То было время величайшего волнения и подъема. Вся страна рвалась в бой — шла война, в груди всех и каждого горел священный огонь патриотизма; гремели барабаны, играли оркестры, палили игрушечные пистолеты, пучки ракет со свистом и треском взлетали в воздух; куда ни глянь — вдоль теряющихся вдали крыш и балконов сверкала на солнце зыбкая чаща флагов; каждый день юные добровольцы, веселые и такие красивые в своих новых мундирах, маршировали по широкому проспекту, а их отцы, матери, сестры и невесты срывающимися от счастья голосами приветствовали их на пути; каждый вечер густые толпы народа затаив дыхание внимали какому-нибудь патриоту — оратору, чья речь задевала самые сокровенные струны их души, и то и дело прерывали ее бурей аплодисментов, в то время как слезы текли у них по щекам; в церквах священники убеждали народ верой и правдой служить отечеству и так пылко и красноречиво молили бога войны ниспослать нам помощь в правом деле, что среди слушателей не нашлось бы ни одного, который не был бы растроган до слез. Это было поистине славное, удивительное время, и те немногие опрометчивые люди, которые отваживались неодобрительно отозваться о войне и усомниться в ее справедливости, тотчас получали столь суровую и гневную отповедь, что ради собственной безопасности почитали за благо убраться с глаз долой и помалкивать.
- Почему люди с такой лёгкостью готовы поверить любым слухам и наветам?
Дисциплина заключается в том, чтобы встать лицом к лицу с внутренним врагом так же, как и с внешним; ибо без критического суждения оружие ваше служит - не побоюсь этого слова - только лишь убийству.
Мы так часто поступаем, правда? Повторяем себе то и это. И надеемся, что от повторения сказанное станет правдой.
Чтобы выиграть войну, нужно узнать всех игроков. Всех. Живых, что встанут против тебя на поле брани. Мёртвых, чьи легенды превратились в разящие клинки или пламенные символы, которые воздевают над головой, точно вечно бьющееся сердце. Скрытых игроков, неодушевлённых игроков - саму землю… или море, если угодно. Леса, холмы, горы, поля и реки. Течения - видимые и невидимые.
Суть не в том, чтобы "знать своего врага". Это суждение поверхностное и примитивное. Нет, суть в том, чтобы "знать своих врагов". Огромная разница, ибо одним из твоих врагов может оказаться лицо, которое ты видишь в серебряном зеркале.
Чем больше оружие блестит, тем оно острее...
Первой жертвой побеждённых становится память об их собственных преступлениях.
Юность любит, когда эмоции бьют через край, доходят до предела, она пересыпает их пламенно-острыми специями так, что можно горло обжечь и воспламенить сердце. Юность не мчится в будущее осознанно - ты просто вдруг оказываешься там, усталый, измотанный, и гадаешь, как же здесь очутился.
Обычно, убегая от одной опасности, выскакиваешь наперерез другой.
Фанатизм - яд для души, и первой жертвой в его бесконечном списке значилось сочувствие.
Моя вера в богов такова: к моим страданиям они равнодушны.
За забывчивыми даже собственная тень ведёт охоту.
В следующей жизни ты встретишь свою духовную пару. Я уверен, что ты сможешь найти того единственного, кто станет твоей половинкой, кого ты сможешь полюбить и кто будет любить тебя. Ты будешь счастливой. «…»
Не бойся, он наверняка существует. А до тех пор защищать тебя буду я.
Почему-то история не умеет учить. Сколько бы павших империй и цивилизаций ни вошло в её нескончаемые безупречные скрижали, каждая новая верит, что уж она-то будет жить вечно, что её-то не тронут правящие природой всех вещей неукротимые силы разложения. Я лишь расставляю сети. Тираны с императорами приходят и уходят, цивилизации достигают расцвета и гибнут, но рыбаки всегда будут забрасывать сети, крестьяне пахать землю, а пастухи пасти стада. Мы - те, с кого начинаются цивилизации, а когда очередной из них приходит конец, новая опять начинается с нас.
Мы больше не молодёжь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только ещё начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну.
Фронт - это клетка, и тому, кто в неё попал, приходится, напрягая нервы, ждать, что с ним будет дальше. Мы сидим за решёткой, прутья которой - траектории снарядов; мы живём в напряжённом ожидании неведомого.
Чей-то приказ превратил эти безмолвные фигуры в наших врагов; другой приказ мог бы превратить их в наших друзей. Какие-то люди, которых никто из нас не знает, сели где-то за стол и подписали документ, и вот в течение нескольких лет мы видим нашу высшую цель в том, что род человеческий обычно клеймит презрением и за что он карает самой тяжкой карой.
Как будто мы были когда-то монетами разных стран; потом их переплавили, и теперь на них оттиснут один и тот же чекан. Чтобы отличить их друг от друга, нужно очень тщательно проверить металл, из которого они отлиты. Мы прежде всего солдаты, и лишь где-то на заднем плане в нас каким-то чудом стыдливо прячется человеческая личность.
Женщины - просто месиво противоречий, окружённое смертоносными ямами и провалами. Подходи на свой страх и риск. А лучше - держись подальше.
Я отлично знаю, почему боги не говорят с нами открыто. Пока мы не научились говорить, почему они должны слушать наш бессмысленный лепет? Пока мы не обрели лиц, как они могут встретится с нами лицом к лицу?
Любовь слишком молода, чтобы знать, что такое совесть.
Вещи сами по себе ни дурны, ни хороши — мы только мним их таковыми.
— Разве боги не справедливы?
— Конечно нет, доченька! Что бы сталось с нами, если бы они всегда были справедливы?
Моё лицо — вот моя самая надежная маска.
Никакие твари, собравшись в стадо, не производят такого отвратительного шума, как люди.
Обыкновенно думают, что самые обычные консерваторы – это старики, а новаторы – это молодые люди. Это не совсем справедливо. Самые обычные консерваторы – это молодые люди. Молодые люди, которым хочется жить, но которые не думают и не имеют времени подумать о том, как надо жить, и которые поэтому избирают себе за образец ту жизнь, которая была.
Война идёт всегда. Духом, словом и мечом: история пропитана нескончаемыми столкновениями.
Когда боишься что-нибудь увидеть или услышать, редко удается избежать встречи с тем, что внушает такой страх.
- Когда весь мир земной
Мне кажется печальным,
Хочу средь горных скал
Убежище найти,
Навеки от людей укрыться.
- Кто скажет, отчего
Люблю тебя сегодня по-иному?
Влюблённость прежних дней
Теперь ничто, поверь,
Пред этой новою любовью.
-Печален наш мир...
Где искать спасенья?
Нет горы такой,
Чтоб укрыла от горя,
О цветок дикой груши!
- Самая горшая мука для женщины, как я слышал,- это измена любимого.
- Я понял при виде её скорби, какая это великая сила - любовь, связывающая воедино родителей и детей.
- Вот видите, в наше время даже родные дети не слишком-то пекутся о своих родителях.
- Вы бедняки, вот и пресмыкаетесь перед богачом.
- Неправда! Благородный человек и в бедности сохраняет красоту своей души.
- Жизнь одинокой женщины не лишена известной приятности, но кто знает, что может случится в будущем?
-Мы, ничтожные, мои братья и я, только и думаем, как бы завести роман с какой-нибудь красоткой, а зять наш на вершине могущества и власти ведёт себя так, будто в целом мире нет другой женщины, кроме его супруги. Во дворце счёту нет красивым дамам, а он никогда не пошутит с ними, не бросит на них ни одного взгляда. Все ночи он проводит дома... Чуть освободиться от дел, тотчас же торопиться к своей жене. Вот образец верной супружеской любви!
- Научите её смотреть на вещи более здраво, ведь в жизни ещё не то бывает...
- Не может быть на свете более верной жены, чем Хетти, - ответил Непоседа, смеясь, - хотя я не ручаюсь за ее рассудительность.
— Так почему же ты все-таки не с нами?
— Именно поэтому. Если ты, выбравшись отсюда, доберешься до власти ты прикажешь меня ликвидировать. Я же тебя — нет. Вот это и есть причина.
Ненависть - сорняк чрезвычайно вредный, пускает корни во всякой почве. И питается сама собой.
Сформулируй мнение, повторяй его достаточно часто, и вот - все уже проговаривают то же самое тебе в ответ, и мнение становится убеждением, которое питается безрассудным гневом и защищается оружием страха. И тогда слова уже бесполезны, остаётся только биться до смерти.
Кровь несёт воспоминания, память времени, даже если мы того не чувствуем.
Мы, люди, не понимаем сострадания. Во всякий миг своей жизни мы предаём его. Да, мы знаем его ценность, но даже зная, мы даём ему цену, а потому бережём его, не раздаём, думаем, что его следует заслужить. Сострадание бесценно в самом истинном смысле этого слова. Его следует раздавать даром. Всем и каждому.
Нас всех столкнули в мир безумия, и нынче каждый должен вытащить себя из бездны, вырваться из этой нисходящей спирали. Из ужаса должно родиться горе, а из горя - сострадание.
Из всех орудий, которые мы обращаем против себя, вина - острейшее. Она способна придать нашему прошлому неузнаваемый облик, исказить память, которая засевает душу всеми видами одержимости.
Солдатам выдают доспехи для защиты плоти и костей, но им самим приходится ковать броню для души.
И в краткости можно найти несравненную ценность.
1..1213141516..149Дон Вито Корлеоне был человеком, к которому обращался за помощью всякий, и никому не случалось уходить от него ни с чем. Он не давал пустых обещаний, не прибегал к жалким отговоркам, что в мире-де есть силы, более могущественные, чем он, - что у него связаны руки. При этом вовсе не обязательно, чтобы он числился у вас в друзьях, неважно даже, если вам нечем было отблагодарить его за помощь. Одно лишь требовалось. Чтобы вы, вы сами объявили себя его другом. И тогда как бы ни был сир и убог проситель, дон Корлеоне относился к его невзгодам как к своим собственным. И уже не было таких преград, чтобы помешали ему поправить беду. А что за это? Дружба, почётное звание «дон» и изредка - родственно-тёплое обращение «Крёстный отец». Ну, ещё разве что какое-то скромное подношение: бутыль домашнего вина, корзина сдобных, наперченных коржей taralles, испечённых специально к его рождественскому столу, - единственно в знак почтения, никоим образом не в виде материальной компенсации. Разумеется, как того требовала простая вежливость, не обходилось без заверений, что вы - его должник и он вправе в любое время рассчитывать на ответную посильную услугу.