядке? Он тебе ничего не успел сделать?

И вот, появился привычный для меня, мягкий и добросердечный парень, которого я успел запомнить и отложить на задворках памяти.

В тот самый момент, когда он побеспокоился о моём состоянии, я почувствовал себя одной из тех девушек из аниме, которым приходит на помощь «прекрасный принц» и спасает их от проклятых хулиганов. Сказать, что я был тронут — всё равно, что ничего не сказать. Я смутился и, казалось, вот-вот раскраснеюсь, как рак, после чего начну возбужденно мямлить: «Б-большое Вам спасибо». Чувство было предельно странное и постыдное. Если бы меня попросили об этом поведать, то я бы лучше предпочёл проглотить коробку иголок.

Прежде… за меня никто не заступался…

Это являлось для меня совершенно новым опытом. Именно поэтому я был так ошеломлен. 

Отделавшись от странной эмоции, я всё-таки ответил:

— Я в порядке.

— Ну, подобную песню я уже слышал недавно, — он славно улыбнулся.

Действительно… странный парень…

Мы покинули, оживлённую телами застоявшихся зевак, раздевалку и остановились у одной из лавок, которая располагалась в центре школьного двора. Здесь находилась огромная клумба с не менее большим деревом посередине и скамейкой, огибающей его. Именно в тенях этого неспешно зеленеющего дерева под названием клён, которое, к слову, являлось ужасно искривлённым на кончиках крон, — мы и расселись. 

Ветер обдувал наши отличные друг от друга по цвету волосы, когда Ёсимура решился спросить:

— Слушай, Такеши… Почему… Почему ты продолжаешь всё это терпеть?.. Не пойми меня неправильно, Маки мне вчера рассказал, как ты заступился за него в начале апреля и невольно принял на себя роль «цели». Но всё же… почему ты это терпишь?

Он выглядел крайне озабоченным данным вопросом.

Не то чтобы я когда-то хотел становиться жертвой… это вышло само собой.

— Ты — не первый человек, который у меня об этом спрашивает, знаешь ли, — прговорив это, я не усмехнулся. Моё лицо всё также полнилось свойственным мне равнодушием. — Вот ведь как бывает…

Я пробубнил себе это под нос, но Ёсимура всё же услышал.

— Ты о чём?

— Видишь ли... моя наставница была глубоко убеждена, что насилием не берутся горы; что насилие — не выход. Но даже так… словом взять город, а верой — небо, — является крайне трудной задачей. Порой я даже думаю, что непосильной. И тем не менее, она верила… и этой верой умело подкупала. Именно из-за неё я продержался так долго, но, как известно, всему есть свой предел… Момент, когда нужно поднять голову и сказать: «Достаточно».

— Должно быть, это была крайне мудрая и добрая женщина. А где она теперь? — поинтересовался он.

Мой взор остановился на нем, всего на пару секунд, после чего устремился вперёд.

— Там, где и свойственно быть каждому добряку, светилу альтруизма или непорочной мессии… под рыхлым, тёплым одеялом прямиком в могиле, — я помолчал некоторое время, после чего продолжил: — Ирония в том, как именно она скончалась… Кто бы мог подумать, что столь светлому человеку придётся быть оскверннёным и около недели гнить загородом на обочине, прежде чем его, наконец, найдут.

Я и не заметил, как сам сжал кулаки, но моя физиономия оставалась расслабленной, безмятежной. Важность слов читал и Ёсимура, — и, словно бы соответствуя моей откровенности, его уста стали самостоятельно оглашать то, что в обычной ситуации он бы вряд ли кому-нибудь озвучил. То, что наболело, и то, что являлось предельно откровенным. Он просто желал сердцем и душой быть со мной на одной волне. Конечно, его разум не позволял произнести конкретики, стремился подвести речь строгой цензуре, что-то недоговорить, где-то слукавить, но вот эмоции... свои эмоции за завуалированными фразами он передавал сполна.

— Наверное, это просто ужасно кого-то терять, не так ли?.. Разве кому-то в здравом уме действительно понравиться терять того, кого он считал близким человеком? Это же несправедливо!.. Порой думаешь… «Вот бы у меня ещё был шанс»… или… «Дайте мне ещё одну секунду того времени, и я бы изменил своё решение»… Всего одну секунду…

Он более не смотрел на меня. Мне же не требовалось смотреть на него, чтобы понимать суть каждого его слова, которые он клал на чашу весов.

— Если бы только…

— …

Кожа Ёсимуры покрылась неестественным, мертвенным оттенком, словно бы он совсем недавно стал невольным свидетелем убийства. Холод в его глазах заставил поёжиться даже моё невосприимчивое тело. Если, конечно, холод — это правильное словно, чтобы охарактеризовать жуткую безжизненность в его очах.

— На самом деле, мне так грустно… Каждый раз, когда я вижу твои страдания и пытаюсь поставить себя на твоё место… я вспоминаю, как однажды также переживал похожие чувства… Но речь идёт не об издевательствах, если ты об этом подумал…

— …

— Ты ведь и сам в курсе… страдания испокон веков сосредотачивали целый спектр различных эмоций… И обычно мы думаем, что даже врагу бы подобных эмоций не пожелали, согласись?

Сказанные им слова пробуждали во мне любопытство и находили поддержку в моём сознании, но, тем не менее, я терпеливо слушал и не перебивал.

— Одиночество, безысходность, страх и… банальная пустота… Порой отчаяние накрывает с головой, и начинаешь чувствовать себя таким… беспомощным… сломленным… брошенным на произвол Судьбы, понимаешь?..

— …

Я действительно понимал то, о чём он говорит, ведь ещё недавно... я и сам ловил себя на подобных мыслях. 

— Если бы только… Если бы только… Если бы только!.. Поганая связка застревает в голове, и ты просто-напросто не можешь её выбросить… Она элементарно впивается в корку головного мозга… Прокручивается раз за разом, словно кассетная плёнка.

— …

— Знаешь, мне настолько сильно иногда хочется кое-что исправить, но это не то, что в моих силах… Какая жалость, — он посмотрел на меня тоскливо и слабо улыбнулся. — Когда я вижу тебя… и вижу, как ты страдаешь, то начинаю думать, что тебя посещают похожие мысли.

И по глубине тоски в его полуопущенных глазах, скованным плечам и волнительно, тихому голосу, а также глубокой и осмысленной речи — я смог определить, что он не сострадал мне. Иными словами, Ёсимура не пытался поставить себя на моё место, нет. На самом деле... он буквально жил этими эмоциями в этот краткий миг.

Ёсимура… может ли быть так, что ты… — я мысленно осёкся. — Во всяком случае, это действительно не моё дело.

Я продолжал соблюдать тишину, держа язык на привязи. Краем взгляда я следил за переменами эмоций на его лице. 

— Прости, должно быть, я спятил и наговорил тебе бреда, хе-хе… Ещё раз прости…

На короткий миг губы Ёсимуры печально сомкнулись, и он опустил глаза, словно бы избегая моего холодного, пронзительного взора. Должно быть, он посчитал, что раз я никак не комментирую его словесный эмоциональный порыв, то его чувства для меня ничего не значат, однако это было далеко не так. Просто я элементарно цеплялся за каждую реплику Ёсимуры, дабы произвести убедительную оценку его состояния, поведения и мышления на данный момент. Именно потому, что я уважал откровение, — я слушал Ёсимуру сосредоточенно, буквально затаив дыхание, не прерывая ни на секунду его монолог.

Когда голова парня тоскливо повернулась в сторону, я нарушил молчание:

— Ёсимура, запомни кое-что, — он внимательно посмотрел на меня. — Никогда не называй бредом то, что считаешь подлинно важным для себя. Это снижает ценность сказанного тобой в глазах других людей.

— …

Он поднял брови в удивлении. 

— Именно потому, что я хочу, чтобы озвученные тобой мысли остались важными и для меня, я даю тебе этот добрый совет. Надеюсь, ты его запомнишь.

Ёсимура долго глядел на меня округлёнными глазами, после чего слабо кивнул, словно бы пребывая в потрясении, и, приятно улыбнувшись, сказал:

— Спасибо тебе, Такеши-кун.

Я ничего не проговорил в ответ, не кивнул, не жестикулировал, — лишь окинул парня сухим взором, прикрыл очи и тихо вздохнул.

— Как бы то ни было, не беспокойся, Ёсимура... в скором времени всё закончится, — заключил я.

Таким образом, я решил перевести тему.

— Ты об издевательствах?

— Угу. Через два дня эта троица покинет стены этой школы и более никому не навредит, можешь не сомневаться.

Ответно кивнув, он помолчал, после чего справедливо заметил:

— Но знаешь… меня всё же изумило то, что в числе буллеров оказалась Катагири Мику, которая числится первой в топе по успеваемости среди второкурсников. Разве не странно?

— Внешность бывает обманчивой, — коротко заверил я.

— Думаешь?

Ты и представить себе не можешь, какие могут скрываться монстры за широкой улыбкой или безэмоциональным лицом, Ёсимура...

Во время беседы, если по лицу или жестам собеседника нельзя понять, что он думает и как действительно относится к поднятой теме разговора, безэмоциональный говорящий получает преимущество: он может узнать своего собеседника, при этом сам оставаясь в тени и не открывая своих истинных мыслей по обсуждаемому вопросу. Если говорить об этом, то я безусловно обладаю преимуществом, даже когда расстроенно рассказываю о наставнице. Ведь эмоциональность безэмоционального человека обычно пугает, поскольку люди начинают причислять эмоции к коварству.

Я вспомнил свою утреннюю, едкую ухмылку. 

Да, именно так.

Иначе быть просто не может. 

Ещё некоторое время мы дружелюбно болтали на общие темы, однако, когда приблизился звонок на урок, мы разошлись, кто куда. Ёсимура был в курсе, что я пока не собираюсь присоединяться к их компании, а потому не стал настаивать на том, чтобы я согласился. За подобное зрелое, мудрое и снисходительное отношение я испытывал к нему искреннюю благодарность, которая местами заставляла меня задуматься: «Может, всё-таки присоединиться?».

«Отброс общества пытается влиться в общество, которое его же и презирает»

Ты прав, это в высшей степени иронично.

И по совместительству, это всего лишь пустая трата времени.