Я тихо ахнула. От внезапно раздавшегося за спиной спокойного и собранного голоса я невольно остановилась. Он был очень мягким, но при этом решительным, словно обладал силой, которая не позволяла ослушаться.
Пока я оставалась на месте, человек позади меня сделал несколько шагов и остановился рядом. Передо мной возник аккуратный жреческий наряд необычного вида, какого я никогда прежде не видела. На белоснежной жреческой одежде были золотые вышивки, а ткань выглядела очень дорого. Кожа у мужчины была белая, черты лица — четко очерченные, нос — высокий и прямой. Если бы он отрастил волосы, то выглядел бы еще красивее. Такой способен обратить в свою веру целую страну. Настолько чарующим было общее впечатление от его внешности.
— Ах, рада знакомству. Вы жрец этого храма?
— Да, верно.
Даже слегка приподнятые золотистые брови были ухожены. Говорят, что у жрецов есть иерархия, так что, возможно, он занимал одну из высоких позиций. В конце концов, это храм во дворце, так что подобное вполне вероятно.
— Я гостья, приглашенная на банкет, — попыталась объяснить я причину своего нахождения здесь. — Просто, прогуливаясь и осматриваясь вокруг, заметила храм и подошла из любопытства.
Я постаралась говорить как можно более вежливо. Храм, в каком-то смысле, являлся для меня местом, где я испытывала чувство успокоения. Здесь Иллиане Глейн не нужно выполнять никаких обязанностей.
— Вот как? — Голос мужчины оставался ровным, однако в нём чувствовалась глубокая скука, будто он уже не раз сталкивался с подобными ситуациями.
— Поэтому, раз уж я здесь, я подумала, что было бы приятно немного помолиться перед уходом…
— Помолиться? — голос жреца прозвучал с оттенком удивления, словно он не ожидал услышать нечто подобное.
Я молча кивнула, внимательно следя за его реакцией, затем вынула из рукава небольшую карточку:
— Могу ли я воспользоваться молитвенной комнатой с этим удостоверением верующего?
— Удостоверение? Вы, случайно, не леди Глейн? — он слегка приподнял брови от удивления.
— Да, это я.
Спрашивать, как он догадался, не имело смысла. Не так много дочерей дворян получали официальное удостоверение верующего. Достаточно было знать несколько физических характеристик, чтобы легко сделать вывод.
— Прошу прощения за невежливость, верующая Глейн.
Жрец, увидев удостоверение, сразу же изменил манеру общения. Он аккуратно поправил свободные рукава своего облачения, сложил руки ниже пупка и вежливо поклонился.
— Я принял вас за одну из тех дворянок, которые заходят сюда из праздного любопытства, и собирался вежливо попросить вас уйти. Простите, что не разобрался сразу.
На его слова я лишь молча улыбнулась. Разумеется, его голос звучал уважительно, но само его поведение не казалось особенно дружелюбным. Если бы он не умел контролировать выражение лица, то, возможно, его губы уже перекосились бы от недовольства.
— Меня зовут Юлио, я жрец.
— Иллиана Глейн.
Даже если он занимает высокий пост, он представляется просто как “жрец”? Или, возможно, он просто не хочет раскрывать мне свой статус. В любом случае, мне всё равно, лишь бы дал мне комнату для молитв, где я смогу выплеснуть всё это раздражение.
— Этот храм в столице существует для укрепления связей с императорской семьей и для того, чтобы священнослужители могли готовиться к мероприятиям, проводимым во дворце, — пояснил жрец.
А-а, вот оно что. Я тихо вздохнула, и Юлио натянуто, но всё же улыбнулся. В его улыбке чувствовалась горечь, но выглядела она на редкость изящно — даже завидно.
— Из-за такого предназначения храм, к сожалению, не открыт для всех. Здесь нет общей молельни, только отдельные комнаты для личной молитвы.
— Ах, понятно. Жаль…
Мне стало по-настоящему грустно. Выходит, у меня не будет возможности воспользоваться свидетельством верующей, которое я получила за деньги. Впрочем, я понимаю, что здесь особая ситуация. Наверное, когда закончится череда дворцовых приёмов, мне придется съездить в столичный храм. Не могу продолжать жить в этой накапливающейся досаде.
— Но если вы не возражаете, я могу предоставить вам свою молельную комнату, — неожиданно произнес Юлио. — Сегодня я ею не планирую пользоваться, так что она останется пустой. Можете спокойно помолиться.
Такие слова всегда радуют.
— Правда? Это возможно? — искренне обрадовалась я.
— Разумеется. Храм всегда открыт для верующих.
— Спасибо. Тогда я воспользуюсь вашим предложением.
У меня и в мыслях не было отказываться, поэтому я тут же согласилась. Юлио с легким поклоном пригласил меня войти внутрь. Храм был не таким уж большим, но просторным и хорошо обустроенным.
— Поскольку среди дворянских дочерей не так много верующих, я неправильно вас понял. Ещё раз прошу прощения, — уже более миролюбиво проговорил жрец.
— Ничего страшного. Просто мне повезло получить это свидетельство, вот и всё.
Если бы не тот случай, я бы, возможно, так и не начала верить в бога. Я относилась к числу тех, кто вообще не верил в существование божеств, и если подумать, я и не хотела особо верить. Но, раз уж это мир новеллы, то здесь, выходит, «богом» является чёртов автор, разве нет? Как бы там ни было, меня уже радует одно: я могу вволю поругать автора с искренним чувством в душе.
— Вот здесь. Кроме меня, сюда никто не имеет доступа, так что можете спокойно оставаться.
— Спасибо за понимание, жрец Юлио.
Услышав мои слова, он вежливо улыбнулся и, слегка поклонившись, удалился, неторопливо закрыв за собой дверь в молельную комнату. Как только я осталась перед статуей богини Регневы, то сразу же опустилась на колени перед ней.
— Хаа…
Сложив руки и закрыв глаза, я постаралась выглядеть как можно более благочестиво — чтобы, если кто вдруг увидит, это было похоже на истинную молитву. Затем, почти неслышно шевеля неповоротливым языком, я начала бормотать. Даже если бы кто-то меня услышал, он наверняка принял бы это за молитву. В этом-то и был мой расчет. К счастью, я могла пользоваться корейским. Ведь языком этой страны просто невозможно выразить все те многообразные ругательства, которые мне были нужны. Мой родной язык в этом плане незаменим.
Я жарко, почти задыхаясь, выплескивала из себя одну ругань за другой, словно читая рэп — и постепенно чувствовала, как на душе становится легче. Если этот каменный бог напротив и впрямь слышал меня, мне бы хотелось, чтобы он хоть как-то подсказал выход из этого дурацкого положения.
«Эй, я не могу справиться с этим Магнусом! Где, чёрт возьми, сама Иллиана Глейн? Чёрт... Просто свихнуться можно… Лучше бы я домой вернулась. Я не выдержу. Что я такого сделала? Если я и виновата, я готова извиниться…»
Невольно я стиснула зубы. Говоря всё это, я ощутила, как внутри поднимается волна обиды. Что же такого я совершила, чтобы теперь корчиться здесь, пытаясь выжить? Я всего-то хотела узнать концовку этой истории. Для читателя романа это абсолютно нормально — хотеть узнать, чем всё закончится. Но если я из-за одного этого должна терпеть всё это безумие — нет, я не могу с этим смириться. Слишком уж жестоко всё обернулось. Мне просто была интересна история, и к тому же волновала судьба Иллианы. Вот и всё.
Сдержав слёзы, я выпалила ещё немного ругательств и наконец вытянулась на полу молельни, свободно раскинув ноги. Правда, совсем уж растянуться я постеснялась, сохранив какие-никакие приличия. Но я всё же откинула голову назад и глядела на статую богини, что взирала на меня с высоты.
— Мне это всё настолько противно…
Мне была противна сама речь, которая не принадлежала мне от рождения; противно, что я знаю имя этой богини; противно то, что я стою на коленях перед чужим божеством. Я вообще не любила богов. Не то чтобы у меня были на то веские причины — просто для меня бог не мог быть статуей, которая не скажет ни слова.
Сколько мне еще так мучиться? Сколько ещё придётся терпеть, чтобы вернуться в свой мир? Даже если моя прежняя жизнь была отчасти жалкой, отчасти убогой, но жить на грани, словно танцуя на лезвии ножа, ещё хуже.
Я заметила, что по щеке скользит слеза, лишь когда половина мыслей меня уже покинула. Смотря, как слёзы впитываются в подол платья, оставляя тёмные пятна, я горестно вздохнула. Что за жизнь, в которой ты не можешь поплакать, когда захочешь… Вот уж правда. И я не думала, что способна разрыдаться до такой степени.
— Вот и ты, Иллиана, тоже жалеешь, да?
Я не знала, печалит ли тебя то, что твое тело захватила я, или то, что Магнус, которого ты, возможно, любила, вдруг охладел к тебе… В любом случае, твоя судьба не из простых. Ведь в итоге ты не получила никакой любви, а только обрела вечную погибель.
Я долго просидела в прострации, пока слезы окончательно не высохли. Наконец, вытерла лицо рукавом и, стараясь справиться с чувствами, вышла из молельной комнаты. Поднявшись и взглянув на своё отражение, я увидела, что платье, так аккуратно выглаженное, теперь всё в складках и помялось, а кружево растеряло прежний вид. Но, пожалуй, сильнее этого меня угнетало моё настроение. Собравшись, насколько могла, я покинула комнату. Личная молельня оказалась лучше, чем я предполагала. Возможно, когда вернусь в особняк, я и дальше буду её иногда арендовать.
Перед тем как выйти, я сделала глубокий вдох, распахнула дверь и…
Вместо пустого зала, в котором не должно было быть ни души, я увидела человека. Я быстро моргнула и попыталась выдавить улыбку. У Юлио было крайне смущенное и озадаченное лицо. Он нахмурил аккуратные брови, видимо, сразу заметив моё состояние. Ведь я не вытерла слёзы, так что следы от них наверняка остались, а глаза, которые я терла, наверное, покраснели. Как бы то ни было, мне не понравилось, что мои чувства так легко прочитываются. Я открыла рот, собираясь попросить его сделать вид, будто ничего не заметил, но Юлио заговорил первым.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления