Онлайн чтение книги Династия Одуванчика. Книга 3. Пустующий трон The Veiled Throne
Глава 10. Зов племени

Посреди океана на пути в Укьу-Гондэ, шестой месяц первого года правления Сезона Бурь

Команда «Прогоняющей скорбь» с ликованием наблюдала через иллюминаторы и искажающие свет зеркальные трубки, как на расплывшемся во мраке силуэте города-корабля распустилось множество ярких цветов. Красные, белые, рыжие, фиолетовые – взрывы над ватерлинией сложились в полотно, напоминающее весенний цветочный луг у подножия гор Даму, а ниже ватерлинии походили на ярких медуз и морских анемонов, вальяжно шевелящих прекрасными разноцветными щупальцами.

Цветы и анемоны быстро потухли; на их месте остались лишь рваные дымящиеся дыры, в которые хлынуло безжалостное море.

Льуку побросали пращи и копья и в панике побежали прочь от камнеметов. Подставив разорванные бока холодным волнам, сгорая изнутри от пламени гаринафинов, город-корабль погибал. Тэра забралась на ют, чтобы посмотреть, как великолепное судно погружается в пучину.

– Боги на нашей стороне, – шептали моряки и солдаты, не сводя глаз с трагической сцены.

Принцесса приказала капитану Гону начать ремонт корабля.

– Поставьте мачту. Нам нужно повысить маневренность судна!

– У нас есть весла, – напомнил капитан Гон. – Разумнее будет уйти как можно дальше, пока по нам не стреляют, разве не так?

Тэра помотала головой:

– Не отходим далеко. Нужно спасти морских пехотинцев, которые остались там.

Встав с раскачивающегося пола, абордажная команда радостно заулюлюкала. Звук прибывающей снизу воды был для них словно освежающая музыка водопадов Руфидзо.

– Надо скорее подняться, – поторопил их Таквал. – Еще есть надежда спастись, прежде чем корабль потонет.

Они услышали удаляющиеся шаги преследователей. Те бросили погоню. На уме у всех воинов льуку было сейчас лишь одно: убраться как можно дальше от смертоносной воды.

Пехотинцы полезли по лестнице. Таквал шел последним. Он бросил взгляд в боковой проход и увидел, как с другой стороны два каких-то человека идут вниз.

Он остановился.

Возможно, эти двое просто заплутали в поисках выхода на поверхность, но они также вполне могли спускаться намеренно, чтобы попытаться спасти корабль.

Любопытство в душе Таквала начало борьбу с инстинктом самосохранения. Представлялось почти невозможным, чтобы два человека спасли обреченный город-корабль. С другой стороны, ничуть не легче было поверить, что немногочисленная абордажная группа окажется в силах потопить такую громадину.

В жизни многое зависит от умения пользоваться любыми возможностями, которые тебе представляются. Именно так самому Таквалу удалось выжить в чреве кита и достичь берегов Дара. Кто знает, каких божеств или чудовищ можно призвать, чтобы спасти этот корабль?

– Идите дальше! – крикнул он пехотинцам, уже добравшимся до следующей палубы. – Я хочу кое-что проверить.

– Мы с вами.

– Нет. Вам нужно подняться и найти способ покинуть корабль, – ответил Таквал. – Захватите шлюпку или коракль. Я догоню вас, как только смогу. Это приказ.

Принц сомневался, что пехотинцы послушаются его, как послушались бы Тэру. Он ведь не был дара. Но солдаты удивили его.

– Будет исполнено! Мы вас дождемся! Хорошей охоты! Берегите себя!

Спускаясь вслед за двумя незнакомцами, Таквал впервые почувствовал себя настоящим пэкьу-тааса агонов.

Тан Наку истерично скакал по верхней палубе, требуя, чтобы наро-вотаны немедленно уничтожили волшебный корабль дара. Когда раздались взрывы, его сбило с ног; он ударился головой о твердое дерево и лишился чувств.

– Очнитесь же! Очнитесь!

Он пришел в сознание и увидел перед собой лицо наро-вотана, покрытое запекшейся кровью и сажей.

– Вотан, мы тонем! Забирайтесь в шлюпку!

Наку с трудом сел. Палуба стояла под углом, но он не понимал, действительно ли она накренилась или у него просто кружилась голова.

– В шлюпку?! – В голове Наку стучало, и все звуки казались ему тихими. Он сам не понимал, что кричит. – Какой в этом прок, если с одной стороны у нас Стена Бурь, а с другой – бескрайнее море? Заделайте течь! Заколотите пробоины! Ну, чего стоите?

– Мы не можем попасть в трюм, – с досадой ответил наро-вотан. – Гаринафины почти полностью спалили проходы на нижние палубы, а враги убивают всех, кто осмеливается спуститься там, где еще можно. С ними больше сотни взбунтовавшихся рабов!

Корабль снова покачнулся, и стало ясно, что палуба постепенно приближается к уровню моря. Паруса бесполезно трепыхались, такелаж пришел в беспорядок. «Бескрайний простор» больше не шел по ветру, а бесцельно дрейфовал по течению. Воины высыпали из открытых люков, словно перепуганные крысы, и бежали к спасательным шлюпкам и кораклям. Наро и кулеки снова принялись драться, отвешивая друг другу тумаки, кусаясь и переругиваясь за право попасть в оставшиеся утлые лодчонки из кожи и кости, которые унесли бы их подальше от погружающегося в пучину плавучего острова.

От ужаса и ярости тан Наку засверкал глазами. Но когда он внимательнее осмотрел царящий на палубе хаос, животная паника отступила. Невероятная череда неудач преобразила его. Когда твои худшие кошмары воплощаются в жизнь, бояться уже больше нечего.

Опираясь на верного наро-вотана, он приподнялся, схватил свой сделанный из кости гаринафина горн, по сигналу которого крылатые звери поднимались в воздух, а воины бросались в бой, и изо всех сил дунул.

Протяжный, леденящий кровь гудок заставил всех замереть. Наро и кулеки прекратили мутузить друг друга и ошеломленно уставились на своего полузабытого тана.

– Вотан-ру-тааса, вота-са-тааса, – произнес тан Наку. – Этого мига мы все ждали. Коварные варвары-дара обманом затуманили нам разум, проникли на наш корабль и посеяли раздор в наших рядах. Но они также принесли нам цепи, в которые мы их закуем. «Бескрайний простор», за последние годы ставший нам домом, тонет. Однако по правому борту от нас вражеский корабль. Взгляните, и вы поймете, что он отличается от прочих их кораблей. Он выкрашен в другой цвет, у него более широкий бимс. Это флагман дара: на нем находится вожак этого овечьего стада. Если мы захватим это судно, остальные тоже сдадутся, чтобы сохранить жизни заложников. Только представьте, сколько еды и питья мы добудем в их трюмах! На родине нас встретят как героев! Благодаря этой победе пэкьу-тааса Кудьу не станет так сильно горевать по нашим безвременно ушедшим товарищам. Обману и колдовству не сломить дух льуку! Мы одолели презренных агонов, захватили суда варваров. Пусть наша битва с этим новым кораблем станет войной в миниатюре; мы заберем его в качестве трофея в знак неминуемой победы великого народа льуку. Пэкьу Тенрьо смотрит на нас. Так пусть же он гордится нами!

Речь вышла довольно корявой, но воодушевляющей. Воины на палубе осознали, что тан Наку прав. Чем болтаться по волнам в шлюпках и не предназначенных для плавания по морю кораклях, лучше попытаться захватить судно дара, державшееся прямо позади города-корабля. Со сломанными мачтами и разбитым полубаком оно представлялось легкой добычей, вряд ли экипаж будет способен оказать сопротивление.

В рядах воинов льуку вновь воцарилось некое подобие порядка. Пока они готовили шлюпки и коракли к штурму вражеского судна, несколько бдительных наро заметили нечто любопытное. Вскоре по палубе прокатился взволнованный шепот.

– Мы больше не тонем!

– Город-корабль выживет!

– Диаса с нами! Ясноокая Палица-Дева спасла корабль!

– Мы вновь повели себя как волки, и пэкьу Тенрьо пришел на помощь!

И в самом деле, город-корабль восстановил равновесие.

Несколько отважных льуку смогли проскользнуть мимо убийц-дара и не сгореть в пламени. Они нашли проход в темные недра «Бескрайнего простора» и вернулись доложить, что вода, затопившая нижние палубы, больше не прибывает. Более того, когда верхняя палуба сблизилась с водой, стало легче спускать коракли и шлюпки, на которых предстояло атаковать корабль дара.

Словно шайка кровожадных пиратов, льуку вознесли хвалу богам Укьу и принялись грести к беспомощному судну дара, чтобы захватить ненавистных варваров, которые принесли им столько горя.

– Они перестали тонуть, – заметил адмирал Росо, наблюдавший за городом-кораблем в зеркальную трубку, пока остальная команда ликовала.

– Почему? – насторожилась Тэра. Упустить в последний момент победу, которая уже, считай, была у них в кармане, гораздо хуже, чем сразу потерпеть поражение. – Как им удалось так быстро заделать столько пробоин?

– Не думаю, что причина в этом, – ответил адмирал. – Полагаю, все дело в конструкции городов-кораблей. Судостроители императора Мапидэрэ считались лучшими в Дара, и император не жалел средств на подготовку флотилии, отправившейся на поиски бессмертных. Помните, я рассказывал, что палубы состоят из множества водонепроницаемых отсеков с прочными переборками, благодаря чему одна пробоина не станет роковой?

– Почему же мы этого не учли?

– Учли! Наш план подразумевал, что абордажная команда рассредоточится и установит бомбы по всей длине корабля.

– Но нам не хватило времени, – с сожалением закончила за адмирала командор Типо То.

– Похоже, что большинство взрывов произошли в одном или двух отсеках, – добавил Росо. – Корабль набрал воды, но отсеки, куда вода не проникла, держат его на плаву.

Тэра беспомощно посмотрела на звезды сквозь открытый люк. Получается, что их перехитрили свои же соотечественники, кораблестроители из прошлого. Неужели боги в самом деле благоволили жестоким варварам?

Однако времени горевать не было.

– Они отправили лодки на абордаж, – сообщила командор То. – Ваше высочество, прошу вас, закройтесь в каюте. Мы будем сражаться за каждый уголок этого судна. Не сомневайтесь, все моряки и солдаты выполнят свой долг. Никто не намерен сдаваться.

– Я подготовлю «Прогоняющую скорбь» к затоплению, – добавил капитан Гон. – Враги хотят захватить нас в качестве трофея, но не получат ничего, даже рисового зернышка.

– Попробую найти способ просигналить остальным кораблям, чтобы они продолжали отступление, – проговорил адмирал Росо. – По крайней мере, нам удалось достаточно повредить город-корабль, чтобы он не догнал флотилию.

Тэра закрыла глаза. Неужели это конец? Неужели ей, как и отцу на острове Руи, придется приказать всем прекратить сопротивление, чтобы выжить? Или, может, последовать примеру матери, которая в битве в заливе Затин решила красиво встретить смерть, обставив ее, словно в театре? Как обидно, что они придумали хитрый план, принесли столько жертв, а в результате все обернулось пшиком и теперь им осталось лишь отдать себя в рабство или погибнуть?

«Хватит жить в тени родителей. Их битвы остались в прошлом, а моя собственная идет прямо сейчас», – сказала себе Тэра.

– Капитан Гон, доложите о ходе ремонтных работ, – попросила она.

– Течь в полубаке почти заделали. А вот мачту не починить. Можем посадить гребцов, но они будут уязвимы…

– Я не собираюсь бежать. Погружение возможно?

Удивленный подобным вопросом, капитан Гон немного подумал и ответил:

– Да, но лишь на небольшую глубину и ненадолго. Чтобы не затонуть, придется постоянно откачивать воду.

– Тогда погружайтесь! – скомандовала Тэра. – Оставайтесь на такой глубине, чтобы функционировали дыхательные трубки, но не выпускайте их, пока не останется иного выхода.

– Однако так мы времени не выиграем, – возразил моряк. – Лодки и коракли льуку окружат нас, и деваться будет некуда!

Тэра посмотрела мимо капитана на Сами Фитадапу:

– Есть у меня одна мысль. Попробуем еще кое-что.

– Стоять! – крикнул Таквал в темный проход.

Он потушил факел и прятался в тени, чтобы лучше видеть двоих льуку, которые держали свои факелы высоко над головами. Оба остановились у лестницы, ведущей в трюм корабля.

Принц мог бы просто подкрасться и размозжить им головы боевой палицей. Но в сердце его проснулось желание вновь услышать знакомый степной говор, и Таквал решил, что дарует этим двоим почетную смерть – лицом к лицу с врагом, с оружием в руках.

– Опять ты! – выпалил Тооф, увидев, что навстречу ему из сумрака вышел уже знакомый долговязый агон. Он хотел было поднять лопату, но сделать это одной рукой оказалось непросто.

– Видно, Дева Ветра пожелала, чтобы мы снова встретились, – произнес Таквал. – К несчастью, это наша последняя встреча. Кто-то из нас не уйдет отсюда живым.

– Нас двое, а ты один, – заметила Радия, перекладывая в правую руку костяную палицу:

– Чем больше народу, тем интереснее, – парировал Таквал.

Но Тооф вдруг опустил лопату:

– Зачем нам драться? Ты один, да и мы никому не сказали, что идем сюда.

Он что-то торопливо шепнул Радии, и та, немного помешкав, тоже опустила оружие.

– На что ты намекаешь? – спросил Таквал, подозрительно щурясь.

Из вертикального проема неподалеку раздался протяжный болезненный стон, в котором сквозили одиночество, страх и отчаяние.

– Это Тана, мы растили ее с младенчества, – объяснил Тооф.

– Она сирота, – добавила Радия. – Ее родители погибли в бою, и другие гаринафины отказались принимать малышку. Мы тайком таскали молоко, предназначенное для кьоффира, и кормили ее.

Таквал обомлел. Крупные племена держали небольшие стада гаринафинов – для размножения и в качестве личных ездовых животных танов и старших наро-вотанов. Однако большинство этих зверей принадлежало пэкьу Тенрьо, их выращивали для участия в сражениях. У льуку (и у агонов, когда те еще властвовали над степями) было принято убивать гаринафинов-сирот, которых не принимали новые семьи. Считалось, что сговорчивость боевого гаринафина можно обеспечить, лишь держа в заложниках его родню. Поэтому поступок Тоофа и Радии можно было приравнять к измене.

– Но почему вы так поступили?

– Мне не давало покоя то, что сделали с Кидией, – ответила Радия. Кидия была личным гаринафином пэкьу Тенрьо, сиротой, которая помогла ему в юности сбежать из плена агонов. Позднее Тенрьо убил Кидию, дабы продемонстрировать, что для достижения высшей цели – объединения всех племен льуку – готов пожертвовать даже своими близкими. – Мы спасли Тану, чтобы хоть как-то загладить перед богами грехи пэкьу, – закончила женщина.

– А мне вообще не нравится, что гаринафинов муштруют, – добавил Тооф. – Эти звери способны чувствовать, как мы с тобой. Неправильно относиться к ним словно к неодушевленным арукуро токуа.

Таквал не нашелся с ответом. «Муштру», о которой говорил Тооф, ввел еще пэкьу Нобо Арагоз, достопочтенный дед Таквала. Это он первым начал пренебрегать особой связью между гаринафином и наездником, заменив ее кабальной системой, построенной на угрозах и наказаниях. За непослушание боевых гаринафинов карались их престарелые или юные родственники. Однако благодаря такому подходу агонам удалось одолеть льуку. Ну а пэкьу Тенрьо попросту перенял идеи врагов и развил их. Таквал толком не знал, как ему следует относиться к методам деда: он ведь и сам, находясь в рабстве, несколько лет ухаживал за гаринафинами.

Из шахты снова донесся болезненный стон.

– Тане страшно. Она не может выбраться, – сказала Радия. – Мы должны ей помочь. Кроме нас, у нее никого нет. Может, отложим драку… до тех пор, пока не найдем ее?

Таквал понимал, что должен испытывать к этой парочке ненависть. Но, услышав их историю, почувствовал, что должен напоследок помочь им. Иначе было бы неправильно.

– Идемте, – кивнул он, – пока ваша Тана не провалилась в самую глубь и не утонула.

Судно дара постепенно погружалось под воду, будто раненый кит, не способный удержаться на волнах. Преследователи-льуку в кораблях и шлюпках рассы́пались в проклятиях и быстрее заработали веслами, но дозорные с города-корабля убеждали их, что варвары никуда не денутся.

Корабль дара не скрылся из виду, он завис поблизости от поверхности воды.

Вдалеке флотилия Дара, очевидно, поняла, что их атака провалилась. Освещенная ширма провисла, актеры театра теней исчезли. Вместо того чтобы воспользоваться задержкой города-корабля, суда дара зарифили паруса и шли по течению, не зная, что делать, когда их флагман оказался в беде.

– Смо́трите, да? – довольно пробормотал тан Наку на борту «Бескрайнего простора». – Вот и славно. Строптивого барана нужно резать на глазах у всего стада. Не волнуйтесь; когда мы разделаем этого на мясо, и до вас тоже очередь дойдет.

Разношерстная флотилия маленьких судов собралась вокруг погрузившегося корабля дара, как ялики китобоев. Море озарилось светом факелов и ламп. Большинство льуку жили не на побережье и не обладали соответствующим опытом. Они не знали, что нужно делать, когда добыче некуда деваться – не станешь ведь брать на абордаж погрузившийся под воду корабль?

Одни предлагали закинуть веревки с крюками и сети, чтобы не дать кораблю уйти; другие советовали пробить длинными копьями стеклянные иллюминаторы, чтобы заставить врагов всплыть, избегая затопления.

Споры и болтовня резко прекратились, когда из подводного судна вдруг полилась странная музыка. Одновременно траурная и бравурная, она резонировала в воде, напоминая нечеловеческое пение. Поверх вибрирующих низких нот раздавались мелодичные свистки и трепетные трели, звучал выразительный, скорбный напев на никому не понятном языке.

Тонкие корпуса кораклей и шлюпок завибрировали в единстве с этой неземной музыкой. Само море, казалось, задрожало, когда звук достиг его темных глубин, опустился на многие мили под световым куполом из горящих факелов льуку.

Вдруг тьму пронзил яркий свет из поперечных окон корабля дара. Он унесся далеко в океан, будто луч миниатюрного солнца. Этот луч перемещался из стороны в сторону, задерживаясь то на коракле, то на шлюпке, мерцал и продолжал движение, словно бы устраивал какое-то гипнотическое представление.

– Это еще что такое?

– Опять колдовство?

– Откуда исходит этот звук?

– Какая красота!

– Вы только посмотрите на это сияние! Как будто Око Кудьуфин качается на волнах.

Льуку на «Бескрайнем просторе» и во всей флотилии кораклей не знали, как реагировать, и лишь благоговейно перешептывались. Возвышенная музыка наполняла весь океан, пробуждая неземные чувства. Льуку не понимали, что задумали дара, и беспокоились, но в то же время ощущали себя свидетелями некоего чуда.

Внутри «Прогоняющей скорбь» группа инженеров под руководством принцессы Тэры раздувала мехи, которыми обычно закачивали воздух в балластные цистерны. Теперь они были присоединены к комплекту трубок, по которым сжатый воздух поступал в бамбуковые стебли, заставляя те вибрировать, как мундштуки духовых инструментов, и издавать низкий, гармонически сложный гул. Эти бамбуковые мундштуки соединялись с большим чугунным котлом, в котором прежде готовили пищу для команды. Теперь котел выполнял роль резонатора.

Вокруг котла по параболе были расставлены зеркала и гладкие доски, снятые со стен капитанской каюты. Они перенаправляли басовую партию на нос корабля, откуда звук распространялся в море.

Сами Фитадапу утерла пот со лба, отдышалась и дунула в бронзовую трубу. Шевеля губами и зажимая кнопки, Сами фактически пела вместе с трубой. Мелодия, усиленная другим резонатором, наспех сделанным из умывальника, соединялась с басовой партией и тоже уносилась в океан.

На корме, в капитанской каюте, капитан Гон руководил другой группой матросов. Те с помощью громадной параболической тарелки, склеенной из маленьких личных зеркал членов экипажа, направляли луч света от нескольких составленных вместе масляных ламп. Поворачивая и наклоняя тарелку, они перемещали луч, заставляя его злобным оком глядеть из поперечных окон то на одну, то на другую лодку льуку.

– Ослепите ублюдков, – прошептал капитан Гон. – Светите им прямо в глаза.

Устройство, а также способ извлечения звуков и передачи музыки в море были основаны на познаниях Сами относительно анатомии китов и их пения. Принцесса Тэра, будучи талантливым музыкантом, помогла найти способ подручными средствами воспроизвести то, что китам было даровано природой. Тэра была не новичком в акустической инженерии; во время войны с повстанцами Туноа ее заинтриговал эксперимент с пластинами моафьи, и с тех пор она экспериментировала над собственными звуковыми системами.

Из-за нехватки времени их устройство вышло грубым, собранным наугад. Тэра и Сами пользовались любой свободной минутой, чтобы проработать в мыслях план этого эксперимента. Идея давно занимала их обеих, но девушки и предположить не могли, что обстоятельства заставят их применить ее на практике.

«По правде говоря, я обдумывала несколько планов, и этот самый простой из них. Но, если хотите, я могу озвучить действительно новаторскую идею…»

«В другой раз, Сами, – перебила ее Тэра. – Давайте сперва обсудим этот план».

После военного совета Тэра проявила интерес к новаторской идее Сами, и та буквально захватила воображение принцессы.

С тех пор она размышляла, как воплотить ее в жизнь.

Покойный император Рагин как-то рассказывал дочери о своей беседе с Луаном Цзиаджи, великим мудрецом, который одним из первых поверил в идею Куни Гару о новом Дара. Луан и Куни тогда находились в Пане и готовились штурмовать дворец императора Эриши после смелой и неожиданной атаки с воздуха. Луан предлагал остаться на воздушных кораблях с ротой солдат, на случай, если штурм провалится.

«Ты всегда думаешь о худшем, даже когда успех совсем близок?» – спросил Куни.

«Да, и это вполне разумно».

«Благоразумие не всегда достоинство, – возразил Куни. – В молодости я уделял много времени азартным играм и могу с уверенностью сказать, что Тацзу веселее Луто. Когда делаешь ставку, получаешь гораздо больше удовольствия, если ничего не придерживаешь».

С тех пор Тэра постоянно обдумывала этот урок. В чем тут заключалась мораль? Действительно ли отец не считал благоразумие добродетелью? Он верил, что в определенных обстоятельствах нужно положиться на удачу и надеяться, что вселенная вознаградит за это тебя и тех, кто следует за тобой?

Но Тэра была другим человеком и видела здесь иной смысл. Планы не всегда работают так, как мы хотим, и поэтому важно порой проявлять благоразумие. Однако, когда имеешь дело с капризами богов, лучше не прятаться за ложным ощущением безопасности, а смело бросаться вперед.

Применять новаторские идеи хорошо и полезно, но иногда нужно быть готовым совершить нечто совсем уж безумное.

В начале своей жизни купологоловые киты окружены матерями, тетушками, бабушками, сестрами и братьями. Слушая песни и мифы своей древней цивилизации, которая существовала еще до появления человека, они учатся пению и обычаям открытых морей.

Они плавают в океане стадами по сто особей, погружаются в темные глубины, чтобы ловить гигантских кальмаров со множеством щупалец и вкусных осьминогов. Там, в чернильной мгле, освещенной лишь холодным сиянием подводных существ, коим неведом солнечный свет, киты и их добыча сходятся в противостоянии, которое может посоперничать с легендарной битвой Маты Цзинду и Мокри Дзати. Там зубастые челюсти бьются о кинжалоподобные клювы, медно-голубая кровь головоногих смешивается с ярко-алой жизненной влагой, струящейся по жилам китообразных; там присоски находят места, не обросшие броней из морских желудей, и вырывают у противников куски плоти.

Извечная борьба, облеченная в один затаенный вдох.

Становясь старше, самки продолжают традицию своего племени, в песнях передавая молодым китам знания и верования предков. Самцы, напротив, покидают стадо, чтобы скитаться по морям. Одиночество и воспоминания о доме – вот единственные спутники этих бесприютных охотников. Лишь время от времени, когда их охватывает желание спариваться, они возвращаются к цивилизации и поют серенады самкам.

Киты хорошо знакомы с лодками и кораблями и стараются обходить подальше эти неодушевленные создания. Но в последние годы некоторые суда стали опасны; они убивают матерей и тетушек, оскверняя их тела. С долговязыми обитателями кораблей, этими варварами-полуосьминогами, невозможно договориться. Их копья острее рога крубена, а лебедки сильнее хвоста любого самца, но даже годовалому китенку больше известно о нравственности, чем этим существам.

Поэтому, когда незнакомый, наполовину подводный кораблик по соседству с гигантским кораблем-островом вдруг запел на китовом языке, матриарх ближайшей стаи насторожилась. Песня звучала со странным акцентом, была местами нечленораздельной и некрасивой. Но по ней тем не менее можно было составить грубое представление о разуме этих незнакомых, дышащих воздухом прилипал, почувствовать не только их интеллект, но и эмоции.

На памяти стаи ничего подобного не случалось, и матриарх не знала, как поступить. Киты не вмешиваются в дела кораблей, как странствующие черепахи не вмешиваются в дела креветок, обитающих на коралловых рифах. Однако песня корабля-кита звучала все громче, настойчивее, и в ее трелях матриарх слышала смерть и страдание, ужас и величие. Извечную борьбу. Корабль погибал, но непокорные души на его борту отказывались повиноваться судьбе.

Когда матриарх приблизилась, чтобы лучше разглядеть этот странный корабль-кит, ее древним глазам открылось зрелище, которое убедило мудрую самку вмешаться. С корабля-острова отплыли десятки крошечных лодок, окружив корабль-кит. Тот едва погрузился под воду и был неподвижен, как выброшенный на берег самец.

Матриарху была знакома эта сцена: она знала, что будет дальше. На носы маленьких лодок поднимутся гарпунеры и метнут в корабль-кит свои смертоносные колючки. Так погибло множество членов стаи; их ощипанные и обглоданные останки медленно погрузились в морскую бездну.

Луч света протянулся от корабля-кита к окружившим его лодкам, указывая на опасность. Для матриарха этот луч служил как предупреждением, так и обвинением: «Готова ли ты совершить правое дело?»

В природе китов не вмешиваться в непостижимые их разуму дела. Но сейчас матриарх переживала непривычные глубокие эмоции: она испытывала предчувствие чего-то печального, мучительного, горького.

Нужно было что-нибудь сделать.

«Сестры и дочери, племянницы и внучки, услышьте мою песнь…»

– Киты! Киты! – закричали впередсмотрящие на «Бескрайнем просторе».

В бледном свете луны над океаном поднялись характерные фонтанчики, окатив экипажи кораклей, выстроившихся на периферии кольца.

Киты были обычным явлением в мощном океаническом течении, которое принесло города-корабли льуку в Дара. Большинство матросов «Бескрайнего простора» родились не на побережье, однако и они давно уже привыкли к этим огромным, но ласковым и безобидным существам. Обычно киты не подходили так близко к лодкам льуку, но, вглядываясь в водную гладь, чтобы рассмотреть нежданных гостей, никто из моряков не чувствовал страха.

Океан вздыбился, когда первый кит вынырнул из воды прямо под скоплением лодок. Сломанные доски и разбитые весла взлетели в воздух вместе с истошно вопящими воинами льуку. Громадный кит описал широкую дугу и рухнул на шлюпку, разломив ее пополам.

Второй кит ворвался с противоположного края флотилии, потопив и расколотив несколько кораклей.

Киты выпрыгивали один за другим.

Странная музыка продолжала литься из подводного корабля дара, но теперь ей вторили новые голоса: одни низкие, другие пронзительные, третьи напоминали переливчатый цокот деревянных трещоток в подводной пещере, четвертые звучали как долгие свистки пастухов где-то в горной долине.

Луч света из подводного корабля указывал наверх, словно бы клинком рассекая морскую тьму, останавливаясь то на одном, то на другом скоплении лодок. И туда, куда указывал луч, сразу же врывался кит, круша шлюпки, ломая коракли, калеча людей. Крики перепуганных льуку заполонили все вокруг. Выжившие отчаянно гребли назад, к городу-кораблю.

Таквал, Тооф и Радия очутились по пояс в воде. Факел освещал сломанные переборки и дыры в полу. Самка гаринафина промчалась здесь как ураган, не обращая внимания на то, что коридор был ей явно не по размеру.

Последний стон донесся с этой палубы, но откуда-то издалека. Они пробирались сквозь холодную воду, руками и палицами отталкивая с пути обломки.

– Должен сказать, – произнес Тооф, – что вы с вашими приятелями-дара здорово придумали выпустить гаринафина.

– Эта похвала не по адресу, – криво улыбнулся Таквал. – Ничего такого мы не задумывали, просто хотели разложить бомбы. Для нас это оказалось точно такой же неожиданностью.

– Нет, ты только послушай этого парня, – пробормотала Радия, качая головой, и добавила, подражая интонации Таквала: – «Мы просто хотели незаметно вас всех взорвать». Говоришь как типичный варвар-дара.

– Значит, Тана сорвалась, чтобы предупредить нас, – заключил Тооф.

Таквал рассмеялся:

– Ну ты и фантазер. Придет же такое в голову!

– Ты просто не знаешь Тану, – парировал Тооф.

Палуба под ногами накренилась вперед, и вода подступила к груди.

– Что это за звуки? – насторожилась Радия.

Все остановились и прислушались к разнесшейся по кораблю китовой песне.

– Как будто кто-то воет на луну.

– Скорее уж, в горн дует.

– Скорее, ревет и при этом сопливым носом шмыгает.

Что-то большое и тяжелое плюхнулось в воду в нескольких десятках футов впереди и обдало всех троих тучей брызг. Раздался страшный болезненный рев. Факел Радии погас.

– Тана! – крикнул Тооф, бросаясь вперед с высоко поднятым факелом.

Тана лежала в воде, наполовину погрузив голову. На месте левого глаза кратером зияла ужасная рана, сочащаяся кровью и гноем.

– Бедняжка! – дрожащим голосом воскликнула Радия. – Что с тобой случилось?

Тооф и Радия с большим трудом, крайне медленно проковыляли сквозь воду к гигантскому зверю.

– Дай-ка я осмотрю твое… личико, – сказал Тооф. – Жаль, тольусы нет, чтобы боль унять.

Тана зарычала и подняла голову. Ледяная морская вода водопадом хлынула с ее рогов. Самка гаринафина повернулась и посмотрела на приближающихся людей уцелевшим глазом без зрачка. Она их не узнала.

– Стойте! – крикнул Таквал. – Не подходите к ней!

Но было уже поздно. Обезумевший зверь мотнул головой, клацнул зубами и бросился вперед.

Люди дружно нырнули под воду, и последний факел погас.

Под водой Таквал жестами указал своим спутникам направление, и вся троица поплыла прочь от разъяренного гаринафина.

Сами Фитадапу несколько лет собирала и расшифровывала песни китов. Она продвинулась настолько, что даже составила на слух нотную грамоту, с помощью которой записывала их. Когда принцесса спросила у Сами, какие еще есть альтернативы плану «Морской желудь», та предложила спеть китам, которые постоянно появлялись в зоне видимости флотилии.

– Китобои рассказывают, что стаи купологоловых китов организованно атакуют их суда, – пояснила Сами.

– Думаешь, этому можно верить?

– Ну да, насколько вообще можно верить россказням пьяных матросов в кабаках в перерыве между плаваниями. – Сами развела руками. – В вине и пиве, как известно, кроется не только истина, но и многое другое.

Полагаться на эту идею в качестве основного плана было рискованно – от этого зависела судьба всей флотилии. Но принцесса решила взять ее на вооружение про запас, оставив на самый крайний случай, если вдруг все пойдет прахом и останется лишь молиться Тацзу. В конце концов, по народному календарю дара на дворе был год Кита, а значит, киты должны были приносить удачу!

Пока лодки льуку ретировались обратно к городу-кораблю, оставив за собой обломки, трупы и умирающих, команда «Прогоняющей скорбь» даже не выказала особой радости – настолько люди были ошеломлены тем, что натворили киты. Да и времени ликовать не было. Все матросы бросились устранять усилившуюся течь. От спертого воздуха становилось все труднее дышать.

– Мы больше не мо… – с мрачным видом обратился к принцессе капитан Гон.

– Вижу, – перебила его Тэра. – Поднимаемся!

Засвистели мехи; все свободные матросы принялись закачивать воздух в балластные цистерны. Но корабль не поднимался, а продолжал медленно тонуть. Еще чуть-чуть, и под водой окажутся даже дыхательные трубки, и тогда «Прогоняющая скорбь» навсегда погрузится в водную могилу.

– Ничего не могу поделать, – повесив голову, сообщил капитан Гон. – Судно набрало слишком много воды.

– Это не ваша вина, – ответила Тэра и, повернувшись, грустно улыбнулась Сами. – По крайней мере, мы попытались.

Сами жестом попросила принцессу замолчать. Ее брови задумчиво нахмурились. Вдруг она бросилась к трубе.

– Что ты собралась делать? – окликнула девушку Тэра.

– Я вспомнила кое-что из своего доклада на Дворцовой экзаменации! – на ходу ответила Сами.

Офицеры растерянно переглянулись, но принцесса вдруг вытаращила глаза, сообразив, в чем дело, и рассмеялась.

– Продолжаем дуть в мехи, – приказала она капитану Гону.

По морю снова разнеслась искусственная песня китов, исполненная на трубе и стеблях бамбука.

– Хотите созвать китов для решающей атаки на лодки льуку? – спросил адмирал Росо с воинственной улыбкой. – Вы достойная наследница своих родителей. Мы погибнем, сражаясь.

– Не стоит говорить о смерти, если остается хотя бы слабая надежда на спасение, – помотала головой Тэра.

Песня Сами продолжала звучать, и некоторые киты развернулись в направлении «Прогоняющей скорбь». Команда напряглась, но киты не напали на корабль, а осторожно обступили его и принялись толкать.

Судно перестало тонуть. Последовало несколько новых толчков, и моряки затаили дыхание.

«Прогоняющая скорбь» начала медленно подниматься.

– Таким образом киты помогают раненым или несмышленым детенышам, – объяснила Сами после того, как вынула изо рта мундштук и перевела дух. – «Прогоняющая скорбь» крупновата, но я убедила их, что мы – просто хорошо откормленный китенок.

Недаром Сами представила на Дворцовой экзаменации доклад об акушерстве среди китов. Тот самый, что привлек внимание Тэры во время вторжения льуку, когда принцесса искала талантливых ученых для наблюдений за гаринафинами.

– Опасность еще не миновала, – предупредил их капитан Гон. – Когда льуку вернутся на город-корабль, то наверняка решат потопить нас, раз уж не вышло захватить.

Сами снова поднесла к губам трубу и задула сильнее прежнего.

Сбежавшие воины льуку карабкались по канатным лестницам обратно на город-корабль. Одни поспешили к камнеметам, а другие принялись кидать копья и топоры во всплывающих китов. Тан Наку был настолько ошарашен непредвиденным развитием событий, что не мог ни организовать бойцов, ни произнести новую воодушевляющую речь.

Пока на городе-корабле царили сумятица и хаос, восемь оставшихся пехотинцев-дара пробились на верхнюю палубу. Там они нашли всеми забытый коракль. Спустив его на воду, они могли сбежать с корабля.

– Но он больше не тонет…

– Мы ничего не можем поделать…

– Может, спуститься обратно и разбить…

– А где Таквал?

– Как же быть?..

Обсуждение стоило им драгоценного времени. Оставшиеся без руководства воины льуку наконец заметили у планшира незнакомцев и, словно рой назойливых мух, с леденящими кровь воплями облепили их.

– Садитесь скорее в коракль! – велела одна из пехотинцев товарищам. – А я дождусь Таквала!

– Бежать нельзя! – возразил другой пехотинец. – Если мы не дождемся принца, то как потом будем смотреть в глаза товарищам?

Моряки понимали, что Таквал, скорее всего, погиб, но ни один из них не бросился к кораклю. Поставив лодку как баррикаду, они отбивались из-за нее от настойчивых льуку.

Все пехотинцы были люди неграмотные, и никто не мог поднять боевой дух товарищей цитатой из мудрецов ано. Вместо этого они скандировали: «В моем сердце никогда не было сомнений!» По свидетельствам очевидцев, именно эти слова произнес перед смертью легендарный Мата Цзинду, Гегемон Дара, почитаемый полубогом всеми солдатами.

Кровь заливала их доспехи и лица, орошала доски под ногами.

Тридцать шесть воинов льуку были мертвы, прежде чем пал последний пехотинец-дара.

Матриарх удовлетворенно осматривала море: повсюду перевернутые лодки и тонущие люди, остатки лодок стремительно удаляются.

Она приказала стаду спасти корабль-кит и удерживать его на плаву, как детеныша, еще не научившегося правильно дышать. Но корабль-кит не щебетал с облегчением; вместо этого он запел еще громче, а его обвиняющий луч остановился на гигантском корабле.

Матриарх мешкала. Одно дело потопить несколько лодчонок, а совсем другое – атаковать корабль, который превосходил китов размерами настолько, насколько сами они превосходили рыб-прилипал. Инстинкт подсказывал, что нужно уводить стадо подальше, в надежде никогда больше не увидеть этот плавучий деревянный остров смерти.

Но корабль-кит призывал настойчиво, подгонял и торопил: «Убейте его. Убейте его. Убейте его».

По городу-кораблю сновали крошечные фигурки, налаживая свои смертоносные орудия. Раненому кораблю-киту не спастись, если его бросят.

Матриарх вспомнила о крубенах, громадных чешуйчатых китах, которые правили морями. Была какая-то история о состязании двух великих крубенов. В ней, кажется, говорилось о том, что начатое важно доводить до конца и поверженного противника непременно следует добить.

Она как будто вновь очутилась в непроглядной бездне, окруженная щупальцами беспощадных врагов. Чтобы выпутаться, нужно было решительно рубить. Ее кровь закипела древней яростью, которую матриарх не чувствовала вот уже много лет.

Она исполнила длинную затейливую песню, ветхую эпическую балладу о героизме и отваге, о стремлении защищать свое племя, даже когда племя – это лишь мифическое смутное воспоминание. Песню подхватили ее дочери, внучки и даже недавно родившиеся правнучки.

В далекой тьме воинственные голоса предков услышал одинокий охотник-самец.

Словно брошенный над степью рукой пэкьу Тенрьо топор Лангиабото, самец помчался к кораблю, островом маячившему на горизонте. Размером этот самец был вдвое больше матриарха. Он один раз обогнул корабль, высматривая уязвимое место. Топоры, палицы, обломки балок сыпались на голову кита, но отскакивали от его поросшей морскими желудями кожи, не причиняя вреда. Огромный самец ничего не боялся. Он пережил бесчисленные встречи с китобоями и мог доказать это своими шрамами. Будучи загарпуненным, он не убегал, а мчался прямиком на шлюпки, заставляя китобоев обрубать канаты. От коварных гигантских кальмаров, что порой пытались утащить его в бездну, он спасался, перекусывая их щупальца. Из его тела до сих пор торчали несколько гарпунов – военных трофеев, кожа вокруг которых зажила и стала лишь крепче прежнего.

Матриарх попросила этого кита пойти на войну, сразиться за свое племя. Он с интересом откликнулся на ее призыв. Никогда еще ему не приходило в голову напасть не на шлюпки, а на само китобойное судно. Но почему бы и нет?

Камни сыпались с корабля, вздымая вокруг кита фонтаны воды. Огромный самец с ловкостью избегал их, но атака укрепила его решимость. Он нырнул.

На городе-корабле, кажется, сообразили: что-то не так. На мачтах взметнулись паруса, и судно двинулось вперед, спасаясь бегством.

Этого-то и хотел кит-самец. Он не был уверен, что даже на полной скорости пробьет плотную обшивку судна. Но когда корабль сдвинулся с места, все изменилось.

Самцы китов порой дрались друг с другом, и он по собственному опыту знал, что сила удара возрастает, если оба противника находятся в движении.

Кит обогнал корабль, развернулся и нацелился прямо на нос. Его крепкая круглая голова, наполненная жиром, стремительно рассекала волны.

Таквал, Тооф и Радия бежали прочь от того места, где нашли Тану. Они карабкались, плыли, прыгали, постоянно лишь на несколько шагов опережая громоздкого зверя, крушившего все за их спинами.

Наконец все трое очутились в просторном трюме для скота.

Посреди города-корабля располагалось огромное сводчатое помещение, один из крупнейших отсеков на судне.

Высоко под потолком находились узкие окошки для проветривания. Участники экспедиции, отправленной императором Мапидэрэ, держали здесь свиней и овец – источник свежего мяса для аристократов и чиновников; а потом пэкьу-тааса Кудьу поместил сюда живых коров для своих воинов. Теперь, конечно, ни одной коровы уже не осталось, и напоминали о них лишь соломенные подстилки да запах мочи и навоза.

Трое беглецов пересекли открытое пространство и достигли крепкой дубовой стены, которая также служила переборкой, разделявшей корабль на водонепроницаемые отсеки. Дальше можно было пройти лишь через расположенную почти под самым потолком дверцу, к которой зигзагами вели лестницы и платформы. Дверь эта выходила в соседнее помещение, где хранилось продовольствие. В экстренных случаях ее можно было загерметизировать, чтобы вода не попала из одного отсека в другой.

Люди подбежали к лестнице и полезли вверх. За плотной переборкой они должны были оказаться в безопасности. Тане потребовалось бы много времени, чтобы проникнуть туда. Ей пришлось бы либо карабкаться высоко наверх, либо пробивать крепкую дубовую стену.

Тана вломилась в трюм. Началась гонка на выживание. Успеют ли люди вовремя добраться до двери? Или разбушевавшийся гаринафин настигнет их прежде?

Корабль тряхнуло так, будто сам Фитовэо вонзил в борт копье, подобно тарану. Обшивка загудела, доски согнулись и хрустнули от напора. Под сильным давлением весь трюм как бы сжался.

Бамбуковые лестницы повыскакивали из кронштейнов, крепежные винты разлетелись в стороны. Оглушенные люди рухнули на палубу.

С ног сбило даже гаринафина.

– На риф, что ли, налетели? – прохрипела Радия.

Таквал и Тооф не ответили. Из пробоин в палубе хлынула вода. Город-корабль вновь начал тонуть.

Троица с трудом поднялась и осмотрелась. От удара все лестницы оказались выбиты и теперь валялись на полу, словно палочки после обеда. Платформы, ведущие к двери в соседний отсек, тоже вылетели из кронштейнов. Одни беспомощно повисли на разболтавшихся винтах, другие свалились в кучу у стены.

Тана поднялась, заверещала и шагнула вперед. Ослабшие доски заскрипели под ее весом.

Люди заметили уцелевшую длинную лестницу и попытались установить ее под дверцей.

– Тооф, ты самый легкий из нас. Заберись и сбрось нам веревку, если найдешь, – предложил Таквал. – А мы с Радией подержим тебя. Живее!

С каждым шагом гаринафина пол содрогался, и Таквалу с Радией было непросто удерживать лестницу. Тооф карабкался по шаткой конструкции, изо всех сил цепляясь за перекладины.

Наконец он добрался до вершины. Дверь была от него в пятнадцати футах.

– Не достать! – крикнул он вниз.

– Попробуем приподнять лестницу, – отозвался Таквал.

– Все равно не хватит! – ответил Тооф. – Слишком далеко!

– А если приставить еще одну?..

Корабль снова содрогнулся, и, несмотря на все усилия Таквала и Радии, лестница не устояла. Пальцы Тоофа разжались; он отчаянно попытался ухватиться за перекладины, но потерпел неудачу и рухнул к подножию лестницы, прямо на своих спутников.

Они с трудом поднялись и прижались к стене.

Тана надвигалась на них, гневно сверкая глазом без зрачка. Самка гаринафина тяжело пыхтела.

Ей оставалось сделать последний шаг.

Наку Китансли не верил своим глазам. Злобный кит, беспощадно сверкая глазами, мчался прямиком на его корабль. Тан скомандовал рулевым наро поворачивать, уходить с пути обезумевшего животного. Он приказал воинам не сдаваться и дать отпор, срубить мачту и пронзить ею кита, как копьем. Но никто ему не ответил. Оглядевшись, Наку понял, что на носу судна остался лишь он один. Все наро-вотаны, наро и кулеки бросили его. Сквозь густые клубы дыма, поднявшиеся над палубой, он увидел, как его команда, словно напуганные дети, жмется к корме.

Наку осознал, что обречен. Он мог справиться с невиданными орудиями, волшебными подводными кораблями, бешеными китами и врагами, появлявшимися из воздуха. Но не в его силах что-либо поделать, когда дух воинов сломлен.

Им не суждено вернуться домой.

Китансли безумно расхохотался и метнул топор в громадную голову надвигающегося кита. Топор крутился, поблескивая в свете луны и факелов.

Он отскочил от головы огромного самца, как камушек от скалы.

Кит врезался в корабль подобно тарану из плоти и крови, и во все стороны брызнули фонтаны щепок. Одна острая кривая щепка насквозь пробила шею тана Наку.

Команда «Прогоняющей скорбь» наблюдала, как кит-самец продолжает неутомимо атаковать город-корабль льуку.

После каждого удара кит останавливался в воде, как контуженый, и некоторое время приходил в себя. Но не сдавался. Он отплывал от корабля по широкой дуге, разворачивался и снова бросался на плавучий остров.

По всему периметру города-корабля зияли рваные пробоины. Вода хлынула внутрь. Судно осело и прекратило движение. Спасательные шлюпки и коракли осыпались в море, как пельмени в котелок. Отчаявшиеся льуку попрыгали с горящей палубы, пытаясь добраться до лодок.

– Запустите воздушного змея с фонарем и просигнальте флотилии, – приказала Тэра. – Залатайте корабль, насколько получится. Подойдем на веслах и поищем наших товарищей.

Капитан Гон был уверен, что найти Таквала и пехотинцев живыми не удастся, но подчинился.

Таквал улыбался. Сняв со спины боевую палицу, он шагнул вперед. Для воина-агона – особенно для того, кто должен был стать пэкьу, – нет ничего почетнее, чем погибнуть в бою с врагом.

Радия и Тооф потеряли свое оружие при бегстве.

– Отломайте бамбуковые жерди у лестницы и держите их как копья, – предложил Таквал.

Но наездники-льуку не слушали его, они хлопотали вокруг самки гаринафина.

– Ну что же ты, милая, – ворковала женщина. – Не узнаешь свою Радию? Моя славная девочка. Принюхайся. Чуешь? Мы не причиним тебе вреда.

– Я понимаю, тебе страшно, – добавил Тооф. – Хочется бесноваться и кого-нибудь покусать. Но я же тебе не враг. Пойдем отсюда, малышка. Время еще есть.

Единственный глаз Таны ненадолго прояснился, но затем она фыркнула, и пелена болезненной ярости вновь окутала темную сферу. Гаринафиниха помнила лишь то, что ее ослепил человек, такой же, как эти трое. В голове пульсировала неимоверная боль, какой она не чувствовала за всю свою тяжелую жизнь. Тане было сложно судить, как далеко она находится сейчас от трех фигур, стоявших впереди, и она неуверенно шагнула к ним, вытянув шею, и зарычала. Доски застонали под ее когтями. Тана израсходовала весь свой подъемный газ, выдыхая пламя, и теперь была еще тяжелее обычного.

Радия и Тооф зажмурились и раскинули руки. Они помнили Тану совсем маленькой, такой, что можно было качать ее на руках. Им не хотелось, чтобы бедняжка погибла, чувствуя себя одинокой сиротой.

Работа наездника всегда сопряжена с риском быть убитым собственным гаринафином, но им от этого было не легче.

Город-корабль содрогнулся от нового могучего толчка. Потолок над головами затрещал и обвалился. Сквозь дыру и дым были видны звезды.

Доски под когтистыми лапами Таны проломились, и в пробоину хлынула вода. От постоянных атак кита корабельный каркас ослаб, и шпангоут в трюме не выдержал тяжести зверя. Беспомощно хлопая крыльями, гаринафиниха частично провалилась в зияющую дыру, едва зацепившись когтями за уцелевшие доски. От толчка людей снова бросило на пол. Между ними и Таной преградой встала морская вода.

Тана жалобно скулила. Она вновь почувствовала себя крошкой, только что выбравшейся из яйца и очутившейся в холодном безжалостном мире под звездами. Морская вода прибывала, соленая, как околоплодная жидкость, укутывавшая ее до рождения. Она вновь почувствовала себя ребенком, лишенным матери, которого не принимала ни одна семья. Боль в голове грозила утопить ее быстрее, чем вода.

И тут Тооф запел:

– Она животное, – со вздохом сказал Таквал. – Звериная природа всегда берет верх.

– Все-Отец и нас тоже создал животными, – возразила Радия, – но Пра-Матерь подарила нам надежду на большее.

Тана вытянула шею, прислушиваясь.

Вода все прибывала в бывший загон, расширяя границу между Таной и тремя людьми. Гаринафина понемногу уносило прочь; Таквал воспользовался моментом, чтобы поставить новую лестницу, и полез по ней.

Тооф запел громче, заглушая шум волн:

– Грибами после дождя поднимаются степные жилища, И люди среди облаков снуют, как бродячие звезды. Взгляд мой почувствуй, дитя, ощути мои руки.

Услышь мой голос внутри, почувствуй дыханье, Племени песня не оставит тебя одинокой.

Пелена спала с единственного глаза Таны. В тусклом свете звезд она увидела трех человек по другую сторону водного потока. Принюхалась, и радостный стон вырвался из ее груди. Она заблеяла, как ягненок, ищущий мать.

Еще удар, и новые доски осыпались с корабельного скелета, явив взору больше звезд, пляшущих за дымовой завесой. Волна сбила лестницу; палуба накренилась, и люди оказались в воде.

Тана со стоном выбралась из ямы, неуклюже зашлепала вперед и плюхнулась в море, вытянув шею в направлении своей семьи.

Сам тому не веря, Таквал вслед за Тоофом и Радией вскарабкался на шею гаринафина, и Тана сквозь рушащийся корабль поплыла к звездам.

Наполнившись водой, деревянный остров развалился на части. Почти не поврежденная задняя часть встала вертикально и начала тонуть кормой вниз, создав вокруг себя гигантский водоворот.

Двух других гаринафинов, что были не в силах взлететь, затянуло в воронку. Еще державшиеся на воде льуку старались как можно дальше уплыть от этого бурлящего, пенистого водяного вихря.

Тана широко размахивала хвостом, молотила лапами и хлопала крыльями, продираясь сквозь плотную и бурную стихию, столь не похожую на привычный ей воздух. У нее не осталось запаса подъемного газа, а легкие наполнялись водой. Ее движения становились все более скованными и медлительными. Но она не опускала голову, удерживая наездников над бушующими волнами.

А потом гаринафин издал последний сиплый стон, как бы извиняясь, и прекратил борьбу с беспощадным морем. Тана начала тонуть, и люди соскочили с нее в воду.

– Тана, Тана! Не сдавайся! – кричал Тооф, плавая у ее головы.

Тана посмотрела на Тоофа одиноким глазом, не закрыв его, даже когда полностью скрылась под водой.

– Эй, есть кто живой? – донесся до них тихий окрик. Вопрос этот был задан на языке дара.

«Прогоняющая скорбь» шла по обломкам города-корабля. В лучах восходящего солнца все золотилось. Стадо китов вместе со страдающим от головной боли самцом ушло на новые пастбища. Далеко на юге Стена Бурь по-прежнему надменно демонстрировала свою сверхъестественную мощь. Природу как будто не волновали ни разыгравшееся сражение, ни погибшие в нем люди. Пестрые волны стирали последние следы битвы.

– Зачем мы ищем выживших льуку? – спросил Таквал, которого достали из воды вместе с Тоофом и Радией.

– Мы делаем это потому, что перед лицом моря все люди – вотан-ру-тааса, – холодно ответила Тэра.

Таквал чувствовал, что невеста искренне рада его спасению – он заметил, с каким облегчением она встретила его на борту, дрожащего, не способного ни пошевелить конечностями, ни даже сесть. Он подозревал, что политика сыграла в этом определенную роль – без него Тэра вряд ли заручилась бы доверием агонов из Гондэ и заключила с ними союз. Но ему также показалось, что за то короткое время, что они были вместе, девушка прониклась к нему искренним участием. Она поспешила заботливо обернуть его одеялом и согревала своим телом.

Но, как только стало понятно, что Таквалу ничто не угрожает, к принцессе вновь вернулась прежняя формальная сдержанность. Она покинула его, чтобы проследить за поисками остальных выживших.

Таквал чувствовал, что Тэра винит его в гибели отправившихся вместе с ним морских пехотинцев. Он вздохнул. Не было смысла объяснять, что они остались, чтобы задержать разведчиков-льуку до тех пор, пока не взорвутся бомбы, иначе весь план рухнул бы. Доводы из разряда «что, если…» в любом споре доступны обеим сторонам, а они с принцессой слишком расходились в вопросах о необходимости самопожертвования, да и понятия о милосердии у них тоже были разные.

Тем не менее Таквал не стал предлагать выбросить Тоофа и Радию обратно за борт. Не только потому, что Тэра наверняка бы ответила отказом. Он чувствовал, что просто не может… ненавидеть их так, как бы ему хотелось. Это было весьма непривычное ощущение.

В конце концов Радия, Тооф и Таквал оказались единственными спасенными. Трупы плавали вокруг, золотясь в лучах утреннего солнца, словно хризантемы на лугу.

Когда остальная флотилия подошла к «Прогоняющей скорбь», моряки потратили целый день на то, чтобы отыскать и поднять на борт тела пехотинцев. Всех найденных похоронили по морскому обряду со всеми почестями. Связанные Тооф и Радия сидели на палубе, молча оплакивая своего гаринафина и погибших товарищей.

Таквал уговорил Тэру поднять на борт кое-что из останков города-корабля. Почти все съестные припасы испортились в морской воде, но удалось найти несколько сундуков и мешков с полезными материалами и ценностями льуку, которые могли пригодиться в Гондэ: костями гаринафина, кубками из черепов, бурдюками, палаточными шестами, воздушными пузырями и так далее.

На ремонт «Прогоняющей скорбь» ушло несколько дней. Вместо ширмы между «Семенем одуванчика» и «Плавучим лотосом» наладили бамбуковые леса и с помощью лебедок подняли флагманский корабль из воды, чтобы заделать все пробоины. Матросы работали глубоко в днище и по всему корпусу.

Тэра стояла на юте «Семени одуванчика», когда к ней подошел взволнованный адмирал Росо:

– Ваше высочество, мы обнаружили на борту судна «зайца».