Онлайн чтение книги Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих Le Vite de’piu eccelenti Pittori, Scultori e Architetti
1 - 91 ЖИЗНЕОПИСАНИЕ БРАМАНТЕ ИЗ УРБИНО АРХИТЕКТОРА

Пользу, поистине величайшую, принесло архитектуре творчество Филиппо Брунеллеско, который, работая по-новому, воспроизводил и спустя многие века извлекал из тьмы забвения отменные творения самых ученых и самых удивительных зодчих древности. Но не менее полезен был для нашего века и Браманте тем, что, следуя по стопам Филиппо, он открыл и другим, следовавшим за ним, верный путь архитектурной науке, так как он при своей смелости, умении, таланте и знаниях был в этом искусстве не только теоретиком, но и практиком, овладевшим величайшим опытом. Природа не могла создать таланта более гибкого, который владел бы искусством с большей изобретательностью, с таким же чувством меры и с такой же основательностью, как он. Однако помимо всего этого она в то же время должна была создать и Юлия И, первосвященника дерзостного и обуянного мечтой о том, чтобы увековечить свою память; и было удачей и для Браманте, и для нас, что он обрел такого князя – а это редко удается большим талантам, – на средства которого он получил возможность проявить всю силу своего таланта и показать те трудности, которые он столь искусно умел преодолевать в архитектуре. Умение же это распространилось не только на целые здания, им построенные, но и на обломы карнизов, на стволы колонн, на изящество капителей, баз, консолей, углов, сводов, лестниц, ризалитов, словом, на любые архитектурные формы, созданные по советам или образцам этого художника и неизменно поражавшие всякого, кто их видел. Вот почему мне и кажется, что талантливые художники, изучающие труды древних мастеров, остаются в вечном долгу не только перед трудами древних, но и перед трудами Браманте. И в самом деле, если изобретателями архитектуры были греки, а римляне – их подражателями, то Браманте поучителен для нас не только потому, что он, подражая им, изобретал новое, но и потому, что безмерно приумножил красоту и трудности этого искусства, которое благодаря ему мы и узрели ныне во всей его красе.

Родился он в Кастелло Дуранте Урбинского государства, и родителем его был человек бедный, но честный. И в детстве своем он обучался не только читать и писать, но очень прилежно и арифметике. Однако отец, которому нужно было, чтобы он зарабатывал, и который видел его большую любовь к рисованию, посвятил его, еще ребенком, искусству живописи, и мальчик многому научился на вещах фра Бартоломео, иначе – фра Карневале Урбинского, написавшего алтарный образ в церкви Санта Мариа делла Белла в Урбино. Но так как он всегда увлекался архитектурой и перспективой, он уехал из Кастелло Дуранте и, направившись в Ломбардию, ездил из города в город, работая там по способностям, работы эти, однако, не приносили ему ни больших денег, ни высокой чести, так как он не имел еще ни имени, ни положения. И потому, решив взглянуть хотя бы на что-нибудь выдающееся, он поехал в Милан, чтобы посмотреть на собор. Там проживал в то время некий Чезаре Чезариано, почитавшийся хорошим геометром и хорошим архитектором, который толковал Витрувия и который пришел в отчаяние, не получив за это вознаграждение, на которое рассчитывал, впал в такие странности, что бросил работу и, одичав совершенно, умер не по-человечески, а скорее по-скотски. Проживал там и некий Бернардино из Тревильо, миланец, соборный инженер и архитектор и величайший рисовальщик, которого Леонардо да Винчи признавал мастером редкостным, хотя его манера в живописи и была жестковатой и несколько сухой. Его работы в торце монастырского двора делле Грацие – Воскресение Христово с прекраснейшими сокращениями, а в церкви Сан Франческо – капелла, расписанная фреской с изображением кончины святых Петра и Павла. Им написано в Милане много и других вещей; большое число почитающихся ценными выполнил он и в округе. Есть и в нашей книге прекраснейшая женская голова, выполненная углем и свинцовыми белилами и показывающая манеру, которой он придерживался.

Возвратимся же к Браманте. Осмотрев названное сооружение и познакомившись с названными инженерами, он воодушевился так, что решил посвятить себя целиком архитектуре. Поэтому, покинув Милан, он до наступления святого, 1500 года, приехал в Рим, где по знакомству с некоторыми друзьями и с родины, и из Ломбардии он получил заказ написать фреской в церкви Сан Джованни Латерано над святыми дверями, которые открываются в юбилейный год, герб папы Александра VI с ангелами и поддерживающими его фигурами.

Браманте привез из Ломбардии и заработал в Риме кое-какие деньги, которые он тратил с величайшей бережливостью, так как хотел жить независимо и в то же время иметь возможность, без необходимости работать, спокойно обмерять все древние постройки Рима. Приступив к этому, он вел жизнь уединенную и созерцательную, и не прошло много времени, как он обмерил все, какие только были древние постройки в городе и за городом в Кампанье, и то же самое проделал он вплоть до Неаполя и повсюду, где только ему было известно, что находятся какие-нибудь древности. Обмерил он и все сохранившееся в Тиволи и на вилле Адриана, и это, как будет рассказано на своем месте, широко было им использовано. Распознав, глядя на это, намерения Браманте, неаполитанский кардинал стал к нему присматриваться и ему покровительствовать. И вот, пока Браманте продолжал свои изыскания, названный кардинал, возымев желание перестроить для братьев делла Паче монастырский двор из травертина, заказал этот двор Браманте, который, желая заслужить доверие кардинала и ему угодить, принялся за дело со всяческим рвением и прилежанием и закончил его быстро и совершенно. И хотя полной красоты в нем не было, двор принес ему величайшую известность, ибо мало было в Риме архитекторов, работавших с такой любовью, с таким старанием и так быстро, как Браманте.

Сначала Браманте служил помощником архитектора при папе Александре VI, когда строились фонтаны за Тибром и на площади Сан Пьетро. А также, когда известность его возросла, он вместе с другими выдающимися архитекторами выносил решение по поводу большей части дворца Сан Джорджо и церкви Сан Лоренцо ин Дамазо, выстроенных Рафаэлем Риарио, кардиналом Сан Джорджо близ Кампо ди Фьоре. И хотя позднее строили и лучше, дворец этот тем не менее почитался и почитается еще за свою обширность жилищем удобным и великолепным; строителем же этого здания был некий Антонио Монтекавалло. Состоял он и в совете по расширению церкви Сан Якопо дельи Спаньуоли ин Навона, а также при вынесении решения о церкви Санта Мариа дель Анима, постройка которой была поручена одному немецкому архитектору. По его проекту построен и дворец кардинала Андреа да Корнето в Борго Нуово, который строился медленно и в конце концов так и остался незавершенным из-за бегства названного кардинала. Равным образом по его проекту была расширена и главная капелла в Санта Мариа дель Пополо. Работами этими он завоевал в Риме такую известность, что был признан первым архитектором за быстроту решений и исключительную изобретательность, так что во всем городе все знатные люди постоянно приглашали его для самых крупных предприятий. И потому, когда в 1503 году папой был избран Юлий И, он начал служить и ему. Этому первосвященнику пришло в голову благоустроить участок между Бельведером и дворцом так, чтобы он принял форму прямоугольного театра, занимающего всю лощину между старым папским дворцом и каменным зданием, заново воздвигнутым для проживания пап Иннокентием VIII, и так, чтобы по двум коридорам с лоджиями, окаймляющими эту лощину, можно было пройти из Бельведера во дворец и также из дворца в Бельведер и чтобы из лощины по разнообразно расположенным лестницам можно было подняться на площадку Бельведера.

Для того-то Браманте, обладавший в вещах подобного рода величайшей сообразительностью и смелым воображением, сначала и спланировал в самом низу прекраснейшую двухъярусную лоджию, подобную Колизею Савельи, заменив, однако, полуколонны пилястрами и выложив ее целиком из травертина, а над ней вторую, состоявшую из встроенного ионического ордера с проемами, так что комнаты второго этажа папского дворца и помещения Бельведера оказались на одном уровне, а затем выстроил галерею более четырехсот шагов длиной со стороны Рима и подобным же образом и другую со стороны рощи так, что посреди осталась долина, которая, будучи покатой, должна была собирать всю воду, стекающую с Бельведера, для прекраснейшего фонтана.

Из этого проекта Браманте осуществил первый коридор, идущий от дворца до Бельведера со стороны Рима, за исключением последней галереи, которая должна была проходить поверху. А на противолежащей стороне, обращенной к роще, он заложил крепкие фундаменты, но завершить строительство не успел по причине приключившейся смерти Юлия, а затем и самого Браманте. Его замысел был признан столь прекрасным, что, казалось, Рим с самых древних времен не видывал ничего лучшего. Но, как сказано, от второго коридора остались только фундаменты, и над достройкой его бились вплоть до наших дней, когда Пий IV ее почти что завершил.

Построил он и торцовую часть с рядом ниш, которая в Бельведере служит хранилищем древних статуй. В свое время туда поместили Лаокоона, редкостнейшую древнюю статую, а также Аполлона и Венеру, затем Лев X поставил там и остальные статуи, такие, как Тибр, Нил и Клеопатра, а Климент VII еще некоторые. Во времена же Павла III и Юлия III там были произведены с большими затратами многие важные усовершенствования.

Возвратимся, однако, к Браманте. В деле строительства он разбирался чудесно и строил весьма быстро, когда тому не препятствовала алчность его подрядчиков. В Бельведере он строил с величайшей быстротой, и такое было неистовство, охватившее и его, и папу, которому хотелось, чтобы такие здания не строились, а сами вырастали, что рабочие ночью таскали песок и твердый грунт, а днем в присутствии Браманте только строили, так что за закладкой фундамента он не следил. Такое невнимание и послужило причиной того, что все его постройки дали трещины и угрожают обрушиться, как и этот самый коридор, часть которого в восемьдесят локтей при Клименте VII рухнула и была затем восстановлена папой Павлом III, который к тому же переложил и расширил фундамент.

Ему же принадлежат в Бельведере многие другие лестничные спуски, высокие и низкие, в зависимости от своего местоположения. В этом прекраснейшем произведении он применил дорический, ионический и коринфский ордера, и оно отличалось величайшим изяществом. Он сделал для него модель, которая, как говорят, была чудесной, о чем и теперь можно судить и по началу этой работы, оставшейся далеко не завершенной. Помимо этого он выстроил винтовую лестницу на колоннах, по которой можно подняться верхом на лошади и в которой дорический ордер переходит в ионический и далее в коринфский, поднимаясь все выше и выше. Все это было исполнено с величайшим изяществом и, несомненно, в высшей степени искусно, делая ему честь не меньше любой другой вещи, созданной им в этом месте. Выдумка эта была заимствована Браманте из Сан Никколо в Пизе, о чем говорилось в жизнеописании Джованни и Никколо Пизани.

Вздумалось Браманте украсить в Бельведере фриз наружного фасада письменами вроде древних иероглифов, чтобы лишний раз блеснуть своей изобретательностью и чтобы поместить там имя и папы, и свое. Начал он так: Julio II Pont. Maximo, изобразив в профиль голову Юлия Цезаря и двух арочный мост, что и обозначало Julio II Pont, и далее вместо Мах. – обелиск, который стоял в Большом цирке. Папа посмеялся над этим и приказал ему вместо этого написать прописные буквы высотой в локоть, находящиеся там и ныне, поставив ему на вид, что глупость эту он взял из Витербо, где некий архитектор Франческо поместил свое имя над дверью на архитраве, на котором рельефно были высечены св. Франциск, арка, крыша и башня, обозначавшие по-своему: мастер Франческо, архитектор.

Вообще папа всячески ему благоволил, полюбив его за архитектурное мастерство. Недаром названный папа, весьма любивший его и за личные качества, нашел его достойным должности хранителя свинцовой печати, в качестве которого Браманте соорудил прибор для наложения печати на папские буллы, действовавший при помощи очень искусно сделанного винта.

На службе у этого первосвященника Браманте ездил в Болонью, когда в 1504 году она снова была присоединена к церковному государству, и в продолжение всей войны за Мирандолу он был занят многочисленными весьма важными инженерными работами. Его многочисленные рисунки с планами и постройками были отлично нарисованы, о чем можно судить по нескольким из них, хранящимся в нашей Книге, на которых хорошо показаны все размеры и которые выполнены с величайшим искусством. Многому обучился у него в архитектурном деле Рафаэль Урбинский, для которого он, между прочим, придумал строения, изображенные там в перспективе в папском покое, где он написал гору Парнас; в этом же покое Рафаэль изобразил Браманте измеряющим что-то циркулем.

Папа принял решение разместить в одном месте, а именно на Виа Джулиа, выпрямленной для этой цели Браманте, все государственные и судебные учреждения Рима, дабы удобнее было купцам заключать свои сделки, при которых до того постоянно возникали большие неудобства. Для этого Браманте начал в Сан Бьяджо на Тибре, там, где недостроенный коринфский храм, произведение весьма редкостное, строительство дворца, от которого осталась начатая прекраснейшая рустованная кладка. Очень жалко, что осталось незавершенным столь достойное, полезное и великолепное дело, которое, по отзывам людей той профессии, было наилучшим когда-либо виденным решением такого рода задачи.

В Сан Пьетро ин Монторио он выстроил из травертина в первом дворе также круглый храм, соразмерность, строгость и разнообразие которого и вообразить невозможно, что до его грации, то нельзя представить себе ничего более изящного и придуманного лучше. И он был бы еще красивее, если бы незаконченная постройка двора была осуществлена так, как показано на одном из его рисунков.

В Борго по его проекту был построен дворец, принадлежащий Рафаэлю Урбинскому, из кирпича с гипсовой штукатуркой, с дорическими колоннами и рустом, вещь очень красивая, в которой впервые был применен новоизобретенный способ штукатурки фасада. Он также дал проект распределения всех украшений для церкви Санта Мариа в Лорето, впоследствии продолженных Андреа Сансовино, и сделал бесчисленное множество моделей дворцов и храмов в Риме и по всему церковному государству.

Гений этого чудесного художника был столь неукротимым, что он заново составил грандиознейший проект восстановления и перестройки папского дворца. Видя, что силы и воля папы соответствуют его собственному гению и его собственным желаниям, он настолько воодушевился, что, вняв намерению папы снести церковь св. Петра, с тем чтобы выстроить ее заново, составил бесчисленное множество проектов. Но в числе их был один особенно чудесный, в котором он обнаружил высшее понимание, на какое он только был способен, и на котором были по две колокольни по обе стороны фасадов, как это можно увидеть на монетах, вычеканенных впоследствии Юлием II и Львом X и выполненных превосходнейшим золотых дел мастером Карадоссо, в чеканке не имевшего себе равных; его же можно увидеть и на очень красивой медали Браманте, выполненной им же. И вот после того как папа постановил начать сооружение потрясающе огромного собора св. Петра, Браманте сломал половину старого и приступил к работе с мечтой о том, чтобы новый собор по красоте, искусству, выдумке и стройности, а также по огромности, богатству и украшенности превзошел все сооружения, воздвигнутые в этом городе могуществом государства, а также искусством и талантом стольких доблестных мастеров. С обычной быстротой он заложил фундаменты и до смерти папы и своей собственной равномерно довел строительство до высоты карниза под арками всех четырех столбов и вывел самые арки с величайшими быстротой и искусством. Вывел он также и свод главной капеллы с нишей и в то же время начал строить и капеллу, именуемую капеллой французского короля.

На этом строительстве он придумал выводить арки, применяя деревянные ящики с известковым раствором, в каждом из которых заранее отливается вся порезка фризов и лиственных узоров, и показал также способ, как в сооружениях подобного рода выводятся арки с подвешенных мостков; этой выдумкой, как мы видели, позднее воспользовался и Антонио да Сангалло. В законченной им части можно видеть, как обведенный кругом внутренний карниз вытянут с таким изяществом, что ни одна человеческая рука не могла бы лучше передать все подъемы и спады в рисунке его профиля. А по капителям с листьями олив внутри здания, да и по всему наружному дорическому ордеру, необычайному и прекрасному, можно судить, какой потрясающей силы были дерзания Браманте. И поистине, если бы силы его равнялись таланту, украшавшему его дух, он вне всякого сомнения создал бы вещи еще более неслыханные, чем те, которые создал.

Однако, как об этом на своем месте будет рассказано, творение это после его смерти и поныне искажалось многими архитекторами в такой степени, что от созданного им ничего, можно сказать, не осталось, кроме четырех арок, которые должны были нести купол. Ибо начали изменять его по-своему Рафаэль Урбинский и Джулиано да Сангалло, руководившие строительством после смерти Юлия II, а вместе с ними и фра Джокондо из Вероны. А после их смерти Бальдассаре Перуцци, строивший в средокрестии со стороны кладбища капеллу короля французского, изменил его замысел, при Павле же третьем все переиначил Антонио да Сангалло, и, наконец, Микеланджело Буонарроти отверг все многочисленные предложения и без излишних затрат достиг такой красоты и такого совершенства, о каких никто из тех не мог и помышлять и которые целиком вытекали из его проекта и из его вкуса, хотя он и мне говорил не раз, что он считал себя лишь осуществителем замысла и проекта Браманте, ибо тот, кто спервоначалу заложил большое здание, тот и автор его.

Замысел Браманте оказался в этой постройке превышающим всякую меру, да и начал он ее в огромнейших размерах. И если бы начало столь потрясающего и великолепного сооружения было меньших размеров, то ни Сангалло, ни все другие и даже ни Буонарроти не смогли бы расширить этот проект, а только уменьшили его так, как они это и смогли сделать, ибо Браманте задумал нечто большее. Говорят, что он так торопился со строительством этого сооружения, что разрушил в Сан Пьетро много прекрасных папских гробниц, фресок и мозаик и что потому не осталось памяти о великих людях, многочисленные изображения которых были размещены в этой главнейшей из христианских церквей. Он сохранил там только алтарь св. Петра и старую апсиду, украсив ее кругом прекраснейшим дорическим ордером из пеперина, чтобы в ней мог поместиться папа, когда он совершает в Сан Пьетро богослужение, весь его двор, а также послы христианских государей. Закончить ее до своей смерти он не успел, и после него завершил ее Бальдассаре, сиенец.

Браманте был человеком очень веселым и приятным, всегда охотно помогавшим своим близким. Он был большим другом людей одаренных и покровительствовал им сколько мог, что можно видеть на примере знаменитейшего живописца, обаятельнейшего Рафаэля Урбинского, которого он вызвал в Рим. Он всегда жил в величайшем почете и вел роскошнейший образ жизни, и на той высоте, на какую он был вознесен своими заслугами, все, что он мог пожелать, было ничем по сравнению с тем, сколько он мог бы на это истратить. Он любил поэзию и с удовольствием слушал импровизации под лиру. Импровизировал и сам и сложил несколько сонетов, если и не таких тонких, как это сейчас принято, но все же довольно строгих и погрешностей не имеющих. Его очень высоко ценила духовная знать, и он был представлен бесчисленному множеству синьоров, которые с ним знались. Величайшей славой пользовался он при жизни и еще большей после смерти, так как строительство Сан Пьетро затянулось на долгие годы. Прожил Браманте семьдесят лет, и гроб его с величайшими почестями несли в Риме и папские придворные, и все что ни на есть скульпторы, архитекторы и живописцы. Погребен он был в Сан Пьетро в 1314 году.

Смерть Браманте была для архитектуры потерей величайшей, ибо он обогатил ее многими хорошими приемами, им испытанными; таков, например, изобретенный им способ выведения сводов на растворе и применения штукатурки, и то и другое, известное древним, но утерянное со времени падения древнего мира и вплоть до его времени. Те же, кто занимается обмером архитектурных памятников древности, находят, что в архитектуре Браманте не меньше, чем во всех этих древностях, вложено и знания рисунка, и искусства. И потому он и может быть признан всеми людьми, сведущими в этом деле, одним из тех редкостных гениев, которые прославили наш век.

Остался после него друг его и помощник Джулиано Лено, знавший большой толк в строительстве своего времени. Но он больше занимался надзором за выполнением чужих проектов, согласно воле их авторов, чем самостоятельными работами, хотя и обладал он и вкусом, и большим опытом.

При жизни Браманте на его постройках работал пистойский плотник Вентура, человек, наделенный прекраснейшими способностями и весьма толковый рисовальщик. Он очень любил, находясь в Риме, обмерять памятники древности, когда же он воротился на родину, в Пистойю, случилось так, что в 1509 году в городе этом Богоматерь, именуемая ныне Ностра Донна делла Умильта, начала творить чудеса, и, так как она получала весьма много приношений, правившая тогда Синьория постановила воздвигнуть храм в ее честь. Воспользовавшись этим обстоятельством, Вентура сделал собственноручно модель восьмигранного храма, шириной в… локтей и высотой в … ( Пропуск в подлиннике .) локтей с вестибюлем или портиком, пристроенным снаружи, богато украшенного внутри и поистине прекрасного. Модель эта понравилась Синьории и отцам города, и под руководством Вентуры приступили к строительству. Он заложил фундаменты вестибюля и самого храма и полностью закончил вестибюль, богато украшенный пилястрами, карнизами коринфского ордера и всякой другой резьбой по камню, а вместе с тем были выведены и все своды здания, состоявшие из профилированных то же каменных кессонов, заполненных розетками. При жизни Вентуры был и сам восьмигранный храм доведен до верхнего карниза, и оставалось только вывести свод купола. А так как для такой большой задачи опыта у него было недостаточно, он, не рассчитав тяжести купола и его крепости, заложил в толще стены, там, где первый и второй ряды окон, обходящий кругом проход. Тем самым он ослабил стену, а так как сооружение не имело внизу контрфорсов, покрывать его сводами было опасно, в особенности по углам, куда ложилась вся тяжесть свода названного купола. Поэтому и после смерти Вентуры не нашлось ни одного архитектора, который решился бы вывести свод, вместо которого туда были наложены большие толстые бревна для сооружения шатровой кровли. Однако такое перекрытие гражданам не понравилось и строить его они не позволили и так все и оставалось непокрытым в течение многих лет, пока в 1561 году попечители этого строительства не обратились к герцогу Козимо с прошением о том, чтобы его превосходительство соизволил разрешить им завершение купола. Государь сей оказал им милость и приказал Джорджо Вазари туда отправиться и изыскать способ возведения купола. Выполняя это, он сделал модель части здания, расположенной выше карниза, до которого дошел Вентура, повысив его на восемь локтей, для принятия распора. Он сузил ширину прохода между стенами и, укрепив подпоры, углы и нижние части проходов, сделанных Вентурой между окон, он перевязал их по углам большими двойными железными затяжками, обеспечив все так, что своды можно было выводить спокойно. После этого его превосходительство соизволил побывать на месте, все одобрил и распорядился приступать к работам. Так и были выполнены все контрфорсы и уже приступили к возведению купола так, что и произведение Вентуры получится богатым, более величественным, нарядным и соразмерным.

Однако, по правде говоря, Вентура и без того заслужил о себе упоминание, ибо произведение это, как вещь современная, самая примечательная постройка в этом городе.