Онлайн чтение книги Военная хроника маленькой девочки The Saga of Tanya the Evil
Глава 5 - Экскурсия

17 ИЮЛЯ 1927 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ. НАПРАВЛЕНИЕ — ИЛЬДОА

Несмотря на то, что U-091 под командованием майора Отто фон Эльма является стандартной флотской подводной лодкой, в настоящее время она открыто идёт на поверхности.

Подводная лодка, которая добровольно себя показывает.

Вероятно, это само по себе является неким посланием. Чтобы подкрепить идею невинного прохода, она неторопливо движется к горизонту, оставляя за собой небольшой кильватерный след, входя в ильдоанские воды.

Независимо от того, как бы всё прошло ночью, если подлодка не погружается, а уверенно несёт имперский флаг, приближаясь средь бела дня, Ильдоа вынуждена реагировать, хочет она того или нет.

И штаб ВМС Ильдоа реагирует незамедлительно.

Точнее, они передают по всем каналам вызов, чтобы направить доброжелательных визитёров. И как любезно с их стороны передать его также в незашифрованном виде. Они передают его несколько раз, чтобы дружественная нация наверняка получила сообщение.

По прошествии достаточного времени ильдоанский флот отправляет эскадру торпедных катеров для встречи корабля, на котором путешествуют Таня и её подразделение.

Таким образом, получив вежливый приём от дружественной нейтральной страны и даже обменявшись учтивым орудийным салютом, U-091, неся свои имперские и военные флаги, скользит по Внутреннему морю, всю дорогу возвещая о присутствии Империи.

Сопровождающие ильдоанские катера окружают U-091, образуя кольцевой строй с подводной лодкой в центре. Если трактовать это благосклонно, то, поместив судно, которое даже не является крупным боевым кораблём, прямо в середину, они, должно быть, эскортируют нас, опасаясь любого вмешательства со стороны флота Содружества.

С другой стороны, их пушки направлены чуть-чуть внутрь. Полагаю, это означает, что нам лучше не вытворять ничего смешного?

Несмотря ни на что, наблюдать за величественными манёврами эскадры торпедных катеров приятно. Вид с палубы довольно впечатляющий. Это было бы невозможно без прекрасной дружбы между Ильдоа и Империей.

Они замечательный друг. Какой замечательный друг.

Вот почему, на всякий случай, моё подразделение выстроено в парадной форме на палубе. При необходимости они готовы спрыгнуть с подводной лодки, подняться на борт ближайшего эсминца и выпустить три залпа взрывных формул по любым открытым горючим материалам, чтобы вызвать вторичные взрывы. Они готовы к действию самым безобидным из возможных способов.

Самый нервный момент — когда над головой пролетает ильдоанский самолёт. Глядя на силуэт, я замечаю знакомую кокарду. Как я могла не заметить надпись «Этот истребитель сделан в Содружестве», красующуюся на самолёте. На мгновение меня охватывает ужас — пока я также не замечаю ильдоанские опознавательные знаки.

Самолёт, сделанный во вражеской стране, летит над нашей подводной лодкой! Видя, как нервничает Эльм, его выражение лица напряжено, я вынуждена признать, что слишком хорошо его понимаю.

Вражеский самолёт над головой — худшая ситуация для подводной лодки.

Насколько лучше я бы себя чувствовала, если бы мы могли сбить этих машущих крыльями засранцев.

— Ильдоанцы встречают очень интенсивно. Не находите это впечатляющим, капитан?

— Безусловно, полковник. Мне бы хотелось от стыда пробить тревогу экстренного погружения.

— Я чувствую то же самое. Но у нас строгий приказ Генерального штаба войти в порт с улыбкой.

— А-а-ах, — я слегка морщусь. — Я даже не знаю, как быть дружелюбной. Я так много времени провела, углубляя дружбу с коммуняками на востоке. Я не знаю, что ещё использовать, кроме лопаты.

— Лопаты?

— О, может, на флоте это делают по-другому? Солдаты на восточном фронте подтверждают наши узы родства с коммуняками, обмениваясь ударами лопат.

— А, так в рейнском стиле?

— Именно, — я киваю. Дикость, насилие и ненормальность слишком долго были моими постоянными спутниками.

Я смирилась с тем, что мои подчинённые искажены, но если подумать, нет гарантии, что и я не пострадала.

Таня морщится.

— …Полагаю, мне нужно хотя бы вспомнить, как мы всё делали в мирное время.

Из тех лет, что она провела в Имперской армии, по-настоящему мирными были менее двух. Можно ли действительно быть привередливым, когда дело касается работы?

То, на что воюющее государство не должно было и надеяться: мирный вход в иностранный порт.

Ильдоанский военный оркестр торжественно исполняет гимны обеих стран, имперский и ильдоанский флаги высоко реют, и — поразительно — даже дети с букетами наготове.

Нет репортёров с камерами, и присутствие ильдоанских военных, а также их намерение жёстко контролировать всю ситуацию, ощущается тут и там… И всё же атмосфера расслабленная.

Признаюсь, это чувство трудно передать словами. Лучшее, что я могу сделать, — это назвать его «непринуждённым». Это невероятно жизнерадостно по сравнению с имперскими портами, которые превратились в военные «чёрные ящики» для поддержания абсолютной секретности при заходе и выходе военных кораблей.

Насколько мирной является Ильдоа во время этой войны по сравнению с Империей.

Может, поэтому? Я только что поняла, что чего-то, что я ожидала увидеть, явно не хватает.

Здесь нет знакомых бетонных бункеров для подводных лодок.

Даже несмотря на то, что мы прибываем на подводной лодке, мы швартуемся не в бункере, а на открытом воздухе, как любая другая лодка! Не будет преувеличением сказать, что это первый раз в моей жизни, когда я швартуюсь у пирса на подводной лодке.

Когда я перехожу по трапу на берег, удивительно ново то, что я вижу небо над головой. Оно голубое. Глядя на ясное, ультрамариновое небо Ильдоа, я не могу не чувствовать необъяснимого раздражения.

Должно быть, это потому, что истребитель производства Содружества делает вираж, чтобы поздороваться. Надеюсь, это всё, что он сделает.

Это не совсем вопрос вкуса, но тот факт, что те, кого я считаю приветственной делегацией от военных, одеты в хрустяще накрахмаленные мундиры, меня беспокоит.

Хотя имперской стороне удалось что-то сделать со своей внешностью, они всё ещё солдаты. Оказавшись на суше, им всем придётся вспомнить манеры, которыми им не нужно было пользоваться с момента окончания академии.

Хотя Эльм представляет подводную лодку на встрече с высокопоставленными офицерами, прибывшими с визитом вежливости, пока я присутствую на мероприятиях, я должна хотя бы отдать честь.

Такое чувство, будто я странно давно не видела таких немятых костюмов вне фотографий. И, конечно, ильдоанские военные бросают на меня грубые взгляды, полные удивления, когда замечают мой невысокий рост.

Быть дружелюбной? Как мне это удастся?

Единственная причина, по которой меня немедленно не сокрушает нарастающее напряжение, — это смена обстановки. Побег или, возможно, рука помощи. Когда я наконец сбегаю, благодаря сотрудникам посольства и планированию полковника Каландро, моя благодарность определённо искренняя.

Так Таня и 203-й батальон воздушных магов расстаются с Эльмом и подводниками, чтобы сесть на специально организованный поезд.

Увлекательное железнодорожное путешествие по Ильдоа! С вашими весёлыми ильдоанскими приятелями! Так начинаются наши путешествия, спонсируемые Генеральным штабом?

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, ПОСЛЕ ОБЕДА, ТРАНСИЛЬДОАНСКАЯ ЖЕЛЕЗНАЯ ДОРОГА, ВАГОН-РЕСТОРАН

Ту-тук, ту-тук. Ту-тук, ту-тук.

Звук покачивающегося вагона знаком каждому, кто когда-либо путешествовал по железной дороге. И всё же, Таню с момента отправления со станции мучило неописуемое чувство несоответствия.

Она никак не может расслабиться, даже когда её проводят в вагон-ресторан, наполненный богатыми ароматами.

Представители посольства приятно улыбаются, а группа полковника Каландро, которые, похоже, являются приветственной командой, кажется, совсем не возражают, но мои подчинённые колеблются.

Что это за странное чувство?

Может, разрыв между передовой и тылом просто слишком велик — что-то в этом роде?

Но размышления об этом не помогают. Придётся разобраться с этим позже. Я решаю пока сдаться, но когда тянусь за графином с водой на столе, мне внезапно приходит в голову мысль.

— Почему графин стеклянный?

Он сделан из стекла и не закреплён надёжно. Почему нечто подобное оставлено небрежно на столе? Если его оставить как есть, и вагон качнётся, он разобьётся.

Но внутри поезда, покачивающегося под стук колёс ту-тук, ту-тук, графин дрожал почти незаметно.

— А, понятно.

Как только я разобралась, оказалось, что причина была действительно довольно проста.

— …Ну, это просто…

Слишком тихо. Покачивание такое слабое.

Если бы здесь был подполковник Угер из Железнодорожного департамента, он бы наверняка подробно остановился на мельчайших различиях, но такой профан, как Таня, может распознать несоответствия только на поверхностном уровне.

Тем не менее, одно я знаю наверняка: ильдоанцы следят за техническим состоянием. По крайней мере, они делают это гораздо тщательнее, чем имперцы следящие за железными дорогами, протянувшихся до восточного фронта.

Я мгновенно понимаю, чему можно позавидовать в ильдоанских поездах. Они — катящиеся воплощения мира. Одного того факта, что рельсы идут прямо, не извиваясь, достаточно, чтобы осознать ценность мира.

И ильдоанцы, вероятно, могут достать столько стекла, сколько захотят.

— …Я зеленею от зависти.

Дивиденды, которые платит мир, фантастические. Если возможно, я бы хотела, чтобы Рейх поживился ими хотя бы один день.

Пробормотав это, Таня поворачивается к предмету, от которого до этого момента отводила взгляд.

Небрежно поставленная в центре стола, стоит красиво сплетённая корзина. Если вы можете в это поверить, внутри — гора хлеба. Это хлеб из хлебов, сделанный из обработанной белой муки.

Официант оставил его там, сказав, что мы можем угощаться, словно это ничего не стоит.

— Угощаться?

В Империи даже классический эрзац-хлеб, К-Брот, поставляется в ограниченном количестве.

Здесь же, однако, ослепительное разнообразие различных видов, все высшего качества. Даже если они не свежеиспечённые, обслуживающий персонал, должно быть, подогрел их. Сладкий аромат в воздухе — жестокое посягательство на моё обоняние.

Этот запах…

Какой соблазнительный. Он заставляет меня хотеть немедленно протянуть руку.

…Досадно, но мой сотрапезник, полковник Каландро, опаздывает. Что могло задержать его на пути в вагон-ресторан?

Если он собирается отложить эту трапезу, когда я сижу прямо перед ней… я не прочь применить неудачную шальную пулю. Ну, нет, полагаю, это перебор. Но это крайне неприятно.

Непунктуальность — это то, что я абсолютно не прощаю людям.

Как раз когда моё раздражение достигает точки кипения, сзади раздаётся голос, и я выпрямляюсь.

— Прошу прощения, полковник Дегуршаф! Кажется, я заставил вас ждать.

— О!.. Полковник!

Жестом правой руки показывая, что я могу оставаться сидеть, и извиняясь левой, он садится на место напротив меня.

— Чиновники вашей страны пытаются забить ваше расписание вечеринками, пока вы в городе.

— Подумать только, мы так популярны. Они так хотят углубить нашу дружбу, что было бы стыдно нас утруждать?

— Ха-ха, очень смешно, полковник, — он отмахивается от её опасений. — Это заняло некоторое время, но… я наконец-то донёс это до тупоголовых бюрократов. Гарантирую, вы сможете осматривать достопримечательности на досуге. Конечно, — он преувеличивает выражение лица для эффекта, — я уверен, вы не хотите тратить время на официальные приветственные вечеринки, но я устроил один простой, неофициальный ужин. Как только с этим будет покончено, вы действительно свободны.

Ужин как формальность с коллегами, а потом нас отпускают?!

— Я не мог избежать хотя бы одного. Просто считайте это визитом вежливости и сопроводите меня.

План, который он так небрежно излагает, на самом деле довольно щедр, учитывая обстоятельства. Я представляла себе официальную экскурсию под усиленным наблюдением, так что это неожиданно.

— От имени моих бойцов, большое спасибо за организацию всего.

— Я сделал лишь то, что естественно, — он благосклонно кивает, и выражение его лица заметно расслабляется. — Ну что ж, хватит о делах. Развлекать знакомого, который был добр ко мне на восточном фронте, бесконечно более значимо, чем встречаться с военными бюрократами и колотить друг друга по голове душным этикетом.

— Всё, что вы говорите, так богато подтекстом, полковник Каландро.

Каландро натягивает улыбку, чтобы показать, что лесть ему не противна. Полагаю, если мы собираемся прощупывать друг друга и при этом сохранять приятную атмосферу, то, вероятно, так и должно быть.

— Но посмотрите, полковник. Это тёплое солнце может сделать любого поэтом, оратором или даже музыкантом. Я обожаю эту солнечную железнодорожную линию.

Он оживлённо продолжает рассказывать о том, что Ильдоа — это «мир света». Он начинает сольное выступление, пространно рассуждая о своих чувствах к солнцу, истории и лимонам, а также о том, как прекрасны красные апельсины.

Я тут, практически умираю с голоду, а он читает мне лекцию о цитрусовых. Вот это тип. Как раз когда Тане становится трудно сдерживать подёргивание щёк, он наконец заканчивает.

— Ах, — он морщится, кажется, заметив, что натворил. — Простите, я могу быть немного многословен.

Как человек с социальными навыками, я неопределённо улыбаюсь и храню молчание. Подтверждать или отвергать подобные монологи не только бессмысленно, но и активно вредно. Гораздо безопаснее улыбаться и потягивать чай.

Наконец, я решаю принять невинное выражение лица и сменить тему.

— Вообще-то, я удивлена. Я была уверена, что нас посадят на военный поезд.

— Я не могу позволить вам так нас недооценивать, полковник. В конце концов, это должна быть экскурсионная поездка для почётных гостей из союзной нации.

Неожиданно, он даёт уклончивый ответ на её зондирующий комментарий.

— Это роскошная ильдоанская поездка на поезде. Я бы не сказал, что она может сравниться с грандиозным приёмом, который вы оказали мне на восточном фронте, но это не так уж плохо, правда?

— Боже мой, как неловко. Пожалуйста, считайте наши скромные подношения на восточном фронте продуктом неуклюжего поля боя и простите нас.

Мы обмениваемся колкостями, прощупывая друг друга.

Тем не менее, я ничего не имею против Каландро. Вероятно, и наоборот.

Ильдоа хочет поддерживать деликатную дистанцию с Империей и другими воюющими государствами. Империя хочет сказать им, чтобы они ясно дали понять, что они на стороне Империи. Как представители своих стран, мы просто обмениваемся репликами по сценарию, с выражениями лиц настолько серьёзными, насколько позволяют наши зарплаты.

Но в конечном счёте, здесь нет личных обид. Как только мы скажем то, что нужно сказать, я уверена, мы окажем друг другу услугу, ослабив хватку.

— Я бы не ожидал полноценного обеда на поле боя. Здесь, однако, мирное время, так что у вас могли бы возникнуть сомнения или оговорки, если бы мы предложили что-то меньшее. Надеюсь, наше гостеприимство не подведёт.

— …Нет, полковник. В данный момент я очень наслаждаюсь.

— Не торопитесь. Приветственный банкет ещё даже не начался!

Таня молча отводит взгляд.

Как будто она могла бы признаться, что наслаждалась ароматом хлеба. Вероятно, сейчас хорошее время сменить тему.

— Могу я посмотреть меню?

— Конечно. Что бы вы хотели?

— Я только что с поля боя. Я съем всё съедобное, — я неловко улыбаюсь и решаю задать вопрос из вежливости. — И у меня всё ещё есть привычка собирать информацию. Могу я узнать вашу рекомендацию, полковник?

— Разумеется. Я с удовольствием что-нибудь порекомендую.

— Спасибо.

— Вовсе нет. Хм, что бы мне порекомендовать?.. Все морепродукты восхитительны. Не то чтобы мясо было плохим… — Помолчав мгновение, он делает своё заявление. — Рыба здесь изысканная. Моё личное мнение — действительно вкусных рыб очень мало, так что нужно наслаждаться ими, когда представляется такая возможность.

— Это сильная рекомендация. Рыба действительно так хороша?

— Рад, что вы спросили! — радостно отвечает Каландро. — Поезд, отправляющийся из военно-морского порта, не исключение. Каждое подразделение очень тщательно подходит к закупке морепродуктов. Они все действительно что-то с чем-то.

— Армия помогает в закупках?

— Нет, не так, — он немного понижает голос и доверчиво сообщает с весёлым тоном: — На индивидуальном уровне… Как солдат на передовой, я уверен, вы знаете, как это бывает, полковник Дегуршаф.

— Вы имеете в виду воровство?

Раздаётся громкий хлопок его ладоней. Затем он загадочно улыбается.

— У этих обжор, которые заправляют кухней, много друзей.

— Должно быть, они очень хорошо ладят, раз предлагают рыбу на ужин.

— Они мастера большой игры. На здешних кухнях всегда есть рыба такая же хорошая или даже лучше, чем та, что можно найти в порту.

Свежая рыба в любое время.

Безопасность постоянного источника желанных товаров, хорошая связь.

— Какой скандал.

— А в Империи разве по-другому?

— Ха-ха-ха! — Я отмахиваюсь от комментария смехом и наконец заглядываю в меню. Правда в том, что то же самое происходит и в Империи. Если ты лично знаешь ответственного человека, всё можно упростить.

Как человек, имеющий взаимопонимание с высокопоставленными офицерами Генерального штаба, такими как подполковник Угер и полковник Лерген, и благодаря этому легче получавший снабжение, я не в том положении, чтобы говорить.

— Полковник, хотя мы служим под разными флагами, мы оба солдаты.

— Желудок и армия — две темы, которые не могут быть риторическими. Реальность невесёлая, и они соответствуют реальности, — Таня слабо улыбается Каландро. — В конце концов, я предпочту трёхразовое питание романтике. Само собой разумеется, что те, у кого полные желудки, должны выходить победителями.

Только посмотрите на горячие обеды. Как трудно приготовить питательные ингредиенты, достать топливо для их разогрева и доставить их войскам без каких-либо сбоев!

Со свежими морепродуктами доставка их на передовую была бы предприятием, сравнимым с отправкой зонда на Луну. Вот почему ребята из финансового отдела в метрополии говорят нам обходиться К-Бротом.

— Полагаю, я воспользуюсь этим редким шансом и попробую этот маринад.

— О, любитель приключений в еде? Вы редкость. Я слышал, большинство людей из Империи довольно консервативны в еде.

— Наслаждаться вкусами другой страны — это единственное развлечение, на которое может рассчитывать солдат на передовой.

— С такой карьерой, как у вас, полагаю, это правда. Вы, должно быть, наслаждаетесь всеми различными вкусами повсюду, куда бы ни отправились. И держу пари, у вас довольно разборчивый вкус.

«Если бы я ела что-то вкусное, конечно», — эту колкость я молча проглатываю. Нет нужды открыто трубить о том, насколько вопиюще плоха имперская логистика.

Если не произойдёт какого-нибудь истинного божественного вмешательства, единственная иностранная еда, которой мне удаётся насладиться, — это захваченные консервы.

Или провизия, реквизированная на месте.

В зависимости от времени и места, местно реквизированная провизия может быть вкусной, но… обычно это просто то, чего и следовало ожидать.

— Кстати, полковник. На главное у меня будет рыба, но… я также весьма взволнована предстоящей «начальной стычкой».

— Острое наблюдение, полковник. Вы не упускаете ни одной детали, — радостно улыбающийся ильдоанец начинает говорить о прелестях мяса. — На закуску, может быть, лёгкий тартар? Что думаете? Он немного отличается от имперского… но у них качественный стейк. Я хвалил рыбу, но мясо тоже довольно хорошее.

— Дело больше в том, чтобы максимально использовать натуральные вкусы, или есть какой-то секретный соус?

— Полковник, мне едва ли нужно вам это говорить, но… есть такой термин «туман войны». Не всегда можно получить нужную информацию.

Каландро, кажется, наслаждается, и я, честно говоря, не вижу ничего плохого в том, чтобы подыграть. Поэтому Таня кивает.

— Тогда, полагаю, пришло время для офицерского смотра.

— В самом деле. Ваш выбор?

— В Риме поступай как римлянин. Думаю, я съем то, что часто едят ильдоанцы, раз уж у меня не каждый день такая возможность. Я попробую тартар и маринад. О. Конечно, вы позволите мне добавить, что я ожидаю, что это будет вкусно?

— Гарантирую, полковник Дегуршаф. Для того, кто к этому не привык… вкусы могут быть немного сильными. Однако маринад из свежей рыбы абсолютно фантастический.

Приняв их заказ, официант тут же подаёт лёгкий суп-пюре. Понятно, что это похоже на то, что мы в Японии назвали бы суринагаси.

Даже по этому изысканному первому блюду сразу видна забота и мастерство, вложенные в приготовление.

Будет ли это вкусно?.. У меня не было особенно высоких ожиданий, но реальность преподнесла горькую правду вместе с пикантным блюдом. Эта закуска, тартар, подана смело, только с солью и перцем по вкусу.

Это блюдо настолько простое, что если бы мясо было плохого качества, оно было бы совершенно несъедобным… но вместо этого я впечатлена его концентрированным умами.

Прежде всего, слегка возбуждающие специи, которые подчёркивают сладость мяса! То, как это усиливает аппетит, совсем не похоже на низкокачественные тартары, которые маскируют сырой душок мяса щедрыми порциями перца.

С языком, привыкшим к братвурсту из обрезков, меня чуть не сбивает с ног ощутимый вкус цивилизации. Я почти забыла, что такое изысканная кухня, и это превосходство почти заставляет меня пускать слюни.

Это так вкусно.

Это вкусно, и точка, без всяких оговорок.

В сочетании с хрустящим багетом — идеально. Вот что значит хотеть съесть каждую каплю соуса. Как приятно иметь возможность рассыпать хлебные крошки на столе, не нарушая никакого этикета. И что ещё лучше, невероятно внимательный обслуживающий персонал периодически подаёт слегка газированную воду.

Я привыкла пить мутную воду, но здесь я так отчётливо ощущаю сладость минералов, что это почти раздражает.

Ильдоанское мясо внушительно.

Подполковник Таня фон Дегуршаф делится своими честными впечатлениями с Каландро и выражает свою безграничную похвалу шеф-повару.

— Полковник, если ваш вкус настолько разборчив, то главное блюдо… Вообще-то, нет. Было бы бестактно сейчас облекать это в слова. Пожалуйста, просто попробуйте.

Словно восприняв комментарии Каландро как сигнал, официант выносит маринад из белой рыбы.

Я не уверена, но похоже на морского окуня? В этом блюде, явно рассчитанном на эффектную подачу, используется много ингредиентов, которых я никогда раньше не видела.

Конечно, к этому моменту я не могу исключить возможность, что оно выглядит лучше, чем на вкус.

Хотя я привыкла к стандартам этого мира, я всё ещё по сути японец, и думаю, я довольно требовательна к любым рыбным блюдам. Похоже, оно хорошо прожарено. И то, как выложена белая мякоть, демонстрирует приличное мастерство.

Но соусов, которые хорошо сочетаются с рыбой, немного.

Даже если ильдоанцы дают ему своё одобрение…

Эта высокомерная мысль проносится у меня в голове, когда я откусываю кусочек, но затем меня поражает изумление.

Первое, что я ощущаю, — это освежающая кислотность. Цитрус. Вероятно, лимон. Хотя вкусы сложны и многослойны, они сливаются у меня во рту, исполняя безупречно сочинённый концерт.

Я сохраняю некоторую невозмутимость, анализируя этот первый укус, но что действительно поразительно, так это соус, покрывающий мои вкусовые рецепторы.

Опровергая моё предвзятое мнение о том, что соусы — это тяжёлые приправы, маринад представляет собой деликатную смесь солёного и сладкого, немного оливкового масла и капли уксуса, которые вместе создают сложный, многослойный вкус. Он пропитал рыбу и тает вместе с её жиром у меня во рту.

Какая великолепная мелодия.

И соус ни в коем случае не слишком лёгкий. И всё же, если спросить, тяжёлый ли он, я бы определённо сказала нет. Он сохраняет свежесть, нечто, что усиливает очарование рыбы за пределами её естественных ограничений.

Что бы это могло быть? Пытаться описать этот вкус словами кажется глупым занятием.

Конечно, для основного блюда он кажется лёгким сам по себе. Но только до тех пор, пока не положишь его в рот!

Как только он оказывается на языке, у тебя нет выбора, кроме как ощутить богатый вкус, пропитывающий белую мякоть.

Сладость, кислотность и, самое главное, умами — это блюдо достигает идеальной гармонии.

Неудивительно, что Каландро раньше так распинался о солнце и цитрусовых. Этот вкус достоин такого монолога.

Я наливаю себе газированной воды и освежаю вкус, прежде чем снова погрузиться в еду. Второй кусок покрытой соусом белой мякоти не менее впечатляющ, чем первый. Пикантный вкус не рассеивается, а остаётся аккуратно собранным.

Самый удивительный аспект — это безупречный баланс.

Когда усиливается слюноотделение, и язык отходит от первого удара, именно тогда проявляется второй слой умами. Лёгкость соуса позволяет прекрасно проявиться и вкусу самой рыбы, никогда не перебивая его.

— Ну, как вам? Судя по вашему виду, вы довольны…

— Впервые в жизни мне на ум пришло слово «сдаюсь». Я полностью побеждена.

— Достаточно хорошо, чтобы заставить Серебряные Крылья Империи признать поражение, хм? — Каландро весело усмехается. — Доблестный поступок шеф-повара войдёт в легенды. Занимательно!

Он небрежно бормочет это. Хотя ильдоанский полковник подразумевает многое этим случайным комментарием, вероятно, это просто для поддержания разговора. Я могла бы это пропустить.

Но слышать, как ильдоанец говорит о «доблестных поступках», заставляет Таню, человека, извалявшегося в грязи на передовой, задуматься.

— Доблестный поступок?

— Вы сражаетесь оружием, а шеф-повар — своим ножом. В конечном счёте, они не так уж сильно отличаются.

— …Все люди равны перед артиллерийским обстрелом, и это не так уж плохо. Вам, ильдоанцам, всегда рады в наших окопах.

Даже после этой колкости Каландро почти не реагирует, протягивая руку к своему бокалу красного вина.

То, как он неторопливо подносит бокал к губам в тот момент, когда официант ловко его наполняет, может означать только одно: он игнорирует её комментарий. Видимо, ильдоанцы всегда верны своему государственному интересу.

— Полковник, в конечном счёте, именно эта пропасть разделяет меня и вас. Мы живём в одном мире, но, к сожалению, дышим очень разным воздухом.

— Вы совершенно правы.

— Тем не менее, возможно, я зашёл слишком далеко. Надеюсь, вы меня простите.

— Нет, я тоже виновата. Возможно, я слишком расслабилась и позволила себе лишнего, потому что мы провели некоторое время вместе на восточном фронте.

Дружеское извинение, предложенное в соответствии с правилами светского этикета.

Пока он не питает к Тане личной неприязни, было бы предпочтительнее с ним поладить. Вот что я думаю по этому поводу.

В конце концов, замечательно иметь связи в нейтральной стране.

В военное время это невероятно ценно. Она хочет воспользоваться этой редкой возможностью экскурсионной поездки по Ильдоа, чтобы сблизиться. Вот почему она вежливо встаёт.

— Это было восхитительно.

— Всё было идеально, кроме разговора, верно?

Я мычу в ответ и кланяюсь.

— Рыба была восхитительна. Пожалуйста, передайте шеф-повару, что я буду с нетерпением ждать следующей трапезы. А пока мне лучше идти.

Членам 203-го батальона воздушных магов, находившимся в поезде, предоставили эксклюзивный доступ к двум роскошным вагонам. Два вагона первого класса. А судя по интерьеру, можно подумать, что их обставили для генералов.

Выйдя из вагона-ресторана и усевшись в своём роскошном купе, Таня вздыхает.

Честно говоря, я не могу расслабиться.

Это слишком неудобно.

Нет, с обслуживанием всё в порядке. Сиденья удобные; за мной ухаживают как за высокопоставленным офицером.

Поистине, у меня нет претензий.

То, что они называют «послеобеденным обслуживанием», приносит мальчик-официант, кофе с коричным печеньем высокого качества.

Словно это сама восхитительность, облечённая в форму.

Я не прочь признать, что они проделали отличную работу. Тыл мирный, цивилизованный и, прежде всего, богатый. Это воплощение всего, чего так жаждет Таня.

— Вот почему это так больно… Как я могла?..

Я завидую. Подумать только, меня охватит такое иррациональное чувство.

— Так теперь даже хорошая еда — это проблема?

Восхитительный кофе тычет мне в лицо разницу между нами и ними. Вкусы честны. Их не так-то легко подделать.

«Минимум, необходимый для еды» лишь немного отличается от «минимума, необходимого для цивилизованной еды», но между ними — пропасть. Говорят, что не хлебом единым жив человек, но… в этом мире Существо Х, вероятно, этого не понимает, хотя это должно быть очевидно.

Есть некоторые минимальные основы реальности, которые незаменимы для свободы духа.

— Полагаю, я устала.

— Полковник? Что-то не так?

Когда обеспокоенный голос обращается к Тане, она замечает голову своего адъютанта, заглядывающую в её купе.

— О, лейтенант Серебрякова. Ничего серьёзного.

— Понятно… Вы в порядке?

Видимо, она немного — нет, вероятно, она довольно сильно за меня беспокоится. Ну, полагаю, естественно чувствовать себя неловко, если твой начальник начинает бормотать себе под нос.

— Не волнуйтесь, лейтенант. Действительно нет никаких проблем.

— Но в последнее время ваше настроение какое-то… Вы кажетесь подавленной…

Вообще-то, до тех пор, пока нам не приказали отправиться на экскурсию, я чрезвычайно следила за тем, как меня видят другие. Можно сказать, Тане удавалось выглядеть как идеальный офицер, непоколебимый и всегда полный уверенности.

К сожалению, шок от этой поездки в Ильдоа действительно начинает проявляться. Я думала, у меня толстая кожа, но, похоже, она на удивление хрупкая.

— Нет, я просто думала о своём, — «я тоже всего лишь человек» остаётся невысказанным. — Вдали от поля боя у меня есть лишнее время. Поэтому у меня много времени на размышления. Поскольку я обычно не располагаю таким досугом… я думаю о других вещах, чем обычно.

Изысканно упакованный продукт настолько элегантен, что трудно поверить, что это печенье, подобное тому, что можно найти в простой обёртке в Империи.

— Например, когда я думаю о вкусе одного из этих печений…

— Да, еда была действительно хорошей. Я слышала, что если попросить, можно получить и шоколад.

— Ильдоа настолько внимательна? Может, и я немного возьму.

Вероятно, они делают это, чтобы покрасоваться, но как человек, привыкший к дефициту, я знаю, что лучше хватать, пока дают.

— Я также собираюсь найти способ достать чайные листья и кофейные зёрна. В здешнем вагоне-ресторане подают действительно хорошие вещи.

— Если возможно, я бы хотела привезти немного белого сахара. Это был бы хороший сувенир.

— Поняла, мэм.

Уверена, мой улыбающийся адъютант всё устроит.

Тем не менее, имперский солдат везёт сахар в качестве сувенира! Хотя до этой тотальной войны Империя была полностью самодостаточна благодаря отечественному свекловичному сахару!

Как всё изменилось.

Один шаг через границу в Ильдоа — и можно достать всё, что угодно! В Империи ничего не хватает!

Несмотря на то, что мы совсем рядом, это то, чего мы не можем достичь; правда на удивление расстраивает. Таня почти тянется к волосам, чтобы дёрнуть их, но останавливается со вздохом.

Это зависть? Смирение? Я ненавижу быть настолько сильно затронутой, что даже не могу определить свои собственные эмоции. Это действительно довольно неприятно.

Таня качает головой.

В конце концов, если я не хочу цепляться за таких, как Существо Х, мой единственный выбор — идти своим путём.

Нельзя изменить обстоятельства своего рождения, но можно изменить свою судьбу. Или, по крайней мере, я намерена это сделать.

Я родилась в период воюющих государств Империи и пошла в армию, чтобы избежать призыва в качестве сироты. Я рада, что теперь, обеспечив себе некоторое положение, я могу позволить себе на мгновение задуматься о том, что будет дальше.

Империя, или, вернее, имперский солдат Таня, действительно имеет момент, чтобы подумать о будущем.

— …Так что песочные часы, которые почти иссякли, всё ещё можно перевернуть, да?

18 ИЮЛЯ 1927 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, ИМПЕРСКАЯ АРМИЯ, ЮЖНАЯ ГРУППА АРМИЙ, БЫВШИЙ ПОРТ ВМС РЕСПУБЛИКИ, ЗОНА ОБОРОНЫ ЭН

— По крайней мере, их форма опрятна.

Будучи назначенными в портовый гарнизон, первое, что капитан Мейберт и первый лейтенант Тоспан нашли странным, — это совершенно обычная форма их товарищей-солдат.

Хорошо накрахмаленные рубашки и брюки, аккуратные фуражки, начищенные сапоги. Эта шеренга пехотинцев выглядела в своей форме настолько по-солдатски, словно сошла с фотографии. Привыкшим к восточному фронту, им было трудно поверить, что это не игрушечные солдатики, а портовый гарнизон.

Нет, они были не единственными. Все бойцы боевой группы «Лерген» были ошеломлены в тот момент, когда увидели портовый гарнизон.

Всё началось с благоволения свыше.

После ожесточённых боёв на восточном фронте половина боевой группы «Лерген» была отправлена в тыл в рамках ротации отпусков и реорганизована.

В то время артиллерия и пехота были назначены на портовую службу. Мейберт и Тоспан оба приветствовали этот отпуск, якобы заключавшийся в несении караульной службы в тылу.

К сожалению, капитан Аренс и бронетанковые силы в одиночку были… отправлены на учебный полигон в окрестностях столицы для восстановления своего подразделения.

Артиллеристы и пехотинцы разразились радостными криками, в то время как танкисты отчаялись: «Вы, должно быть, шутите!» Причина заключалась в том, что чем ближе к метрополии, тем строже соблюдались уставы.

В тот момент назначенные на портовую службу смеялись, что, поскольку они смогут наслаждаться дарами моря, им повезло больше, чем бронетанковым войскам, которые окажутся по уши в грязи на учебных полигонах.

Но их приподнятое настроение длилось лишь до тех пор, пока они не увидели своих коллег.

Боевая группа «Лерген» сделала себе имя на восточном фронте, но вид портового гарнизона заставил их содрогнуться. Тот факт, что всё их снаряжение было устаревшим, создавал странную смесь старого и молодого, которая была абсолютно причудливой. Было и множество других проблем, на которые можно было указать. Но было нечто ещё, что затмило все эти мелкие проблемы.

Правильно отглаженные складки на форме! Брюки настолько прямые, что напрашивался вопрос: «Их что, гладили?!» Сапоги, начищенные до зеркального блеска! И вдобавок ко всему, ни единого пятнышка грязи ни на ком из них!

Пехотинец не мог так выглядеть. Может быть, почётный караул на похоронах, но портовый гарнизон? Для солдат, сражавшихся на востоке, это было буквально немыслимо.

Нельзя воевать в чистой форме.

Войны — безнадёжно грязные дела. Офицеры не исключение — даже генералы. Да, выдающийся высокопоставленный генерал на восточном фронте, сам генерал-лейтенант Зеттюр, ходил в поношенной полевой форме, пропитанной грязью и потом.

Реальность была такова, что все офицеры среднего звена на восточном фронте должны были беспокоиться о носках. Возвращаясь с фронта и направляясь на оккупированную территорию в тылу, вид портового гарнизона заставлял их челюсти отвисать. Они щеголяют в накрахмаленных мундирах?

Это казалось ужасно оторванным от реального мира.

Но настоящим сюрпризом стало то, что им было строго приказано командованием порта носить форму именно так. В тот момент, когда они переехали в оборонительное сооружение порта, где их разместили, бойцы боевой группы «Лерген» были вынуждены столкнуться с невероятным культурным разрывом.

Большинство замечаний, которыми заместитель командира, Тоспан, обменивался с Мейбертом, касались этого шока. Точнее, он просто ворчал, но так или иначе…

Этот день ничем не отличался.

— Эти хрустящие мундиры великолепны, но… я просто не могу расслабиться, — Тоспан поморщился, глядя на свою одежду. То, что он увидел, было отглаженной формой, надетой по уставу.

Она выглядела хорошо, но это всё, на что она годилась. Прилагать усилия для поддержания гигиены формы — это одно. Это же показалось ему пустой тратой энергии.

С этим горьким выражением на лице он проворчал старшему офицеру:

— Капитан, как мы должны так расслабляться? Мы же должны быть в отпуске; это слишком чопорно.

— Это правила, лейтенант Тоспан.

Видя, что капитан артиллерии серьёзен, Тоспан слегка съёжился. «При всём уважении» работало в обе стороны.

— Тогда, капитан Мейберт, позвольте мне указать на одну вещь.

— Вы хотите сказать, я совершил ошибку? — он покачал головой. — Уверен, что нет.

Но Тоспан осторожно ответил:

— Это… ваша фуражка. Было уведомление, что мы не должны их мять…

— Что?

Тоспан указывал на фуражку, надетую в популярном стиле на голове Мейберта.

Этот трюк был популярен на передовой для сокращения времени на уход за головным убором, а также его веса… Строго говоря, это было нарушением устава.

— Это против правил. Нас уведомили не деформировать фуражки.

— Н-да, неужели? Я просто носил её так, как мы все делали на восточном фронте… — Мейберт с гримасой потянулся к своей фуражке. — Чёрт. — Он твёрдо намеревался следовать уставам до последней буквы. Он считал себя полным педантом, но оказалось, что в какой-то момент он отклонился, даже не заметив этого.

— …Я не «перетолковываю» уставы по своему усмотрению, как полковник Дегуршаф, но, похоже, она на меня повлияла.

Иногда капитан испытывал трудности под началом их чрезвычайно утилитарного начальника, хотя, возможно, дело было скорее в том, что она слишком хорошо умела оставаться совершенно бесстрастной.

— Я просто жалуюсь. Хотя наш командир действительно один из лучших начальников, каких только можно пожелать, она…

— Да, определённо есть некоторые… причуды.

Они перебрасывались репликами — «Правда?» «Серьёзно» — пользуясь отсутствием начальницы, чтобы свободно поговорить.

— Что с ней такое?.. Может, она слишком большой патриот?

— Она совсем не колеблется.

— Вот именно, лейтенант. Всё подводится под «долг перед государством». То, как она без тени сомнения верит, что необходимость может оправдать всё…

Она всё схватывает на удивление быстро, но также склонна срываться с катушек по малейшему поводу. Полагаю, следуя её примеру, я стал немного слишком изобретательным, — подумал Мейберт с гримасой.

— Должно быть, поэтому жить по уставу теперь так мучительно. В этом смысле я действительно завидую капитану Аренсу.

— Серьёзно. Не хочу показаться грубым, но… это потому, что танкисты — всеобщие любимчики.

— Они могут быть и недалеко от столицы, но это же манёвренный полигон! Никто не будет поднимать шум, если они там пачкаются, катаясь на своих танках.

Хотя все они были частью реорганизуемой группы, между артиллеристами, пехотинцами и танкистами были различия. Было логично, что их отправят в разные места из практической необходимости. Чтобы удерживать территорию числом, конечно, это будет пехота. А вторым по численности родом войск была артиллерия. Вот почему Тоспан и Мейберт взяли на себя командование боевой группой, пока авиамаги и танковые подразделения действовали в других местах.

И они кое-чему научились, находясь под командованием другого подразделения. Они оба согласились: удивительно, насколько мы были свободны под началом полковника Дегуршаф.

— Сначала я был рад, что мы будем работать в таком спокойном месте, что это почти как тыл.

— Да, я думал, это звучит как выгодное дельце.

Но нет. Они оба поморщились.

— Я не могу не чувствовать стресса, когда всё так по-другому. А вы, лейтенант?

— Так у вас то же самое?

— Я имею в виду… это не ужасно. Я просто никак не могу почувствовать себя комфортно. Я думал, я привык к уставам, но моё тело кричит от усилий жить по расписанию, — говоря это, Мейберт смущённо съёжился. — Я заставляю себя приспосабливаться.

— При всём уважении, капитан, вы думаете, кто-нибудь, кто мог бы к этому привыкнуть, принадлежит к нашей боевой группе?

— …Если подумать, возможно, вы правы.

Если бы Таня видела, как он смеётся, она, вероятно, сказала бы: «Так ты тоже так думаешь?» — и подошла бы к нему, словно нашла нового друга.

Пока Тоспан и Мейберт болтали, они расслабились и позволили себе быть небрежными, но держали ухо востро. Таня когда-то задавалась вопросом, сможет ли она вообще найти применение этим двоим, но их глубоко обеспокоенные лица показывали, насколько они были встревожены. Это была тревога совершенно другого уровня.

Это было широко известно как «полевой разрыв» — результат того, что офицеры полевой армии платили высокую плату за обучение у учителя по имени опыт. После того, как они превратились в офицеров, которым регулярно разрешалась некоторая мера усмотрения, строжайшее применение правил стало удушающим.

— …Капитан, тыл… как бы это сказать?

— Я понимаю, к чему вы клоните, лейтенант. Это сильно отличается от того, что мы помнили, да? — Мейберт криво усмехнулся, догадавшись, о чём говорит Тоспан.

— Раньше это было место, где мы были своими. Но потом внезапно мы, вернувшиеся, превратились в чужаков.

Потрясения в бою меняли людей, формировали их так, чтобы они лучше соответствовали полю боя.

Тот факт, что Мейберту и Тоспану было трудно акклиматизироваться, заставил их наконец понять, что было не так.

— Чужаки?

— Другого слова не подберёшь.

— …Я не очень понимаю. По крайней мере… я не могу выразить это словами так же легко, как вы, капитан…

— Вы бы сказали, что вы здесь свой, лейтенант Тоспан?

— Нет, дело не в этом. Я просто думаю, что «чужой» — это немного слишком. Тем не менее, я действительно чувствую, что атмосфера здесь странная и незнакомая.

Тоспан кивнул на замечание Мейберта. Они привыкли быть солдатами, или, возможно, просто людьми, которые жили и дышали на восточном фронте. Конечно, индивидуальный опыт мог отличаться.

Разная интенсивность, индивидуальные пороги и, возможно, то, как они смотрели на вещи…

— Но вы чувствуете себя не в своей тарелке, как я?

— Ну, да, чувствую. Потому что… — Тоспан кивнул, — …да, я тоже никак не могу расслабиться. Это кажется странным.

Была пропасть.

И непримиримые различия.

Но Мейберт и Тоспан могли полностью согласиться — они не могли успокоиться.

Привыкнув к восточному фронту, оба они схожим образом думали о назначении в портовый город в составе гарнизона во время ротации с фронта.

Из исключительной обстановки передовой восточного фронта, к которой они так привыкли, в тыловой район недалеко от метрополии…

Для них эти дни затишья были чередой новых сюрпризов и неловкостей.

Даже несмотря на то, что они должны были принадлежать этому миру и действительно пришли из него или из мест, очень похожих на него.

Главная причина, по которой они не могли освоиться, заключалась в отсутствии вражеских атак. Хотя это была оккупированная территория, этот бывший портовый город Республики недалеко от метрополии находился в состоянии «мира».

Благодаря чему простые охранные миссии и тому подобное выполнялись совершенно по-другому. На восточном фронте им нужно было постоянно следить за партизанами, так что это был совершенно другой мир. Хотя им сказали, что главная задача охраны — «предотвращать неприятности» с нынешними жителями этой сравнительно дружественной оккупированной территории, они искренне задавались вопросом, что им делать.

Например, любого, кто вёл себя подозрительно в запретной зоне, немедленно расстреливали. Боевая группа «Лерген» по пояс увязла в трясине востока, и в тамошних пехотных миссиях безопасность означала не подпускать врага близко — это неизбежно сводилось к устранению любых потенциальных угроз.

Те же самые ребята теперь лихорадочно изучали главу устава безопасности под названием «Правила обращения с подозрительными гражданскими лицами».

Вторым поразительным фактором, заслуживающим упоминания, был совершенно обыденный темп здешней повседневной жизни: подъём под звуки горна утром, завтрак в казарме, обед в назначенное время, затем ужин и, наконец, отбой.

Другими словами, казарменная жизнь, движущаяся по часам.

Здесь никогда не будет приказа «Вздремнуть!». В этом упорядоченном мире, подогнанном под шаблон, команды управляли самим временем. Пока Мейберт и Тоспан жаловались друг другу, что никогда к этому не привыкнут, стрелки часов гнали их по казарме.

Но избыток свободного времени не сделает тебя хорошим офицером.

У них всегда было достаточно времени и сил, чтобы наблюдать за происходящим вокруг. И естественно, если они наблюдали, они придумывали способы улучшить ситуацию. И не было смысла оставлять солдат без дела.

Если уж их заставляют тратить время впустую, лучше бы им чем-нибудь заняться.

Даже если на то не было причин, они предпочли бы копать окоп или что-то в этом роде, чем бить баклуши, стоя без дела. Именно так думал Мейберт, когда ему пришла в голову идея укрепить их позицию.

— Лейтенант Тоспан, сегодня я бы хотел, чтобы пехота мне помогла, — Мейберт обратился с просьбой к своему товарищу по боевой группе как ни в чём не бывало. — Оборона вокруг орудий меня беспокоит. Мы, вероятно, не сможем укрепить их бетоном, но я бы хотел сделать всё возможное.

— Мы к вашим услугам.

— Отлично. Я бы хотел, чтобы ваша пехотная рота навалила мешков с песком.

Тоспан кивнул.

— Этого достаточно?

Мейберт рассмеялся.

— Лучше, чем то, что у нас есть сейчас.

Для них обоих это была действительно небольшая работа. «Чем оставлять солдат без дела на весь день, почему бы не занять их работой?» — так они думали.

Если бы Таня была там и видела их, она, вероятно, усмехнулась бы тому, насколько это по-кейнсиански.

Несмешным было то, насколько другим был ответственный человек. Портовый гарнизон управлялся имперской бюрократией — сборищем людей, которые делали самые глупые вещи с самыми серьёзными лицами.

К худу ли, к добру ли, Мейберт и Тоспан совершенно привыкли к начальнику, отклоняющемуся от нормы. К сожалению, они столкнулись с гораздо более вертикально структурированной бюрократией.

Первое столкновение произошло, когда они заставили своих солдат выполнять план Мейберта.

Работа была простой: наполнить добытые мешки землёй и сложить их. Иначе истолковать происходящее было невозможно.

Но случайно проходивший мимо морской административный чиновник спросил в замешательстве:

— Капитан Мейберт? Простите, но, э-э, что вы делаете?

— Это?

— Да, это.

Любой может сказать, просто взглянув, так зачем он утруждает себя вопросом? Наклонив голову, Мейберт тем не менее дал ему вежливое объяснение. Они просто немного укрепляли свою позицию, объяснил он кратко.

И услышав это, префект в форме нахмурился. Мейберт не понял, в чём проблема, и морской административный офицер вздохнул на него.

— Прошу прощения, сэр, но есть какая-то проблема?

— Капитан, вы спрашиваете, есть ли проблема. Ну, да, есть серьёзная проблема.

— Мне очень жаль, сэр, но я действительно понятия не имею, в чём дело. Можете объяснить?

— Вы действительно не знаете?.. Вот же ж. — Ещё один показной вздох. После своего преувеличенного сетования он сунул руку в сумку и вытащил брошюру. — Пожалуйста, прочтите свод правил. Там чётко указано, что для модификации оборонительных сооружений подобным образом необходимо подать письменное разрешение.

— …Не припомню, чтобы я получал эту брошюру…

— Так Генеральный штаб допустил административную ошибку? — Слегка наклонив голову, административный офицер продолжал суетиться с кислым выражением лица. — В любом случае, мы не можем позволить вам игнорировать правила просто потому, что вы их не знали.

— Вы хотите сказать, нам нужно разрешение даже просто на то, чтобы насыпать мешки с песком? Мы не можем сообщить об этом постфактум?

— Это не поле боя. Мы не в том положении, чтобы отклоняться от устава. Капитан, извините, но я скажу это для вашей же пользы. Пожалуйста, следуйте процедуре.

Передав свод правил или что там это было и бросив на прощание «Спасибо за сотрудничество», морской административный офицер ушёл. Провожая его взглядом, Мейберт вздохнул.

Точно, это военно-морской гарнизон. Логично, что они хотели бы быть в курсе. Также верно и то, что Мейберта не проинформировали о своде правил или что там это было.

И, возможно, систематически было логично, что его отругали за нарушение правил.

Но что-то в этом ему не нравилось.

Бумажная работа важнее всего остального, а работы на месте могут начаться только после получения письменного разрешения? Это было немыслимо на восточном фронте. Прежде чем необходимые документы могли быть доставлены, их бы захватили коммунисты.

Или бумаги бюрократии были бы приоритетнее предметов первой необходимости и создали бы нагрузку на сеть снабжения. Ужасающе, но бюрократ действительно мог бы выбрать последнее.

Так вот насколько фронт и тыл отличаются?

Мейберт неохотно повысил голос, чтобы позвать младшего по званию офицера.

— Лейтенант Тоспан! Идите сюда!

Когда первый лейтенант подбежал, на его лице было недоумение. Конечно, было. Тоспан никак не мог предсказать, зачем его вызывают.

— Приостановите работы по укреплению. Соберите пехоту и переведите их в режим ожидания.

— Что-то случилось?

— Ещё бы, — он пожал плечами.

— По-видимому, нам не разрешено строить полевые укрепления без документов… Флотские порядки такие запутанные.

— А?

— Мне сказали, что нам не разрешено изменять позицию без письменного разрешения.

Тоспан наклонил голову, словно не понимая.

— Мы просто насыпаем мешки с песком. Нам для этого нужно разрешение?

— Совершенно верно, лейтенант.

Тоспан отшатнулся в недоверии и покачал головой.

— …Нам нужно получать разрешение на каждую мелочь? Серьёзно? Я не могу в это поверить.

— Ну, здешние административные офицеры могут. У них просто другой здравый смысл. Пока бумаги не соберутся, можете отправить солдат обратно отдыхать в казармы.

— Понял, — подтвердил Тоспан и начал отводить войска.

Тем временем Мейберт принялся собирать необходимые документы. «Просто покончу с этим. Я хочу, чтобы солдаты как можно скорее снова приступили к работе…» Он с энтузиазмом взялся за дело, но столкнулся с неприятной правдой.

Бюрократия была врагом ничуть не менее могущественным, чем армия Федерации.

Заявки должны были быть оформлены с предельной точностью. В тех, что заполнял Мейберт, были поля для описания общего плана работ и требовался список текущих расходов, материалов и так далее.

Они не строили бетонное укрепление, не создавали сложную многолинейную позицию и не закладывали мины.

Всё, что они планировали сделать, — это навалить мешков с песком. Единственными материалами были тканевые мешки. Затем нужно было просто наполнить их любой ближайшей землёй и сложить вместе. У солдат уже были свои лопаты.

Это могло бы уместиться на одной странице блокнота.

Странно, однако, при заполнении официальных документов то, что должно было уместиться на одной странице блокнота, требовало десяти различных форм, каждую из которых нужно было заполнять в соответствии со своими спецификациями.

Даже наполнение мешков с песком землёй было «формальным» в тылу.

— …Источник земли? Подтверждение права собственности, существующий план обороны, многократные проверки строительных планов?

Византийские формальности вызывали головокружение. Может, быстрее будет наполнить мешки этими бумагами, чем землёй! Процедуры вызывали у него желание поднять бунт.

Прежде чем он успел оглянуться, прошло больше времени, чем ожидалось, и работа отставала ещё сильнее, чем предполагалось.

Возможно, обеспокоенный его прогрессом, появился Тоспан.

— Это лейтенант Тоспан, капитан. Как продвигается бумажная работа?

— Никак. Я вот-вот сдамся.

— Помочь? Не то чтобы я был силён в бумажной работе…

— Я тоже, — вспомнив офицера, который, казалось, пролетал сквозь подобные задачи, Мейберт неловко улыбнулся. — Лейтенант Серебрякова долгое время была адъютантом. Держу пари, она бы довольно быстро с этим разобралась. Неудивительно, что полковник Дегуршаф так её ценит.

Он изначально думал, что она просто выдающийся маг, но на самом деле она была гораздо большим. Она всегда с поразительной эффективностью всё устраивала. Если быть честным, он предполагал, что эти задачи — мелочи, которые может сделать каждый…

— Полагаю, даже мелкие задачи становятся тактической угрозой, когда они накапливаются. Хорошо, лейтенант Тоспан, можете заняться этим?

— Понял.

Они ворчали, но у них не было выбора, кроме как продолжать работать.

Если собираешься стрелять по врагу, нельзя потерпеть поражение от тяжести снарядов, которые пытаешься зарядить. Он мог быть капитаном, но он был артиллеристом. Мейберт был вполне способен заряжать и обстреливать.

Ручка, с другой стороны, лёгкая. Она была такой лёгкой, но он, казалось, никак не мог продвинуться. Подумать только, что простое отсутствие привычки может так сильно замедлить человека.

Некоторое время он сидел за своим столом в командном пункте, выходящем на море.

Составление регламентного плана работ и его письменное изложение на всех различных формах для представления на рассмотрение было достаточно утомительным, чтобы его измотать.

— А-ах, этот придирчивый свод правил такая морока. Всё это нужно только для предложения по строительству?

Он пробормотал, но продолжал двигать руками.

Для Мейберта самой большой угрозой была система классификации. Согласно регламенту, существовало двенадцать различных типов мешков с песком, и форма требовала указать, какой именно тип будет использоваться.

— …Голова болит. Я думал, меня убьют в бою, но, похоже, эта бумажная работа прикончит меня первой.

Мейберт и Тоспан привыкли к тому, что начальство требует слишком многого. На восточном фронте они часто получали ужасные приказы вроде «Защищать позицию до последней капли крови».

Но приказ окопаться и удерживать позицию, несмотря ни на что, не казался таким уж плохим после заполнения бесчисленных бумаг с подробными примечаниями согласно такому-то правилу из какой-то книги.

— На восточном фронте, за исключением одного письменного приказа, даже удержание позиции любой ценой оставалось на усмотрение тех, кто находился на месте. Выполнять всю эту суетливую работу по каждой мелочи — это просто… Это безумие.

Покачав головой, Мейберт потянулся за графином с водой, чтобы сделать перерыв. У них могло быть сколько угодно свежей воды. Только в гарнизоне возможна такая роскошь. Ура водопроводу.

Холодная вода действительно творит чудеса с уставшим разумом.

— Лейтенант Тоспан, как у вас дела?

Столь же уставший лейтенант ответил, что у него не особо продвигается. Мейберт предложил ему графин, и они оба напились воды.

— Я думал, я знаю, как работает полевая инженерия… — Но здесь всё по-другому. Тоспан вздохнул, глядя на справочник. Мейберт чувствовал то же самое.

— Как бы там ни было с движениями тела, по крайней мере, то, как здесь двигаются ручки, — это нечто иное. Я имею в виду, если я закладываю мины, конечно, я составлю карту, но…

Всё было так трудоёмко; он просто не мог к этому привыкнуть.

После того, как он так сильно напряг мозги, он подумал, что для разнообразия посмотрит на море, но когда он это сделал, он заметил что-то странное на горизонте.

— Эй, что это?

Пара точек плавала на воде.

Он схватил свой верный бинокль и вскочил, крикнув ординарцу, пока мчался к окну.

— Эй! Зарегистрирован ли какой-нибудь конвой на это время? Проверь список!

— Минутку, сэр. Я…

— Живо!

Хотя он кричал и торопил своего подчинённого… не то чтобы он так уж волновался. Это была просто условная реакция, чтобы поддерживать свой ум в тонусе и бдительности — по крайней мере, на данном этапе.

В конце концов, подразделения боевой группы «Лерген» были чужаками. Если не было приказа из портового командования занять боевые посты, не имело особого смысла суетиться самим по себе.

Тем не менее… даже если он просто забыл, было странно, что он вообще не мог вспомнить никаких запланированных прибытий.

И это беспокоило его ещё больше, потому что его только что раскритиковали за невнимание к деталям. Было ли это сбоем в связи, или это то, что совершенно вылетело у него из головы? Если последнее, то это была не более чем его личная ошибка, но если первое, то это была серьёзная проблема.

В любом случае, чтобы предотвратить повторение проблемы, ему нужно было докопаться до сути.

— Капитан, прошу прощения за задержку. Здесь в списке сказано, что…

— Спасибо, какие корабли ожидаются к швартовке?

— Странно. В списке от командования только несколько подводных лодок…

— Дай сюда, — он выхватил документ у ординарца и, пробежав его глазами, рявкнул: — Я чертовски уверен, что это не подводные лодки.

Единственным подразделением, ожидавшим входа в порт, была группа подводных лодок. И была пометка, что они могут войти в случае чрезвычайной ситуации. Если бы это была чрезвычайная ситуация, он мог бы представить себе случай, когда подводные лодки пошли бы по поверхности.

Но это было явно что-то другое.

— Какой-нибудь сигнал?

— По радио ничего. Может, вызвать их?

— …Это работа штаба. Достаточно наблюдения. Привести подразделение в готовность к движению, если потребуется.

Отдав честь, его человек принялся за работу. Проводив его взглядом, Мейберт внезапно кое о чём подумал. Не было причин, по которым он мог бы перепутать подводные лодки с каким-то другим типом корабля.

Видимость была хорошей. Не было шансов, что он неправильно опознал их силуэты. Более того, подводные лодки не такие уж большие. Если бы они подавали сигналы для опознания, было бы легче сказать, но без этого…

— Это должны быть что-то другое. Транспортные суда? Чёрт возьми, я никудышный в распознавании военно-морских судов… — Вглядываясь в бинокль, он заметил что-то похожее на мачту, но вздохнул от усилий, которые потребовались для выполнения решительно незнакомой задачи. — Похоже, сзади тоже есть транспортные суда. И это действительно похоже на обычный конвой. Но… конвой? Сейчас?

— О, я знаю. Полковника и остальных отправляли на южный континент, верно? Может, это конвой, отступающий оттуда… — предположил Тоспан один из вариантов, наблюдая со стороны.

— Конвой, отступающий с южного континента?

— Да, капитан. Если это дружественные корабли, то разве это не может быть такой возможностью?

Младший по званию офицер предложил объяснение, но Мейберт покачал головой; он не видел причин для оптимизма.

— Без предупреждения? Это странно, лейтенант.

— Ну, мы же чужаки…

— Но это гарнизон. Должно быть нормальным связаться.

Хм. Немного подумав, положив руку на подбородок, он принял решение. Если он не понимает ситуацию, ему нужно действовать с максимальной осторожностью.

Другими словами, им нужно было готовиться к войне.

— Лейтенант Тоспан, извините, но мобилизуйте и пехоту. Пусть займут свои посты.

— Немедленно, капитан Мейберт.

— Спасибо. Тогда я оставлю это на вас.

Готовый ответ. Возражения и сомнения проглочены, он знал, что ему нужно выполнять свой долг. Уверенный в этой основной истине, Мейберт смог уверенно выполнять свою роль.

Собрав унтер-офицеров, которые ворвались в его кабинет как раз в тот момент, когда Тоспан уходил, он начал разбираться с ситуацией, имея в виду возможность боя.

— Ни слова из штаба? Проверьте ещё раз. Обязательно попробуйте и тех, кто не на дежурстве. Нет, подождите. У нас нет времени. Дайте мне документ.

— Вот, пожалуйста.

— …Так действительно ничего нет.

Он не видел ничего пропущенного в списке судов. Всё ещё существовала вероятность, хотя и отдалённая, что это можно было списать на потерянный документ или какой-то сбой в получении сообщения со стороны боевой группы.

Тем не менее, не было боевых ветеранов, не знающих, насколько важна связь. Дегуршаф вбила в головы, насколько критично всегда докладывать во время их пребывания на восточном фронте. Неужели артиллерийское подразделение, так упорно сражавшееся у Солдиума 528, облажается в этой более простой ситуации?

Предчувствие Мейберта ухудшилось.

Если не было плана приёма этих кораблей, это означало, что это неизвестные, о которых их не проинформировали. Одного этого было более чем достаточно, чтобы Мейберт захотел приказать войскам занять свои посты.

Так почему?

— Почему? Почему не звучит тревога? Как расположены наши союзники?

Вопросы тихо сорвались с его губ, прежде чем он поймал себя на этом. Предвидеть наихудший сценарий и нащупывать способ его предотвратить — это самое основное, фундаментальное правило войны.

Когда нет причин для оптимизма, единственное, что удаётся оптимистичному начальнику, — это погубить своих подчинённых из-за своей лени.

Тот факт, что то, что должно было быть само собой разумеющимся, не было сделано, вызывал у него крайнее беспокойство. Вскоре он обнаружил, что критикует людей.

— Похоже, у флота и других здешних охранников недостаточно боевого опыта.

— Полагаю, рутина портовой обороны сделала их негибкими.

Мейберт покачал головой в ответ на реплику унтер-офицера на его жалобу.

— Проблема в начальстве. Если бы они должным образом боялись своих начальников, никто бы не расслаблялся, даже в тылу. Взять хотя бы полковника Дегуршаф; есть ли герои, достаточно смелые, чтобы лениться под её присмотмом?

Вежливые улыбки, которыми обменялись унтер-офицеры, усмехаясь, были всем ответом, который был нужен. Даже для ветеранов эта маленькая девочка — или, вернее, маленький командир — была человеком, которого следовало бояться. Она никогда не была бы тем начальником, которого бы воспринимали легкомысленно или недооценивали.

— Она чертовски прямолинейна, но знает, что делает. Я не уверен, что эти ребята могли бы сказать то же самое.

— Капитан, это немного… Ну, я не спорю, но…

— Правда? Если быть совершенно честным… я скучаю по тому, как полковник кричит нам приказы.

— Вы не против откровенного комментария, капитан? Потому что я почти уверен, что это психическое расстройство!

— Ха-ха-ха. — Как только взрыв смеха согрел атмосферу, пришло время обменяться информацией.

Хотя они не привыкли к настоящим сражениям, штаб всё же оставался штабом. Взяв трубку в руку, Мейберт набрал номер командования. Если они не привыкли к такой ситуации, они, вероятно, растеряны.

При необходимости мне, возможно, придётся отправить посыльного или самому пойти туда, чтобы установить контакт.

Но расчёты капитана с самого начала были неверны.

— Это портовое командование.

Они ответили на первый же звонок. О? Ответ был настолько быстрым, что Мейберт почти испытал облегчение. Между этим и твёрдостью голоса он не уловил никаких признаков хаоса.

— Это капитан Мейберт из боевой группы «Лерген». Чрезвычайная ситуация. Запрашиваю высший приоритет. Пожалуйста, соедините меня с дежурным офицером.

— Ч-чрезвычайная ситуация? Что происходит, капитан?

Может, я их недооценивал. Если я судил несправедливо… — так думал Мейберт, пока не услышал растерянный тон голоса сигнальщика.

Неужели… они не заметили?

— Дежурного офицера! Сейчас же!

— П-пожалуйста, подождите минутку. Я пойду проверю…

— Это чрезвычайная ситуация! Быстрее!

Раздражённый, Мейберт был вынужден ждать несколько секунд. Или это было несколько минут?

В любом случае, это казалось невероятно долгим. Ожидание невероятно действовало на нервы. Не то чтобы связь со штабом прервана или перегружена, так что же это за задержка?!

Он не мог поверить, что так долго не удаётся связаться с дежурным офицером.

— Капитан Мейберт, это подполковник Пауль. Чрезвычайная ситуация высшего приоритета? Звучит так, будто вы действительно взволнованы. Что происходит?

— Незапланированный конвой, приближающийся к порту.

— О, это? Вероятно, просто сбой связи, — комментарии подполковника Пауля были крайне расслабленными. — Мы заставим их подтвердить свою принадлежность, но я предполагаю, что это либо конвой, который отправился за Южным континентальным экспедиционным корпусом, либо один из наших транспортных конвоев, ищущих безопасную гавань.

Его тон говорил, что он счёл, что проблемы нет, и был полон непоколебимой уверенности. Это почти заставило Мейберта задуматься, не напрасна ли его паника.

— У вас есть подтверждение?

— Подтверждение? Мы работаем над этим. Уверен, скоро получим.

Трудно было не выпалить: «У вас ещё нет?!» Этот совершенно необоснованный оптимизм звучал как иностранный язык. Если бы они не говорили по телефону, Мейберт бы открыто уставился на лицо подполковника.

— Простите, полковник, но они уже так близко, а вы всё ещё подтверждаете?

— Довольно часто бывают проблемы с радиосвязью. И вы знаете, что говорят о «тумане войны». Вы же фронтовой командир, так что я бы подумал, вы к этому привыкли.

Он бы хотел согласиться, но каждый способный подчинённый обязан возражать. И более того, Мейберт знал, что это в его личной натуре — делать это, когда того требует время.

— Мне передали код конвоя, эвакуирующего Южный континентальный экспедиционный корпус! И мы не получали этого сигнала от этих кораблей!

— Кажется, я только что это сказал, но… вы забыли, что могут быть проблемы с радиосвязью?

— При всём уважении, полковник Пауль, код включает сигнальные флаги. Мы вели наблюдение в бинокль, но не видели ничего, что могло бы быть опознавательным кодом.

Он едва сдерживался, чтобы не повысить голос. Он глубоко вздохнул и остудил голову.

— Капитан, несколько неопознанных кораблей идут курсом на порт.

Кивнув на донесение унтер-офицера, Мейберт выглянул в окно. Они определённо приближались. Он не сомневался, что они скоро прибудут. Почему эти ребята не понимают, что в такой ситуации каждая секунда на счету?

В полном кризисном режиме он надавил на штаб.

— …Командование, вы уже получили подтверждение? Мы не можем позволить неопознанным кораблям подойти ближе. Запрашиваю разрешение на предупредительные выстрелы.

— Нет.

Кратко и твёрдо.

Рука Мейберта, державшая трубку, напряглась от ответа Пауля. Ну и время для такого идиотского разговора.

— …Ещё раз советую. Пожалуйста, разрешите предупредительные выстрелы и прикажите гарнизону занять боевые посты.

Невысказанное «Вы что, ничего не знаете?!» подразумевалось.

Это было не так уж много, о чём просить, но ничего не сказать противоречило бы принципам логики и разума. Это было испытание, которое довело душевные силы Мейберта до предела.

— Пожалуйста, позвольте мне открыть огонь.

— Капитан Мейберт! Почему вы так упрямитесь?! Подождите, пока корабли не будут опознаны! Что бы вы делали, если бы в итоге обстреляли дружественные корабли?!

Он хотел, чтобы это было его последним подтверждением, но полученный ответ ничего ему не дал. Чёрт побери всё. Всё это было очень печально.

— …Я вижу, этот разговор ни к чему не приведёт.

— Что? Капитан, о чём вы говорите?

— Вы не знаете, друзья они или враги? — Кто упрямится?! Чёрт, почему вы не можете понять такую простую вещь? — Какого хрена! Это значит, они враги. Насколько же можно быть недалёким? — Мейберт сказал командованию прямым солдатским языком, его выражение лица исказилось. Больше не было времени терять.

Я покончил со словами. Время действовать.

— Прошу прощения.

Он с силой положил трубку и оглядел своих людей.

По тому, как они щёлкнули каблуками с безмолвным «есть, сэр», он точно знал, о чём они думают. Это было истинное понимание.

Если корабли не могли доказать, что они друзья, это означало, что они не могли жаловаться, если по ним откроют огонь. А если они не могли ответить на попытки вызвать их… было бы страннее не стрелять.

Это был принцип настолько простой и ясный, что его мог понять даже самый неопытный новобранец.

Для капитана ситуация, в которой они оказались, была совершенно причудливой. Эта истина так очевидна. Почему я должен спорить из-за неё со штабом?

Поле боя — это место, полное непостижимых вещей. Оно всегда испытывает пределы воображения человека.

— Капитан, мы решаем, что это враг?

— Да, — он кратко ответил на формальный вопрос унтер-офицера. — Считайте их врагами.

Даже говоря это, не то чтобы он не думал: «А что, если я ошибаюсь?.. Что, если были какие-то обстоятельства, какое-то несоответствие, и они действительно были дружественными кораблями?»

…Я решу эту проблему, когда она возникнет.

— Они не смогли доказать, что они друзья. Значит, они плохие парни.

Если они не союзники, значит, они враги. Именно тогда Мейберт ударил кулаком по ладони, осознав. Не может быть, чтобы наши ребята, которые там рвут и мечут на южном континенте, не знали такого элементарного правила!

Было бы слишком глупо погибнуть под шквалом дружественного огня за мгновения до возвращения домой. Если бы они действительно были дружественными войсками, они бы испробовали всё, что могли придумать, чтобы связаться.

— …Я просто не вижу, чтобы такое произошло. На самом деле, мы должны интерпретировать это как попытку нас обмануть.

Они действительно враги. Тогда не нужно колебаться.

— Готовсь! — приказы отдавались плавно. — Цельсь!

Если и был скрежет шестерёнок, то именно в этот момент. Как раз когда он собирался приказать им стрелять, пронзительный телефонный звонок наполнил командный пункт.

— Капитан, это штаб.

Он нахмурившись кивнул унтер-офицеру.

— Дай сюда. Не беспокойтесь о нас и продолжайте целиться.

Взяв телефон с раздосадованным выражением лица, отдалённая мысль о том, что это могут быть новости, которые его обрадуют… не казалась вероятной. Он с самого начала отказался от надежды на оперативность штаба.

Он намеревался быть готовым к худшему. Но он всё ещё был немного оптимистичен.

То есть, его наихудший сценарий сопровождался оговоркой: «Как бы глупы они ни были, они не могли быть настолько глупы».

Бессознательно он представил себе минимальные стандарты, которых он привык ожидать, а затем приготовился к реальности.

— Капитан Мейберт! Что всё это значит! Так вешать трубку! Что вы пытаетесь сделать?!

Кричащие жалобы по телефону — во время чрезвычайной ситуации!

Всё ещё не веря, он обнаружил, что закрывает глаза. Господи, это испытание?

— …Хотя я понимаю, что это самонадеянно, я наконец-то понял ход мыслей полковника.

— Вы понимаете, капитан?

— Да, мысли моего непосредственного начальника.

— Что?

Как же выводило из себя общение с этим человеком, который ничего не понимал. Может, поэтому Дегуршаф всегда преследовала репутация слишком часто действующей по своему усмотрению?

Разговоры с этими идиотами были пустой тратой драгоценного времени.

«Что бы она сказала в такой момент?» — подумал он на мгновение, и ему пришло в голову.

Да, точно. Есть фраза, которая идеально подходит для этой ситуации.

— Я действую по своему усмотрению. Если позволите…

Мейберт с силой положил трубку и покачал головой. За его короткую карьеру бывали случаи, когда ему приходилось принимать собственные решения.

Но такое с ним было впервые.

Говорить «Я действую по своему усмотрению» было коньком Дегуршаф, а не его, и всё же…

— Конечно, такой начальник, как она, оказал бы дурное влияние.

— Всё в порядке?

— У меня просто есть пара мнений, — Мейберт усмехнулся своему подчинённому. — По мере продвижения по службе вы начнёте понимать чувства своего начальника — и ненавидеть это. Скорее всего, потому, что вы начинаете видеть вещи с разных точек зрения.

Необходимость демонстрировать упрямую решимость в голосе в ответ на мнения других людей… Мейберт находил личное пребывание в таком положении чрезвычайно неприятным.

— …Капитан, можем мы стрелять?

— Вы намекаете, что мы должны молчать перед лицом врага? Это исключено, — он собирался кивком подбородка дать им команду, когда — Ох — ему пришла в голову мысль. Он чуть не забыл добавить одну последнюю вещь.

Приказы должны отдаваться должным образом.

— Если что-то пойдёт не так, я возьму на себя ответственность.

Это была неумелая имитация начальника, но он чувствовал необходимость чётко сказать это своим солдатам.

Он брал дело в свои руки и вовлекал в процесс своих подчинённых. Он считал, что то, что он делает, необходимо, но если он зайдёт так далеко, и это действительно окажется ошибкой, ему не повезёт.

Над ним не было никого, кто взял бы на себя ответственность, поэтому он должен был выполнить свой долг как старший по званию офицер.

— Есть возражения? Если нет, тогда начинайте, — он оглядел комнату, но протестов не было. — Хорошо, — он удовлетворённо кивнул. — Внимание всем батареям. Цельтесь как можно точнее, но ни в коем случае не попадайте в них.

— Предупредительные выстрелы, сэр?

— Я бы поклялся Богом, что это враги, но военные законы настаивают. Старайтесь не попадать в них напрямую. Однако сделайте это интенсивным предупредительным залпом. Это также будет хорошей возможностью понаблюдать за их реакцией, так что давайте просто их напугаем.

Затем он сделал вдох. Он чувствовал себя неловко нервным, иначе, чем когда отдавал приказы стрелять на восточном фронте. Но он принял решение. Пришло время действовать.

— Батареи, огонь!

Он сказал им всё, что нужно было сказать. Для отточеной военной машины его приказ был более чем достаточен. Всё прошло гладко.

— Есть, сэр! Начать стрельбу!

Боевая группа «Лерген» — то есть, боевая группа «Саламандра» — была тщательно обучена. Этих бойцов можно было считать элитой; всякий раз, когда они выполняли приказ, они переключались в другой режим. То есть, любые колебания, которые у них могли быть даже мгновениями ранее, сгорали как топливо.

Если их начальник счёл суда вражескими, то у них не было рациональных причин сомневаться. При быстром выполнении приказов колебания только мешали бы, поэтому их полностью отбрасывали.

Работа этих артиллеристов, крещённых испытанием железом на восточном фронте, была чрезвычайно простой и ясной.

Им приказали стрелять.

Поэтому они стреляли.

Как можно быстрее и с непревзойдённой точностью.

Для этих артиллеристов, достигших вершины артиллерийского искусства, любые дальнейшие размышления были совершенно бессмысленны.

Если что-то и угрожало замедлить их движения, то это была либо скорость, либо точность. Но не было правила, которое запрещало бы им быть жадными.

Мейберт требовал от своих подчинённых упорного стремления к обоим как само собой разумеющееся. И его подчинённые относились к этому требованию как к само собой разумеющемуся.

Таким образом, с молитвой, чтобы всё прошло как надо, артиллерийский огонь эхом разнёсся по порту.

Рёв стали.

Остаточные вибрации, сотрясавшие воздух после оглушительного звука, — вот чего на самом деле добиваются артиллеристы.

И они могли гордиться своими результатами.

Их ослепительное мастерство владения береговыми орудиями привело к почти точному попаданию с первого выстрела.

Огромный столб воды взметнулся прямо рядом с приближающимися кораблями. Слишком близко, чтобы сказать, что они промахнулись, но слишком далеко, чтобы сказать, что они попали; баланс здесь был деликатным.

Это было практически идеально, учитывая, что они выстрелили немедленно.

Если бы они были знакомы с особенностями орудий, столб воды взметнулся бы немного ближе и действительно заставил бы подозрительные корабли задрожать.

— Пристрелочный выстрел выглядит нормально. Хорошо, продолжайте наблюдение и готовьтесь к огню на пора… Ах, подождите, это береговая артиллерия. Прекратить огонь. Просто внимательно следите за неопознанными кораблями.

Они проделали отличную работу. Мейберт гордился своей командой, поднимая бинокль.

Осталось только дождаться результата. Как они отреагируют, если это враги? Нет, на тот случай, если это свои, получим ли мы яростную телеграмму? Или экстренное общее оповещение? Сигнальные флаги?

Телефон резко зазвонил.

Он вздрогнув поднял голову, и в его уме зародилось сомнение. Слишком рано для реакции на залп.

— Да, это капитан Мейберт из артиллерии.

— Капитан Мейберт! Вы хоть понимаете, что делаете?! Немедленно прекратите это! Вы меня слышите?!

Это был подполковник Пауль, кричавший во всё горло. Должно быть, он был ужасно напряжён. Аура спокойствия и уверенности, которую он сохранял до этого момента, полностью исчезла.

— Да, полковник. Я вас отчётливо слышу.

— Немедленно прекратить огонь! Прекратить!

Часть разума Мейберта задавалась вопросом. Но также был и успокаивающий шёпот разума, говоривший ему, что он не обязан подчиняться безосновательным крикам.

— Извините, но я не могу этого сделать.

— …Что? — Последовала короткая пауза после растерянного ответа Пауля, а затем он пришёл в ярость. — Вы не понимаете, что делаете?! Вы забыли свои обязанности и обязательства, вы, имбецил?!

— …Я очень хорошо понимаю свою работу, полковник, — тут он усмехнулся. — Я очень сомневаюсь, что это так, но возможно ли, что вы получили жалобу от дружественных сил? Если так, я немедленно прекращу огонь, но…

— Ответьте мне! Почему вы стреляете без всякого подтверждения?!

— О-о-о, понятно — значит, они вам не позвонили.

Именно поэтому и нужно было стрелять.

Это было поразительно очевидно. Это было так же верно, как то, что планеты вращаются вокруг Солнца.

Почему я застрял в споре со штабом о чём-то, сравнимом с решением, является ли Солнечная система геоцентрической или гелиоцентрической?

«Я всего лишь делаю то, что должно быть сделано», — собирался он продолжить, когда доклады о множественных орудийных выстрелах на воде привлекли его внимание.

Это был не звук его собственных орудий. Любой в артиллерийских расчётах это бы понял.

Значит, это могло исходить только из одного другого места. Враг. Это была вражеская атака.

— Они стреляют по нам!

Крик унтер-офицера укрепил его решимость.

— Ответный огонь. Открыть огонь из всего, что у нас есть, — с трубкой в одной руке, Мейберт рявкнул из глубины живота: — Огонь, огонь, огонь как сумасшедшие. Вы стоите на земле! Не смейте проигрывать кучке кораблей!

К счастью, они находились в идеальном положении как береговая артиллерийская батарея, стреляющая по морским судам.

На восточном фронте им пришлось бы иметь дело с нехваткой снарядов и проблемами с техническим обслуживанием, но хотя это также была оккупированная территория, как порт недалеко от метрополии с надёжной инфраструктурой, он имел чрезвычайно обильный запас.

Его подчинённые подтвердили свои приказы, тщательно выполнили свой долг даже под подозрением со стороны своих союзников и продемонстрировали истинную ценность своей постоянной подготовки.

Продолжающиеся орудийные доклады были безмолвным заявлением о том, что каждое орудие начало ответный огонь. Солдаты, которые знают, что делать, без того, чтобы им указывали каждый шаг, — это замечательно.

— Ситуация такова, как вы слышали. Я собираюсь принять командование оборонительным боем. Если у вас есть какие-либо другие приказы, связанные с обороной, пожалуйста, свяжитесь.

Он снова с силой положил трубку и обратил свой взор на море, где обнаружил, что конвой, пытающийся войти в порт, ускоряется и ставит белую дымовую завесу, начиная перестрелку с ними.

Не могло быть и речи, чтобы это была реакция дружественного подразделения, случайно попавшего под обстрел. Независимо от того, как бы это выглядело в сухопутном сражении, в данном случае атака вместо уклонения исключала любую возможность ошибочной идентификации.

Это был враг. Враг атаковал их.

А это означало, что то, что ему нужно было делать, было ясно. Подняв полевой телефон рядом с тем, который он только что повесил, Мейберт вызвал войска, которые, несомненно, были в режиме ожидания.

— Это Мейберт. Вы меня слышите, лейтенант Тоспан?

— Конечно, — последовал утвердительный ответ. К счастью, телефонная линия не была перерезана. — Они показали своё истинное лицо, да?

— Верно, лейтенант Тоспан. Вот что бывает, когда наши друзья слишком привыкли к миру.

«Слишком предсказуемо», — подумал Мейберт с лёгкой усмешкой, трезво глядя на воду. Трудно было представить, что им это удастся, — и легко представить причину, по которой они потерпят неудачу.

Ему даже не нужно было смотреть в бинокль.

Другие гарнизонные войска отреагировали слишком поздно. Судя по тому, как они наконец зашевелились после первоначальной паники, всё, что он мог сказать, — это то, что у них были проблемы с дисциплиной.

— Мы движемся ужасно медленно.

— Ничего не поделаешь.

— Вы уверены? Такими темпами они доберутся до дока и бункера подводных лодок.

— Ваши опасения обоснованы, но мы не штаб. Это не наша работа.

— Может, съездим на экскурсию понаблюдать?

— Хотя это звучит весело, нет. К счастью, боеприпасов хватает. Давайте просто сделаем всё, что в наших силах.

Возможность стрелять беззаботно — это всегда повод для радости. По сравнению с его днями тщательного подсчёта израсходованных снарядов и тревожного наблюдения за оставшимся запасом, когда они изо дня в день сражались с армией Федерации, это было гораздо менее напряжённо.

— Что должна делать пехота?

— Быть в готовности к быстрому реагированию. Подождём, пока штаб что-нибудь предпримет. Если дальнейшей связи не будет, я дам указания.

— Понял.

Как раз когда он положил трубку на место, предупреждение его подчинённого наполнило командный пункт.

— Это враг; один из кораблей несётся на нас!

— Огонь на перехват!

Но в тот момент, когда он это крикнул, он почувствовал, что что-то не так.

Обычно транспортное судно или вооружённый торговый крейсер никогда бы не попёрли прямо на береговую артиллерию. Это было чистое самоубийство. Так что если эти флотские ребята это делают…

— Это должно быть… Остановите их! Этот корабль либо собирается самоуничтожиться, либо он полон войск!

Его подчинённые быстро отреагировали на внезапный приказ и перенацелили свои орудия. Хотя они стреляли быстро, несколько выстрелов попали очень близко. И один из них был идеально нацелен.

— Отлично! Прямое попадание во вражеский корабль! Вот это мастерство. Вижу, не зря я вас гонял на восточном фронте.

Как артиллерист, Мейберт от всей души гордился своими канонирами.

Но, похоже, тяжёлые бронебойные снаряды были ошибкой. Казалось, они прошли прямо сквозь корпус, причинив на удивление ограниченный ущерб.

Прежде чем он успел даже цыкнуть языком от досады, враг уже двигался. Что же могло появиться из транспортного корабля, как не стая чего-то похожего на быстроходные катера? Досадно, но из-за них показались эсминец и лёгкий крейсер, направлявшиеся прямо к берегу.

— Посмотрите-ка — они определённо одной национальности.

Мейберт уже был убеждён, но с такой степенью уверенности, возможно, колебания, которые испытывали другие, исчезнут. Пока он готовился увидеть, что произойдёт, радио закричало.

— Штаб! Штаб! Вражеская атака! Мобилизовать пехоту!

— О-ответный огонь! Ответный огонь!

— Привести подразделения в боевую готовность! Артиллерия уже сражается!

— Их вообще опознали?!

— Дежурный офицер сказал, что каждое подразделение должно…

— Обеспечить безопасность бункера подводных лодок! Именно туда они целятся!

— Защитить штаб!

— Поднять магов в воздух! Быстрее!

А-а-ах, чёрт возьми. Похоже, полный хаос. Мейберт чуть не пал духом, но сумел кое-как собраться с мыслями, решительно тряхнув головой.

Ему нужно было, чтобы остальные войска собрались, и быстро; их численное преимущество не сработает, если они будут в беспорядке. Всё, что он мог сделать, — это надеяться, что это произойдёт как можно скорее. Сам по себе он мало что мог сделать.

В его распоряжении была только артиллерия на стационарных позициях и небольшой отряд пехоты.

Как мне их использовать?

Вероятно, наиболее эффективным способом было бы заставить их поддержать остальных. Подняв линию, соединяющую его с Тоспаном, Мейберт быстро разработал план боя с их ограниченными силами.

— Лейтенант Тоспан, вы слышите то же, что и я по радио?

— Вы имеете в виду полный хаос по поводу атаки и всего такого?

— Да. Именно это. Это бардак.

Враг был так дерзок; имперская база была у них как на ладони. Мейберт был вынужден признать, что они теряют инициативу, даже пока разговаривают.

— Они могут быть врагами, но что за сумасшедшие герои. Не то чтобы у нас была причина позволять им делать по-своему. Мы отправим их всех на дно морское.

— В самом деле. Что должно делать моё подразделение?

— Я хочу, чтобы вы сблизились с врагом и вступили в бой. Гарнизон слишком мешкает. Если мы им не поможем, мы очень вероятно окажемся в невыгодном положении, сражаясь реактивно.

— Если это ваши приказы. Но брать только мою роту кажется сложной задачей, с точки зрения численности…

— К худу ли, к добру ли, это, вероятно, не проблема. Враги, похоже, состоят из диверсионного отряда, — он продолжил прямо. — Если наш противник — небольшой отряд специального назначения, то, оставив на время качество, мы не проиграем в количестве. Любые войска, которые не являются нашими тупоголовыми товарищами-солдатами, с которыми там играются, должны суметь их одолеть.

— Понял, капитан.

Это случилось как раз тогда, когда он собирался сказать: «Спасибо, я на вас рассчитываю». Один из сотрудников наблюдательного пункта закричал напряжённым голосом.

— Обнаружены маги!

Мейберт резко обернулся, чтобы спросить:

— Откуда? С неба?!

— С корабля. Обнаружено несколько сигналов внутри!

— Так они собираются выплюнуть их на нас здесь?

Угроза воздушных магов была той, которую любой из боевой группы «Лерген» слишком хорошо понимал.

Они были сформированы вместе с 203-м батальоном воздушных магов, элитой, способной на гибкие операции. Если бы Мейберт не видел их подвигов на восточном фронте собственными глазами, в них было бы трудно поверить.

Поскольку он был знаком с этими тяжеловесами, он был досконально знаком с разрушительной силой правильно развёрнутых магов. Он знал, что маги могут принести на поле боя больше шока и трепета, чем мог бы представить любой дилетант.

Были маги, посланные для поддержки вражеского диверсионного отряда. Не могло быть и речи, чтобы они были дилетантами.

— Лейтенант Тоспан, там вражеский отряд магов. Множественные сигналы с корабля.

— Морские маги?

— Оставьте их гарнизонному отряду магов. Перехватчики… ладно — вот они!

Маги быстрого реагирования приступили к работе. Роты были равны по силам. Честно говоря, по сравнению с магами, которых он привык видеть, они были ужасно медлительны, но… пока они могли игнорировать вражеских морских магов, работа артиллерии не менялась.

— Так обнадёживающе иметь дружественных магов в воздухе, да, лейтенант Тоспан?

— Согласен. Даже просто роту или взвод. Нет ли какого-нибудь способа выкрутить немного магической поддержки?

— …Мы с вами слишком легко отделались.

— Полковник Дегуршаф действительно была хорошим начальником. Чёрт!

Тоспан проворчал в трубку.

Несмотря на его жалобы, не было никаких сомнений, что он уже выводил свою пехоту на позицию. Как человек, крещённый вместе с ним на восточном фронте, он доверял лейтенанту в этом вопросе. Даже болтая, он мог выполнять свою работу должным образом.

Всегда следи за тем, чтобы делать минимум. Это был стиль восточного фронта.

А на восточном фронте было всё. Всего не хватало, но минимум был и был готов к бою. Бронетанковые силы, артиллерия, пехота, маги — все они органично взаимодействовали в бою.

Для того, кто привык к этой гармоничной структуре боевой группы, любой бой, где поддержка прерывалась, следовало избегать.

— Оставьте поддерживающий огонь нам. Мы закидаем их крупными снарядами.

Крича, чтобы его было слышно сквозь стрельбу, и держа трубку в одной руке, Мейберт ткнул унтер-офицера.

— Эй, смените тип боеприпасов только в одном месте! Переключитесь на фугасные!

— Капитан? Для кораблей бронебойные снаряды…

Мейберт покачал головой в ответ на замечание младшего по званию офицера и ответил ему прямо.

— Мы не сможем остановить их всех! Так что мы сбросим на тех, кто прорвётся, немного фугасов в качестве приветственного подарка.

— …Но у гарнизона поблизости есть объекты.

— А мне какое дело!

Пустой взгляд унтер-офицера был неожиданным. Для Мейберта исход был очевиден.

— Немного поздно беспокоиться о том, получат ли объекты небольшие повреждения или нет!

Это просто будет головной болью для военных администраторов, отвечающих за этот участок оккупированной территории и саму базу. Это была их работа; работа артиллерии — стрелять из орудий, так что он считал, что всё по-честному.

Я заполню столько страниц документов, сколько захотите, после боя.

— …Враги вот-вот врежутся!

— Так они собираются прямо вломиться, да? Эта штука слишком прочная, чтобы быть эсминцем.

Скопление приближающихся врагов даже не замедлилось.

Они двигались так быстро, что Мейберт практически слышал глубокий, скрежещущий звук, который они издадут при приближении под таким углом. Катера и псевдоэсминец влетели в порт и наверх, вытащив свои металлические брюха на пристань. То, что произошло дальше, развивалось точно так, как он и предсказывал.

Вражеская пехота начала рассыпаться, проворно спрыгивая вниз.

— Так это всё-таки диверсионный отряд! — Мейберт сплюнул от досады.

Перед его глазами один за другим высаживались вражеские солдаты, хотя их было немного. Они были впечатляюще быстры, и их дисциплина говорила о детальном плане и тщательной подготовке.

Коммунисты хвастались мощным напором, когда начинали действовать, но эти подразделения, казалось, обладали такой цепкостью, которая, вероятно, заставила бы отступить даже солдат Федерации.

— Танковый десант на восточном фронте был удивителен, но и англичане не промах. Полагаю, это можно назвать десантом с эсминца? — Ошеломлённый, Мейберт продолжил свой монолог. — Нет, моряки называют это абордажем, кажется. Это оно?

Но он предполагал, что это произойдёт. Когда дело доходило до обороны позиции и необходимости делать это в результате мгновенного решения, он в совершенстве овладел этим предметом у Солдиума 528. Диверсионный отряд с меньшим количеством материальных средств, чем у армии Федерации, вероятно, мог быть так или иначе поджарен пехотной ротой Тоспана.

— Капитан!

— Знаю! — Мейберт поморщился и решительно тряхнул головой. — Это ваше приглашение на приветственную вечеринку для англичан! Взять их!

В тот момент, когда он отдал приказ, орудия взревели… а затем фугасные снаряды разорвались прямо рядом с вражеским эсминцем. Это было настолько близко к идеалу, насколько возможно, не будучи идеалом.

Но это было не так эффективно, как надеялся Мейберт. Честно говоря, они не могли занять хорошую позицию для стрельбы. Мешали стены портовых сооружений. Независимо от того, как бы всё пошло, будь они в открытом поле, в порту было слишком много препятствий, чтобы поймать многих на открытом пространстве.

Вдобавок ко всему, и хуже всего, свои и враги были вплотную друг к другу; это была практически рукопашная. Время разрыва осколков фугасных снарядов могло быть непредсказуемым, поэтому они колебались стрелять бездумно.

— Тц, как досадно. Полагаю, наша эффективность ограничена на этой местности.

Он хотел внести свой вклад поддерживающим огнём, но, похоже, они не могли оказать особой помощи.

— …Мы не можем игнорировать вражеские силы, всё ещё находящиеся на воде. Может, нам стоит сначала обстрелять их, — когда он навёл бинокль на море, чтобы попытаться разобраться в ситуации, он издал растерянный стон. — Н-да?!

Это было странное зрелище. Дым поднимался с нескольких вражеских кораблей; этого было достаточно, чтобы ему захотелось протереть глаза. Кто-то попал точно в цель? Какое подразделение это было?

Нелепо, но он действительно на мгновение задумался, но затем заметил, что хотя то, что они испускали, было дымом, это была дымовая завеса.

Ах, точно, они и раньше её использовали. Иногда они появлялись на суше, но, полагаю, корабли тоже их используют. Похоже, у них есть пара трюков в рукаве.

— Ну, чёрт. Наши береговые орудия мало что могут сделать против дымовых завес.

Цели не были достаточно плотно сгруппированы, чтобы площадной обстрел был действительно эффективен, и невозможно было попасть точно в цель артиллерией, имея лишь тусклые тени вдалеке в качестве ориентира.

— Полагаю, нам пока придётся сосредоточиться на уничтожении диверсантов. Если только гарнизонные войска поднажмут…

Как там у них дела? — Мейберт проверил по радио. В тот же миг на его лице отчётливо появилось безнадёжное хмурое выражение.

— Подкрепление! Для диверсантов?! Что делают наши ребята?!

— Помогите! Это враг! Враг!..

— Прекратить! Прекратить огонь! Вы попадёте в наших!

— Они стреляют по нам! Они враги!

— Пожар! Быстро, тушите!

— Приоритет — уничтожение врага!

Непроницаемый хаос. Или, возможно, это был тот хаос, который непосредственно предшествовал разгрому. Все просто кричали то, что первым приходило на ум. Каждый голос на канале говорил о далеко не упорядоченной ситуации.

Как раз когда он размышлял, что делать, линия, соединяющая его напрямую с Тоспаном, пронзительно зазвонила. Хорошее время.

— Лейтенант Тоспан, они прорывают оборону. Такими темпами…

— Капитан! Это бесполезно! Мы не успеем!

— Что?! Почему нет? — Его бровь вот-вот должна была нахмуриться — «Как ты можешь не успеть?» — но вместо этого он оказался ошеломлён.

— По нам стреляют! С дружественной позиции!

— О, чёрт возьми!

Конечно, это должно было случиться сейчас. Или это могло случиться только сейчас? Эти войска с небольшим или полным отсутствием боевого опыта действительно паниковали.

К этому моменту они, вероятно, боялись всего, что двигалось, и просто предполагали, что каждая тень — враг. И он не мог ожидать, что офицеры или унтер-офицеры возьмут ситуацию под контроль, если им также не хватает опыта.

Так что не только была массовая неразбериха, но он даже не был уверен, что сможет с кем-нибудь связаться.

Когда они пытались стрелять по врагу, их сдерживали; когда они пытались остановить врага, по ним стреляли. Такое даже не приходило в голову на восточном фронте.

— Жизнь просто полна сюрпризов.

Всё, что он мог сделать, — это ворчать. Эти проклятые пугала понятия не имеют, что им делать!

Что именно они думают о войне? В правилах должно быть дополнение. Да, видимо, в уставе нужно указать, что к войне следует относиться серьёзно.

— Лейтенант, сосредоточьтесь пока на усмирении дружественной позиции. Вы не можете до них добраться?

Если бы это была вражеская позиция, они могли бы по своему усмотрению обрушить на неё дымовые или бронебойные снаряды, но там были свои люди. Они не могли стрелять на подавление только по врагу.

Эти идиоты!

— Мы пытаемся, но семафоры не работают, и сигнальные огни тоже. Они просто… А-а-ах, чёрт!

— Что случилось?

— Вражеское подкрепление! Ещё новоприбывшие на пристани! Они всё ещё высаживаются!

Тоспан закричал, что прибывают ещё. Такими темпами будет невозможно зажать вражеских диверсантов на их плацдарме.

Имперская сторона была в хаосе. Тем временем враг был в отличной форме. Никто не хочет сражаться против пехоты, которая может принимать решения на уровне отделения для выполнения своей миссии без понуканий офицеров.

— Но у нас абсолютное численное преимущество. Успокойтесь, лейтенант Тоспан!

— …Простите, сэр.

Пока атакующая сторона не могла одолеть обороняющуюся числом, имперская сторона имела бы преимущество. При достаточном времени ситуация изменилась бы в их пользу.

Даже враг должен был это осознавать.

— Их всего несколько, верно?

— Даже с подкреплением, у них, в лучшем случае, батальон. Это не так уж много народу.

Получив донесение Тоспана, Мейберт кивнул на другом конце провода.

— Вероятно, это ударная группа, которой поручено провести какую-то диверсию. У них нет намерения захватывать и удерживать территорию… Чёрт, даже просто взвод был бы… хм?

Мейберт растерялся и заставил свой мозг немного подумать.

Даже если их целью была диверсия, это был рейд. Если бы они атаковали позицию и потерпели неудачу, они бы отступили. Так было на восточном фронте.

Но это было море. В таком случае их путём отхода были бы лодки.

Вместо того чтобы пытаться придумать способ захватить корабли у пристани, не лучше ли было бы просто их уничтожить? Не то чтобы наши враги были такими идиотами, чтобы оставить ключ к своему коду на лодке.

Но это была крупная авантюра.

Нужна смелость, чтобы ворваться сюда только с пехотой. Они, должно быть, ужасно уверены в своём плане, включая любую эвакуацию, которая у них есть; иначе это было бы просто безрассудством.

— Они что-то скрывают? Или, может быть… О нет! — Внезапное осознание заставило его закричать. — Лейтенант Тоспан! Немедленно возвращайтесь!

— Что? Нам не нужно перехватывать?

Он ответил на мгновение слишком поздно.

Нетерпеливый даже на то, чтобы потратить мгновение на объяснение, Мейберт закричал:

— Нет гарантии, что это только пехота!

Какая ужасная ошибка. Он забыл о возможности магов. Не было причин, по которым те, что летели над водой, были единственными магами, которые у них были!

Когда он вспомнил Солдиум 528, это стало так очевидно!

Использовать часть магов как приманку, чтобы привлечь внимание врага. Заставить их думать, что это все маги, которые у вас есть, отвлекая их бдительность в другом направлении, а затем ударить по неосторожным дуракам с фланга, когда придёт время.

Та самая техника, которая так хорошо им послужила!

— Вспомните восточный фронт! Проверьте эту диверсионную группу! Полковник бы точно!..

Прежде чем он успел сказать «смешанные маги», его прервал доклад.

— У нас маги! Магические сигналы обнаружены среди вражеских диверсантов!

Услышав предупреждение унтер-офицера, Мейберт цыкнул языком. Тоспан, похоже, одновременно понял ситуацию и издал болезненный стон.

Ну, это имело смысл. Его рота была наиболее знакома с той угрозой, которую могла представлять смешанная группа магов и пехоты.

— Дерьмо! Они действительно нас достали!

— Лейтенант, вы можете помочь поддерживать оборону только пехотой?

— …Будет тяжело, но не невозможно. О, — он добавил некоторые дополнительные детали, — если это просто защита позиции, мы что-нибудь придумаем. Это будет временное решение, но мы справимся. Мы сейчас перестроим оборонительную линию, так что держитесь.

Проще говоря, этому прямолинейному парню странным образом пошло на пользу знакомство с 203-м батальоном воздушных магов.

Подполковник Таня фон Дегуршаф называла его «негибким человеком, который учится только на опыте». Другими словами, Тоспан упрямо доверял своему опыту без тени сомнения или колебаний.

В конце концов, он видел это на восточном фронте.

Он был свидетелем этого хитрого хода воздушных магов, а также того, насколько смертоносен был 203-й батальон воздушных магов. Поэтому ему было легко прийти к выводу, что маги способны на такое.

Конечно, это зависело от ситуации.

Но иметь такое представление о том, как всё происходит, было плюсом, когда их противниками были элитные морские маги Содружества. В конце концов, он сражался против сфер Федерации.

Оборона позиции против этих невероятно прочных защитных оболочек — наверняка не могло быть лучшего урока по тому, как останавливать магов.

Хотя морские маги Содружества были проворны, при этих условиях и текущем соотношении сил их можно было победить. Опыт — источник мужества. Плюс, с достаточным количеством боеприпасов, позицией и точечной поддержкой артиллерии, не было причин, по которым их могли бы одолеть.

Даже если остальная часть гарнизона была ненамного полезнее кучки пугал, пока боевая группа, к которой он принадлежал, функционировала как положено, они смогли бы обеспечить минимальный уровень самообороны. Будь то нанесение огневого удара в опасной близости артиллерийскими батареями, которым было наплевать на приличия, или нанесение концентрированного противотанкового огня для борьбы с закалёнными магами, технические навыки боевой группы «Саламандра» были непревзойдёнными.

Это была битва элит против элит.

Конечно, в конечном счёте, боевую группу поддерживали только пехота и артиллерия, пока остальные были в отъезде. Учитывая, что его обычная поддержка воздушных магов и бронетанковые силы, угрожающие фланговой атакой, отсутствовали в составе, Мейберт фактически вступал в этот бой с гандикапом.

Но время было на стороне Имперской армии — то, что случалось крайне редко. Даже если их теснили, пока они не сломались, враг рано или поздно ушёл бы сам по себе. Действительно не было причин паниковать.

Огромный взрыв и удар, который потряс даже командный пункт. Это определённо был вторичный взрыв. В военном порту нет недостатка в горючих материалах.

Эти ублюдки. Он покачал головой и встал, чтобы попытаться разобраться в ситуации, и именно тогда он услышал крик унтер-офицера.

— Они попали в бункер подводных лодок!

Когда он посмотрел в том направлении, он не мог не заметить огромный столб поднимающегося чёрного дыма. То, как он клубился, красноречиво говорило о том, что бункер был снесён.

Эта сцена заставила Мейберта сорваться, несмотря на себя.

— Эти идиоты! Такое сооружение должно быть легко защищать, а они даже с этим не справились?!

Даже новобранцы, дрожащие в окопах — не более чем временных полевых укреплениях — и постоянно подвергающиеся обстрелам тяжёлой артиллерии армии Федерации, могут держать линию! Как можно не защитить даже бункер, который по сути является куском бетона, от легковооружённой пехоты и нескольких магов?!

Зачем вообще нужен гарнизон?!

Выпустив пар, он покачал головой и понял, что сигнальщик кричит.

— В чём дело?

— Штаб приказывает нам помочь бункеру!

Даже когда он спросил: «Что?», его подчинённый просто повторил, что они должны спасти бункер.

— Эти идиоты.

— А?

— Они так плохо целятся, что лейтенант Тоспан и его подразделение попали под дружественный огонь, а теперь ещё и бункер взорван. Там даже вражеские маги ведут себя как хозяева, так как же мы должны что-то сделать?

Приказы абсолютны, но они не могут мобилизовать реальность. Даже великий король не может остановить море. Об этом есть известная сказка.

— Дайте мне телефон.

— Капитан?

— Просто дай сюда. Быстрее.

— Д-да, сэр.

Выхватив трубку, Мейберт сделал один глубокий вдох.

— Командование, это капитан Мейберт. Вы меня слышите?

— Наконец-то соединились? Капитан, как видите, бункер подводных лодок подбит. Немедленно пришлите помощь! — Это был не кто иной, как встревоженный голос Пауля.

— У нас недостаточно людей. Но если штаб настаивает, тогда нам придётся что-то делать. Хотите, чтобы артиллерия взорвала и своих, и чужих?

— Что?

Мейберт медленно повторил для непонимающего подполковника.

— Пожалуйста, отдайте нам приказ обстрелять руины бункера. Я уверен, что мы сможем взорвать там всех, и своих, и чужих.

— Это ещё что за бред?

— Я считаю, что это единственное полезное, на что мы способны в данный момент, сэр. Если хотите, чтобы мы стреляли, просто позвоните. А я пока пойду.

Мейберт с силой положил трубку, издав ещё один тяжёлый вздох. Он знал, что ему придётся собраться с духом, но это было нечто иное.

Он решил, что им лучше подготовиться.

— Приказываю всем подразделениям, включая артиллерийские батареи, приготовиться к ближнему бою. Предполагайте худший случай. Приготовьтесь на случай, если они ворвутся сюда. Быстрее проверьте своё снаряжение, пока ещё есть время. Вспомните, как это было у Солдиума 528.

Время на нашей стороне? Правда?

Такими темпами мы обречены.

В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ, КОРОЛЕВСКАЯ СТОЛИЦА ИЛЬДОА, ГРУППА ДОБРОЙ ВОЛИ

Метафорически покачиваясь в невероятно плавно идущем поезде, мы вскоре прибываем в столицу Ильдоа. Роскошь центрального вокзала города — доказательство того, что его отремонтировали, чтобы произвести сильное первое впечатление о стране в целом.

Как и следовало ожидать от столицы, она не уступает и не превосходит имперскую по масштабу. При простом сравнении имперский Берун, вероятно, имеет небольшое преимущество в плане пропускной способности. Учитывая принудительную мобилизацию материальных средств во время войны, я не уверена, можно ли считать «небольшое преимущество» победой или нет.

Если пойти дальше, единственное реальное притязание на победу, которое мы можем сделать, — это объём. У нас нет выбора, кроме как закрыть глаза на другие важные элементы эстетики и атмосферы.

В конце концов, Берун уже давно окутан пеленой тотальной войны. Гнетущая атмосфера просачивается из самых костей города, делая даже воздух мрачным.

По сравнению с Ильдоа, где люди могут наивно воспевать процветание мирного времени, контраст слишком очевиден. Я могу только думать, что ненормальная атмосфера в имперской столице отличается вплоть до кислорода, поступающего в лёгкие.

— …Даже на вокзале так весело, — бормочет Таня полковнику Каландро.

— Что?

— На вокзале нет скорбящих семей погибших. Это прекрасно.

Несколько саркастическое ворчание Тани встречается лёгким пожатием плеч со стороны Каландро. Насколько я могу судить, он понял намёк, но решил пропустить его мимо ушей. Ещё одна привилегия страны, не участвующей в войне.

— Мы прибыли в столицу Ильдоа. Позвольте мне снова приветствовать вас, полковник Дегуршаф. Успокойтесь, мой друг из союзной нам страны, я собираюсь оказать вам должный приём.

— Это честь для меня.

Хотя всё это формальность, на вежливость следует отвечать вежливостью.

Даже в армии нельзя избежать общества и связанного с ним этикета. Второе особенно важно в мирном Королевстве Ильдоа.

Я завидую тому, сколько у них избыточной энергии, чтобы посвящать её манерам и обычаям. Является ли сопровождение с поезда псевдо-почётным караулом, который вежливо провожает их до здания вокзала, просто ещё одной частью этой формальности?

Военная полиция, выступающая в роли почётного караула, кажется, меньше озабочена этикетом, чем тем, чтобы изолировать их от окружающих.

Ага. Таня улыбается про себя. Видимо, Ильдоа не хочет, чтобы имперские солдаты свободно разгуливали в таком общественном месте.

Конечно, это единственное объяснение их необходимой дружбы. Таня даже ожидает, после того как их вежливо проводят в здание, когда ей скажут, что у них встреча между ответственными лицами, что на неё свалят какую-нибудь невыполнимую проблему.

Уверена, глупая национальная честь и дипломатические интересы, как обычно, заставят меня страдать на месте.

Но в этом вопросе ильдоанцы, к худу ли, к добру ли, и в силу того, что являются «нейтральной страной», имеют гораздо больше опыта в проявлении внимания, чем люди в Империи.

В комнате, куда её приводит Каландро, её ждёт один военный бюрократ со знаками различия майора.

Пока Таня наблюдает, гадая, чего же может хотеть Ильдоа, майор передаёт конверт, обменивается несколькими короткими словами с Каландро и тут же удаляется. В комнате остаются только полковник и Таня.

И Каландро передаёт конверт, не вскрывая его.

— Это для вас.

— Спасибо. Но что это? — спрашиваю я, приняв конверт. Пачка бумаг?

— Ваши визы и немного удостоверений личности. Также чистый чек от Генерального штаба Ильдоа. С наилучшими пожеланиями от генерала Гассмана, который покроет сумму из секретных фондов, — тут он немного усмехается. — Конечно, чек без верхнего предела совсем не годится, так что это действительно небольшая сумма, но… Ну, это от армии Ильдоа. Его примут в любом месте на территории Ильдоа. Уверен, у вас не возникнет проблем с тем, чтобы кто-нибудь его принял.

— Позвольте взглянуть.

Когда она открывает конверт — Ага! — там аккуратно выписанный чек с печатью армии Ильдоа. Такое никогда не увидишь на поле боя.

Это также вещественное доказательство, красноречиво подтверждающее, что Каландро удалось выудить у Гассмана средства на развлечения.

Таня ни за что не смогла бы быть такой щедрой. Даже если бы она торговалась с полковником Лергеном и подполковником Угером, лучшее, что она смогла бы придумать, — это, может быть, несколько лишних картофелин или патронов.

Чёрт возьми. Мы бы выглядели жалко!

— Подношение от ваших союзников, желающих вам комфортного путешествия. Мы не могли позволить, чтобы вас ограничивали путевые расходы, — Каландро бодро улыбается.

— Моя глубочайшая благодарность за вашу доброту. Думаю, избранная компания из моей боевой группы довольно много ест и пьёт. Это не будет проблемой, не так ли?

Замечание Тани подразумевает, что они могут потратить всё до предела, но выражение лица Каландро ничуть не меняется.

Другими словами, нет опасности, что им не хватит или они будут беспокоиться о сумме.

Солидный бюджет. Какая завидная ситуация! Я немного беспокоюсь, что моя зависть превратит меня в монстра.

— Нет, не сдерживайтесь; ешьте и пейте всё, что может предложить Ильдоа. Высокооктановый бензин, правда, для самолётов, так что, пока вы его не хлещете, никаких проблем нет.

— А? Б-бензин?

— Я удивлён, полковник. Вы не получили подробностей от полковника Лергена?

Я пытаюсь сгладить это комичным выражением лица, но это, вероятно, была настоящая оплошность. Неужели у Ильдоа и Империи есть какое-то секретное соглашение о высокооктановом бензине?

— Я слышала, Ильдоа строго нейтральна. И на самом деле, именно потому, что мы не смогли положиться на вашу «доброту» при попытке эвакуировать Южный континентальный экспедиционный корпус, я сейчас здесь.

— Без обид, пожалуйста, полковник. Я понимаю, почему вы хотите говорить такие вещи, но мы нейтральная страна. Есть предел тому, что мы можем сделать.

Каландро, хмурясь, произносит свою реплику, — он до мозга костей ильдоанский солдат, защищающий свою страну. И правда в том, что нейтральной стране юридически трудно разрешить проход солдатам воюющего государства.

Я бы хотела соблюдать закон. Я даже могу понять, почему ильдоанцы прибегают к конъюнктурному плану, который ставит во главу угла их собственные интересы. Но когда эта нерешительная внешняя политика непосредственно причиняет мне страдания, это уже другая история. Так что да, Таня соизволит быть неприятной хотя бы на мгновение.

— Предел? Думаю, есть предел и союзам между нациями.

— В самом деле, есть.

— А?

— …В любом случае, Ильдоа — союзник вашей страны. Если хотите, можете даже называть нас своими дорогими союзниками.

Таня пристально смотрит на него, но он продолжает качать головой.

— Строгий нейтралитет во время войны — это в конечном счёте просто дипломатический оборот речи.

— Полковник, до самого этого момента… я была под впечатлением, что Ильдоа честно и справедливо соблюдает ограничения нейтралитета.

— Ха, — Каландро тут же это отрицает. — Мы не настолько бессердечны, чтобы бросать своих друзей. Мы делаем всё возможное — как и указывала моя оговорка минуту назад.

— Насчёт высокооктанового бензина или чего-то там для самолётов?

— Да… Мы помогаем вам в западной воздушной войне авиационным топливом и так далее.

— Вы хотите сказать, капля нефти стоит капли крови?

Давным-давно эту фразу повторяли в одной стране на Дальнем Востоке. Хотя вместо того, чтобы использовать её как военный лозунг для просвещения народа, её определённо следовало бы обсуждать как общую стратегию.

Найдя это неожиданное сопоставление забавным, Таня смеётся. Это очень похожая фраза, хотя употребление совершенно иное. Каландро утверждает, что они выполнили свой союзнический долг, оказав поддержку с тыла. Не правда ли, забавно?

— Полковник, при всём уважении… возможно ли вообще быть союзником, не пролив немного крови?

Конечно, почему бы и нет? Лично я считаю это совершенно приемлемым. Но эта флюгерская позиция делает его нечестным деловым партнёром.

Если пойти дальше, я бы хотела немного встряхнуть его разведкой боем, чтобы оценить его реакцию.

— Вместо того чтобы проливать кровь вместе с нами и выстраивать наших мертвецов бок о бок, вы проливаете нефть! Это то, что вы в Ильдоа считаете поступком искреннего союзника?

— В смысле поддержки военных усилий вашей страны, мы, безусловно, так считаем. Полагаю, мне не следует говорить о таких вещах с моей ограниченной точки зрения.

Никакой реакции. Или, вернее, он стоит на ужасно прочной идеологической основе. В конце концов, Каландро — прекрасный винтик в злой организации.

…Полагаю, мне следует сложить оружие. Дальнейшее было бы просто пустой тратой времени.

— Вам придётся извинить меня, поскольку я не дипломат и не политик. Я всего лишь полевой офицер, не имеющий никакого отношения к высокоуровневой стратегии.

— Вы хотите сказать, что маленькая девочка, награждённая Штурмовым знаком «Серебряные крылья», — всего лишь подполковник? — Кивнув своим словам, Каландро продолжает с видом недоверия. — Могла ли бешеная собака без знания стратегии стать штабным офицером в таком нежном возрасте?! — С весёлой ухмылкой на лице он хлопает в ладоши. — И вдобавок ко всему, вы были одним из Двенадцати Рыцарей в военной академии. Вы не знаете стратегии? Пожалуйста, не нужно ложной скромности. Я читал вашу дипломную работу — вы рождены для стратегии.

Он улыбается, но только не глазами, устремлёнными на Таню. Этот пристальный взгляд имеет вид проницательного наблюдателя.

— Это прекрасная возможность, лейтенант. Нам следует лучше узнать друг друга.

Он хочет, чтобы Таня перестала вести себя как фронтовой командир и просто высказала своё мнение. Даже несмотря на то, что он, должно быть, тоже обманывает её относительно своей истинной натуры.

— Полковник Каландро, я не знала, что вы так много знаете о вооружённых силах Империи.

Кивнув в восхищении, я не упускаю случая ответить.

— Когда мы встретились на восточном фронте, я слышала, что вы эксперт по альпийским войскам, но… вы действительно хорошо информированы, — намёк на то, что он не просто полевой офицер, очень ясен. — Какие у вас хорошие уши.

— Конечно. Мы же союзники, не так ли? — спокойно отвечает Каландро, такой же невозмутимый, как и ожидалось.

Так что, любой союзный офицер знает процесс подготовки штабных офицеров Империи и читал дипломные работы военной академии, которые практически являются военными секретами?!

Он агент разведки или, по крайней мере, бюрократ в центре армии, участвующий в разработке внешней политики.

Другими словами, он очень подозрительный тип. И, вероятно, также само воплощение приверженности геополитической целесообразности. Неудивительно, что Генеральный штаб прикомандировал его к боевой группе «Лерген», когда он приезжал в качестве военного наблюдателя.

— Должна ли я поблагодарить вас за интерес к Империи?

— Предлагая благодарность простого полевого офицера?

— Учитывая наши рабочие отношения как полковника с корнями в альпийских войсках и меня, простого полевого офицера, это не кажется неуместным…

Они молча обмениваются взглядами.

С одной стороны — Таня, ставящая под сомнение неискренность Ильдоа. С другой — Каландро, просящий её учесть их соответствующие обстоятельства.

Оба связаны своими публичными образами, и они даже не могут разговаривать, не приукрашивая то или иное слово.

Это поистине воплощает прекрасные парадоксальные отношения, которые разделяют Ильдоа и Империя. Замечательная дружба. Это гораздо цивилизованнее, чем целиться друг в друга из оружия и ждать первой возможности выстрелить. Можно даже назвать это в высшей степени мирным.

— …Ну, тогда. Полагаю, у меня невыгодное положение, когда дело доходит до прощупывания друг друга.

Каландро поднимает руки в притворной капитуляции. Если бы он действительно капитулировал, всё пошло бы не так. Его непринуждённая манера парадоксальным образом требует большой выдержки. А на самом деле… он, вероятно, совсем не взволнован.

Это Ильдоа. Его родная территория. Как иностранка, Таня ничего здесь не выиграет, устраивая сцену.

— Полковник, я с удовольствием воспользуюсь вашей добротой, — улыбаясь, вежливо и дружелюбно — пусть даже только на поверхности. Таня немного раскрывается. В конце концов, разве это не был душевный разговор? — Я тоже не очень хорошо умею прощупывать людей. Возможно, мои чувства вырвались наружу, учитывая, что я фронтовой солдат. Если я сказала что-то, что может быть неверно истолковано неуместным образом, пожалуйста, простите меня.

— …Полковник, вы определённо могли бы быть дипломатом. Как насчёт этого? Вы могли бы бросить службу и сменить карьеру.

— Думаете, я гожусь для этого?

Вопрос Тани содержит проблеск надежды, но Каландро морщится.

— Я не имею в виду это как оскорбление. Я знаю, что ваша специальность — военное дело. Возможно, моя шутка зашла слишком далеко, но я действительно уважаю вас как коллегу. Так что, — он горько улыбается, — пожалуйста, наслаждайтесь этой небольшой поездкой. Я действительно это имею в виду.

— Вы уверены? Я была убеждена, что с точки зрения среднего ильдоанца мы — кучка незваных гостей.

Он отвечает на её вопрос неопределённым выражением. Неопределённым выражением, напоминающим его гримасу мгновение назад. Должно быть, он хочет сказать, что не может прямо заявить, насколько они им мешают. Независимо от того, что чувствует Ильдоа, он, должно быть, выражает свою личную добрую волю, проглатывая этот комментарий.

Каландро — хитрый тип. Тот, кто служит своему лидеру, всегда исходит из смеси личных и публичных соображений; трудно сказать, что искренне, а что сфабриковано.

— Нейтральное государство никому не враг. И наоборот, у нас нет причин отказывать имперским солдатам в отпуске в ознакомительной поездке.

— И ваш тёплый приём экипажа подводной лодки, доброжелательно швартующегося в вашем порту, — это продолжение этого?

— Конечно. Мы давно являемся сторонниками политики добрососедства. Друзей много не бывает.

В сложившихся обстоятельствах он продолжает отвечать на всё с добродушным выражением. Должно быть, это его личная политика. Ильдоа — оппортунистическая летучая мышь, мечущаяся из стороны в сторону, но это также означает, что это рациональная нация-флюгер.

Мы не можем им доверять, но мы можем верить в их способности и суждения. И, полагаю, мы можем доверять Каландро как контакту.

С этими мыслями она с благодарностью принимает конверт с обещанным чеком и визами.

— Хорошо, полковник. Мы насладимся поездкой, которую вы для нас запланировали. И я уверена, ужин пройдёт хорошо.

21 ИЮЛЯ 1927 ГОДА ПО ЕДИНОМУ КАЛЕНДАРЮ, ТЕРРИТОРИЯ ИЛЬДОА, МЕЖДУНАРОДНЫЙ ПОЕЗД, КУПЕ ПЕРВОГО КЛАССА

Мирные часы пролетели незаметно. Пребывание в Ильдоа ознаменовалось обильными возлияниями. Несколько дней, проведённых в столице, промелькнули как одно мгновение. Вполне естественно, что некоторые из моих подчинённых хотели остаться подольше. Лично я была бы счастлива остаться кутить в Ильдоа до конца войны.

К сожалению, их хозяин совершенно ясно дал понять, что длительное пребывание невозможно. При их тщательной и постоянной флюгерной дипломатии присутствие имперских войск было серьёзной обузой.

В отпуске, смешиваясь с местными жителями, осматривая достопримечательности — предлог не имел значения. Нахождение имперских солдат там, где их могли видеть дипломаты из стран, воюющих с Империей, было просто слишком большим неудобством.

Стремление как можно быстрее избавиться от имперцев скрывалось под их улыбками, даже когда они готовили вежливую красную ковровую дорожку.

По сути, это было: «Мы любезно организовали вам поезд домой, так что убирайтесь».

Нам практически силой вручили билеты. Было ли это минимальным проявлением доброй воли или Империя утверждала своё присутствие? Весь персонал имперского посольства пришёл нас провожать… но они находились в завидном положении, оставаясь в Ильдоа. Хотя я втайне завидовала, я не могла позволить себе показать это на лице как полноправный член общества. По крайней мере, мне пришлось выдавить улыбку, когда пришло время прощаться перед посадкой в поезд.

И вот я снова в купе этого странно плавно идущего поезда. Он тошнотворно хорошо обставлен. А ильдоанцы настолько хороши в гостеприимстве, что умудрились изучить наши вкусы во время нашего пребывания.

Благодаря чему мы имеем невероятное удовольствие выбирать завтрак в соответствии со своими предпочтениями. Именно так Таня может наслаждаться лёгким утренним приёмом пищи по своему выбору вместе со своим адъютантом.

Свежие фрукты, простые холодные закуски, плюс настоящий хлеб и мясо. Честно говоря, какая роскошь.

— …Показное потребление. И шикарный пассажирский поезд домой. Но почему официанты приходят прямо в нашу комнату?.. Они не хотят, чтобы мы разговаривали в вагоне-ресторане?

— Ну, это же международный поезд. Вероятно, мы не единственные на борту.

— Так что мы не совсем на карантине, но, полагаю, у них есть свои соображения. Ну, даже так, здорово иметь вкусную ветчину и сыр, а, лейтенант?

Белый хлеб меня тоже радует, но ветчина и сыр обеспечивают качественный белок, которого нам так часто не хватает.

— Полковник, выпейте и кофе.

— О-о-о, спасибо. Ценю, лейтенант Серебрякова.

Аромат чёрной жидкости, которую она наливает… Ошибки быть не может.

— …Действительно приятно получить настоящий продукт.

— Я давно этого не нюхала.

Две чашки. Дуэт поющих ароматов.

Хороший кофе, сваренный из настоящих зёрен, поданный в настоящем фарфоре, который становится всё труднее и труднее найти. Это истинная цивилизация.

— Я так понимаю, вам не удалось запастись?

— Нет, немного удалось. В конце концов, это было за счёт Ильдоа.

Мой адьютант смеётся, что не сдержалась — какая она проницательная. Уверена, стопка счетов, дошедших до самого предела, как раз сейчас ложится на стол полковника Каландро.

Следует ли нам выразить благодарность, по-видимому, знаменитому военному администратору Ильдоа, генералу Игорю Гассману? Тем не менее, это секретные фонды другой страны. Если бы Таня не была лично вовлечена, мы, вероятно, никогда бы об этом и не услышали.

— Хотелось бы только, чтобы наш Генеральный штаб был таким же щедрым, — небрежно комментирует Таня с гримасой. — Хотя одного взгляда на столовую Генерального штаба достаточно, чтобы понять, что этой мечте не суждено сбыться.

Ужасная еда, подаваемая на великолепных блюдах.

Какими бы красивыми ни были тарелки, если у тебя нет выбора, чем их наполнить, всё это напрасно. Империя склонна сосредотачиваться на форме и забывать о функции.

— Замечательно иметь такую красочную трапезу.

— Да, Ильдоа действительно… как бы сказать? Полна красок.

Ковыряясь вместе с Серебряковой в великолепном ассорти закусок, разложенных на столе в купе, Таня слабо улыбается.

— Это можно сказать по одному лишь приёму пищи.

— Это действительно красиво.

— Поистине, вот почему это так больно, — слова вырываются прежде, чем она успевает осознать.

— Что-то не так? Вам плохо?

В ответ на обеспокоенный взгляд своей адъютантши Таня самоуничижительно морщится.

— Нет, просто глупости. Возможно, я тоже отравилась.

— Полковник?

Это необычный комментарий. По крайней мере, это немного дальше, чем обычно заходит такой патриотичный солдат, как я. Но я также кое-что поняла.

Может, это кофе развязал мне язык.

— Нет, я просто имею в виду… Ильдоа слишком спокойна. Я не могу расслабиться.

— …Понимаю.

— Да…

Это никуда не годится. Чтобы развеять странно тяжёлую атмосферу, я пытаюсь сменить тему.

— Кстати, лейтенант, вы предпочитаете красное или белое вино?

— А? Вино, мэм?

Таня кивает своему адъютанту с отсутствующим выражением лица.

Во время своего пребывания в Ильдоа она раздобыла несколько подарочных бутылок, чтобы использовать их в качестве «боеприпасов» — всё, конечно, за счёт Ильдоа. Между бутылками, которые она приобрела для подарков другим по возвращении, и подарками, полученными от Каландро, у Тани собралась неплохая коллекция.

К сожалению, хотя вино качественное… а поскольку Таня не может пить, они не служат особой цели, кроме как «боеприпасы» для светских ситуаций. Конечно, я рада запастись любым типом «боеприпасов», до которых могу дотянуться.

— Бутылки, которые я получила в Ильдоа. Почему бы вам не пойти и не открыть несколько с Вайсом и командой?

— Вы уверены?!

— Как бы мне ни повезло их достать, я не могу пить. Я не против, если вы, ребята, насладитесь ими.

Я роюсь в своих сумках, чтобы достать бутылки, и говорю Серебряковой, что она может взять всё, что захочет.

— Спасибо, полковник!

— Обязательно передайте майору Вайсу, что я благодарна за его поддержку.

— Будет сделано! Тогда я пойду!

Мой адьютант выглядит по-настоящему счастливой, когда уходит рысцой. Судя по её довольному выражению, она, должно быть, полностью расслаблена.

Она превосходная адъютант.

— Мы уже довольно давно вместе, но…

Я действительно понятия не имею, что ею движет в большинстве случаев.

Это просто многогранность человеческой натуры? Возможно, было ошибкой пренебрегать социологией и социализацией. Если представится возможность, может, стоит немного поизучать это на будущее.

— Школа, да?

Эта поездка в Ильдоа стала для меня первым за долгое время пребыванием в тылу. Сонный мир, витающий в воздухе. Культура, цивилизация и истинный мир, о котором я почти забыла.

С другой стороны, Империя всё ещё по уши в войне.

В рамках подготовки к тотальной войне каждый последний ресурс бросается в испытание огнём и сталью, прежде чем превратиться в пепел. Мирный тыл? Как бы далеко в тылу он ни находился, имперская столица всё ещё остаётся столицей Империи — то есть столицей воюющего государства. Почему бы атмосфере не быть мрачной?

— Ха-а-ах, — вздох вырывается сам собой.

— …Парадигмы просто слишком разные.

Ворчание от всего сердца.

— Передовая, тыл, мирный посредник. Я понимаю, что все они разные. Но живя в одном мире, можем ли мы общаться, несмотря на разные парадигмы?

Когда это впервые начали всерьёз указывать на важность деконструкции? Нам нужно подумать, не ограничиваются ли наши способы мышления излишне используемым нами языком.

Я, Таня фон Дегуршаф, желаю мира. Генеральный штаб Имперской армии и Верховное командование, вероятно, также желают мира. Ильдоа, государства-клиенты Империи и народы мира, несомненно, желают мира в равной мере. За исключением меньшинства психопатов или людей, болезненно преданных сохранению воинской культуры, сомневаюсь, что кто-то там бредит о том, как прекрасна война. Мир безусловно ценен. Даже самый несправедливый мир, несомненно, предпочтительнее самой справедливой войны.

По крайней мере, для того, кто вынужден служить в армии.

Огромная трата ресурсов — это всегда глупость.

Таня — кремень, когда дело доходит до её стойкой антикоммунистической позиции, но даже она не будет безоговорочно поддерживать войну против них.

Если коммуняк можно убрать каким-нибудь мирным методом, не прибегая к открытой войне, то я полностью убеждена, что более цивилизованный метод предпочтительнее.

Война в целом просто имеет отвратительное соотношение затрат и результатов.

Пока мы не находимся в идеальной ситуации, когда можем уничтожить коммуняк стратегическими ядерными ударами в одностороннем порядке, потому что у нас они есть, а у них нет, то о наступлении не может быть и речи. От таких мыслей мой кофе становится горьким. Это не очень хороший способ наслаждаться кофе.

Какая трата. Я решаю переключиться.

Просматривая иностранные газеты, которые я приобрела в Ильдоа, забавно сравнивать, как работают цензоры в каждой стране. Газеты Федерации и Содружества особенно забавны. Меня смешит то, что они ничем не лучше имперских.

Единственный недостаток в том, что от этого у меня возникает чувство, будто я сойду с ума.

Тем не менее, именно для этого и существуют три трапезы, приготовленные Ильдоа. На обед — хорошее мясо, а на ужин — хорошо приготовленное рагу.

Таня даже ужинает в пустом вагоне-ресторане со своим подразделением. Ну, раздражает, что Вайс приходит выпрашивать ещё одну бутылку вина… но я могу это проигнорировать, если это означает, что мой помешанный на войне батальон сможет научиться ценить некоторые из более изысканных прелестей цивилизации. Тем не менее, мне кажется, что алкогольная зависимость моего заместителя хуже, чем я думала сначала.

После этой приятной трапезы, поскольку кровать — и довольно неплохая для спального вагона — была подготовлена, остаётся только запрыгнуть в неё.

Затем, удобно устроившись и погрузившись в безмятежный сон, Таня просыпается от лёгкого покачивания.

Вибрации были гораздо тише, прежде чем я заснула. Звуки и покачивание усилились настолько, что на мгновение я задаюсь вопросом, что происходит.

На долю секунды в моей голове срабатывают тревожные звоночки. Но затем я понимаю, что это неудобное покачивание — на самом деле просто знакомые рельсы, пересекающие Империю.

— Так что можно определить, когда пересёк границу, просто по тому, насколько хорошо содержатся рельсы…

Ильдоа была тихим, красочным, чужим миром изобилия.

Империя серая. Она выжала столько геополитической мощи, сколько смогла, но уже начинает незаметно, но тем не менее невозможно игнорировать, рассыпаться.

— Это действительно заставляет трезво взглянуть на бедность.

Одна из великих держав. Эта страна с импульсом восходящего солнца позиционировала себя как венец мира.

А теперь посмотрите на неё.

К тому времени, как Таня достигнет совершеннолетия, всё будет наоборот. Империя вложила всю свою энергию в армию и теперь самоуничтожается, потому что не может даже её содержать.

Меня раздражает, что я совершенно отчётливо вижу, как мы проигрываем войну.

— Я так это ненавижу.

Особенно мне не нравится тот факт, что эвакуация, похоже, станет необходимой в какой-то момент в ближайшем будущем.

— …Полагаю, я снова лягу спать.

Дорога до столицы ещё длинная.

Лучше поспать, пока есть возможность.

Это должно и мой стресс развеять.