Всю неделю после мехфила меня словно окружает аромат роз. Манна с детским возбуждением снова и снова просит меня описать тот момент, когда Саркар зашел в женское помещение и встал передо мной.
– Повтори-ка еще раз, что он сказал, как восхитился твоей внешностью, как спас тебя от гнева старой царицы.
Сначала я не против и с удовольствием заново переживаю сказочный момент. Но идет время, от Саркара ничего не слыхать, и у меня уже нет сил вспоминать о пире.
Я жду, что Манна будет ругаться, но он просто хлопает себя по лбу и говорит:
– Что поделать, дочка, такова наша судьба. Наверное, зря мы так высоко метили. – От его уныния мне даже хуже, чем если бы он начал швыряться вещами.
Манна больше не кутит по вечерам с конюхами. Я не знаю, куда он ходит. Возвращается он поздно и говорит, что не голоден. Он даже с собаками перестал проявлять свою буйную натуру. Сквозь прорези в изгороди я вижу, как он сидит на земле, подперев голову руками, а собаки возятся вокруг него.
– Я подвела семью, – шепчу я ночью Джавахару.
– Не глупи, – отзывается он и сжимает мне руку. – Манна беспокоится, потому что проиграл кучу денег в карты. Остальные дрессировщики вышвырнули его из своей компании и дали ему месяц на то, чтобы расплатиться. Это его проблемы, не твои.
Брат прав, но иногда у меня все равно выступают слезы на глазах. Из-за доброты Джавахара? Разбитых надежд Манны? Собственных глупых томлений?
Джавахар пытается выяснить, где Саркар, но все говорят разное. То махараджа встречается с британцами, обсуждает договор, который позволит им плавать по рекам Пенджаба. То уехал охотиться и убил шесть диких кабанов. Или он на севере, сражается с афганцами вместе со своим верным джарнаилом – главнокомандующим Хари Сингхом Налвой.
Но одно ясно: у правителя нет ни времени, ни желания навестить меня.
Сегодня Манна до странности весел. Возможно, напросился обратно в компанию картежников и выиграл денег. Он говорит, что пригласил на ужин гостя. Очень неожиданно – раньше отец так никогда не делал. Он приносит мне свежую баранину и зелень, масло гхи, чтобы растопить и намазать лепешки роти.
– Приготовь еду как следует, бети. Это важно. – Он копается в моей одежде и велит надеть бордовую лехенгу. От одного ее вида у меня сердце ноет, но я слушаюсь, потому что и так уже разочаровала семью.
Гость – торговец из городка неподалеку, тучный мужчина чуть младше Манны. Говорит он мало, только хвалит мою готовку и просит добавки. После ужина они с Манной идут во двор поговорить, а Джавахар подбирается поближе и подслушивает. Потом он рассказывает мне, что Манна договаривался о моем браке.
Я в ужасе:
– С этим человеком?
– Да. Его жена умерла в прошлом году, и у него двое детей, за которыми нужен присмотр. Приданое ему не требуется, и за свадьбу он заплатит сам. Больше я ничего не расслышал.
Меня передергивает.
– Не выйду за него! Просто не могу.
– Отвратительно, – соглашается Джавахар. – Неужели Манна не мог найти кого-то получше этого толстого старика?
Как мне сказать брату, что после мехфила мне кажутся отвратительными все мужчины, неважно, старые или молодые? Все, кроме Саркара.
– Я не позволю ему вот так тебя продать, – горячится Джавахар. – Я уже скопил достаточно денег, чтобы отправить тебя в Гуджранвалу. Хочешь уехать завтра? Я отпрошусь у Сулеймана и посажу тебя на телегу. Прежде чем Манна поймет, что к чему, ты уже будешь на полпути домой.
Я благодарна ему за помощь, но отвечаю:
– Давай немножко подождем.
Брат смотрит на меня с грустью. Он знает, какие глупые надежды я питаю.
Следующим вечером Манна говорит мне, что свадьба состоится через десять дней.
– Я хотел другого, – признает он немного пристыженно, – но это наш лучший шанс. Когда Саркар пригласил тебя на мехфил, я надеялся на продолжение, но не получилось. А твоя мать без конца шлет мне сообщения: Балбир уже за двадцать, и в деревне ходят разговоры. Мне надо выдать ее замуж, но денег у меня нет. Я плохо умею откладывать деньги, ты ведь уже догадалась. А Балбир недостаточно красивая, чтоб ее взяли замуж без приданого. Этот торговец – человек щедрый. Он заплатит и за вашу свадьбу, и за свадьбу Балбир. Как только выйдешь замуж, пойду искать супруга твоей сестре.
Мне жалко Манну, и Балбир тоже, но я отказываюсь приносить себя в жертву. От мысли о поцелуях торговца меня тошнит. Есть только один человек, прикосновений которого я жду.
Я принимаю решение. Как только Джавахар сможет все устроить, я сбегу в Гуджранвалу. Надеюсь, Биджи меня защитит. Я опускаю голову, немножко пускаю слезу, чтобы у Манны не возникло подозрений, и притворяюсь, будто смирилась.
Где же ты, мой Саркар?
Я ощущаю одновременно облегчение и печаль. Джавахар обо всем договорился, я уеду в Гуджранвалу завтра рано утром. Как только Манна уйдет на работу, брат отведет меня в Масти Дарваза и посадит на телегу. Я за него переживаю: на мою дорогу уйдут все его деньги, а еще после моего отъезда ему придется иметь дело со злым Манной.
– Я не против и готов на все ради тебя, – заявляет Джавахар. – И потом, – он ухмыляется и демонстрирует мускулы, – я сумею одолеть Манну.
– Я этого не забуду, – говорю я, обнимая брата.
Собирая вещи для побега, я встряхиваю бордовую лехенгу, которая кажется в этой хижине совершенно неуместной, и меня охватывает гнев. Зачем Саркар позвал меня на банкет? Почему сказал, что я красивая, если я так мало для него значу? Потом злюсь на себя: сама дурочка, слишком много всего увидела в приглашении из жалости. В словах, которые представляли собой лишь вежливый комплимент. Я швыряю юбку через всю комнату.
Снаружи слышатся шаги. Я сую сверток в кладовку. Сердце у меня отчаянно колотится. Неужели Манна раскрыл наш план?
Но это Джавахар, он прибежал бегом от самого базара. Тяжело дыша, брат кричит:
– Саркар в городе! Он молится в гурдваре Дера-Сахиб, прямо рядом с крепостью.
Я не трачу время даже на то, чтобы причесаться как следует. Мы бежим в гурдвару, а вокруг люди переглядываются и перешептываются.
– Но почему Саркар молится в середине дня? – бормочу я, задыхаясь. – Ему же надо быть в дурбаре!
Джавахар пожимает плечами.
– Кто знает причины действий правителей? Кто смеет задавать им вопросы?
Впереди виднеется бело-золотая гурдвара, пугающая и величественная. Мне страшно, но я отсылаю Джавахара. Накрыв голову, ступаю в прохладный полумрак, готовясь к озадаченным взглядам и вопросам. Но в большом зале никого нет.
Перед глазами у меня все мутнеет от слез. Я с трудом дохожу до платформы под навесом, где лежит «Гуру Грантх Сахиб», и падаю на колени. Последняя надежда исчезла. Побег в Гуджранвалу не решит моей проблемы. Рано или поздно Манна приведет другого мужчину. И даже если тот будет молодым и красивым, я его возненавижу.
– Что случилось, бети? – Седобородый грантхи[50]Церемониальный чтец священных текстов в сикхизме., которого я до сих пор не замечала, наклоняется ко мне со своего места у священной книги.
От доброты в его голосе я плачу еще горше.
– Я хотела найти Саркара, но он ушел.
– А зачем тебе нужно его видеть?
– Потому что я люблю его больше жизни. – Слова эхом отдаются по залу, удивляя меня. Я не собиралась такого говорить и до сих пор даже не осознавала глубину своих чувств.
Возможно, грантхи чувствует мою искренность.
– Саркар отпустил своих людей и пошел на террасу. Хотел побыть в тишине.
Я цепляюсь за тонкую нить надежды.
– Можно мне туда? Я не буду беспокоить махараджу, честное слово. Если он не захочет меня видеть, я сразу уйду.
Проходит целая вечность. Потом грантхи кивает и показывает мне на узкую лестницу.
Наверху меня слепит блеск солнечных лучей, отражающихся от полированного камня. Я оглядываюсь в поисках Саркара, но никого не вижу и огорченно опускаюсь на горячие плиты. Они обжигают сквозь тонкую ткань курты.
О Вахе Гуру, я опоздала.
И тут я замечаю движение у дальней балюстрады, трепет белой ткани на фоне белой же стены. Саркар стоит неподвижно и смотрит на город так, будто никогда его раньше не видел. Я хочу подбежать к нему, но заставляю себя идти медленно, как полагается в доме молитвы. Повелитель одет еще проще, чем обычно: самый неброский тюрбан, хлопчатобумажная курта. Борода у него спуталась, а во всей позе такая печаль, что, не будь он правителем, я бы его обняла.
Я не издаю ни звука, но он молниеносно разворачивается, сжимая в руке кинжал-кирпан. Может, Саркар теперь и правитель, но сначала он был воином.
– Джиндан! – резко произносит он. – Что ты здесь делаешь?
Неужели с моей стороны наивно было надеяться, что он обрадуется при виде меня? Ну я хотя бы уйду с достоинством.
– Я пришла попрощаться. Извините, если помешала вашим молитвам.
Если он попрощается в ответ, для меня все кончено.
Но он говорит:
– Сегодня моя душа слишком отягощена виной, чтобы молиться. Я просил прощения у женщины, которая умерла годы назад именно в этот день. Если б не она, я не стал бы правителем. А я заставил ее умереть от разбитого сердца.
– Ваша жена, Саркар?
– Моя теща.
Я жду. Молчание всегда хорошо действует.
Наконец он продолжает:
– Ее звали Сада Каур. Ее дочь была моей первой женой – это был неудачный политический союз. Я никогда не любил Мехтаб, но Сада стала мне ближе собственной матери. Она увидела во мне то, чего не видел никто другой, и убедила, что я способен на великие дела, что я смогу объединить сикхов и сделать их мощной силой. О, каким она была воином! Каким стратегом! Она знала: кто владеет Лахором, тот владеет всем Пенджабом. Сада вела переговоры от моего имени и въехала в город рядом со мной. Благодаря ей люди открыли ворота, и мы завоевали Лахор почти без кровопролития.
На мгновение я забываю о своих бедах.
– Женщина-воин!
– Да. Таких, как Сада Каур, – одна на лакх. Но с годами ей захотелось больше власти. Она стремилась принимать государственные решения. Требовала, чтобы я даровал земли детям Мехтаб. Ругала меня за непродуманные браки. Какому мужчине такое понравится? Я велел ей удалиться от дел и передать управление поместьями внукам. Она рассердилась. Мои шпионы выяснили, что она вступила в тайный сговор с британцами. Я пригласил Саду в Лахор, а когда она приехала, доверившись мне, я посадил ее в тюрьму.
Это непривычная для меня сторона личности Саркара.
– Она заболела – наверное, от потрясения и моего предательства. И умерла.
– Какой жестокий конец, – вздыхаю я, не в силах удержаться.
Махараджа тяжело опускается на скамью.
– Она не переставала просить, чтобы я к ней пришел, но я отказывался. Все говорили, что я безжалостен. А ты согласна?
Я опускаюсь на колени и беру его за руку. Мне очень хочется утешить Саркара, но я не стану врать. Сердце у меня болит при мысли о Саде. Наконец я говорю:
– Ваши действия были безжалостными, но вы думали о благе Пенджаба. Вы не могли позволить Саде Каур сотрудничать с британцами. Она погубила бы все, за что вы так долго боролись. И в тюрьме вы не могли ее навестить, потому что слишком любили. Лицом к лицу Сада могла бы все-таки склонить вас на свою сторону.
Правитель ошеломлен.
– Ты мудра не по годам. Как ты догадалась, о чем я думал? Даже министры думали, что я просто хочу больше власти.
«Я догадалась, потому что люблю тебя», – думаю я, но не могу себя заставить сказать это.
Саркар поднимает меня, чтобы я села рядом с ним. Мы вместе смотрим на крыши Лахора, серые и неяркие под густым куполом дождевых туч.
Потом он говорит:
– Карма рано или поздно возвращается к человеку, а это всего лишь один из моих дурных поступков. Неважно, если пострадаю я. Но я молю Вахе Гуру, чтобы он не заставлял Пенджаб платить за мои грехи.
В его словах чувствуется что-то зловещее. Но не успеваю я сказать «Храни вас Вахе Гуру», как Саркар меняет тему:
– Довольно прошлого. Ты говорила, что пришла попрощаться? – Голос у него вежливый и нейтральный.
Надо попытаться еще раз.
– Да. Я не могла уехать, не повидав вас.
– Куда ты едешь?
– Обратно в деревню. Я убегаю. – И тут я рассказываю ему все: про план Манны, про ненавистного жениха.
В его единственном глазу читается легкое веселье.
– А какой тебе нужен жених, юная Джиндан? Высокий, мускулистый и красивый? Может, кто-то из моих кавалеристов? Могу тебе подобрать подходящего.
От гнева я забываю о благоразумии.
– Вы шутите? Вы считаете меня ребенком? Торговец – неплохой человек, многие бы согласились. Но мое сердце уже занято. Оно хочет вас. Только вас.
На мгновение его единственный глаз вспыхивает. От гнева, удивления или чего-то другого?
Я уже столько сказала, что можно и договорить.
– Оставьте меня при себе! – умоляю я. – Я не высокородная, как ваши супруги, и знаю, что вы не можете на мне жениться. Но я могла бы стать одной из ваших наложниц. Я могла бы…
– Хватит! – командует он. Теперь уже на лице у него заметно неудовольствие.
Меня охватывает уныние.
– Помню, твой отец говорил, что тебе всего шестнадцать.
Выпрямляюсь во весь рост, и теперь я лишь немногим ниже Саркара.
– Возраст зависит не только от того, сколько человек прожил на свете.
– Я слишком стар для тебя, – прямо заявляет он.
Странно говорить наложнице такие вещи.
– Вот уж нет. И даже если так, мне все равно. Я вас люблю.
Теперь я унижена окончательно, но, если бы не сказала о своей любви, жалела бы всю жизнь.
Саркар приподнимает мой подбородок. Чего он ищет? Наконец он говорит:
– Возвращайся домой, Джиндан Каур. Я пошлю своего советника Факира Азизуддина – он умеет вести переговоры, – пусть сообщит твоему отцу, что завтра я отправляю тебя в Гуджранвалу с эскортом. А через два года призову обратно.
С чего бы ему делать такое для наложницы?
Я было возражаю, но махараджа велит мне помолчать и снимает с мизинца кольцо с маленьким красным камнем. Мизинец у правителя кривой, будто кость сломали, а потом она заживала как получится. От этого меня охватывает приступ нежности. Мой Саркар, я о тебе позабочусь.
Кольцо мне великовато, но я обещаю нанизать его на веревочку и носить на груди.
Саркар касается моей руки теплыми губами. Борода у него шелковистая, мягкая, как я и ожидала, но щекочется.
– Да уж сохрани! Это кровавый рубин, его прислали из Кабула в качестве дани. А еще это твое помолвочное кольцо.
Я открываю рот от удивления.
Махараджа смеется, а потом заявляет:
– Да. Стоя здесь, в гурдваре Дера-Сахиб, я обещаю, что через два года я, Ранджит Сингх, женюсь на тебе, если буду еще жив.
Он женится на мне?!
Меня наполняет невероятная радость. Потом до меня доходит его последнее замечание.
– Не говорите так! Конечно, вы не умрете! Я буду каждый день молиться о вашем здоровье и благополучии!
Он притягивает меня к себе и целует. Мой первый поцелуй! Меня пробирает дрожь.
– Может, твои молитвы и сработают. – Он улыбается. – Ты умеешь убеждать.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления