Онлайн чтение книги Моим наследством оказалась городская легенда. I Inherited It, and It Turned Out to Be a Ghost Story
1 - 14

— Нашла. Нашла! Нашла свою возлюбленную! Мою! Воз! Люб! Ленную!

Из коридора за открытой дверью, сопровождаемый пронзительным визгом, будто железом скребут по металлу, показался женский силуэт.

Размахивая жутко вывернутыми руками, женщина перешагнула порог настежь распахнутой двери и ступила в ванную, где были Киллиан и Ордельфия.

— Дорогая!

Белые глазные яблоки покрылись бугристыми кровавыми прожилками из-за лопнувших сосудов. Алая жидкость растекалась по ним, стекала по коже на подбородок и капала вниз. Хотя Ордельфия и подумала, где та женщина и что она делает, видеть её снова ей не хотелось, и её плечи заметно напряглись.

Она отчаянно не хотела смотреть на эту женщину, но упустила момент, когда ещё могла зажмуриться, и, подчиняясь человеческому инстинкту, не смогла отвести глаз от того, чего боялась до ужаса.

— М-м-м…

Сдавленный стон, похожий на рыдание, вырвался сквозь плотно сжатые губы. Хотя она сидела прямо в горячей воде, из которой поднимался пар, вплотную прижимаясь к Киллиану, кровь в жилах будто стала ледяной.

Переполненные кровью белки, на которых кровавые прожилки вздулись и расползлись, завертелись в орбитах и резко остановились, уставившись прямо на Ордельфию.

—  До-ро-га-я. Нашла-а. Нашла. Я снова тебя нашла-а-а.

Раздался хриплый, клокочущий звук, наполнивший гудящее эхом пространство ванной, насыщенное паром.

Скр-скр-скр-скр.

Голос женщины был пронизан безумным ликованием, но её движения ему противоречили. Тёмные пальцы на вывернутой конечности судорожно скребли по кафельной плитке, раз за разом оставляя на поверхности царапины.

Сквозь пелену пара Ордельфия увидела, как кафель трескается, и ее лицо побелело еще сильнее.

Чувствуя, как её страх с каждой секундой становится глубже и тяжелее, Киллиан наконец заговорил:

— Нет.

Интонация оставалась той же, что и в обращении к Ордельфии, но настроение полностью изменилось. Хотя слова были адресованы не ей, по её спине пробежал холодок, а зубы непроизвольно застучали от нервной дрожи.

Киллиан, словно желая успокоить её, прижал подбородок к её сгорбленным округлым плечам и легко провел щекой по линии шеи. От этого движения, похожего на неуклюжую ласку щенка или котёнка, застывшая в камень спина Ордельфии чуть-чуть расслабилась.

Ш-ш-ш-ш.

Подняв руку, что до этого обнимала ее тонкую талию, он одной ладонью закрыл ей глаза и продолжил.

— Не твоя.

Слово, которым он обозначил женщину, прозвучало таким холодом, что словно дошло до самых костей, острым лезвием впившись в сердце.

— Это моя «возлюбленная».

Но следующие слова, обозначавшие Ордельфию, были до жути нежными, и до боли сладкими.

Киллиан не стал добавлять ничего больше. Он лишь взял прядь ее волос и коснулся ее губами один раз, а затем еще раз.

Не ограничившись этим, он провел рукой по ее окоченевшим плечам, поднял ее руку и провел круговое движение по внутренней стороне запястья.

Даже при таком многозначительном, откровенно сексуальном прикосновении Ордельфия не могла никак отреагировать, ведь рука Киллиана, закрывавшая ей глаза, внезапно исчезла.  Хотя дело было вовсе не только в том, что его рука пропала.

Пока Киллиан обращался с Ордельфией как с «возлюбленной» и украдкой вдыхал ее запах, рот женщины, сшитый проволокой, понемногу начал размыкаться.

Это было поистине самое отвратительное зрелище, какое ей доводилось видеть.

Губы, стянутые проволокой, не разрывались - они тянулись медленно и мерзко, как влажная, теплая плоть, пытающаяся сползти с металла, оставляя за собой размягченные, склизкие клочья. В разошедшейся щели, чавкающе расползающейся еще шире, проступали невозможные ряды слишком частых зубов, так плотно утрамбованных, что казалось, их впихивали туда насильно. И каждый лишний миллиметр раскрывающегося рта показывал всё больше голодного, чуждого человеческому облика ужаса.

В довершение всего в глубине зияющей пасти торчали рыхлые, слипшиеся комки плоти, будто вырванные из чего-то живого и случайно застрявшие между частыми зубами, а ещё глубже проступали вздувшиеся чёрные жилы, расползавшиеся по чему-то, что невозможно было опознать — нёбо ли это, язык ли, или совсем иная, чуждая человеку дрожащая масса.

Вид был настолько чудовищным, что сломанные, вывернутые руки или почерневшие, отсутствующие ногти казались уже сущими пустяками.

Несмотря на то, что сэндвич, предложенный управляющим, должен был уже давно перевариться, волна тошноты болезненно подкатила к горлу.

Вжииик, вжик, вжиииик.

Когда ее рот растянулся до невозможного, разойдясь до самых ушей, воздух словно сгустился и дернулся. Из глубины горла поднялся звук, от которого тело само отшатнулось, а мозг отказался понимать увиденное. 

Многочисленные бугристые отростки, похожие на руки, росшие прямо в глубине глотки, дрогнули все разом, и из распахнутой пасти вырвался звук, от которого хотелось содрать себе барабанные перепонки.

— А-а-а, а-а-а-а-а. Неееет. Нееет, нель-зя-я-я. Нет. Нет. Неееет…

Ордельфия почти ничего не разобрала, потому что в какой-то момент Киллиан закрыл её уши обеими ладонями. Затем он и вовсе взял её за подбородок, развернул и прижал её лицо к своей груди.

Воздух за её затылком дрожал от нечеловеческого рева, словно кто-то рвал ткань реальности на куски, но Киллиан даже бровью не повёл.

— Дорогая, дорогая! Моя дорогая! Моя! Моя-а-а! А-а-а! Ненавижу! Ненавижу! Я же говорила, что ненавижу дождь! А ты говорила, что любишь меня! Ты меня приняла! Ты мне улыбалась! Кто эта су… кто этот тип?! Это я, я, я-я-я — твоя любовь! Нет? Нет? Не-е-ет? Неправда? Но ведь это правда! Это правда! Дорогая, дорогая!

У ног женщины начала собираться тёмная жидкость, и почти мгновенно её тело стало раздуваться. Голос женщины, будто поглощаемый водой или смываемый проливным дождём, постепенно стихал.

Тук.

В конце не осталось ничего, ни следа, ни капли воды, только выброшенный пустотой красный зонт.

Ванная застыла в мертвой тишине, и лишь прерывистое, неровное дыхание Ордельфии нарушало этот мрак.

— Хфф, хффф. Хффф.

Киллиан наблюдал за Ордельфией, которая, тяжело дыша, прижималась к его промокшей рубашке, и на его губах появилась усмешка.

Не медля ни секунды, он притянул её ещё ближе и с чувством глубокого удовлетворения выдохнул. Почувствовав, как его объятия становятся крепче, Ордельфия инстинктивно уткнулась лицом в его грудь, найдя в этом безопасное убежище, и замерла.

Кругом царила полная тишина.

Не было слышно ни вибрации, что прежде отдавалась в спине, ни приглушенных звуков, что изредка достигали её ушей.

За то мгновение, пока она моргала, в сознании Ордельфии разгорелась яростная внутренняя борьба.

Оборачиваться или нет?

Киллиан, словно прочитав ее мысли, тихо рассмеялся.

Ордельфия резко подняла голову от его смеха, передававшегося легкой дрожью. Сквозь пряди волос, прилипшие ко лбу, она увидела его лицо, расплывшееся в озорной улыбке.

Видя это, она предположила, что ситуация разрешилась, но, желая убедиться, нерешительно открыла рот.

— Что… это… было?

— Для начала — Киллиан. Я ведь представился, помнишь, дорогая?

Услышав слово «дорогая», ее глаза расширились, а затем она снова уткнулась лицом в его грудь, зарываясь в его объятия.

«Он называет меня так, чтобы прогнать ту женщину. Наверняка она все еще где-то рядом, поэтому он и говорит так».

Киллиан подавил подступающий смех и крепко прижал её к себе.

Сколько времени прошло?

Казалось, прошло достаточно, чтобы горячая вода, согревавшая их тела, успела стать просто тёплой.

Ордельфия, ощутив неладное, беспокойно задвигалась и приоткрыла рот.

— Она все еще здесь?

— Хм?

— Я спрашиваю, здесь ли она все еще.

Стараясь говорить как можно тише, она повторила вопрос, одновременно пытаясь, не поворачивая головы, косым взглядом осмотреться. Но, кроме Киллиана, вокруг не было никого.

С опозданием осознав, что сама бросилась в его объятия, она рефлекторно отпрянула назад.

— А?

На этот раз Киллиан не стал её удерживать, и её поле зрения внезапно расширилось. Она учащенно заморгала, привыкая к свету.

Снаружи царила зловещая, гнетущая тишина.

Кап, кап-кап.

Слышны были лишь изредка падающие капли воды и ее собственное учащенное дыхание.

Лишь несколько раз медленно моргнув, она наконец осознала ситуацию и заговорила, запинаясь.

— Жен-женщина, та женщина…

— Ушла.

Услышав его короткий ответ, она переспросила.

— Ушла? Правда?

— Ага. Все кончено.

Киллиан ощутил, как защитная оболочка отеля, поглощающая проникновение извне, наконец стабилизировалась, и одобрительно кивнул.

Ордельфия, конечно, не чувствовала этих изменений, сосредоточившись лишь на том, что женщины больше нет.

Но осознание того, что существо, которое так яростно и неотступно преследовало её, вдруг исчезло, пока она ничего не видела и не слышала, никак не укладывалось в голове.

Почувствовав ее беспокойство через все еще соприкасающиеся, хоть и не плотно, руки, Киллиан естественным движением откинул прядь мокрых волос с ее щеки за ухо и сказал:

— Не верится?

— Да. То есть, нет, не то чтобы…

Услышав ее ответ, сначала искренний, а затем поправленный из вежливости, он тихо рассмеялся и похлопал себя по пиджаку.

— Видишь, все высохло.

На мгновение она нахмурилась от этих бессвязных слов, но затем широко раскрыла глаза.

Он был прав: ее тело, промокшее насквозь, было теперь сухим, словно так и было изначально. Более того, вода, что заполняла ванну, бесследно исчезла, и ее отражение виднелось на сухой, блестящей поверхности.