Онлайн чтение книги Наполовину плохой / Дьявол-полукровка Half Bad / The Bastard Son & The Devil Himself
1 - 13 ЧАСТЬ 2: КАК Я ОКАЗАЛСЯ В КЛЕТКЕ – Старшая Школа Имени Томаса Доуза

Старшая Школа Имени Томаса Доуза

«Уведомление о Постановлении Совета Белых Ведьм Англии, Шотландии и Уэльса.

О любом контакте между Полу Кодами (Б 0.5/Т 0.5) и Белыми Ветами и Ведьмами обе имеющие к нему отношение стороны должны сообщать Совету. Отсутствие уведомления Совета о произошедшем контакте со стороны Полу Кода карается прекращением всех контактов.

Контакт считается состоявшимся, если Полу Код находится в одной комнате с Белым Ветом или Ведьмой или в иных обстоятельствах на достаточно близком расстоянии для разговора».

«Мне теперь пойти и запереться в подвале?» – спрашиваю я.

Дебора берёт письмо и перечитывает его ещё раз. «Прекращением всех контактов? Что это значит?»

Бабуля выглядит неуверенной.

«Они не могут иметь в виду прекращение контактов с нами?» – Дебора переводит взгляд с бабушки на Аррана, – «Или могут?»

Я поражаюсь Деборе; она всё ещё не понимает. Это может означать всё, что захочет Совет.

«Я прослежу, чтобы у нас был список ведьм, с которыми Нэйтан контактировал. Это достаточно просто. Нэйтан почти ни с кем не видится, и среди этих людей не так много Белых Ведьм».

«Когда он начнёт ходить в школу, появятся О'Брайены», – напоминает ей Арран.

«Да, но на этом всё. Это будет небольшой список. Просто нужно убедиться, что мы следуем правилам».

Бабуля права, список невелик. Единственные ведьмы, с которыми я общаюсь, – это мои родственники и те, с кем я встречаюсь в Офисе Совета, когда прихожу на обследование. Я не хожу ни на какие фестивали, вечеринки или свадьбы, потому что моё имя всегда отсутствует в приглашениях, которые приходят на коврик у двери. Бабушка остаётся дома со мной и отправляет Джессику, а когда они подрастут, будет посылать и Дебору с Арраном. Я слышу о празднованиях от других, но никогда не хожу на них.

Белых Ведьм из любого уголка планеты рады видеть в домах, где живут ведьмы, но в нашем доме редко бывают гости. Когда кто-нибудь остается у нас на ночь или две, ко мне относятся либо как к диковинке, либо как к прокажённому, и я быстро учусь не попадаться им на глаза.

Когда мы с Бабулей приехали в Лондон на мою первую Проверку, то поздно вечером оказались на пороге дома одной семьи недалеко от Уимблдона, и я остался смотреть на красную краску на входной двери, в то время как Бабулю пригласили внутрь. Когда через минуту она появилась снова, бледная и трясущаяся от гнева, она схватила меня за руку и потащила прочь, сказав: «Мы остановимся в отеле». Я почувствовал скорее облегчение, чем злость.

До поступления в Старшую Школу имени Томаса Доуза я посещал маленькую деревенскую школу. Я – тот самый медлительный тупой ребенок с последней парты, у которого нет друзей. Как и большинство фейнов по всему миру, дети и учителя там не верят в ведьм; они не понимают, что мы живем среди них. Они не считают меня особенным – просто очень медлительным. Я едва умею читать и писать, и у меня не хватает сообразительности, чтобы обмануть Бабулю, когда я прогуливаю школу. Единственное, что я усвоил, это то, что лучше сидеть в классе со скучающим видом, чем где-либо ещё под действием Бабулиного зелья для наказания. С начала каждого школьного дня я только и делал, что ждал, когда он закончится. Подозреваю, что в старшей школе лучше не будет.

Я прав. В первый день в новой школе на мне старые, слишком длинные серые брюки Аррана, белая рубашка с обтрёпанным воротничком, галстук в сине-золотисто-черную полоску с застарелыми пятнами и тёмно-синий блейзер, который мне до нелепости велик, хоть Бабуля и укоротила рукава. Единственная не поношенная вещь, которую мне вручили – это дешёвый телефон. Его дали мне «на всякий случай». Аррану только недавно разрешили иметь свой, поэтому я знаю, что Бабуля ожидает, что ситуация «на всякий случай» обязательно возникнет.

Я прикладываю телефон к уху, и в моей голове раздаются помехи. Просто необходимость таскать его с собой вызывает у меня раздражение. Перед уходом в школу я кладу телефон за телевизор в гостиной, что кажется хорошим местом, поскольку в последнее время он тоже начал издавать слабое шипение у меня в голове.

Арран и Дебора делают поездку в школу и обратно сносной. К счастью, Джессика покинула дом, чтобы тренироваться в качестве Охотницы. Охотники – элитная группа Белых Ведьм, нанятых Советом для охоты на Тёмных Ведьм Британии. Бабуля говорит, что их всё чаще нанимают другие Советы в Европе, поскольку в Британии осталось крайне мало Тёмных. Охотники в основном бывают женщинами, но среди них есть несколько талантливых мужчин-ведьм. Все они безжалостны и умелы, это значит, что Джессике суждено вписаться в их число.

Отъезд Джессики означает, что я впервые в жизни могу расслабиться в пределах дома, но теперь появилась новая причина для беспокойства – старшая школа. Я умоляю Бабулю, чтобы она не отпускала меня, потому что моё поступление обязательно обернётся катастрофой. Она говорит, что ведьмы должны «вписаться» в общество фейнов и «научиться приспосабливаться», и для меня важно делать то же самое, и что у меня «все будет хорошо». Кажется, ни одна из этих фраз не описывает мою жизнь.

Фразы, которые приходят на ум, фразы, которые я ожидаю услышать, когда кто-то пытается описать меня, – это «противный и грязный», «одноклеточное из пруда» и старое любимое «тупица». Я готов к тому, что надо мной будут подтрунивать из-за того, что я глупый, грязный или бедный, и какой-нибудь идиот обязательно начнет придираться ко мне из-за того, что я маленький, но я не особо возражаю. Они сделают это только однажды.

Я готов ко всему этому, но то к чему я не готов, так это к шуму. Школьный автобус – это настоящий котёл криков и насмешек, кипящий пиликаньем мобильных телефонов. Классная комната немногим лучше, она заставлена компьютерами, и все они издают пронзительный свист, который проникает в мой череп и ничуть не ослабевает, когда я затыкаю уши пальцами.

Другая проблема, и, безусловно, самая серьезная, заключается в том, что Аннализа учится в моём классе.

Аннализа – Белая Ведьма из рода О'Брайенов. Братья О'Брайен тоже ходят в мою школу, за исключением Кирана, ровесника Джессики, который недавно выпустился оттуда. Найл учится в одном классе с Деборой, а Коннор – с Арраном.

У Аннализы длинные светлые волосы, которые рассыпаются по плечам как растопленный белый шоколад. У неё голубые глаза и длинные светлые ресницы. Она много улыбается, обнажая ровные белые зубы. Её руки невероятно чистые, кожа цвета меда, а ногти блестящие. Школьная рубашка на ней выглядит совершенно свежей, будто её выгладили всего минуту назад. Ей идёт даже школьный блейзер. Аннализа происходит из семьи Белых Ведьм, чья кровь никогда не была загрязнена фейнами, и единственные ассоциации с Тёмными Ведьмами – это её предки, которые либо убивали их, либо были убиты ими.

Я знаю, что мне следует держаться подальше от Аннализы.

В первый же день учитель просит нас написать что-нибудь о себе. Мы должны исписать одну страницу или больше. Я смотрю на лист бумаги, а он тупо смотрит в ответ. Я не знаю, что написать, а даже если бы и знал, то все равно не смог бы. Мне удается накалякать свое имя в верхней части страницы, но даже этот результат мне не нравится. Моя фамилия, Бирн, – это фамилия покойного мужа матери. Она не имеет ко мне никакого отношения. Я зачёркиваю написанное, выскрёбывая буквы с листа. Мои ладони потные от карандаша. Оглядев класс, я вижу, что другие дети что-то усердно пишут, а учительница ходит по классу и наблюдает за процессом. Подойдя ко мне, она спрашивает, всё ли получается.

«Я не могу придумать, что написать».

«Что ж, может быть, ты расскажешь мне, что делал этим летом? Или расскажешь о своей семье?» – Таким голосом она говорит, когда объясняет что-то медлительным детям.

«Да, хорошо».

«Так что, мне оставить тебя подумать?»

Я киваю, всё ещё пялясь на лист бумаги.

Как только она отходит достаточно далеко и склоняется над работой другого ребенка, я начинаю писать.

«у миня есть брад и систра мой брад эта Арран

он хароший и Деб умняя»

Я понимаю, что моя работа ужасна, но это не значит, что я могу что-то сделать, чтобы улучшить ситуацию.

Дописанные эссе нужно сдать учителю, и девушка, которая забирает моё, пристально смотрит на меня, взглянув на мой лист бумаги.

«Что?» – спрашиваю я.

Она начинает смеяться и говорит: «Моему брату семь, и он может написать что-нибудь получше».

«Что?»

Она перестает смеяться и говорит: «Ничего…» – и чуть не спотыкается, спеша пройти к началу класса, чтобы сдать бумаги.

Я оглядываюсь, чтобы посмотреть, кто ещё хихикает. Двое других за моим столом, похоже, увлечены карандашами в их руках. Ребята за столом слева от меня только что ухмылялись, а в следующую секунду уставились на свой стол. То же самое происходит с детьми за столом справа от меня, за исключением Аннализы. Она не смотрит в стол, а улыбается мне. Я не знаю, смеётся она надо мной или ещё над чем. Мне приходится отвести взгляд.

На следующий день на уроке математики я ничего не могу решить. К счастью, учительница быстро понимает, что, если меня не замечать, я буду сидеть тихо и не доставлю проблем. Аннализу трудно игнорировать. Она отвечает на вопрос и отвечает правильно. Она отвечает на другой, и снова правильно. Когда она отвечает на третий, я слегка поворачиваюсь на своем стуле, чтобы взглянуть на неё, и снова замечаю, что она смотрит на меня и улыбается.

На третий день, на уроке рисования, кто-то задевает мою руку. Чистая, медового оттенка рука тянется мимо меня и выбирает угольно-черный карандаш. Когда рука отодвигается, манжета её блейзера задевает тыльную сторону моей ладони.

«Отличный рисунок».

Что?

Я смотрю на свой набросок чёрного дрозда, который клюёт крошки на заброшенной детской площадке.

Но я быстро перестаю думать о дроздах и набросках. Теперь я могу думать только о том, что она заговорила со мной! Она заговорила со мной дружелюбно!

Потом приходит мысль: «Скажи что-нибудь!» Но все, что происходит – «Скажи что-нибудь! Скажи что-нибудь!» – гремит в моей пустой голове.

Сердце колотится о грудную клетку, кровь в венах пульсирует от этих слов.

Скажи что-нибудь!

В панике я придумываю только два варианта: «Мне нравится рисовать, а тебе?» и «У тебя хорошо с математикой». К счастью, Аннализа ушла прежде, чем я успел произнести хоть что-то.

Она первая Белая Ведьма не из числа ближайших родственников, которая улыбнулась мне. Первая. Единственная и неповторимая. Я никогда не предполагал, что такое случится; и возможно подобное никогда не повторится.

И я знаю, что мне следует держаться от неё подальше. Но она была добра ко мне. А Бабуля сказала, что мы должны «соответствовать», «вписываться в общество» и всё такое, и вежливость – тоже часть этого процесса. Так что в конце урока я собираю силы, чтобы заставить свои ноги подойти к ней.

Я протягиваю ей свой рисунок: «Что думаешь? Теперь он закончен».

Я готов к тому, что она скажет что-нибудь ужасное, посмеётся над рисунком или надо мной. Но я не думаю, что она так поступит.

Она улыбается и говорит: «Он действительно хорош».

«Ты так думаешь?»

Она больше не опускает взгляд на рисунок, но продолжает смотреть на меня и говорит: «Ты должен понимать, что он великолепен».

«Он приемлемый… Я не могу правильно изобразить асфальт».

Она смеется, но резко замолкает, когда я поднимаю взгляд на неё: «Я смеюсь не над тобой. Рисунок действительно хорош».

Я снова смотрю на рисунок. Птица получилась неплохо.

«Можно мне его забрать?» – спрашивает она.

Что?

Зачем он ей?

«Все нормально. Это глупая идея. Тем не менее, рисунок вышел отличным», – она сворачивает свой рисунок и уходит.

С тех пор Аннализа умудряется садиться рядом со мной на уроках рисования и быть со мной в одной команде на физкультуре. Остаток учебного дня мы разбиты на группы по успеваемости. Я попадаю в группу с самыми низкими оценками, а она – с самыми высокими, так что мы редко видимся.

На следующей неделе мы сидим на уроке искусства, и она спрашивает: «Почему ты не смотришь на меня дольше секунды?»

Я не знаю, что сказать. Эта секунда чувствуется гораздо дольше.

Я опускаю кисть в банку с водой, поворачиваюсь к ней и смотрю. Я вижу улыбку, глаза и медовую кожу…

«Две с половиной секунды, не больше», – говорит она.

Для меня это ощущается в разы дольше.

«Я не могла и подумать, что ты будешь настолько затенчив».

Я не застенчив.

Она наклоняется ко мне и говорит: «Родители говорили мне не общаться с тобой».

Я поднимаю взгляд на неё. Её глаза сияют.

«Почему? Что они говорили обо мне?»

Она слегка краснеет, и её взгляд теряет свой блеск. Она не отвечает на мой вопрос, но что бы они ни сказали, кажется, их слова не были настолько ужасны, чтобы отпугнуть Аннализу.

Вернувшись вечером домой, я смотрю на себя в зеркало в ванной. Я знаю, что я ниже ростом, чем большинство мальчиков моего возраста, но ненамного. Люди всегда говорят, что я грязный, но я часто бываю в лесу, мне трудно поддерживать чистоту, и я не понимаю, в чем проблема с грязью. При этом мне нравится, что Аннализа настолько чистоплотная. Я не знаю, как ей это удается.

Арран заходит, чтобы почистить зубы. Он выше меня, но на два года старше. Я думаю, такой мальчик понравился бы Аннализе. Красивый, нежный и умный.

Дебс тоже заходит. Становится немного людно. Она тоже чистоплотна, но не настолько, как Аннализа.

«Что делаешь?» – спрашивает она.

«А на что похоже?»

«Похоже, что Арран чистит зубы, а ты любуешься своим прекрасным лицом в зеркале».

Арран тыкает меня локтем и расплывается в улыбке.

Моё отражение пытается улыбнуться в ответ и намазывает зубную пасту на щётку. Я смотрю в свои глаза, пока чищу зубы. У меня ведьминские глаза. Глаза фейнов тусклые. А у каждой ведьмы, которую я встречал, есть особый блеск в глазах. У Аррана глаза светло-серые с серебристыми отблесками, у Дебс – более тёмные зелёно-серые с бледно-зелёно-серебристыми отблесками. У Аннализы голубые глаза с серебристо-серыми искорками, которые вращаются и опускаются, что особенно заметно в моменты, когда она дразнит меня. Дебора и Арран не могут видеть эти отблески, и Бабуля тоже; она говорит, что это способность, которой обладают немногие из ведьм. Я не рассказывал ей, что, когда я смотрю в зеркало, то не вижу серебристых отблесков, но у моих чёрных глаз есть тёмные треугольные отблески, которые медленно вращаются и на самом деле не отблески вовсе. Они не сияюще-черные, а какие-то пустые, поглощающе-чёрные.

У братьев Аннализы, Найла и Коннора, голубые глаза с серебристыми отблесками. Братьев О'Брайен также легко узнать по светлым волосам, длинным рукам и красивым лицам. Я избегаю Аннализу на переменах и в обеденное время, так как знаю, что если братья увидят нас вместе, у неё будут неприятности. Мне отвратительно полагать, что они могут подумать, будто я их боюсь, но я действительно не хочу причинять неприятности Аннализе, а в этой огромной школе легко избегать человека, если ты этого захочешь.

В конце первого месяца моросит мелкий дождик, который быстро покрывает кожу, позволяя вымыться дочиста. Я стою за спортивным залом, прислонившись к стене, и обдумываю варианты времяпровождения вместо урока географии, когда Найл и Коннор появляются из-за угла. Судя по их улыбкам, они нашли то, что искали. Я не отхожу от стены, но улыбаюсь им в ответ. Это будет интереснее, чем дельта Миссисипи.

Найл начинает со слов: «Мы видели, как ты разговаривал с нашей сестрой».

Я не могу представить, когда и где, но не собираюсь утруждать себя расспросами и бросаю на него один из своих «ну и что» взглядов.

«Просто держись от неё подальше», – говорит Коннор.

Они оба отступают, не зная, что делать дальше.

Я еле сдерживаюсь, чтобы не засмеяться от того, настолько неумело они выглядят при попытке угрозы, и молчу, гадая, так ли это на самом деле.

Вполне возможно, что так оно и есть, но тут позади них появляется Арран и возмущённо спрашивает: «Что происходит?»

Когда братья поворачиваются к нему, атмосфера меняется. Они не боятся Аррана и не собираются показывать ему, что проявили долю осторожности со мной.

Они в унисон отвечают: «Отвали».

Тот не уходит, и Найл начинает надвигаться на Аррана.

Арран стоит на своём, говоря: «Я остаюсь здесь с братом».

Звенит звонок, возвещающий об окончании обеденного перерыва, и Найл толкает Аррана в плечо, говоря: «Проваливай обратно в класс».

Арран вынужден отступить, но затем он делает шаг вперёд, отвечая: «Я никуда не уйду без моего брата».

Коннор смотрит на Аррана, наполовину отвернувшись от меня, и это слишком заманчиво – видеть его лицо с такого ракурса. Я наношу ему сильный удар своей версией левого хука. Прежде чем тело Коннора касается асфальта, я пригибаюсь к земле позади Найла и сильно бью его локтем под колено. Он тоже падает, и так резко, что я едва успеваю отскочить в сторону. Я всё ещё на взводе, так что бью Найла дважды по лицу, но мне нужно спешить, чтобы уделить внимание Коннору. Я встаю, пинаю Найла в бок, пока он откатывается от меня, и бью Коннора ботинком в плечо, когда он поднимается. Найл, однако, представляет большую опасность, поскольку он крупнее и выносливее брата, и он тренирован достаточно, чтобы снова откатиться в сторону, когда я начинаю бежать на него. Однако я не успеваю нанести удар ногой, так как Арран неожиданно сильно хватает меня за плечи и тащит прочь. Я почти не сопротивляюсь. Я сделал достаточно.

Арран обнимает меня за плечи, пока мы идем обратно к зданию школы. Он крепко обнимает меня, притягивая к себе, но когда мы подходим к входу, он отталкивает меня. Это сердитый толчок.

«В чём дело?» – спрашиваю я.

«Почему ты смеешься?»

Я смеялся? Не успел этого понять.

Арран входит в школу, раскинув руки, как будто ему нужно от меня защититься. Дверь за ним захлопывается.