Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
1 - 78 ЖИЗНЕОПИСАНИЕ БЕНЕДЕТТО да МАЙАНО ФЛОРЕНТИЙСКОГО СКУЛЬПТОРА И АРХИТЕКТОРА

Бенедетто да Майано, флорентийский скульптор, бывший в свои первые годы резчиком по дереву, считался самым стоящим мастером этого дела из всех, бравшихся за резец. И в особенности был он отменнейшим художником в искусстве набора разноцветных пород дерева и составления из них перспектив, лиственных узоров и всяких других фантазий – искусстве, введенном во времена Филиппо Брунеллеско и Паоло Учелло, как об этом было сказано в своем месте. Итак, Бенедетто да Майано был смолоду лучшим, какого только можно было найти, мастером этого дела, о чем свидетельствуют многочисленные его работы, которые можно увидеть в разных местах Флоренции, и в особенности все шкафы в ризнице собора Санта Мариа дель Фьоре, большая часть которых доделана им после смерти Джулиано да Майано, его дяди, и которые полны фигур и листвы наборной работы, а также других изделий, исполненных с искусством и великолепной щедростью.

И вот, завоевав себе новизной этого искусства широчайшую известность, он сделал много работ, которые были разосланы в разные города и разным государям, и в том числе неаполитанский король Альфонс получил от него отделку кабинета, выполненную по указаниям Джулиано, дяди Бенедетто, служившего у названного короля в должности архитектора. Туда же отправился и Бенедетто, но он там не ужился и вернулся во Флоренцию, где вскоре после этого изготовил для Матвея Корвина, венгерского короля, при дворе которого было много флорентинцев и который любил всякие редкостные вещи, два сундука, мастерски выложенных, труднейшей и прекраснейшей наборной работы. А так как он получил от этого короля весьма милостивое приглашение, он решил во что бы то ни стало туда поехать, и, завязав свои сундуки и вместе с ними погрузившись на корабль, он отправился в Венгрию. Там, засвидетельствовав свое почтение королю, который принял его благосклонно, он приказал принести названные сундуки и, развязав их в присутствии короля, которому очень хотелось их увидеть, он обнаружил, что водяная сырость и морская плесень размягчили клей так, что, когда сняли клеенку, почти все кусочки, прикрепленные к сундукам, посыпались на землю. Всякий сам себе представит, как поражен был Бенедетто, онемевший в присутствии стольких синьоров! Тем не менее он как мог восстановил работу, к великому удовлетворению короля.

Но это ремесло ему так опротивело из-за срама, который ему причинило, что стало для него невыносимым, и, отбросив всякую робость, он занялся скульптурой. Этим делом он занимался и раньше, в Лорето, где он, когда был там со своим дядей Джулиано, сделал для ризницы рукомойник с несколькими мраморными ангелами. И до отъезда еще из Венгрии он этим искусством доказал тамошнему королю, что если и осрамился сначала, то виной этому было низменное дело, которым он занимался, а не талант его, который был высоким и редкостным. Итак, сделав в тех краях кое-что из мрамора и глины – вещи, королю весьма понравившиеся, – он возвратился во Флоренцию. Не успел он туда приехать, как получил заказ от членов Синьории на мраморное оформление дверей Приемной залы их дворца и прекрасно выполнил там мальчиков, несущих гирлянды. Но прекраснее всех была стоящая в середине фигура св. Иоанна в юном возрасте, высотой в два локтя, признанная произведением в своем роде единственным. А чтобы и вся эта работа принадлежала ему, он сделал и полотна двери, на каждом из которых он сложил из кусочков дерева по фигуре, а именно: на одной – Данте, а на другой – Петрарку, и фигуры эти даже тем, кто ничего другого, выполненного этим способом рукой Бенедетто, не видел, могут показать, насколько он в этом был редкостным и превосходным мастером.

В наши дни эту Приемную залу по приказу синьора герцога Козимо расписал Франческо Сальвиати, о чем будет рассказано на своем месте.

После этого Бенедетто весьма тщательно выполнил в церкви Санта Марна Новелла во Флоренции, там, где Филиппино расписал капеллу, гробницу из черного мрамора, с Богоматерью в тондо и ангелами для старшего Филиппо Строцци, чей мраморный портрет, входивший в эту гробницу, ныне находится в его дворце. Тому же Бенедетто Лоренцо Старший деи Медичи заказал в соборе Санта Мариа дель Фьоре портрет Джотто, флорентийского живописца, и поместил его над эпитафией, о которой достаточно рассказано в жизнеописании самого Джотто, и скульптура эта из мрамора была признана весьма дельной.

Затем Бенедетто отправился в Неаполь, где умер его дядя Джулиано, оставивший его своим наследником. И помимо других работ, выполненных для тамошнего короля, он для графа Террануова в монастыре монахов Монтеоливето изобразил на мраморной плите Благовещение с несколькими святыми, а кругом прекраснейших мальчиков, несущих гирлянды, на пределле же этого произведения он сделал много барельефов в хорошей манере.

В Фаэнце он изваял прекраснейшую мраморную гробницу для мощей св. Савина, на которой изобразил в барельефах шесть историй из жития этого святого с большой изобразительностью и хорошим рисунком, как в зданиях, так и в фигурах. И вот за эту и за другие свои работы он был признан человеком в области скульптуры выдающимся. И потому до отъезда из Романьи ему был заказан портрет Галеотто Малатесты. А также не то позже, не то раньше принялся он за портрет Генриха VII, английского короля, по изображению его на бумаге, полученному им от каких-то флорентийских купцов. Эскизы к этим двум портретам были найдены в его доме среди многих других вещей после его кончины.

По окончательном возвращении во Флоренцию он сделал для Пьетро Меллини, флорентийского гражданина и богатейшего купца того времени, в церкви Санта Кроче мраморную кафедру, которую и сейчас там можно видеть. Она была признана произведением редчайшим и прекрасным, превыше всех когда-либо выполненных в этой манере, ибо мы видим там в историях из жития св. Франциска мраморные фигуры, выполненные так тщательно и добротно, что лучше из мрамора и не сделать. Бенедетто с большим искусством высек там деревья, скалы, постройки, перспективные виды и другие удивительно выпуклые вещи, а сверх того на земле приступку к этой кафедре, служившую надгробным камнем, он выполнил с таким знанием рисунка, что нахвалить вдосталь невозможно. Говорят, что при выполнении этой работы у него были неприятности с попечителями Санта Кроче, потому что ему хотелось прислонить названную кафедру к колонне, поддерживающей некоторые из арок, несущих крышу, колонну же выдолбить, чтобы внутри ее устроить лестницу и вход на кафедру. А те этого не захотели, опасаясь, как бы полость для лестницы не ослабила колонну настолько, что она не выдержит нагрузки и часть храма совсем обрушится. И лишь когда Меллини поручился, что работа будет доведена до конца без какого-либо ущерба для церкви, они дали в конце концов свое согласие. И тогда Бенедетто охватил колонну снаружи бронзовыми связями, а именно часть ее от кафедры до низу, которая облицована пьетрафорте, и устроил внутри лестницу для подъема на кафедру. И насколько он выдолбил ее внутри, настолько же утолстил снаружи упомянутым пьетрафорте, так как мы и теперь это видим. И, завершив работу всем на диво, он показал и в целом, и в частях ее величайшую, возможную в таких работах добротность.

По утверждению многих, Филиппо Строцци-старший, собираясь строить свой дворец, обратился к Бенедетто за советом, и тот сделал ему модель: по ней и был начат дворец, а Кронака продолжал и закончил строительство после смерти Бенедетто, который, обеспечив свою жизнь после описанных работ, не пожелал ничего больше делать из мрамора. Все же он закончил в церкви Санта Тринита св. Марию Магдалину, которую начал Дезидерио да Сеттиньяно, и выполнил Распятие, что над алтарем в соборе Санта Марна дель Фьоре, а также несколько подобных им вещей.

Что касается архитектуры, то, хотя он за много вещей не брался, он обнаружил и в ней понимание не меньшее, чем в скульптуре, и главным образом в трех потолках, стоивших огромных денег, но сделанных во флорентийском дворце Синьории по его проекту и указаниям.

Первый потолок был устроен в зале, именуемой ныне залой Двухсот, над которой должны были сделать не такую же залу, а два помещения, а именно залу и приемную комнату, почему следовало поставить отнюдь не легкую, но достаточно толстую перегородку с мраморной дверью. И нужны были талант и смышленость Бенедетто, чтобы подобную работу выполнить. И вот Бенедетто, для того чтобы, не уменьшая названной залы, разделить верхнее помещение на два, поступил следующим образом. На деревянную балку толщиной в один локоть и длиной в ширину залы он положил другую из двух частей, толщиной в две трети локтя; по концам он их связал и скрепил прочнейшим образом так, чтобы около стен высота каждого конца равнялась двум локтям; концы же эти были соединены в шип так, чтобы на них можно было вывести арку в два кирпича, толщиной в пол-локтя и упирающуюся в капитальные стены. Обе эти балки, стало быть, были соединены и связаны одна с другой зубчатым срубом не иначе, как прочными железными скобами, так что из двух балок получилось одно целое. Помимо же этого, когда названная арка была выведена, то для того, чтобы упомянутые балки потолка несли только нижнюю кладку арки, сама же арка – все остальное, он помимо всего прочего прикрепил к названной арке две больших железных скобы, крепко-накрепко заклепанные в находившиеся под ними балки, которые держали и держат их настолько прочно, что даже, если бы эти балки сами по себе не выдержали нагрузки, одна арка оказалась бы способной (как раз при помощи этих связей, которые их опоясывают и которых две – одна с одной, а другая с другой стороны мраморной двери) вынести гораздо большую нагрузку, чем вес этой кладки из кирпича толщиной в пол-локтя. И тем не менее он приказал обтесать эту кирпичную кладку по кружалам там, где швы ее выпирали в наиболее нагруженных местах, чтобы таким способом добиться большей ее прочности. Так, благодаря мудрой рассудительности Бенедетто зала Двухсот сохранила свои размеры, а над ней на той площади и с каменной перегородкой были созданы так называемые зала Часов и Приемная, в которой рукой Сальвиати был написан Триумф Камиллы. Соффиты же этого потолка были богато обработаны резьбой Марко Tacco и его братьев Доменико и Джулиано, который подобным же образом украсил потолки залы Часов и Приемной. А так как названную мраморную дверь Бенедетто сделал двойной, он над аркой с внутренней ее стороны (о наружной я уже говорил) изваял из мрамора фигуру Правосудия, восседающую с земным шаром в одной руке и с мечом в другой, вокруг же арки были начертаны следующие слова: Diligile justitiam qui judicatis terram. Вся эта вещь была выполнена удивительно тщательно и искусно.

Он же в церкви Мадонна делле Грацие недалеко от Ареццо построил перед входом этой церкви портик и лестницу. В портике арки поставлены на колонны, а кругом под самой крышей проходят архитрав, фриз и карниз, в котором водосток имеет вид гирлянды, состоящей из розеток, высеченных из мачиньо и выступающих на локоть с третью, так что расстояние между выносом верхней полочки верхнего гуська и зубчиком и иониками под водостоком составляет два с половиной локтя, а если прибавить к этому пол-локтя на черепицы, получается перекрытие сплошь толщиной в три локтя, красивое, богатое, полезное и занятное. Прием, использованный им в этой вещи, достоин особого внимания художников, поскольку, добиваясь того, чтобы это перекрытие имело столь значительный вынос без поддерживающих его модильонов или консолей, он и сделал выносные плиты, на которых высечены розетки, настолько длинными, что только одна половина их вынесена наружу, тогда как другая остается заложенной в толще кладок; поэтому благодаря этому противовесу выносные плиты и оказались способными вынести все остальное и все то, что добавлено сверху, что они и делают вплоть до сегодняшнего дня без малейшего ущерба для постройки. А так как он не хотел, чтобы этот навес казался сделанным из кусочков, как это на самом деле и было, он каждую плиту окружил карнизиком, благодаря которому оказалась заглубленной каждая розетка, прочно вделанная и пригнанная как бы в кессон, вследствие чего вся вещь оказалась настолько цельной, что всякий смотрящий на нее считает ее сделанной из одного куска. В самой лоджии он приказал сделать гладкий потолок с позолоченными розетками, который очень хвалили.

Купив себе имение в окрестностях Прато за Флорентийскими воротами по дороге во Флоренцию и не дальше полумили от города, Бенедетто построил около его ворот на большой дороге великолепнейшую маленькую капеллу, а в одной из ее ниш сделал из глины Богоматерь с младенцем на руках, вылепленную им настолько хорошо, что даже так, как она есть, без всякой покраски, она красива, не хуже мраморной. Таковы же и два ангела, расположенные наверху и держащие каждый по светильнику. На лицевой стороне алтаря – прекраснейшее мраморное Оплакивание Христа, с Богоматерью и св. Иоанном. К тому же после его смерти осталось в его доме много неоконченных вещей из глины и мрамора. Бенедетто рисовал отменно, как это видно по некоторым его листам в нашей Книге. Наконец, в возрасте пятидесяти четырех лет он умер в 1498 году и был с почетом похоронен в церкви Сан Лоренцо, завещав, чтобы после смерти некоторых его родственников все его имущество перешло в собственность сообщества Бигалло.

Когда в юности своей Бенедетто работал по дереву и занимался наборной работой, соперниками его были Баччо Челлини, флейтщик флорентийской Синьории, который делал из слоновой кости очень красивые наборные изделия, и в том числе исключительно красивый восьмиугольник с фигурами из слоновой кости, обведенными черным контуром, хранящийся в гардеробной герцога; равным образом и ученик его Джироламо делла Чекка, также флейтщик Синьории, в то же самое время тоже много занимался наборной работой. Их современником был и Давид из Пистойи, который в Пистойе в церкви Сан Джованни Эванджелиста, при входе в хор, сделал св. Иоанна Евангелиста интарсией, вещь более примечательную потраченным на нее трудом, чем качеством рисунка, а также аретинец Джери, который отделал хор и кафедру церкви Сант Агостино в Ареццо такими же деревянными интарсиями с фигурами и перспективами. Джери этот был большим выдумщиком и построил из деревянных труб орган, совершеннейший по нежности и по благозвучию, который и поныне стоит над дверью ризницы в Аретинском епископстве и сохранил все свои качества, – вещь поистине удивительная и впервые им осуществленная. Однако никто из них, а также из других его современников даже отдаленно не мог сравниться с превосходством Бенедетто, который поэтому и достоин быть причисленным к лучшим художникам, работавшим в тех же областях, что и он, и разделить их славу.