Онлайн чтение книги Душа Лахора The Last Queen
Глава 3. Лахор

Я больше не хожу в школу. Это просто ужасно, ничего хуже со мной еще не случалось, но никто меня не понимает. Балбир ведь еще в прошлом году бросила – сказала Биджи, что хватит с нее книг. Другие девочки в моем классе тоже одна за другой оставили учебу, некоторые из них уже помолвлены. И Джавахар тоже перестал ходить в школу: вместо занятий он болтается возле чайных, хотя Биджи об этом не знает.

Возможно, из-за отсутствия Джавахара мальчишки в школе стали проявлять ко мне чрезмерное внимание. Занимались мы в разных комнатах, но они пытались со мной заговорить после уроков и проводить домой. Когда я отказалась, они начали ходить за мной и петь непристойные песни. Джавахару я ничего не сказала: не хотела, чтобы он ввязался в драку. Я начала собирать в школьную сумку камни и однажды, когда приставания мальчишек вывели меня из себя, принялась швыряться в наглецов камнями. Так уж вышло, не знаю, к добру или к худу, что я попала в голову заводиле. У него пошла кровь, все закричали, друзья засуетились, пытаясь ему помочь, а я тем временем убежала домой.

После этого я поняла, что больше мне в школу нельзя. Когда я рассказала все это Джавахару, он расхохотался, хлопая себя по бедрам: «Жаль, я не видел!» Он не понимал, что внезапный конец учебы разбил мне сердце. Но письмо Бхай-сахибу с объяснением, что произошло, брат все же отнес.

Бхай-сахиб расстроился – я была его лучшей ученицей. Именно поэтому он держал меня в школе весь последний год, хотя я не могла себе позволить оплатить учебу. Но он согласился, что в школу мне больше не следует ходить. Обещал посылать мне задания через Джавахара. Мы оба понимали, что ко мне учитель приходить не может: это в дом-то без хозяина, где живут две молодые девушки? Наверняка начнутся сплетни.

Но скоро Джавахар устал таскаться к Бхай-сахибу и обратно. Он стал забегать к учителю раз в две недели, потом раз в месяц, а потом и вообще бросил. Меня это больно задело, но что было делать? Все вокруг считали, что у меня и так образования с избытком. Мне ведь уже исполнилось пятнадцать. Даже Биджи сказала, что чрезмерная книжная ученость делает девушку высокомерной.

Теперь я помогаю Биджи с вышивальными заказами. Всем нравятся мои хорошие манеры и ловкие пальцы, и меня нанимают шить свадебные дупатты[25]Широкий шарф.. Я приношу в семью деньги. Но каждый день я чувствую, как мой мир становится все меньше и меньше.

* * *

А потом возвращается Манна. Его не было почти год, он похудел, а между бровями залегла новая глубокая морщина. Он дает Биджи мешочек с монетами и говорит, что больше нет. Мама расстроена, а он отводит взгляд и тяжело опускается на чарпай. Я приношу Манне воды, но он делает всего один маленький глоток, а потом сидит и смотрит в кувшин. Вечером после ужина отец не идет на площадь, а сворачивается на чарпае и таращится в пламя кухонного очага, пока Биджи не подходит посмотреть, не заболел ли он.

Не заболел, но что-то явно не так.

Утром Манна подзывает меня посидеть с ним.

– Как поживает моя хорошая девочка? – говорит он с вымученной веселостью. – Что ты учишь в школе?

– Я больше не хожу в школу, – отвечаю я.

– Вот и хорошо. Незачем тратить время и деньги на то, что тебе не пригодится.

Интересно, что Манна скажет, если я расскажу ему, почему именно бросила школу и что чувствую по этому поводу. Но он уже переключился на другую тему:

– Хорошо выглядишь, бети[26]Дочка (инд.)., хотя все еще слишком худенькая. Тебя что, мать не кормит? – Он улыбается, показывая, что это шутка.

Биджи стучит горшками, которые как раз моет.

– Я бы ее лучше кормила, если бы ты больше денег присылал. Я не могу готовить ей отдельно, а остальные чтобы сидели и смотрели. Да она и не стала бы так себя вести. Она не из таких девушек.

У Манны обиженный вид.

– Я посылаю сколько могу. Жизнь в столице дорогая, но тебе этого не понять, конечно. Хорошо, когда вернусь в Лахор, заберу Джиндан с собой. Будешь кормить одним ртом меньше.

Сердце у меня екает от изумления и волнения.

– А Джавахар поедет со мной?

– Конечно, – небрежно отзывается Манна. – Ну так что, даст мне кто-нибудь перекусить или я так и буду сидеть голодный?

Биджи ставит перед ним роти и алу сабзи[27]Картофель в остром соусе..

– Возьми и Балбир тоже. Она никогда не выезжала из города. Путешествие пойдет ей на пользу.

Манна похлопывает Биджи по щеке – он умеет быть обаятельным, когда хочет.

– Ну я же не могу оставить тебя тут одну, без всякой помощи, правда?

В хижине Балбир плачет, уткнувшись в подушку. Мне жалко сестру, и я трогаю ее за плечо.

– Я привезу тебе подарок.

Балбир сбрасывает мою руку.

– Он всегда тебя больше любил, – яростно выпаливает она, – просто потому, что ты хорошенькая.

Гнев берет надо мной верх.

– Разве я виновата, что ты не такая?

Потом мне становится стыдно. Вахе Гуру, да что я за девушка?

* * *

Утром Манна заявляет:

– Везти двоих детей в Лахор слишком дорого. Возьму только Джиндан.

Биджи не просто расстроена, я замечаю у нее на лице что-то новое. Страх. Она умоляет, потом кричит, но Манна не уступает.

Биджи прижимает меня к себе.

– Тогда возьми Джавахара.

Манна дергает меня за руку:

– Ну же, бития, пошли, телега до города скоро отправится.

Я смотрю на брата. Глаза у него как у побитой собаки.

– Не пойду.

– Что-что ты сказала? – ревет Манна.

У меня сводит живот от ужаса. Рука у Манны тяжелая, и, когда он злится, это особенно заметно. Но я повторяю:

– Если не возьмешь Джавахара, я не пойду.

Он выкручивает мне ухо:

– Непослушная, неблагодарная девчонка! Я сказал – пойдешь!

Я охаю от боли, но плакать отказываюсь. Биджи, выругавшись, пытается оттащить меня в сторону. Джавахар ловит Манну за руки и умоляет перестать. Манна отшвыривает его, хватает меня за плечи и трясет. Перед глазами у меня пляшут огоньки. Я заставляю себя обмякнуть и падаю на пол.

– Придется тебе волочить меня всю дорогу до Лахора.

Манна в ярости заносит ногу, собираясь пнуть меня в живот – однажды он так сделал с Джавахаром.

– Стой! – кричит Биджи. – Она уже женщина, ты повредишь ее детородные органы!

Манна вдруг смеется.

– Да ты с характером, девочка, спору нет. На меня похожа. Ну ладно, может, и к лучшему. Тогда идемте оба. Берите вещи. Из-за всей этой нервотрепки до базара придется бежать бегом.

Дорога в Лахор ухабистая. Телегу тянут быки, и ее сильно трясет. Манна сэкономил на проезде – договорился, чтобы нас устроили между корзинами плодов хлебного дерева. Сам он сидит спереди, беседует с возницей – с чужими людьми он всегда очень мил.

Джавахар ничего не говорит. Но потом, когда никто не видит, он приобнимает меня за плечи.

* * *

Когда мы наконец добираемся до Лахора после многочасовой тряски, Манна надевает нарядный тюрбан и расчесывает бороду. Здесь он держится по-другому, намного прямее. Больше он не похож на деревенщину, на человека, который вовсю рыгает, пукает и плюет где хочет у нас во дворе.

Ближе к вечеру мы входим в окруженный стенами город через огромные каменные ворота – никогда не видела ничего настолько большого.

– Это Масти Дарваза, – объясняет Манна. – У Лахора двенадцать таких ворот, и все они стоят уже сотни лет. Видите солдат на крепостной стене в нарядных желтых куртках? Видите их мушкеты-торадары? Саркар выдает оружие всем мужчинам, которые поступают к нему на службу. Поэтому у нас самый безопасный город во всей стране. Когда я только сюда прибыл, чуть не вступил в армию.

Я слышу, как он печально вздыхает. На секунду я вижу юношу, которым Манна когда-то был, перебравшись в столицу со своими мечтами о будущем.

Мы идем через базар Моти, потом по узкой улице, где у домов балконы с фризами, а на первых этажах сплошь лавочки. На улице толпа народу. Многие в курта-паджамах[28]Распространенный костюм из рубахи и легких свободных штанов., тюрбанах и фесках, но есть и краснолицые[29]Так в Индии называют европейцев, поскольку они обгорают на солнце. в европейских штанах и куртках.

– Французские солдаты, – объясняет Манна. – А вон те низкорослые и косоглазые – это гуркхи с гор. Саркар берет в армию всех, кроме британцев: им он не доверяет. И правильно, по-моему.

В Лахоре я понимаю, что до сих пор ничего в жизни не видела. Я глазею на товары в лавочках. Элегантные покрывала и камизы ярких цветов, вышитые туфли-джути, которые мне сразу отчаянно хочется заполучить, поскольку я выросла из своих сандалий и они мне жмут. Шали, стеганые одеяла, свертки атласа, настенные гобелены, кружевные покрывала, подушки, похожие на облачка, украшения, специи, духи, кубки, инкрустированные сверкающими камнями, тонкие блестящие трубки кальянов, шелковистые ковры, в которых, если бы мне позволили на них ступить, ноги наверняка утонули бы до лодыжек.

И еда. Горы самос и бхатур[30]Самоса – пирожок с начинкой, бхатура – пышная лепешка, которая жарится во фритюре., в горшках готовятся алу сабзи и острый горох, разноцветные сласти разложены на блюдах таких размеров, что я могла бы на них свернуться калачиком, на вертелах над огнем жарятся кебабы. У меня полон рот слюны. Мне хочется сказать Манне, что я ужасно проголодалась, но все его благоволение истрачено на мое утреннее упрямство.

Мне все равно. Ради Джавахара я бы и опять так поступила. Я беру брата за руку, и мы вместе неотрывно смотрим на этот волшебный город, наполненный недосягаемыми для нас богатствами.

* * *

Из-за угла вылетает всадник с усами, одетый в ярко-синие шелка. Он мчится во весь опор и чуть не сбивает меня с ног.

– Ты слепая, что ли? – кричит он. – Ума не хватает отойти с дороги! О Аллах, эти бевакуф, деревенские простофили!

Джавахар нервно отпрыгивает, а вот я в основном злюсь.

– Сам ты бевакуф! – кричу я вслед уезжающему всаднику и машу кулаком. – Несешься по улице и не смотришь, кого можешь задавить!

– Помолчи, – велит мне Манна. – А то еще вляпаешься в проблемы. – Но он на самом деле не сердится. Лахор поднял ему настроение. – Пошли, куплю вам бирияни[31]Индийский вариант плова..

Я стою рядом с Джавахаром возле крошечного лотка и пальцами ем горячий острый рис и кусочки мяса из сложенного чашей листа. Я тщательно слежу за тем, как ест Манна, и копирую его манеры – не хочу опозорить отца. Мясо такое нежное, что тает у меня во рту. По-моему, ничего вкуснее я в жизни не ела. Мне хочется спросить Джавахара, согласен ли он с моим мнением, но брат целиком погрузился в еду: методично двигает челюстями, глаза затуманило от удовольствия. Потревожить его было бы святотатством.

Манна ест спокойно и элегантно, стараясь не испачкать бороду, которая здесь кажется более гладкой и блестящей, чем дома. Он обменивается любезностями с поваром – тот, похоже, его хорошо знает.

– О, ты привез из деревни своих бета[32]Сын (инд.). и бети.

– Да, пора им взглянуть на мир.

– Ну, наш прекрасный Лахор для этого подходит лучше всего. Мальчику найдешь работу?

– Да, так и собираюсь поступить. Ты же знаешь, шайтан найдет дело для ленивых рук.

– Это точно. А девочке?

– Ну нет, девочки в нашем роду не работают.

Повар одобрительно кивает.

– А как дела у собак?

– Скоро выясню. Надеюсь, мои помощники хорошо за ними смотрели, а то получат кнута.

– Хочу в следующей жизни переродиться одной из этих собак. Что за жизнь!

Оказывается, у моего отца есть собаки, которые живут настолько хорошо, что это вызывает зависть! Удивительно. И еще у него есть помощники, которых можно побить кнутом. Манна много рассказывал о жизни в Лахоре, но об этом никогда не упоминал. А почему?

Я переглядываюсь с Джавахаром. У него встревоженный вид.

Манна опускает черпак в пузатый горшок на углу улицы и наливает нам с Джавахаром прохладной воды попить и помыть руки. В Лахоре он как будто добрее, чем в Гуджранвале.

– Наш Саркар поставил такие горшки на каждой улице. Хотел, чтобы никто в его городе не страдал от жажды.

Я жадно пью, полная благодарности. Этот Саркар прямо-таки идеальный правитель.

– Эх, если б их еще наполняли вином вместо воды! – шутит Манна и ждет, пока мы не засмеемся вместе с ним.

* * *

Мы идем пешком – Манна сказал, что мы слишком много съели и на телегу денег нет. С каждым шагом узел кажется мне все тяжелее. Перемычки сандалий больно врезаются в ноги. Но мне так интересно, что я не обращаю внимания на неудобство. Этот город как сон, в нем можно блуждать сотню лет, а Манна охотно все показывает и рассказывает.

– Это Барудхана Масджид – ее можно принять за мечеть, но на самом деле тут арсенал. Так уж устроен Лахор: здесь все не то, чем кажется. За этими стенами сады Шалимар – четыреста фонтанов и целый лакх цветов. Простых людей туда не пускают, но я вас как-нибудь свожу.

Я ему верю, хоть и знаю, что не стоит.

– Видите вон те яркие здания с балконами и оградой с железными шипами? Это хавели придворных. Вон тот большой с узорчатыми фризами и великолепной резной крышей принадлежит визирю Дхиану Сингху, самому могущественному человеку в государстве – ну, после Саркара, конечно. А вон, смотрите, ворота Шеранвала Дарваза! Живые львы в клетках по обеим сторонам напоминают всем, кто входит в город, что наш Саркар – лев Пенджаба.

Над нами нависает форт; в закатном свете он кажется розовым. Он массивный, великолепный и ошеломляющий. Освещают его сотни масляных ламп дийя, мерцающие, словно звезды в небесах, а над ними вздымается тонкий минарет, увенчанный полумесяцем. Сердце у меня щемит, хоть я и не знаю почему.

– Бадшахи-Кила, – говорит Манна.

– Это там ты живешь? – взволнованно спрашивает Джавахар.

Манна кивает. Он почему-то затих.

Перед нами ворота. Ведущие к ним ступени такие широкие, что я бы не поверила, если бы мне их описали.

– Хатхи-Паер Дарваза, – говорит Манна.

– Почему ворота такие большие?

Мое невежество заставляет отца недовольно морщиться.

– В праздничные дни семья правителя проезжает тут на слонах.

Я воображаю, как слоны, раскрашенные кумкумом[33]Шафрановый порошок, который используют для нанесения меток. и накрытые шелками, величественно спускаются по лестнице, а их сопровождают барабанщики и девушки с цветами. Толпа возле дворца разражается приветственными криками. На первом слоне Саркар. Я никогда не видела его изображения, поэтому придумываю внешность сама: махараджа высокий и мускулистый, с пышными черными усами, на голове сверкающий тюрбан, расшитый золотом, над головой вскинут обнаженный меч… Нет, это мирная процессия, и я заменяю меч на украшенный самоцветами скипетр.

– Хватит глазеть. Нам надо войти в боковую дверь, пока килу не закрыли на ночь.

Я иду за ним, все еще завороженная зрелищем. Вход сторожат суровые бородатые мужчины в форме и высоких тюрбанах. Ружья они держат наготове. Стражники мрачно указывают на нас с Джавахаром. Манна униженно кланяется и начинает объяснять. Наконец нам разрешают пройти.

Я вижу сбоку огромный сад с красными цветами и чувствую незнакомый сладкий запах. Рискуя вызвать неудовольствие Манны, я спрашиваю, что это за цветы.

– Розы. Наш Саркар их любит, прямо как Великие Моголы. Хватит уже спрашивать!

Почему Манна так злится? Я бросаю взгляд на Джавахара. Брат хмурится, и это вызывает у меня тревогу.

Перед нами высятся величественные здания. Манна их называет, но слишком поспешно. Мечеть Жемчужины с тремя куполами. Диван-и-Аам, где Саркар встречается с простолюдинами. Диван-и-Хас, куда простолюдинов не пускают. Шиш-Махал, украшенный бессчетным количеством кристаллов. Зенана, где за занавешенными окнами живут супруги и наложницы правителя.

Быстрое перечисление сбивает меня с толку. Ладно, неважно: все равно мне ни в одно из этих зданий не попасть.

Пройдя мимо построек, мы выходим на большой луг, освещенный только кострами, пламя которых мерцает по краям. Здешний запах мне знаком: тут пахнет дерьмом. Длинные ряды конюшен, помещение для слонов, откуда слышится их мягкое пофыркивание. Выше комнаты для конюхов и погонщиков слонов.

Куда мы идем?

На дальнем краю комплекса для животных мы сворачиваем в проулок, откуда доносится лихорадочный лай. Псы так бьются об ограды своих загонов, что деревянные стенки дрожат. Наверное, собаки большие и очень сильные. Я пытаюсь попятиться, но Манна громко свистит, и животные затихают.

Мы останавливаемся перед обветшавшей хижиной с низкой крышей, которая почернела от сажи. Лачуга даже меньше нашего дома в Гуджранвале. Неужели Манна вот тут и живет?

Теперь я понимаю, почему он злился. Фантазия, которую он создавал для нас все эти годы, вот-вот разрушится.

Манна распахивает дверь. Нас встречает тошнотворный запах.

– Вот мы и дома, – говорит он с ухмылкой, которая больше похожа на гримасу.