Онлайн чтение книги Душа Лахора The Last Queen
5 Часть II. Жена. 1835–1839

Глава 10

Меч

Я весь день хожу взад-вперед между домом и двором, томясь от нетерпения, то и дело открываю дверь на улицу, чтобы посмотреть, не приехал ли кто из Лахора, потом вижу, что на улице пусто, как в русле засохшей реки, и снова захлопываю дверь. Сегодня мне восемнадцать, и я с нетерпением ждала этого дня, но, похоже, за пределами наших стен никто о нем не помнит.

А началось утро хорошо. Биджи разбудила меня с благословением и подарила розовую дупатту с вышивкой пхулкари, которую делала тайком. Она ничего не сказала – Биджи суеверна, – но я знала, что матушка вышивала наряд к моей свадьбе. Дорогое шелковое шитье, сверкая, стекало с моих колен. Конечно, это было хорошее предзнаменование. Но наступил вечер, и никто не приехал. Даже посыльный с подарком от Саркара, как в мой предыдущий день рождения. Не пришло и письмо от Факира Азизуддина, которому правитель поручил присматривать за мной.

Молчание Факира меня особенно ранит. За два долгих года он стал мне отцом куда больше, чем когда-либо был Манна. Азизуддин пишет мне каждый месяц, и я жадно жду весточек от него: он рассказывает про новости двора и интриги зенаны, а еще добавляет несколько слов от Саркара, который, как ни удивительно, так и не научился ни читать, ни писать. А еще Факир присылает деньги на мое имя. Благодаря щедрости Саркара и моей экономности нам больше не приходится беспокоиться насчет еды или одежды. Балбир замужем за солдатом из соседней деревни. Мы даже выкупили свой дом у раздражительного хозяина и пристроили к нему комнатку, хотя источник денег не раскрывали: думаю, Саркар не хочет, чтобы люди знали о наших отношениях.

Все это было бы невозможно без участия Азизуддина, ведь правители, занятые судьбой наций, легко забывают о мелочах. Потому-то я расстроена и обеспокоена необычным молчанием Факира.

– Не хочется есть, – говорю я за ужином, хотя Биджи приготовила шахи панир[51]Блюдо из домашнего сыра с густым томатно-сливочным соусом., а я его очень люблю. – Пойду спать.

Но мне не спится. Хорошо, что у меня теперь есть своя комната и я не разбужу Биджи: не придется уворачиваться от вопросов, на которые у меня нет ответов. Я заметила сегодня тревогу на лице матушки. Я знаю, мы обе думаем об одном и том же: мужчина может и забыть обещание жениться, особенно если он правитель, а девушка низкорожденная.

Чтобы успокоиться, я сжимаю в руке помолвочное кольцо, которое ношу на цепочке под одеждой, чтобы никто не видел. Оно напоминает мне про тот день на террасе гурдвары, когда я призналась Саркару в любви. Напоминает его шелковистый поцелуй.

* * *

В вечер моей помолвки Саркар послал Факира поговорить с Манной.

Я ужасно беспокоилась, когда он пришел – в темной шали, с суровым видом, подмечая внимательным взглядом каждую деталь, – и попросил Манну выйти во двор. Азизуддин явно не терпел дураков. А вдруг после визита к нам он скажет Саркару: «Рекомендую не связываться с этим семейством»? Но потом вернулся Манна, раздувшийся от гордости и преисполненный сознания собственной важности.

– Моя малышка будет супругой правителя! Я ничего другого и не ожидал! Но Факир хочет пить. Он попросил тебя принести ему воды. Быстрее!

Во дворе Азизуддин отпил немного воды из кувшина. На самом деле жажда его не мучила, но вопросов накопилось много. Сначала я смущалась, но наперсник махараджи вел себя так, что постепенно я расслабилась и начала ему рассказывать о своих самых любимых вещах: штормах, сладких джалеби, книгах, Лайле. Призналась, что очень рассердилась, когда Саркар рассказывал про людей, которые пытались его убить.

Факир резко вскинул голову:

– Махараджа тебе про это рассказал?

– Да, и про Саду Каур. От этой истории мне стало очень грустно. И ее жалко, и его.

– Он говорил с тобой про Саду Каур?

Я кивнула, озадаченная изумлением в голосе Факира.

– Он никогда ее не упоминает, – пояснил Азизуддин. – Даже когда разговаривает со мной. Но скажи мне, почему ты сердилась на его врагов?

– Потому что я люблю его. – Даже удивительно, как легко было сказать это Факиру, я ни капли не смущалась. – Но еще и потому, что они не видели: только Саркар и позволяет Пенджабу оставаться единым целым. Из-за своего эгоизма предатели готовы были уничтожить всю страну. Саду Каур он арестовал по той же причине: она перестала желать того, что лучше для Пенджаба.

Глаза Азизуддина сверкнули из-под набрякших век.

– Саркар всю жизнь искал женщину, которая его поймет, которая будет любить Пенджаб не меньше его самого. Женщину, сильную духом. А еще красивую, потому что его тянет к красоте. Он много раз женился, но каждый брак заканчивался разочарованием. Может быть, повелитель наконец нашел нужную женщину.

– Но я не высокородная, как супруги, которые принесли ему богатство и армии. И в том, как делаются дела при дворе, я не разбираюсь.

– Происхождение не так важно, как характер. Ты умная, верная, честная и умеешь слушать. А до брака у тебя остается еще два года. Я буду отправлять тебе газеты и книги. Завтра, перед твоим отъездом, я научу тебя шифру, которым буду писать сообщения о том, что творится при дворе. К моменту вашей свадьбы с Саркаром ты будешь знать достаточно, чтобы выжить. А остальному научишься прямо от мужа.

Перед уходом Факир сказал:

– Ваша помолвка должна быть тайной, в первую очередь ради твоей же безопасности. Я уже сказал твоему отцу, как важно сохранить секрет.

– Вряд ли он был рад! – Манна наверняка взбеленился, что не сможет хвастаться званием тестя правителя!

Мы с Факиром улыбнулись друг другу, как соратники по заговору.

В последующие два года Азизуддин стал моим доверенным наставником. Он присылал мне книги и карты, учил меня истории Пенджаба и его кланов, рассказывал об интригах при дворе и о растущей угрозе со стороны британцев. Он учил меня задавать вопросы и самостоятельно оценивать ситуацию. А самое главное, передавал грубоватые, но искренние послания, продиктованные Саркаром, а ему сообщал мои застенчивые признания в любви.

Почему же Факир ничего не прислал сегодня?

* * *

Уже за полночь раздается стук в дверь. Я резко просыпаюсь и зажигаю фонарь. Выглянув в зимний туман, вижу Манну и Джавахара. Что они здесь делают? Манна выглядит как обычно, только борода чуть поседела. А вот брат, которого я целый год не видела, стал выше отца, раздался в плечах и нарастил мускулы от работы в кузнице. Я бегу к нему, хочу, чтоб он меня обнял и закружил, как раньше, но у Джавахара мрачный вид. Он сердится? Почему? На кого?

Их телега выехала из Лахора с запозданием, недовольно объясняет Манна за ужином из остатков роти и сабзи. Он добавляет, что утром прибудет эскорт солдат. Они привезут грантхи и меч Саркара.

– Меч? – переспрашиваю я.

– Правитель не сможет приехать из-за государственных дел. Тебя выдадут замуж за его меч, как только прибудет оружие.

– Вот так сразу?! – восклицает Биджи. – У Джиндан нет подходящего наряда. И как мы сможем так быстро пригласить гостей?

– Никаких гостей, – ворчит Манна. – Так велел Саркар. Джиндан уедет в Лахор сразу после церемонии. – Его поза воплощает уныние. Бедный отец. Последние два года в каждый свой приезд он только о том и говорил, как пригласит на свадьбу всю деревню, даже врагов – особенно врагов, – и устроит пир, который все запомнят на много лет.

Я тоже разочарована. Свадебный пир меня не волнует, но я надеялась увидеть в глазах Саркара то особенное выражение, которое заметила на крыше гурдвары. Мечтала взять его за руку и обойти с ним вокруг священной книги, произнося обеты любви.

Но важнее всего то, что Саркар исполняет обещание и завтра вечером мы будем вместе после долгой разлуки. У меня еще будет время посмотреть ему в глаза. Я представляю себе следующую ночь, думаю о том, что случится дальше… Потом краснею и отворачиваюсь, чтобы никто не заметил.

Но чем расстроен Джавахар? Неужели отсутствием пира? Его никогда не волновали такие вещи.

Я трогаю его за плечо:

– Братец, а ты вернешься в Лахор со мной? Может, поживешь со мной несколько дней в крепости, прежде чем вернешься к работе? Мне было бы очень приятно.

Джавахар отодвигается; под челюстью у него пульсирует жилка.

Манна наконец объясняет, в чем дело. Саркар велел им вернуться в Гуджранвалу. Махараджа даст им достаточно денег, чтобы начать свое дело или купить землю и стать фермерами. Но нельзя, чтобы жители столицы показывали на них в кузнице или на собачьей площадке и перешептывались, что это новая родня правителя.

Наконец я понимаю, чем недоволен Джавахар. Он любит свою работу у Сулеймана и своих друзей. Недавно его назначили старшим над подмастерьями. А теперь придется все это бросить из-за меня.

Я пытаюсь извиниться, но уже некогда: в дверь стучат солдаты. Во двор под золотым навесом вносят «Гуру Грантх Сахиб», завернутую в шелк, а за ней – длинный церемониальный меч в ножнах, украшенных драгоценностями. Прибывает грантхи. Я надеялась, что приедет тот добрый старик из гурдвары Дера-Сахиб, но передо мной незнакомец.

– Чем мне кормить этих людей? – кричит Биджи, ломая руки. – Если на свадьбе люди голодные, это не к добру!

Из тумана появляется знакомая фигура. Темный тюрбан, строгая шаль, спокойный взгляд внимательных глаз.

– Факир-джи[52]Джи – суффикс почтительной формы обращения в ряде языков Индостана.! – в восторге восклицаю я. – Вы здесь!

– Я бы пропустил твою свадьбу, только если бы лежал на смертном одре, – говорит Факир с улыбкой. Потом он сообщает Биджи, что скоро приедет телега с едой, которой хватит на всех. Матери нужно только подготовить невесту.

Я словно попадаю в центр вихря: поспешно моюсь, потом одеваюсь. Биджи смазывает меня сандаловой пастой, снимает с рук пару своих браслетов и надевает мне на запястья. Потом накидывает мне на голову вышитую дупатту. Раги[53]Музыкант, специализирующийся на исполнении священных сикхских гимнов шабад. начинает петь свадебный гимн.

Меня усаживают перед священной книгой, а меч кладут на подушку рядом со мной. После того, как молитвы допеты, оружие привязывают к моей дупатте. Меч тяжелый, но я гордо несу его вокруг священной книги, пока раги поет гимн-лаван, описывая, как души жениха и невесты слились в одну.

Когда церемония заканчивается, я оказываюсь рядом с Джавахаром.

– Не бойся, братец, – шепчу я, – я поговорю с Саркаром. Может, для тебя найдется должность при дворе…

– Правда? – У него вдруг снова лицо как у мальчика, которого я любила, оно полно волнения и надежды. – Ты сделаешь это для меня? Не забудешь брата, раз теперь стала важной особой? – Он трогает меня за плечо своей натруженной рукой – очень неуверенно, ведь я теперь супруга правителя, а он простой человек. Мне становится больно.

Мне хочется его обнять, но руки у меня заняты мечом. Я не могу его опустить, пока грантхи не разрешит.

«Забыть тебя? – хочется закричать мне. – После всего, что ты для меня сделал? Я бы не вышла за Саркара, если б ты не отвел меня в гурдвару…»

Но у меня нет шанса поговорить с братом по душам: приехала телега с едой, и ее разгружают. Манна шагает по двору и отдает ненужные команды. Факир поздравляет меня и называет рани Джиндан – это звучит так безумно, что мне трудно не засмеяться. Глаза у наставника поблескивают; он знает, о чем я думаю. Командир отряда солдат сообщает, что скоро надо будет отправляться – ехать нам долго. Биджи настаивает, чтобы я хоть что-нибудь съела. Раги поет последний шабад: «Пури аса джи манса мере раам» — «Все мои надежды сбылись». Его голос, на удивление прекрасный, проникает мне в душу. Моя прежняя жизнь закончилась.

– Обещаю, – шепчу я Джавахару, а потом Биджи меня уводит.

Глава 11

Зенана

Начинается путешествие хорошо. Я еду в крытом экипаже, Факир рядом со мной. Он рассказывает мне новости двора. А потом вдруг прибывает всадник с сообщением.

Азизуддин хмурится:

– Мне надо уехать. Я нужен Саркару.

Мне хочется умолять, чтобы он меня не бросал, но его главный долг – перед правителем, как и мой. Стараюсь, чтобы голос у меня не дрожал:

– Он не в Лахоре?

– Нет, отправился в Ферозепур на похороны. Потому-то махараджа и не смог прибыть в Гуджранвалу. Он должен был вернуться в Лахор сегодня, а теперь вот задерживается.

Я так нервничаю от перспективы остаться одной, что не могу скрыть обиду.

– Что это за человек такой особенный, что Саркар едет на его похороны, а не на собственную свадьбу? И его даже не будет в крепости, когда я приеду!

– Саркару очень жаль, что он не смог присутствовать на свадьбе лично, но ему казалось, что ты предпочтешь не ждать дольше оговоренного, – терпеливо объясняет Факир. – Лахман Каур, женщина, которая умерла, действительно была особенной. Она много лет правила Ферозепуром, стратегически очень важным городом на границе, и всегда поддерживала Саркара. Ему надо было приехать на похороны, чтобы оказать ей почести. И помешать британцам, которые пытаются захватить контроль над городом. Гурбакш, командир отряда, о тебе позаботится. Он отвезет тебя в зенану. Саркар вернется, когда сможет.

Мне понятна его невысказанная мысль: такова жизнь супруги правителя, ты всегда будешь занимать второе место после Пенджаба, привыкай.

– Ну хотя бы там будет рани Гуддан, – говорю я, вспоминая красавицу, которая была ко мне так добра на пиру. Мне очень хотелось ей написать, но Саркар велел подождать.

У Факира огорченный вид.

– Мать Гуддан смертельно больна. Рани уехала в Кангру, чтобы побыть с ней.

То есть, когда мы прибудем в крепость, я окажусь совершенно одна.

Факир дает солдатам знак, они отъезжают, и мы остаемся один. У меня начинают потеть ладони. Зачем наставнику понадобилось поговорить со мной наедине?

– Я собирался отложить эти новости на потом, – говорит он. – Не хотел испортить твою первую брачную ночь. Но по крепости ходит множество слухов. Лучше тебе услышать все от меня, а не от злобных дураков. Несколько месяцев назад с Саркаром произошел несчастный случай. У него был длинный день в Дурбаре, он вел переговоры между двумя враждующими кланами. Вернувшись к себе, махараджа упал и не мог ни говорить, ни двигаться. К счастью, я был там и велел стражникам сразу его окружить, так что никто ничего не видел. Солдаты отнесли его в постель. Врач сказал, что у нашего Саркара был удар.

Факир объясняет, что такое удар. Мой мозг, кажется, тоже парализовало от шока.

– Мы скрыли происшествие от граждан и армии хальсы, иначе начались бы беспорядки. Шакалы, прячущиеся в тенях, могли показать свой оскал. Ухаживали за ним только Май Наккайн и ее ближайшие прислужницы. Я очень беспокоился и каждый день молился. Но у Саркара огромная сила воли. Через несколько недель, несмотря на советы своих ваидов, он вернулся ко двору, хотя говорить стал меньше, чем раньше, но и пить, к счастью, тоже. Я все это тебе рассказываю, потому что досуг правитель будет проводить в основном с тобой, во всяком случае в ближайшее время. Не давай ему слишком много пить. Не спорь. И не позволяй перенапрягаться, стараясь доставить тебе удовольствие.

Я краснею, когда понимаю, о чем говорит Факир, но ценю его откровенность. Однако я не уверена, что смогу повлиять на нашего упрямого правителя.

Азизуддин улыбается, будто понимает мои сомнения.

– Любовь – твое самое сильное оружие.

У меня сотня вопросов и тысяча тревог, но наставник салютует мне и уезжает.

* * *

Стемнело. Я жду в экипаже возле крепости, пока Гурбакш колотит в запертые ворота, требуя, чтобы часовые нам открыли. Мы опоздали, потому что у экипажа отвалилось колесо и командиру отряда пришлось искать кузнеца. Изукрашенный меч я держу на коленях; он тяжелый, но я не хочу его выпускать. Посреди всей этой суматохи он меня утешает.

– Я не могу открыть ворота без разрешения начальства, – говорит часовой. – Меня уволят.

– У меня тут новая супруга Саркара! – кричит Гурбакш. – Хочешь, чтобы она за воротами спала? Когда повелитель об этом услышит, ты потеряешь не только работу!

Я устала и хочу есть, поэтому с меня хватит. Поправляю покрывало, выхожу и поднимаю меч. Драгоценные камни на ножнах блестят в свете факелов. Выражение лица часового меняется.

– Я рани Джиндан, – властно заявляю я. – Уверена, Саркар тебя вознаградит за то, что ты откроешь ворота и впустишь меня. Гурбакш проводит меня до моего хавели. Сундук мой можешь оставить до завтра.

Может быть, дело в моей уверенности, а может, в мече. Часовой кланяется, и дверь приоткрывается. Гурбакш предлагает понести меч и узелок, который дала мне Биджи, но я предпочитаю нести меч сама, хотя он тяжелый, и, пока мы поднимаемся по крутым ступеням, мне часто приходится делать передышку.

Мы идем по территории погруженного в сон дворца. Ночью здесь все не так, как в моих воспоминаниях. Серебристые башенки выглядят холодными и пугающими, а фонтаны наполнены осколками лунного света. Сердце у меня ноет от одиночества.

Но разве не было одиночество моим спутником последние два года?

И тут из темноты появляется фигура и преграждает нам путь, подняв меч и резко скомандовав остановиться. Вооруженная женщина, а за ней другие. Стражницы зенаны! Одна грубо хватает меня за руку, другая подносит клинок к горлу Гурбакша.

Я вспоминаю, как Манна говорил мне, что для мужчины прийти ночью в эту часть дворца – преступление, за которое полагается смерть.

Главная стражница гневно смотрит на командира отряда:

– Что ты тут затеял, зачем бродишь в темноте?

От страха Гурбакш онемел. Женщина с кинжалом заявляет:

– Он явно виновен. Давайте я…

Мне надо ее остановить!

– Отпустите его! – кричу я.

Главная стражница поворачивается ко мне:

– А ты кто, его сообщница?

Я вдруг вспоминаю, где я ее видела: в женском павильоне, когда Май Наккайн приказала этой женщине бросить меня в темницу. Из глубины памяти всплывает и ее имя.

– Бхаго Каур, – говорю я, – я рани Джиндан, новая жена махараджи. Меня сегодня утром обвенчали с его мечом. – Я поднимаю оружие. Стражницы делают шаг назад и перешептываются. – Саркар приказал этому человеку доставить меня из дома моих родителей во дворец. – Я заставляю себя говорить твердо и уверенно, хотя меня переполняет страх. – Наверняка вам сообщили, что я прибуду сегодня!

Потом все происходит очень быстро. Гурбакша ведут прочь из крепости. Бхаго колотит в дверь длинного невысокого здания, и наконец нам открывает старуха с мерцающим светильником и ведет меня в маленькую сырую комнату без окон. Постель тут жесткая и узкая, простыни пахнут плесенью, пол грязный. Я перешагиваю через мышиные катышки. Вдоль стен, словно на складе, теснится разномастная мебель: шкафчик-альмирах, помутневшее зеркало, скамеечка для ног. В углу на сундуке стоит накрытая полотенцем тарелка, кувшин с водой и незажженный светильник.

– Вы уверены, что это моя комната? – изумленно уточняю я. – Для рани Джиндан?

– Да, это ваша комната. Такой у меня приказ. – Старуха указывает на тарелку. – Ваш ужин.

Скандалить бесполезно. Надо попробовать другую тактику. Я достаю из кошелька монету и протягиваю ей:

– Спасибо, что помогли мне так поздно ночью.