Онлайн чтение книги Неизлечимая Болезнь Incurable Disease
1 - 8

Резкий лязг, цепи натянулись, зазвенев до предела.

— Странно, не открывается.

Похоже, этот извращенец забыл ключ. Он в ярости дёргал, пытаясь разорвать высокопрочную сталь, но все его усилия были тщетны.

Чу Цюбая тошнило от одного его присутствия. Он отчаянно отползал назад, извиваясь всем телом, пытаясь избежать оскверняющей близости. Но цепи сковывали его по рукам и ногам, оставляя для манёвра считанные сантиметры.

У двери снова раздались торопливые шаги.

Судя по всему, извращенец отступил на несколько шагов.

И тут из-за порога прозвучал чужой, хриплый голос:

— Ты кто такой? Откуда взялся!

— Тот, кто пришёл тебя прикончить, — медленно ответил извращенец искажённым модулятором голосом.

— Посмел тронуть мою добычу? Похоже, жить тебе надоело.

Этот бессвязный перепал, этот абсурдный диалог в данной ситуации.

Две банды похитителей, как в убогом фарсе, внезапно схлестнулись между собой. Воздух наполнился глухими ударами кулаков о плоть.

— Сопляк, хочешь жить, не высовывайся!

— А жить-то не лучше? Умрёшь, и не попрощаешься даже с теми, кто тебе дорог!

Сон перевернулся с ног на голову. Ощущения раздулись до гигантских размеров, время растянулось в вечность, а в ушах завыл пронзительный звук, как ток, с шипением и треском.

***

— Хочешь уйти отсюда живым?

То был шёпот дьявола.

Чудом вернувшись домой, Чу Цюбай так и не смог никому рассказать о пережитом аде. Он погрузился в долгий, вязкий период депрессии.

В те времена, когда слепота точила его изнутри, Чу Цюбай уже не отличал явь от сна, реальность от галлюцинаций. Он даже не был уверен, существовал ли на самом деле тот ужасный шёпот, тот вползший в его разум голос.

Но слова звучали так отчётливо, сея в душе мужчины бездонный ужас и смятение, заставляя даже не случившиеся кошмары казаться реальностью.

Из пустоты кто-то прошептал:

— Умоляй меня. Умоляй, и я отпущу.

В этом зловещем, бархатном, но угрожающем шёпоте, в мозгу Чу Цюбая вдруг мелькнуло лицо Чу Цзянлая с ласковой улыбкой.

Мысль о спасении, едва зародившись, вспыхнула ослепительным светом в кромешной тьме. Она размывала некогда твёрдую решимость умереть.

Схваченный дьяволом, Чу Цюбай задыхался от боли. Он стиснул зубы, глотая прерывистые вздохи и обломки собственной гордости. В безмолвной агонии его сердце разрывалось на части.

В смятении он уставился в пустоту, на невидимого врага, чей голос мог быть выдумкой. Опутанный кошмаром, Чу Цюбай выглядел потерянным, как белый кролик, продавший душу дьяволу в обмен на иллюзию свободы.

Его растоптанное достоинство, в вихре желания «увидеть его ещё раз», балансировало на краю пропасти.

Тот змей был самым ярким, самым соблазнительным и ядовитым в Эдемском саду. Он искушал Адама нарушить запрет, толкал Еву к падению.

Но это было падение, против которого невозможно устоять. Даже повторись всё тысячу раз, Ева вновь поддалась бы роковой уловке, всё из-за Адама, из-за яблока, из-за змея.

***

В удушающем спазме, с широко распахнутыми глазами, Чу Цюбай ничего не видел. И всё же он ясно ощущал, как его душа переворачивается и разлетается на осколки в агонии.

Он раскололся, как зеркало, разбитое ударом метеорита.

Он распался на соучастника собственного унижения, на того, кто сладострастно внимает своей гибели.

Он был окончательно сломлен.

***

И снова наступила одна из тех бесконечных ночей, когда кошмар не отпускал его.

Чу Цюбай, весь в холодному поту, стекавшем по вискам, резко открыл глаза и опираясь на дрожащие руки, приподнялся на кровати.

На прикроватной тумбочке стояла, залитая лунным светом, стеклянная лампа. Её отражение в зрачках Чу Цюбая мерцало двумя призрачными искорками.

Он уставился на лампу неподвижно.

Это была единственная вещь, которую он взял у Чу Цзянлая, творение нищего чешского художника.

Корпус лампы был сделан из прозрачного стекла и напоминал полурасплавленную глыбу льда. В ночной тиши, под лунным светом, она излучала странную, холодную, надломленную красоту.

Это произведение искусства называлось «Скрытые трещины». Стоило нажать на выключатель, и любой зритель замирал, поражённый этим парадоксом, лампой, что будто разлетелась на тысячи осколков, но при этом оставалась цельной.

Чу Цюбай испытал то же самое, когда увидел её впервые. Это был подарок на день рождения от Чу Цзянлая, в год той катастрофы.

— Брат Цюбай, у каждого из нас есть шрамы. Но это не мешает нам жить ярко. Я знаю, у тебя тоже есть скрытые трещины. Просто не знаю, дашь ли ты мне шанс их исцелить.

Всего одна фраза, и она как бальзам смягчила миллион трещин в его душе.

Оглядываясь назад, он понимал, эта лампа была как нельзя кстати.

Она вросла в его спальню, и каждую ночь напоминала, что у него тоже есть свои потаённые трещины.

Да, это были те самые трещины, на заживление которых ушло долгое, мучительное время, чтобы хоть как-то собрать себя воедино. Они таились в каждом луче света, и каждый шов сиял собственной болью.

Художник гордо заявлял, что «исцелил скрытую трещину», и Чу Цюбай поверил, но так и не задался вопросом: тот, кто разбил её, и тот, кто склеил, один и тот же человек.

Неделя пролетела в напряжённой работе.

Чу Цюбай успел на последний рейс в понедельник вечером, возвращаясь в Цзянху.

Работа хирурга адский груз, где каждая минута на счету, но для него она была бесценным даром. Даже в аэропорту, проходя контроль с билетом в руке, он все ещё отвечал на звонки, целиком уйдя в дела.

У одного из его пациентов подозревали рецидив, маркеры опухоли были в десятки раз выше нормы. Пациент был очень богат, но жизнь всего лишь одна, и он, вцепившись в врача как за соломинку, засыпал вопросами по телефону.

Чу Цюбай не был самым терпеливым врачом на свете, но на этот раз отвечал на всё. Ему нужно было забить сознание работой под завязку, чтобы не оставалось ни щели для иных мыслей.

Проведя почти без сна несколько ночей подряд и отказавшись от еды с напитками в самолёте, он наконец уснул под монотонный гул двигателей.

Вид у него, видимо был и впрямь жалкий, потому что встретивший его в аэропорту водитель уставился на него, как на привидение. Этот мужчина, отдавший семье Чу полжизни, был человеком простым и немногословным. Помолчав, он наконец выдавил:

— Вы так исхудали… Поберегите здоровье, прошу вас.

Если уж водитель это заметил, то Хань Жуйцинь и подавно заметит.

Мать, не снимая маски, открыла дверь с ворчанием, зачем мол, не воспользовался частным самолетом семьи? Но едва взглянув на него, она умолкла, и на смену упрёкам пришли суета и переполох, она тут же заговорила о вызове домашнего врача.

Чу Цюбай усмехнулся, с раздражением:

— Только с трапа сошёл и сразу к врачу? Что люди подумают? Я не в ссылку на край света ездил, а в командировку в столицу. Не драматизируй.

— Какое драматизирую! Ты в зеркало на себя посмотри! Это же полное истощение! Питаешься кое-как, спать, небось, тоже забываешь? Два года назад у меня то же такое было, доктор Чэнь выписал мелатонин, помогло на ура...

Снотворное не брало его бессонницу, так что мелатонин и подавно был бесполезен. Чу Цюбай прервал её:

— Мама, со мной всё в порядке. Просто в последние дни вымотался, забывал поесть. Но я ведь сам врач.

— Что ты понимаешь! — всплеснула руками Хань Жуйцинь. — Врач сам себя не может вылечить! У плотника дома табуретки шатаются, а продавец фруктов сам гнилые яблоки ест...

С годами она стала куда ворчливее, и никогда не умевший её переубедить, Чу Цюбай не стал и пытаться, просто позволил вызвать семейного врача.

Тот наполнял пробирку за пробиркой, беря кровь на анализы.

Знавший его с пелёнок Доктор Чэнь заметил синяки под глазами и улыбнулся:

— Говорят, от счастья хорошеют, а ты я смотрю, наоборот. Неужто невесту нашли, а жениться не хочешь?

Чу Цюбай, зажимая ваткой место укола на сгибе локтя, легко подхватил шутку:

— Доктор, не смешите. Впервые жениться собрался, вот и не сплю от волнения.

Стоявшая рядом Хань Жуйцинь лишь покачала головой:

— Взрослый мужчина, а о себе позаботиться не может. Вечно работа, одна работа... В нашем роду от тебя не ждут, что станешь светилом медицины или в учебники войдёшь... Напрасно я тебя в столицу отпустила.

Знать бы заранее, зачем тогда было начинать.

Чу Цюбай острее всех хотел обладать даром предвидения.

Вздыхая и охая, мать продолжила пилить:

— Рядом с тобой Цзянлай сама рассудительность...

Рука его дрогнула, вата соскользнула, и из прокола проступила крохотная алая капля.

Чу Цюбай небрежно прижал её и спросил:

— А где он?

— Только приехал и сразу обо мне спрашиваешь? Брат Цюбай, выходит, тоже по мне соскучился?

Помяни чёрта, вот он и появится. Чу Цюбай стоял спиной к двери и не видел, как в комнату вошёл кто-то.

В следующее мгновение на его плечи легла тяжесть. Длинная, сильная рука обняла его.

Облачённый в строгий костюм Чу Цзянлай, улыбнулся Хань Жуйцинь в знак приветствия, а затем повернулся к брату.

— Ты так редко приезжаешь. Я, конечно, примчался встретить тебя как положено, устроить настоящий прием!

В официальной одежде он смотрелся взрослее, хотя держался с милой, братской почтительностью:

— Брат Цюбай всегда обо мне помнит, а я о нём. Так что мы квиты.

Давно привыкшая к этой братской идиллии, Хань Жуйцинь смотрела на них с улыбкой. Но на словах, разумеется, не удержалась от шутливого укора:

— Сколько тебе лет, а всё цепляешься за Цюбая! Вот скоро у тебя, Цюбай, жена появится, будет тебя баловать, а Цзянлая закрутит в вихре забот. Только смотри не избалуй его совсем! Не то он окончательно с пути сойдет.

— Правда? — Чу Цзянлай всё так же улыбался, но теперь повернулся к старшему брату вплотную, и сказал: — Тогда, пожалуй, обойдёмся без невестки. А то я и впрямь стану совсем никудышным.

Рука на плече вдруг отяжелела, как налитая свинцом. Чу Цюбай стоял, окаменев, не в силах среагировать на эту близость и мог лишь молчать.

— Вечно ты дурачишься!

Хань Жуйцинь пропустила слова Чу Цзянлая мимо ушей.

Чу Цзянлай не стал настаивать, не подхватил шутку, и мать, не заметив подтекста, тут же обрушилась на Чу Цюбая с новыми упреками:

— А ты, Цюбай, тоже хорош! Целыми днями пропадаешь невесть где, забросил и семью, и компанию, себя загнал просто в хлам! Что, врачам теперь можно не есть, не спать? В вашей больнице, что ли, решили практику «жизнь за жизнь» ввести?

Чу Цзянлай поддакнул:

— Брат Цюбай и впрямь сильно похудел.

Но этот кроткий, заботливый тон разительно контрастировал с его же взглядом. Он не хотел оставаться здесь ни секунды больше.

Как мать, Хань Жуйцинь, конечно уловила неловкость сына, но списала всё на собственную болтливость.

С детства Чу Цюбай редко к чему-то по-настоящему прикипал душой. Лишь одна страсть у него была, медицина, которой он решил посвятить себя.

Поняв, что дальнейшие упрёки пустая трата слов, Хань Жуйцинь ловко сменила тему, перейдя к обсуждению деталей предстоящей свадьбы.

Стоявший рядом Чу Цзянлай больше не вмешивался. Он просто слушал.

А Чу Цюбай то и дело хмурился. Рука на его плече временами сжимала до боли, пальцы впивались в мышцы, но стоило ему дёрнуться, чтобы освободиться, как хватка тут же ослабевала.

— Когда вы с Инь-Инь пойдёте на примерку платья? — спросила мать.

Чу Цюбай оцепенел.

До этого вопроса он не только не планировал сопровождать невесту на примерку, но и понятия не имел о существовании такого этапа в предсвадебной суете.

Хотя родители с обеих сторон с нетерпением ждали свадьбу.

Но этот брак был для них всего лишь личным соглашением о взаимной выгоде. Девушка использовала этот союз равных, чтобы откупиться от семейных притязаний, а Чу Цюбай... он просто жаждал статуса женатого человека.

Однако, чтобы придать этой абсурдной помолвке видимость правдоподобия, он солгал, выдав выдумку за чистую монету:

— Договорились на завтра.

В душе он уже прикидывал, не стоит ли позвонить «невесте» заранее, чтобы синхронизировать легенду.

— У меня завтра свободно, поеду с тобой.

— Не надо...

Мать, обидевшись на отпор, нахмурилась, её глаза потемнели от неудовольствия:

— У тебя в голове одна работа, откуда тебе знать, что платье должно сидеть идеально? Если я не поеду и не дам совет, невеста может и обидеться!

Она очень переживала из-за этого барка.

С одной стороны, она была рада, её упрямый, неисправимый сын наконец-то обрёл пару. Но с другой, этот молниеносный брак, без предупреждения, без намёка на романтику, с готовым свидетельством в кармане, так не походил на привычный стиль Чу Цюбая.

Если бы не её собственное упорство и настойчивость родни невесты, молодожёны и вовсе обошлись бы без пышного банкета, скромно кивнув судьбе. Поэтому в вопросах церемонии она стояла насмерть, не желая ни малейшей уступки.

— Свадьба, дело всей жизни, нельзя халтурить! Вы, молодежь, всё равно относитесь спустя рукава, а кто, как не я, присмотрит? А то в семье Вэнь подумают, что мы, старшее поколение, наплевательски к ним относимся!

Чу Цюбай не хотел ввязываться в пустые споры, тем более продолжать разговор о свадьбе под прицельным взглядом Чу Цзянлая, и он просто кивнул:

— Ладно, как скажешь.

Ужин прошёл в полной рассеянности, без намёка на аппетит. Чу Цзянлай сыпал анекдотами, заставляя Хан Жуйцинь хохотать до слёз, но Чу Цюбай не мог ни улыбнуться в ответ, ни поддержать шутку. Он сидел, уткнувшись взглядом в тарелку.

После ужина Чу Цюбай укрылся в своей комнате и набрал номер жены.

— Госпожа Вэнь, добрый вечер, это Чу Цюбай.

Он представился с такой формальной вежливостью, будто на том конце провода была не его законная супруга, а случайная знакомая, и речь шла не о примерке свадебного платья, а о возврате потерянного кошелька.

Он и впрямь не был мастером светских бесед, но даже с коллегами по пекинской больнице, с которыми он проработал всего пару месяцев, он никогда не держался столь отчуждённо.

— Завтра у тебя будет время? Мы с матерью хотели бы поехать с тобой на примерку свадебного платья.

— Привет, Цюбай! Не надо так официально, зови меня просто Вэнь Инь, — голос девушки был довольно весёлым. — Мм, завтра утром не получится, у меня планы.

Она искренне извинилась, мысленно пробежавшись по своему расписанию, и тут же уточнила:

— А в два часа дня подойдёт?

Со стороны этот диалог мог показаться разговором двух малознакомых людей. Но для них обоих это было естественно.

— Хорошо, тогда во второй половине дня я заеду за тобой. Где тебе удобнее будет?

Вэнь Инь помедлила, явно чувствуя неловкость, но потом решила не юлить и выпалила правду:

— Извини, Цюбай, если ты заедешь, будет неудобно. Гу Минлян из-за моей свадьбы сильно расстроен, завтра мы будем вместе, так что я лучше сама приеду.

Гу Минлян, это имя её бывшего возлюбленного.

Но как новоиспечённый муж, Чу Цюбай не моргнул глазом. Напротив, он тут же утешил её:

— Ничего страшного, не извиняйся. Это моя оплошность.

Историю Вэнь Инь и Гу Минляна он знал с самого начала.

Её родители владели престижной международной частной клиникой. Не такой известной, как семья Чу. Но Вэнь Инь, единственная дочь, считалась девушкой из высшего света.

Как в тысячах романов, избалованная госпожа влюбилась в никому не известного юношу и поклялась, что выйдет замуж за него.

И пусть этот юноша был умён, трудолюбив и взобрался на самую вершину среди обычных людей, для снобов-капиталистов он так и оставался наёмным работником.

И вот они, как по сценарию дешёвого сериала, принялись крушить эту любовь, не давая влюблённым ни минуты передышки, и тут же начали подыскивать для дочери кандидата на замужество. И Чу Цюбай стал тем самым мужчиной.

Честно говоря, после того как Чу Цюбаю стукнуло двадцать, Хань Жуйцинь только и делала, что пыталась свести его с подходящими девушками. Но из-за своей потаённой, необъяснимой тяги он всегда отбивался, то работа, то командировки, то «нет времени на ерунду».

На союз с Вэнь Инь она уже и надеяться перестала.

Кто же знал, что этот закоренелый холостяк, бегущий от свиданий как от чумы, внезапно прозреет и накануне перевода в Пекин сам напишет Вэнь Инь в WeChat, добавившись в друзья.

Вэнь Инь ответила учтиво, но без заискиваний. Приняла запрос и тут же отправила первое сообщение.

[Привет, господин Чу. Я Вэнь Инь. Давно наслышана о ваших талантах, но, к сожалению, у меня есть парень.]

Чу Цюбай отреагировал мгновенно.

[Я в курсе.]

[??????]

Глядя на эту вереницу вопросительных знаков, Чу Цюбай, если память не изменяет, вроде бы улыбнулся, а может и нет.

В те дни нанесённый Чу Цзянлаем удар был сокрушительным. Теперь, оглядываясь, он помнил лишь тот удушающий страх, все прочие чувства были ничтожны по сравнению с этим.

Парень Вэнь Инь, Гу Минлян, тоже был врачом. Однажды на конференции Чу Цюбай случайно увидел их вдвоём в укромном уголке, они жарко спорили из-за родительского противодействия, но тут же помирились.

Мнение общества, давление семьи... Династия Цин пала больше ста лет назад, и Чу Цюбай полагал, что в современном мире эти пережитки не должны отравлять любовь, не должны диктовать сердцу свой выбор.

Любовь должна быть искренней, безудержной. Человеку и впрямь стоит быть смелее, как он сам, дерзким до безрассудства, способным на подобный роман. Любовь, это отвага на грани безумия, граничащая с самопожертвованием глупость. Перед её лицом даже мимолётное счастье стоит того, чтобы променять на неё всю жизнь.