Онлайн чтение книги Блестящие Дела Ювелира Ричарда The Case Files of Jeweler Richard
6 - 4 Дело 4. Возрождение танзанита.

— Мне пришлось очень тяжело. Знаешь, мама умерла — ну, то есть твоя бабушка. Пневмония. Ей было девяносто пять. Готов поспорить, ты скучаешь по ней. Я тоже. И мне некому готовить, и пенсии у меня теперь тоже нет.

В Токио множество ресторанов открыты допоздна. Этот человек весело болтал, пока мы поднимались на второй этаж заведения быстрого питания. Теоретически я мог просто проигнорировать его и пойти домой. Вообще-то, именно так я и пытался поступить в двух последних ресторанах, куда мы заходили, но он продолжал преследовать меня и намекнул, что ему нужно заглянуть к Хироми, поэтому я неохотно позволил ему говорить. Хотя я абсолютно уверен, что он солгал — адреса Хироми он не знает, но мало ли что.

— Сколько тебе сейчас лет, Сейги? Слышал, ты учишься в колледже. Я шлялся по Мегуро и вдруг услышал, как кто-то назвал твое полное имя, говоря по телефону, и очень удивился. На одном из прежних мест работы Хироми мне сказали, что теперь твоя фамилия Наката. Я решил, что говорят о тебе, и попытался спросить, но он не знал ничего, кроме названия колледжа, в котором ты учишься. Ты, конечно, умный, Сейги. Мой старик тоже учился в Касабе, знаешь ли. Ты ж мой мальчик. Однако он изучал юриспруденцию.

— Короче, я пришел в твой колледж и сказал, что мой сын учится в университете Касаба, но я не знаю, на каком факультете. Однако мне ничего не сказали, несмотря на документы, подтверждающие, что я твой отец. Думаю, сейчас учителя строги даже к родителям. После этого я просто начал искать по всему городу. Синдзюку, Сибуя и так далее.

— Но я не ожидал найти тебя в Гиндзе. Мне тоже нравится Гиндза.

— Ты напоминаешь мне моего старика, Сейги. Ты стал таким красивым.

Когда его болтовня влетела в одно ухо и вылетела в другое, я резко спросил:

— Дай угадаю, тебе нужны деньги?

— Чего?

— Ты поэтому искал меня? Потому что на мели?

Такой он человек.

Его зовут Хисаши Шимено. В этом году ему стукнет сорок девять. Он — мой родной отец и, насколько я знаю, один из худших и никчемных людей на свете. Вряд ли прошедшие десять лет что-то изменили.

Мужчина с тревожно-детскими чертами лица, среднего телосложения, одетый в грязную зеленую рубашку-поло нахмурился, глядя на меня, словно ему стало не по себе от моего взгляда, но попытался с улыбкой отмахнуться

— Как я уже сказал, мама умерла. Я скучаю по старушке. После этого я некоторое время жил в ее доме, но у меня возникли проблемы со счетами за воду, газ и прочее, и меня отключили. Выбора не осталось — пришлось полагаться на своих соседей, чтобы выжить. Но не успел я опомниться, как дом конфисковали, а меня вышвырнули вон. У меня нет работы, так что я оказался в очень затруднительном положении.

Принимать слова этого человека на веру – все равно что быть обманутым, дав ребенку еще конфет, пока он держит плитку шоколада за спиной и уверяет, что ничего не получал. Итак, давайте рассмотрим предполагаемые «факты». Его мать умерла, и ее пенсия закончилась, и в данный момент он безработный. Скорее всего, он даже нигде не подрабатывает, ибо вряд ли он вообще горит желанием работать. Я также не думаю, что бросить азартные игры так просто, поэтому он, вероятно, начал накапливать долги, и, не имея возможности их погасить, заложил дом. Вот почему его забрали и он сейчас на улице. Не знаю, чем его безделье отличается от бездомности, но честно говоря, это вообще не важно.

— Ты действительно вырос, Сейги. В последний раз, когда я тебя видел, ты был еще в начальной школе.

Мой родной отец улыбался, глядя на меня.

Я уставился на старика, мое сердце словно обложили стальным листом. Он немного моложе Хироми. Тогда он работал в корпорации, но уволился, сказав, что его начальник — идиот, который не понимает ни слова из того, что он говорит. После этого у него была череда работ, которые он почти сразу же бросил. Честно говоря, я удивлен, что у него вообще была работа в тот момент, когда Хироми решила выйти за него замуж!

Сразу после моего рождения он начал вести себя с ней жестоко и она развелась с ним. Но, поскольку нам нужны были деньги в качестве компенсации за развод и алименты на ребенка, мне пришлось несколько раз навещать его. Правда, он почти ничего не платил. Когда они расстались, оба подписали соглашение, но поскольку оно не было нотариально заверено или официально подано в суде, с печатью или без — это была просто бумажка, не имеющая юридической силы. Но Хироми тогда этого не знала. Насколько я помню, он всего раз внес небольшую сумму в счет погашения долга, но я уверен, что эти деньги поступили от его матери. Судя по словам Хироми, та со слезами на глазах пыталась утешить ее, узнав, что ее сын бьет свою жену, и просила смириться, ведь ее собственный муж поступал с ней так же, и это неизбежно. Она даже не пыталась помочь.

— Сейги? Что не так?

У мужчины средних лет, сидевшего передо мной, был до боли невинный взгляд. С чего он вообще решил спросить меня об этом? Увидев, что выражение моего лица не изменилось, он пробормотал:

— А, понятно. Ты ведь жил с Хироми, а она точно настроила тебя против меня. Это разбивает мне сердце. Но не волнуйся. Теперь мы сможем жить вместе, как отец и сын.

— Чего?

— У меня нет дома. Я хочу жить с тобой, Сейги, — улыбнулся мужчина.

— ...Я не понимаю, о чем ты. Ясно же, что этому не бывать.

— Конечно так оно и будет. Ты что, обрекаешь своего бедного папу спать на улице? Ты и правда настолько жесток?

— Именно.

Когда я это сказал, мой предполагаемый папаша посмотрел на меня в замешательстве. Словно человек перед ним вовсе не человек, а какой-то пингвин. Мне не хотелось думать об этом, но я вспомнил его лицо. Точно такой же взгляд был у него, когда Хироми рвало в коридоре после того, как он пнул ее, а я набрался смелости и попросил его прекратить. И он смотрел на меня такими глазами. Похоже, он был совершенно сбит с толку, как будто не знал, что делать с этим странным существом, разговаривающим с ним. Вероятно, он даже не понимал самой идеи двустороннего общения.

— Ты знаешь, что полиция придет и бросит детей, которые не поддерживают своих родителей, в тюрьму?

— В какой это стране? Полиции наплевать. И ты мне больше не отец.

— Я всегда буду твоим отцом, Сейги. В конце концов, ты наполовину в меня.

Где-то в глубине души я надеялся, что этот ресторан внезапно взорвется и будет стерт с лица земли. Сейчас мы в нем единственные посетители... Хотя, наверняка есть еще и подсобные рабочие.

Это разрушило всю идею.

— Какие у тебя планы на остаток дня? Ты еще не собираешься домой? Встречаешься со своими друзьями?

— Если оставить в стороне инцидент с телефонным звонком, как ты узнал, где я живу?

— Совершенно случайно! Думаю, нас действительно связывают особые узы отца и сына. Будь мама жива, она, наверное, сказала бы, что наши души взывали друг к другу, направляя нас к воссоединению. Можно ли быть счастливее?

Кое-что в жизни настолько бесполезно, что даже любая надежда — просто пустая трата времени. Я не видел его с начальной школы, но все равно казалось, будто одно только пребывание рядом с ним высасывает из меня всю душу. Бывали моменты, когда я думал, что, может он взял себя в руки, хоть немного, но в конце концов это всегда оказывалось иллюзией.

— Ты чувствуешь хоть какие-то угрызения совести?

— ...За что?

— За то, что избивал свою жену.

— Что? Мы в разводе, так что она мне не жена. Она больше не имеет ко мне никакого отношения.

— А, понятно. Вы развелись, так что она тебе больше не жена, и поскольку теперь она для тебя просто случайная незнакомка, насилие не считается. Все ясно.

Чего я не понимаю, так это того, как кто-то может так думать. Думаю, в его словаре просто отсутствует слово «раскаяние». А может, у него просто память, как у золотой рыбки. Я до сих пор понятия не имею, почему он вообще ее ударил. Сомневаюсь, что когда-нибудь пойму это, даже если буду стараться изо всех сил.

— Уходи.

— Куда?

— Куда угодно. Иди спать под скамейкой в парке, мне плевать. Возвращайся туда, откуда ты, черт возьми, пришел. У меня нет для тебя ни дома, ни еды, ни постели. Убирайся с глаз моих долой.

— Но Сейги, ты мой сын. Мой дорогой, ненаглядный сын.

— И что? Ты сам сказал, что после развода ты больше не имеешь к нам никакого отношения. Ты мне никто.

— Браки бывают разные. Ты не можешь разорвать связь между родителем и ребенком. Я играл с тобой, когда ты был маленьким, и заботился о тебе, когда ты болел.

— Не выдумывай. Единственный раз, когда я был у тебя дома — принес тебе письмо от Хироми с требованием вернуть деньги, которые ты ей задолжал, и вернулся, когда ты проигнорировал его в первый раз. Но я помню, как сидел на крыльце, уставившись в пространство.

— Тебе всегда нравилось нежиться на солнышке. Ты был таким милым. Но она действительно ужасная женщина. Мне не стоило оставлять тебя той, кого ее собственный сын даже мамой не называет. Знаешь, она ведь ударила меня. Мне было очень больно.

— Потому что ты ударил ее.

— Это не значит, что бить кого-то нормально.

Моя щека начала подергиваться. Он серьезно или просто пытается спровоцировать меня? Даже не знаю. В любом случае, кажется, я вот-вот сорвусь. Мне захотелось что-нибудь сделать с его глупой улыбающейся физиономией, которая маячила буквально в метре от меня. Но я не могу. Я не могу позволить ему так манипулировать мной. И что, черт возьми, значит, не стоило ей меня оставлять? Он же сам сказал, что не заинтересован в моем воспитании. Что, он собирается заявить, что Хироми солгала и он действительно хотел вырастить меня сам?

Мужчина робко пожал плечами, как будто почувствовал какую-то неописуемую силу в моих глазах.

— Ты сегодня выглядишь усталым, Сейги. Ворчишь. Давай попробуем поговорить еще раз, когда тебе станет лучше.

— Мне неинтересно с тобой разговаривать. Проваливай.

— О, успокойся, ты ведешь себя неуважительно. Но, думаю, я не могу винить тебя за то, что ты был шокирован, так внезапно увидев своего отца. Так что не волнуйся об этом. Увидимся позже, — сказал он и вышел из магазина. Он не колебался ни секунды.

Возможно, он почувствовал, как во мне закипает убийственная ярость.

На самом деле, он ушел слишком легко. Я не мог не задаться вопросом, не замышляет ли он что-нибудь.

Он, вероятно, ожидал, что я сразу же вернусь к себе домой после того, как выйду из ресторана. Я был уверен, что он последует за мной. К счастью, каким бы дерьмовым ни был его характер, он был не очень умен. Но я не мог потерять бдительность. Я решил, что лучшим вариантом было бы провести ночь в интернет-кафе или отеле, вместо того чтобы возвращаться к себе домой и сбивать его с толку. Мне не нравилась идея снимать деньги в банкомате на его глазах, но он не сможет ничего сделать без моей карты или пин-кода.

А как же Хироми? Может, позвонить ей?

Я подумал об этом, но в конце концов решил не делать этого. Как только он сдастся и уберется восвояси, все должно закончиться.

Он всегда улыбался, но превращался в жестокого зверя при Хироми. Ей пришлось добиваться судебного запрета в отношении него, но с тех пор прошло уже больше десяти лет, и этот документ утратил силу. Теперь его удерживал от встречи с Хироми не закон. Помимо моего несчастного родства с ним, ужасная связь Хироми ни шла ни в какое сравнение. Какое-то время мы боялись, что он начнет преследовать нас, поэтому я дважды менял школу в начальных классах. В то время я думал, что Хироми просто параноик, но теперь, оглядываясь назад, понимаю, что её страхи не были беспочвенными — это была вполне разумная защита от её бывшего мужа.

Я не хотел останавливаться рядом со станцией Симбаси, поэтому сел на линию Яманотэ, идущую в противоположном направлении моего обычного маршрут и отправился в капсульный отель в Акихабаре. Когда мне выдали бесплатную зубную щетку, я вдруг вспомнил о своей головокружительной поездке в Лондон. Как ни странно, в тот раз я действительно вспомнил о необходимости захватить зубную щетку.

Завтра воскресенье. Собираюсь ли я в Étranger?

Я обдумал этот вопрос в кубической комнате, которая выглядела так, словно меня ждал экзамен по математике, и решил не ходить. Будь я на его месте, упустив один из своих немногих потенциальных источников дохода, то вернулся бы на то место, где видел его в последний раз, и устроил засаду, когда он вернется, так как, вероятно, он снова пойдет тем же путем. А место, где он меня нашел, находилось в двух шагах от магазина. Скорее всего, он понятия не имеет о моей связи с Ричардом, но на всякий случай я не хотел доставлять этому прекрасному ювелиру никаких хлопот.

Мои пальцы порхали по экрану телефона, пока я нервно переминался с ноги на ногу, и я не сразу набрал текст. С кучей опечаток, поэтому я помедлил и исправил каждую из них.

«Знаю, что сообщаю в последнюю минуту, но я не смогу завтра прийти. Прости, пожалуйста.»

Может быть, следовало упомянуть что-нибудь о предстоящей встрече в поисках работы. Я просто отправил как есть, потому что знал — если буду колебаться, то наверняка не ничего не отправлю. Интересно, что бы я подумал, получи подобное сообщение.

Ответ пришел почти сразу.

«Понятно. Что-то случилось?»

Ничего особенного. Я просто встретил своего давно потерянного папашу и совсем не в восторге от нашего воссоединения. Он нищеброд, который намерен жить за мой счет. Я всего пару часов назад ушел из Étranger, но такое чувство, будто я прожил несколько десятилетий. Я так измотан. Но Ричард тут совсем не при чем.

Я подумал, что сказать что-то вроде «внезапно возникли дела, связанные с поиском работы, и не знаю, сколько это займет времени» — довольно хорошая отговорка для меня, поэтому я ответил именно так. Но как же бесит, что образ этого ужасного человека стоит за каждым моим действием. Я тяжело дышал, поэтому вышел из капсулы на минуту, чтобы купить бутылку воды в автомате, и залпом выпил ее. Получилось слишком много, и мой желудок не давал мне заснуть.

Когда я все-таки задремал, мне приснился странный сон. Я сидел на залитой солнцем веранде, наблюдая за падающими в лучах солнца пылинками, и вдруг увидел Ричарда, идущего вдоль забора. Что он здесь делает? Тут Ричард заметил мой рассеянный взгляд, и попытался открыть калитку и зайти внутрь. Наш дом в Омия был довольно большим. Построенный в японском стиле незадолго до или после первой Токийской Олимпиады. Во дворе был небольшой пруд, но без рыбы. От калитки к раздвижной двери прихожей вела базальтовая брусчатка. Шкаф был заставлен фарфором от Джинори и Норитаке и еще каких-то незнакомых мне марок. Почти все разлетелось вдребезги после его скандальных выходок. Я хотел предупредить его не подходить, но голос отказывался повиноваться. Я размахивал руками, однако он не обращал на меня внимания. Когда Ричард добрался до входа, появился этот человек, размахивая кулаком.

Я не знал, во сколько заснул, когда со стоном проснулся в пять утра. Надо бы еще поспать. Я перевернулся на другой бок и снова задремал, когда заметил еще одно сообщение от Ричарда.

«Можно тебя на минутку?»

Оно пришло три часа назад. Я вздохнул. Даже заметь я его тремя часами ранее, скорее всего, проигнорировал бы. Он потрясающе умел заставлял людей говорить. А при этих обстоятельствах я ничего не могу ему сказать.

Что я вообще собираюсь сегодня делать? Не работать. У меня впереди целый день, и мне нечего делать.

Я случайно нашел сетевое кафе в Акихабаре, чтобы подготовиться к экзаменам и провести кое-какие исследования. Затем потратил триста иен на бейсболку, чтобы использовать ее в качестве камуфляжа, и слонялся без дела, разглядывая товары в большом магазине электроники, затем бродил по оживленному пешеходному торговому центру. Не успел я опомниться, как стукнуло семь часов. Я несколько раз подумывал о том, чтобы съездить в магазин, но рисковать нельзя.

Если эта гроза минует, пока я просто слоняюсь без дела, то не видеть Ричарда целый день — цена, которую я более чем готов заплатить.

Сегодня воскресенье, так что на линии Яманотэ не слишком много народу, так что я добрался до Такаданобабы и вернулся к себе домой. И тут внезапно...

— Добро пожаловать домой, Сейги! Вчера ты не вернулся, поэтому я всю ночь изнурял себя и бродил между парком неподалеку и круглосуточным магазином. Может, уже и лето, но по ночам все еще холодно.

...Меня встретили самым ужасным образом. Как? Откуда он узнал, где я живу?

Когда я потребовал от этого улыбающегося человека ответа, он просто сказал, что ему рассказал кто-то из соседей. Кто же? Гордиться нечем, но я особо не общаюсь со своими соседями. Мужик рассмеялся, будто я ужасно забавный персонаж.

— Ты занимаешься в каком-нибудь клубе? Или зависаешь в социальных сетях?

Нет. Меня и раньше привлекали для помощи в подобных делах, но я никогда не стремился вовлекаться в такие вещи. Когда я промолчал, тот опять засмеялся и начал копаться в своем телефоне. У него карта с предоплатой, которая перестает работать, если ее регулярно не пополнять. Кажется, он не врал, что у него нет денег.

— Вот, взгляни.

Он показал мне страницу студенческого оркестра, где я недавно помогал. Это что-то вроде онлайн-сообщества, в котором используются настоящие имена для аккаунтов. Такидзава состоит в нем под своим полным именем. Кто-то из других участников написал о том, что в кафе приходил потрясающе красивый мужчина. «Он, кажется, друг Накаты», — и пошло. «Кто такой Наката?» — спросил пользователь с фотографией девушки на аватарке. Она, похоже, училась в другом колледже. «Он учится в моей группе подготовки к экзаменам. Подрабатывает в Гиндзе», — ответил Такидзава, и на этом тема закончилась. Обычная болтовня. Просто она навсегда попала в Сеть, и, в зависимости от настроек конфиденциальности, любой может найти это.

— У меня появилась идея, поэтому я пошел и заглянул на страницу этого Такидзавы. Когда я увидел, что он посещает занятия по подготовке к экзаменам на экономическом факультете, я попытался дозвониться до профессора, который преподает этот предмет, и заскочил к нему в кабинет передать привет. На другой день мы вместе обедали. Я сказал ему, что собираюсь впервые за долгое время увидеть своего сына и хочу сделать ему сюрприз, поэтому попросил дать мне твой адрес. Профессор, кажется, не знает точно, где ты живешь, но один из студентов, сидевших рядом с нами, упомянул, что знает тебя, и дал мне твой адрес. Я поехал в Гиндзу, потому что слышал, что ты там подрабатываешь, и решил прогуляться, надеясь наткнуться на тебя. Ну, что, удивил?

«Удивил» — не то слово. Но даже думать приближаться к нему было противно. Я проигнорировал его и коротко велел отойти. Но он сделал вид, будто не услышал меня, и остался на месте.

Я сказал тебе отойти.

— Тебе здесь не место. Я не собираюсь предоставлять тебе жилье. Если продолжишь слоняться возле моего дома, я вызову полицию. А теперь убирайся с глаз моих.

— Все еще в дурном настроении? Я твой отец!

— Сколько еще раз мне повторять? И что?

— А тебе не кажется, что полиция просто скажет разбираться самим, если ты их привлечешь, а я объясню ситуацию? Будет очень неловко. Я бы посоветовал тебе этого не делать.

Для него это необычайно логичный аргумент. Нет, думаю, все его доводы «логичны» — после развода вы чужие люди, семья должна сама решать споры. Даже если кого-то ударишь, давать сдачи права не имеют. Все его «логические» доводы были объективно неверны, но они продолжали крутиться у меня в голове. Это просто отвратительно.

— То есть ты сам отправишься восвояси?

— ...Сейги, за то короткое время, что мы были в разлуке, ты стал говорить по другому — сам на себя не похож. Что с тобой? Уверен, тебе пришлось нелегко. Давай поговорим. Я твой папа. Ты можешь рассказать мне, что угодно. Может прекратим этот разговор и зайдем в дом?

Я чуть не потерял самообладание, когда почувствовал, что вот-вот выпалю о своем горячем желании врезать ему. С тех пор как я столкнулся с ним вчера, в моих мыслях царил настоящий сумбур. Хотя, в этой ситуации было бы странно, если бы мои мысли не были в беспорядке... Но я немного сбит с толку тем, что мой мозг сразу же переключился на борьбу, а не на бегство. Наверное, я просто хотел как можно скорее убрать этого незваного гостя из своей жизни. Возможно, дело просто в разочаровании от попыток разобраться во всем. Мне казалось, что это неправильно.

— Сейги, ты куда? Не собираешься домой?

— В хозяйственный магазин.

— Ты, кажется, устал. Может, передохнешь? Мы будем раздражать твоих соседей, если продолжим тут болтать.

Мне неинтересны разговоры. Теперь это битва на выносливость. Пожалуй, я могу запереться в своей квартире и никогда не впускать его, но тогда этот старикан со склонностью к насилию закатит истерику, как непослушный ребенок, и мне придется расхлебывать за него последствия. Как я уже сказал, прошло слишком много времени, чтобы закон мог защитить меня или Хироми. Правовая система как будто говорила: «Прошло столько времени, и вы, ребята, с таким же успехом можете быть просто незнакомцами. Люди ведь могут измениться». Я пытался как-то убить время, поэтому большую часть дня потратил на то, чтобы разобраться в этой ситуации. Но большинство законов касались только преследования и романтических отношений. Если бы домашнее насилие не было насущной проблемой, они бы и пальцем не пошевелили. И к чему это привело меня?

Одна радость — он не пошел искать Хироми, когда я вчера не вернулся домой. Наверное, не смог выяснить, где находится ее дом, как сделал с моей квартирой. Хоть что-то хорошее. Значит, если я смогу справиться с этим сам, тогда все будет кончено.

— Сейги, чем ты занимаешься в Гиндзе? Работаешь в ресторане? Или кассиром в магазине? Готов поспорить, у тебя там модное местечко, это же Гиндза. На тебя ведь можно положиться.

— И ты изучаешь деньги, раз учишься на экономическом факультете, да? Просто невероятно. Я абсолютно уверен, что в будущем ты разбогатеешь. Умный и богатый сын — самая большая отцовская радость.

— А ты ведь готовишь, да, Сейги? Обалдеть. Я вот совсем не умею. И скучаю по маминой стряпне. В последнее время я ем только карри из пакетов — с тех пор, как умерла мама. Я не знал, что когда она умрет, ее пенсия прекратится.

Я сделал покупку в хозяйственном магазине, заплатив полторы тысячи йен, названные кассиром. Я не сказал ни слова, но человека, неотступно следовавшего за мной, это нисколько не смутило.

— Алё, — сказал я.

— А? Что?

— Ты когда-нибудь думал о смерти?

— О смерти? С чего такие неприятные разговоры?

— Ну, а я думал.

— Да? Ужас. Не думай о таком. Это ненормально. И жутко.

— Когда я учился в начальной школе, я хотел убить тебя, а потом и себя.

И прямо сейчас я почувствовал — совсем немного, — что, возможно, нужно было тогда пойти на это.

Каждый год даже в мирной Японии происходят всякие ужасы. Но ножи все еще можно купить в хозяйственных магазинах. Мужик, кажется, наконец заметил, что я купил нож, и немного отстранился от меня.

— Сейги, это не шутка. Тебя посадят в тюрьму.

— Хочешь проверить, шучу ли я?

— Я не понимаю, что заставляет тебя говорить такое. Я люблю тебя с самого твоего рождения. И не понимаю, почему ты так ведешь себя со мной, после того, как я столько сделал, чтобы найти тебя. Это стоило мне больших усилий. Твое сердце превратилось в лед, Сейги? Ты стал плохим мальчиком?

— Ты уходишь или нет? Решай сейчас же. У тебя тридцать секунд.

Туманные сумерки, отдаленные звуки машин и выражение шока на лице этого старикана — все слилось воедино, превратившись в один странный цвет — почти как на какой-нибудь знаменитой картине сюрреалиста.

— Сейги, послушай, я не могу вернуться в дом в Омии, там коллекторы, они...

— Двадцать девять, двадцать восемь...

— Да послушай. Слушай. Лучше тебе не обращаться так со своим отцом, иначе жди беды.

— Двадцать семь, двадцать шесть, двадцать пять, двадцать четыре, двадцать три...

— Я понял, ладно? Хорошо, можем попытаться снова, попозже. Какой у тебя номер телефона?

— Двадцать два...

— Ты жестокий.

Мужик попятился назад, а затем остановился и посмотрел мне в глаза. Что? Только открой рот, и я продолжу обратный отсчет.

— ...Мне жаль тебя. Ты стал таким только из-за своей ужасной матери. Думаю, даже имея мозги, ты далеко не продвинешься. Но у тебя есть отец, так что, каким бы ужасным сыном ты ни был, я тебя не брошу. Подумай об этом, по-настоящему подумай. У тебя всего один отец во всем мире. Если я откажусь от тебя, ты останешься ни с чем.

— Двадцать один.

На этот раз он действительно ушел. Вот бы он шел так вечно. Через океан и в самые дальние уголки Вселенной, пока его не поглотит черная дыра.

Я стоял, пока он не скрылся из виду, и тяжело вздохнул. Какое-то время я бесцельно бродил вокруг, затем подобрал брошенную газету, завернул в нее купленный нож и засунул его поглубже в мусорный бак, помеченный «для несжигаемого мусора».

Я листал журналы по недвижимости поверх учебников для сдачи экзаменов на государственную службу и журналов по поиску работы. И никого не видел и не слышал. Где я вообще?.. В поле моего зрения кружились пылинки. Подняв голову, я увидел большую картину посреди раздвоенной лестницы. Я сидел за столом у входа в главную библиотеку. Рядом была Танимото.

— Сейги. Сейги? Ты в порядке? Неважно выглядишь.

Я правда не знаю, что сказать в подобной ситуации. Я едва сдержался, чтобы не заткнуть ей рот, ведь она меня ужасно раздражала, но вряд ли ей стоит такое говорить. Мне просто нужно что-то придумать. Что угодно. Лишь бы звучало нормально.

— О, эм, я просто не выспался прошлой ночью.

— ...Тебя что-то беспокоит?

Что-то меня определенно беспокоит. Человек, которого я не видел с детства, пришел ко мне и потребовал от меня денег и крова. И он, вероятно, скоро вернется. Это не просто недосып, а стресс. Но абсолютно неприятная тема для разговора.

— Я, эм, хотела узнать, могу ли чем-нибудь помочь. Хочешь, сходим куда-нибудь выпить? Нам с тобой точно сейчас не помешает перерыв.

— Да, неплохая идея. Видимо, я просто устал. Да. Ах...

Стоило поймать себя на мысли о том, как мила ее улыбка, меня охватило ужасное чувство — будто мне сердце из груди вырывают. Некое отвращение, но не к Танимото, а к себе самому. Хотя, даже не столько отвращение, сколько страх. Что, черт возьми, это вообще такое? Танимото, кажется, тоже удивлена. Вместе со мной. Что тут еще можно придумать, кроме как отшутиться?

Мой сдавленный смех эхом разнесся по библиотеке. Несколько мгновений спустя я понял, насколько нелепо он прозвучал.

— ...Может, мне лучше уйти.

Танимото с жалостью смотрела на меня. Неужели я действительно так плохо выгляжу, раз она состроила такую гримасу? Я несколько раз повторил, что со мной все в порядке, но она лишь молча кивнула несколько раз и помахала на прощание. Странно, какое облегчение принес мне ее уход. Ведь не от нее мне хотелось сбежать куда подальше.

Нет. Честно говоря, сбежать мне хотелось... от него.

Мой взгляд вернулся к журналу о недвижимости. И нашел объявление о продаже жилья в Такаданобабе. Однако переезд по району бессмысленен. Если уж переезжать, то только туда, где он никогда не сможет меня найти. Нужно выбрать многоквартирный дом с кодом на входной двери. День, когда я смогу расплатиться с Хироми за обучение, становился все дальше и дальше. А из-за поисков работы я даже не знаю, сколько еще смогу работать в Étranger. Точно. Поиск работы.

Такое впечатление, что все неотложные дела сразу и скопом навалились на меня, пока я пытаюсь хоть как-то разобраться.

Когда мой обессиленный разум поплыл от усталости, на ум снова пришел Étranger.

Ричард родом из богатой семьи в Англии. Его двоюродный брат — своего рода звезда в мире финансов. По его хорошо сшитому костюму с первого взгляда понятно, что он из обеспеченной семьи. Интересно, что бы тот сделал, узнай он, что я работаю на такого человека, который регулярно угощает меня на сумму больше трех тысяч йен. Тот человек — паразит, который пытается урвать хоть что-то где только можно. Без сомнения, он попытается использовать меня, чтобы выжать из Ричарда деньги.

Глаза бы мои не видели, как он попытается заговорить с Ричардом.

И отвращения на лице Ричарда при этом.

Даже думать невыносимо, что какой-то непонятный мужик попытается выжать из него деньги после того, как он, наконец, избавится от всех своих проблем. Может Ричард и справится с ним, но для меня это невыносимо.

Я знаю, что скоро мне придется уволиться. Но перед этим хотелось уладить кучу дел — например, сделать для него нормальную копию моего рецепта пудинга вместо того, который я наспех набросал. И написать ему неловкое письмо, чтобы полностью выразить свою благодарность. Может, купить мою любимую школьную книгу рецептов, ведь он не очень хорошо готовит.

Такие вот мечты приходили мне в голову, когда я думал об отдаленном будущем. Глупая фантазия, пусть и с привкусом горечи, которая время от времени услаждала душу.

Я никогда не думал, что это время наступит так скоро.

Но вот мы здесь! Честно говоря, сейчас мой уход может показаться немного странным. Я говорил ему о своей загруженности и в итоге отменил все наши телефонные занятия по английскому на этой неделе. Вряд ли у меня будет возможность поговорить с ним нормально.

И это пугает.

Пугает настолько, что я совершенно выбит из колеи. Хотя я понимаю, в чем дело, но специфика происходящего просто ужасна. Такое чувство, будто смотришь в глубокий омут, в который тебе велят нырнуть. Но, я, наверное, нырну не глядя.

Мой телефон зазвонил. Пришло редкое сообщение от Саула. Крайне лаконичное.

«Мой идиот-ученик беспокоится о тебе. Ты просто занят? Или чем-то, о чем трудно говорить?»

Своим вопросом он попал в самую точку. У Ричарда действительно прекрасное чутье на такое. И весьма умный подход. Скорее всего, он решил, что я не отвечу, если он отправит сообщение сам. Думаю, я слишком обольщался, когда солгал ему. Нужно было хорошенько продумать свои слова.

Я ответил, что говорить особо не о чем — у меня просто много дел по выходным — информационные сессии по поиску работы, стратегические совещания с друзьями и тому подобное. И добавил, что, возможно, скоро мне придется уволиться. Саул, по словам Ричарда, прежде всего бизнесмен. Он рассказал мне о своей встрече с Ричардом на Шри-Ланке, но никогда не казался мне особо сердечным человеком. Наоборот — крайне прагматичным во многих вопросах. Конечно, я не только поэтому ему лгал, но мне не так стыдно лгать ему, как Ричарду.

Я не сразу получил ответ, но, в конце концов, он ответил:

«Вы не возражаете, если я передам это своему ученику?»

Я чуть не расплакался, ведь эта короткая фраза напомнила мне, что есть люди, которые вот так общаются со мной. Я встретил не бездушного соперника, который стремился раздавить меня, а человека, который хотел по-настоящему взаимодействовать со мной. Он спрашивал, может ли кому-то передать содержание нашего разговора.

«Да пожалуйста», — ответил я.

Только после этой короткой переписки я почувствовал себя намного лучше. Ни с учебой, ни с поиском работы у меня совсем не клеилось, поэтому я собрал вещи и вернулся домой в Такаданобабе, где обнаружил письмо от хозяйки квартиры.

Оказывается, мужчина, который продолжал выдавать себя за моего отца, попросил ключ от моей квартиры, сказав, что хочет жить со мной. Но в его удостоверении не значилась фамилия Наката, и, не получив подтверждения от арендатора, домовладелица просто улыбнулась ему. В записке говорилось, что я должен связаться с Хироми, если что-то случится. Я, конечно, благодарен, но не сильно. У нее должны быть контактные данные Хироми, а при одной мысли о том, что он пытается связаться с ней так же, как со мной, у меня сердце сжимается. Я немедленно позвонил по номеру, который она оставила в записке, и объяснил, что не собираюсь с ним жить. И попросил ее не звонить моей матери, поскольку она тут совершенно не при чем. Я также извинился за беспокойство.

Моя домовладелица — бойкая старушка, которая годами наблюдала миграцию глупых студентов Касабы, — все же беспокоится обо мне. Я так благодарен, что она не спросила меня, действительно ли он мой отец. Я вежливо отказал ее предложению обратиться в полицию. Я бы и сам к ним пошел, но тогда придется впутывать Хироми.

Я замер на пороге, оглядел свою квартиру-студию и вздрогнул. Если бы она купилась на его рассказ, он торчал бы здесь постоянно. Я спрятал сейф за холодильником, но он наверняка отчаянно пытался бы его как-нибудь открыть. Внутри лежат драгоценные камни — аквамарин, белый сапфир и другие, которые я купил у Ричарда, и моя банковская книжка.

Я был слишком маленьким, когда познакомился с ним, и ничего особо не понимал, но слышал, что он возложил бремя своего финансового положения на родителей. Вероятно, до недавнего времени ему удавалось сводить концы с концами только благодаря матери. Но теперь он утратил опекуна, поэтому приходится искать другого. У меня от этого мороз по коже.

Я изучаю экономику не для галочки. И знаю, что дети не обязаны возвращать долги своим родителям и не обязаны их содержать. Приди он ко мне за доказательствами того, что его некому содержать для получения пособия, я бы с радостью написал отказ от своего имени. Но сомневаюсь, что он пойдет на такое.

Чем больше я борюсь с этим, тем больше в моей голове мелькают мысли, которые заставляют меня сомневаться в собственной человечности. Честно говоря, я бы в жизни не подумал, что способен на такие игры с ножом. Однако, вот. Я купил нож и начал отсчет. Что бы я вообще сделал, дойдя до нуля?

Стал бы я... ну, стал бы? По-настоящему? Смог бы это сделать?

Я решил разуться. Нет смысла просто тупо стоять. В последнее время это не редкость — я словно застреваю в своей голове, о чем-то думаю и не могу ничего делать.

Интересно, сколько денег нужно, чтобы заставить его отвалить. Он, может и уедет на какое-то время, но вернется. И по-настоящему это ничего не решит. Вообще-то, может случиться обратный эффект - и он обнаглеет в конец. И что мне тогда делать? К сожалению, эту проблему не решить поиском в Интернете. Поиск по ключевым словам «надоедливый родитель», «отвадить» и «проблемы с деньгами», не дал особых результатов.

Где-то точно есть люди, которые сталкиваются с той же проблемой, что и я. Но поисковые системы недостаточно продвинуты, чтобы найти ответ на вопрос «что делать в такой ситуации?»

Не помню, когда я обедал. Неудивительно, что проголодался. Я решил приготовить что-нибудь перекусить, но по какой-то причине мои руки сами собой начали готовить королевский чай с молоком. Я завариваю его каждый день — по будням он помогает мне взбодриться для учебы. Все ингредиенты у меня под рукой, и, видимо, я в состоянии готовить его на автопилоте.

Я заварил большой чайник чая и налил немного в кружку. Она исходила облачками пара. Я замялся и сделал глоток. Восхитительно. На вкус просто чудо.

Где-то в уголке моего разума некий голос прошептал: «А может, лучше не увольняться?». Может, он предоставит мне временный отпуск, если я воспользуюсь поиском работы в качестве предлога. Конечно, тогда никаких заработков, но я все равно остался бы частью магазина. Так мне будет гораздо легче эмоционально.

Но даже в случае моего ухода — Ричард доверил мне свой сапфир. И велел сохранить его для него. Конечно, наша связь не исчезнет, если я уволюсь совсем, ведь, кажется, он и сам не хочет разрывать со мной контакт.

«Тогда просто прекрати», — возразил другой голос внутри меня. Сейчас совершенно неподходящее время. Я хотел разобраться с этой неразберихой и связаться с ним, чтобы объяснить, что произошло, но теперь-то уже все. Разве оно не к лучшему?

Так я не доставлю ему никаких хлопот. Но откуда мне знать, когда все закончится? Вдруг тот узнает о моей связи с ювелирным магазином и начнет угрожать вмешательством в бизнес Ричарда. Этого я хочу меньше всего.

В любом случае, придется мне какое-то время держаться подальше от Гиндзы.

Понятия не имею, какой вариант лучше. Я бы с удовольствием обсудил все с Ричардом, но это сведет на нет саму цель увольнения. Помнится, кто-то однажды сказал, что все по-настоящему важные решения в жизни принимаются в одиночку. Думаю, сейчас как раз один из таких моментов — я стою на распутье.

Я хотел связаться с Ричардом, но передумал.

Мне нужно придумать план. В субботу я в последний раз выйду на работу, а потом, наконец, признаюсь ему, что слишком занят и уже не могу работать. Он может попросить меня остаться еще на один день, но я откажусь, сказав, что мне нужно посетить информационную встречу. А потом просто исчезну. Так будет лучше всего.

Но, может, заранее сказать ему, что я не смогу прийти в воскресенье?

Я глубоко вздохнул — никогда еще мне не было так тяжело дышать — и отправил Ричарду сообщение о том, что в воскресенье у меня информационная сессия, поэтому я не смогу прийти. Я впервые за долгое время принялся за разминку, когда пришел ответ.

«Понятно».

Разговор оказался короче, чем я ожидал. Хорошо, конечно, что он не стал задавать никаких вопросов, но страшновато. Узнай он, что у меня на самом деле нет планов и я собираюсь уволиться, он бы разозлился. Саул должен был передать ему мои слова, и, надеюсь, он поверил.

В тот день я впервые за долгое время приготовил овощное рагу с устричным соусом. Мне хотелось готовить, но не хотелось идти что-то покупать, и это блюдо — единственное, что удалось приготовить из продуктов в моем холодильнике.

Даже не знаю, вкусно получилось или нет. Кажется, впервые я почувствовал эту липкую консистенцию на языке в средней школе. Честно говоря, этим рецептом я хотел скрыть безвкусие ингредиентов и постарался на славу. Я всегда любил готовить. Мне нравилось, что я могу оставить нож без присмотра. Мне нравилось, когда тарелки не разбивались и можно было не бояться, что они разлетятся во время еды. И мне не приходилось жить в страхе перед тем, как мою мать били головой о стену, потому что он решил затеять драку.

Хироми всегда защищала меня. Я видел нечто подобное всего несколько раз в своей жизни, когда мне приходилось бывать в доме Омии в рамках бракоразводного процесса, но она сказала мне, что бывало всякое. Даже не знаю, сколько раз я слышал о подобном. Хватило, чтобы устать от этих разговоров. У Хироми, наверное, тогда выдались самые тяжелые времена. Честно говоря, в десять лет мне ужасно хотелось, чтобы она не рассказывала мне о таких вещах, но теперь... Я понимаю, почему ей нужно было высказаться. Мы были товарищами по оружию.

Бабушка гладила меня по волосам всякий раз, когда Хироми говорила со мной об этом, но ни разу не сказала, что жалеет меня. Она твердила, что я сильный парень. Когда такая крепкая женщина, как моя бабушка, называла меня сильным, я чувствовал, что способен на все.

Теперь у Ричарда бабушкин розовый сапфир.

Без него я не чувствовал себя одиноким. Возможно, я считаю Танимото своим ангелом, но Ричард для меня — почти такой же. И если Танимото — ангел, который время от времени парит в небе, то Ричард — эксцентричный ангел, который решил ходить по земле, несмотря на свои крылья. Невероятно прекрасный ангел, который хранит для меня самое дорогое.

И оно все равно будет у него, куда бы я в итоге ни отправился.

И он будет ждать меня.

Вряд ли что-то еще может сделать меня счастливее. Даже если все это только в моей голове и я никогда больше не увижу его.

Впервые за долгое время я хорошо выспался. Возможно, следует за это воздать должное королевскому чаю с молоком, хотя, признаюсь, это звучит странно с учётом кофеина в нем. Мой взгляд опустился медленно, как сахар ко дну чашки со свежезаваренным чаем, при мысли о предстоящей субботе. Я уверен, что справлюсь.

— Я принес тебе подарок в знак нашего примирения. Тебе всегда нравились блестящие штучки, да, Сейги? — сказал мужчина, протягивая мне прозрачный пластиковый камень за сотню йен. Синий, с заостренным концом. Такими игрушками расплачиваются в игорных заведениях.

Нет смысла пытаться нормально поговорить с тем, кто только и делает, что высасывает из тебя жизнь — это лишь раззадорит его, а тебя измотает. Неужели он действительно думал, что Сейги в его голове понравится такое?

Стоящий там улыбающийся человек едва ли напоминал живое существо. Скорее нечто большее — мясная скульптура, замершая в человеческой форме.

— Сейчас пять утра.

— Да. Доброе утро. Ты меня впустишь?

— Я звоню в полицию. Уходи. Моя хозяйка сказала, что ты просил ключ.

— Но она мне его не дала, хотя дом моего драгоценного сына — и мой дом тоже.

Мой свирепый взгляд, казалось, ничуть его не смутил. Думаю, он уже привык.

Угрозы действовали только временно. Они теряют свою эффективность, если не повторять их регулярно. Вероятно, по той же причине он регулярно избивал Хироми.

— Иди броди. Я иду спать.

— Мне негде спать. Ты просто ужасный. Я ведь принес тебе подарок, и вот как ты со мной обращаешься?

Я бросил в него камень, и мужик взвизгнул. Стоило закрыть дверь, как он постучал снова. Мои соседи по обе стороны, наверное, еще спали. Насколько я знаю — оба студенты, но мы не общались, просто изредка здоровались. Голос продолжал кричать: «Сейги! Сейги!», — и меня охватила паника. Я издал звериный стон, вытащил из бумажника банкноту в тысячу йен, открыл дверь и бросил ее в щель. Хотя банкноты не очень-то хорошо бросаются. Я услышал радостный вскрик, которого никогда раньше от него не слышал, и короткое ворчание о том, что это не так уж и много. Но в конце концов он, кажется, ушел. С чего он взял, что это «не так уж много»?

Я вконец измотан. Но, знаете, может, в том-то и смысл. По его мнению, я его опекун, его кошелек и его дом, поэтому для него вполне естественно распоряжаться моими средствами. Все, что я получил за тысячу йен, — это мирное утро и острое чувство беспомощности и поражения.

Мне действительно стоит поторопиться и переехать в другое место.

Лучше всего бы пока пожить у друга. Я точно не могу остаться с Хироми. Поедь я к ней, он обязательно увяжется за мной. Но у меня нет друзей, которым я могу объяснить ситуацию и остаться на ночлег. К тому же, и так велик шанс, что этот человек последует за мной, и создаст неудобства.

Такой план не вариант. А как насчет отелей длительного проживания для путешествующих бизнесменов? Уже получше. В любом случае, мне нужно собираться.

Я, едва волоча ноги от недосыпа, принялся вытаскивать свои немногочисленные пожитки и раскладывать их на полу. Раскладывая их по кучкам, чтобы взять с собой или выбросить, я вдруг кое-что вспомнил.

Пожалуй, наша семья всегда была такой.

Сколько раз я бывал в доме в Омии? Я пошел с Хироми навестить своего отца, но она с самого начала выглядела как солдат, идущий в бой. Может, из-за того, что мы были там трижды, я помню, как моя бабушка летом приглашала нас переночевать — мы устраивали фейерверки на заднем дворе, — но еще я помню, как поздно вечером мой отец набросился на Хироми и швырнул в нее столом, и нам пришлось уходить посреди ночи. Она могла бы поручить агенту передать ему документы, но Хироми ужасно ответственная, и, скорее всего, сама хотела исправить свои ошибки. Я почти уверен, что именно поэтому она не оставила меня на попечение бабушки. Она точно была не в восторге от мысли, что ее мать, которую она ненавидела, но в то же время чувствовала себя перед ней в неоплатном долгу, будет разбираться с последствиями ее собственных неудач.

В начальной школе я узнал, что есть то, что не исправить, как ни старайся. И Хироми научила меня, что это не повод опускать руки, ведь спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Каким-то образом, пока я был в отключке, наступило семь утра. Я рухнул на пол и проспал около двух часов. Идти на занятия совсем не хотелось. Я все вспоминал то, что вспоминать совсем не хотелось. Такими темпами, даже не знаю, дотяну ли я до субботы. Может, зайти в отдел косметики одного из известных универмагов Гиндзы и попросить одну из продавщиц приукрасить мне лицо? Я часто видел их на работе, когда покупал сладости. Накрашенные женщины припудривали свои лица. Спроси меня кто-то, как бы я хотел выглядеть, думаю, я бы ответил: «Пожалуйста, сделайте меня похожим на человека, который хоть немного жив».

Потому что прямо сейчас я не чувствую себя живым.

Не то чтобы это стоило отдельного упоминания, но всё же, к счастью, в субботу ничего страшного не произошло. С того утра этот человек не попадался мне на глаза. Хотя, похоже, он нашел кого-то из моего класса по подготовке к экзаменам — беспечного растяпу вроде меня, — и тот дал ему мой номер телефона. Теперь он мне названивал. Я сразу же заблокировал его номер, но он продолжал звонить мне с городского телефона-автомата и каких-то левых номеров. Поэтому в последнее время мой телефон чаще всего был отключен.

— Доброе утро.

— Ага, и тебе доброе.

Все в Étranger было до невозможности обычным. Наш гранат совсем разросся — недавно я впервые пересадил его в новый, большой горшок. Магазин, как и прежде, поражал великолепием своих красных гостевых кресел и ковра. Мы поклонились друг другу перед тем, как открыть двери. Вроде и постоянный наш ритуал, но я расчувствовался, ведь для меня все было в последний раз. Тем не менее сегодня я настраивался на работу с особым энтузиазмом. Только так, иначе зарыдал бы и стал вести себя странно. И тогда моему плану конец.

— Блин, прости, что подставляю тебя завтра. Я и сам не ожидал.

— Не нужно извиняться. Когда я работал на Шри-Ланке, меня точно так же мог застать врасплох мой наставник, внезапно сообщив, что через три часа у нас деловая встреча.

Мне нужно приготовить чай. Сегодня у нас в запасе аж четыре пакета молока — значит, встреч будет много. Госпожа Ясухара должна зайти после посещения родственника в больнице. Господин Камияма, которого так покорил кусочек хессонита, что мужчина мечтал о нем день и ночь; старичок — коллекционер редких камней; многообещающий молодой человек в начале своей карьеры, и девушка — примерно моя ровесница — работник в сфере финансов.

Я не смогу обслуживать клиентов, если зациклюсь на мысли, что сегодня мой последний день. Я изо всех сил старался вести себя нормально, но несколько клиентов заметили мою усталость. Очевидно, скрыть темные круги под глазами не вышло. К счастью, мне удалось достаточно легко отговориться поиском долгосрочной работы.

Мой босс на эту тему не произнес ни слова.

Ричард использовал свое красноречие и обширные познания в драгоценных камнях, чтобы быть связующим звеном между камнями и покупателями, между делом потягивая приготовленный мною королевский чай с молоком. В качестве угощения к чаю я приготовил пудинг, сразу на несколько дней. Опуская миски с пудингом в горячую воду, я горячо молился, чтобы тот человек не испортил мне мои последние мгновения в магазине. Буду ли я вот так когда-нибудь еще подавать свою стряпню? Наверное, нет.

— Как странно.

— …Что именно?

— Сейги.

При звуке своего имени я обернулся, но Ричард больше ничего не сказал. Он просто смотрел на меня. Интересно, почему. Я провел рукой по лицу, решив, что на нем что-то есть, но ладонь осталась чиста.

— В чем дело?

Но в ответ лишь пристальный взгляд. Он что-то заметил?

— …Ты сменил прическу?

— Нет.

— А, наверное, новый костюм?

— Да, новый, но из моего обычного магазина. Вряд ли он чем-то выделяется.

С чего это он так на меня уставился? Даже не знаю. Мне нужен хоть какой-то намек, ведь от недосыпа я едва соображаю и чувствую, будто вот-вот расплачусь, если слишком надолго задержу взгляд на лице Ричарда. Я отвел глаза и вяло улыбнулся.

— Что, даже не намекнешь?

— …Ладно, не обращай внимания.

Слава богам.

Я храбрился и держался изо всех сил, пока не пришло время последней встречи — наконец-то приехала госпожа Ясухара. Она искала кулон с танзанитом. Голубоватый камень в шахматной огранке, что придавала ему особый блеск, отчего он выглядел по-настоящему современно и модно. Он напомнил мне кубик льда, кружащийся по стакану с выпивкой. Бледно-фиолетовый, цвета сумеречного неба. Кажется, такой называют ультрамариновым. Судя по всему, госпожа Ясухара на сегодня последний клиент. И последний для меня лично.

— «Танзанит» — довольно легкое название. Камень родом из Танзании, да?

— Верно. Но на самом деле это не научное название.

— Правда?

Ричард объяснил, что у минерала уже есть свое название — голубой цоизит[1]. Но для тех, кто знаком с драгоценными камнями, название «цоизит» напоминает о бледных, желтовато-зеленых камнях, нежно-фиолетовых или даже рубиновых оттенках, если его смешать с рубином.

[1. Оттенки танзанита:

]

Понятно. У этого камня множество цветов.

— Данный ультрамариновый цоизит действительно добыт в Танзании, но торговое название ему дала крупная американская ювелирная корпорация[2]. Хотя с момента открытия он известен всего полвека, благодаря его мистическому голубому цвету и легкому для запоминания названию, которое говорит о его происхождении, он стал очень популярным[3].

[2. Это был вице-президент ювелирного дома Тиффани Генри Платт в 1968 году.

3. Широкой известности танзаниту придал также фильм «Титаник», где он снялся в роли голубого бриллианта «Сердце Океана». Когда режиссер Джеймс Кэмерон искал подходящий на роль камень, то забраковал настоящие голубые алмазы как слишком темные, а синие сапфиры — как слишком тусклые. Оказалось, необходимым феерически синим цветом обладает танзанит.

]

Ричард пришел к выводу, что гораздо реже можно услышать, как люди называют синий цоизит именно цоизитом. Где же все-таки находится Танзания? Кажется, у южного побережья Африки.

В последнее время я не мог сосредоточиться на учебе и грядущем экзамене — слишком увлекся подготовкой к переезду. Я планировал в Угисудани снять комнату на длительный срок, но перевозка всех моих вещей станет настоящей проблемой. Я сказал своей домовладелице, что меня не будет некоторое время, хотя и пришлось кое-где рассказать, что происходит на самом деле, в качестве оправдания. Надеюсь, она не доложит об этом Хироми.

— Этот цвет напоминает небо в сумерках, не так ли? Говорят, танзанит помогает начать новую жизнь. Это связано с такими терминами, как «таинственность», «трезвость суждения» и «возрождение» — камень полон таинственного очарования.

— Возрождение? Я так понимаю, в разговоре о камнях вы больше склоняетесь к современному подходу — так называемой философии «нового века». Сама я не особая ее поклонница.

— Я подстраиваю свой подход под предпочтения моих клиентов. Термин «нью-эйдж»[4] почти так же нов, как и название «танзанит», но отношения человека с драгоценными камнями чрезвычайно древние. Чем более известным становится камень, тем больше историй вокруг него. Со временем все эти истории могут начать складываться воедино, и люди начнут думать, будто эти камни обладают некоей мистической целебной силой. Но по сути, сила этих камней — их неразрывная связь с человечеством.

[4. Мистическая вера в грядущую эру духовного просветления, религиозного единообразия, мира во всём мире и эволюционного продвижения человека к божественности. Сторонников движения объединяет ожидание «великого преобразования», наступления новой эпохи (New Age), которая должна прийти на смену современной культуре.]

— А, понятно. Мы с незапамятных времен очарованы драгоценными камнями, поэтому, даже если не говорить конкретно о философии «новой эры», в истории драгоценных камней все еще присутствуют такого рода элементы.

— Точно. Вы очень мудры, госпожа Ясухара.

— Ахаха, ну… у меня уж точно язык не повернется отрицать силу красоты.

Клиентка задержала взгляд на лице Ричарда, а затем застенчиво посмотрела в мою сторону. Мой красавец-босс вежливо притворился, будто не заметил этого маневра. Подобное часто случается в Étranger. По-видимому, один из друзей госпожи Ясухары порекомендовал ей наш магазин. Скорее всего, она вернется. В конечном итоге она не купила камень, но, кажется, хорошо отреагировала на предложение.

Хотя, думаю, этого я никогда не узнаю.

— Ты сегодня хорошо поработал.

— Пожалуй. Ты тоже молодец.

Вот и всё.

Дням, проведенным с Ричардом в Étranger, пришел конец впервые с прошлой весны.

Все так нормально, что мне даже не верится.

Казалось, этот дивный сон будет длится вечно.

Мне до сих пор с трудом верилось, что я работал не где-нибудь, а в ювелирном магазине в Гиндзе. Как я столько продержался тут? Это, с какой стороны ни посмотри, безумие, даже если поверить, что все произошло по прихоти менеджера магазина. Нет. Нет, я не могу позволить себе размякнуть. Я разрыдаюсь. Да и вряд ли Étranger куда-то исчезнет. Мне же не запрещено время от времени приходить и проверять, на месте ли магазин.

— Э-эм…

Мой голос звучал странно хрипло. Ричард невозмутимо посмотрел на меня. Он сидел в одном из кресел, после того как мы раскланялись с последним клиентом. Тогда было около шести вечера. У меня полно времени. Куда спешить? Но все равно — сейчас или никогда.

— Эм, я же говорил тебе, что завтра не приду?

— Я помню.

— И, кажется, теперь я буду очень занят по выходным.

— Верно.

— …Ты позволишь мне уволиться?

Я сказал это. Сказал. Действительно сказал. Моё сердце дрожало. Но больше мне ничего не остается. Если продолжать работать здесь, то точно принесу неприятности. Тому мужику плевать, сколько неприятностей он может причинить мне. Он пойдет за мной куда угодно. А этого я не хочу.

Или, по крайней мере, так сам себе твердил.

По правде говоря, это, скорее, вопрос гордости. Ричард всегда был обо мне высокого мнения, и мне не хочется его разочаровывать, ведь дела обстоят хуже некуда.

Ричард ничего не сказал. Его чашка опустела. Но я не услышал ни «понятно», ни «это довольно неожиданно». Он просто уставился на меня.

— Когда?

— Что?

— Я спросил тебя, когда ты перестанешь приходить.

— Скорее всего, завтра, — выпалил я заранее подготовленный ответ. Я готовился к выговору за поспешность, но Ричард лишь ответил:

— Понятно. Тогда, полагаю, сегодня наш последний день вместе.

— …Ну, наверное.

Не «наверное». Точно последний. Из нас двоих я — тот, кому больнее принять эту новую реальность, но мне придется смириться.

Выражение лица Ричарда не изменилось, но он долго молчал и лишь потом продолжил.

— Тогда, может, сходим куда-нибудь поужинаем сегодня вечером?

— …Сегодня? Сейчас?

— Да. Думаю, у меня на глаза навернутся слезы, если я назову это прощальной вечеринкой. Итак, давай превратим это в приятное воспоминание.

Я не сдержался и улыбнулся. Мои губы изогнулись, хотя мне показалось это странным. Такое впечатление, будто я улыбнулся впервые за сто лет. Покончив с разговором, Ричард быстро принялся за уборку. Даже если сегодня наш последний день вместе, думаю, у нас все равно нет времени на сентиментальность.

Я был уверен, что мы пойдем в Шисейдо Парлор. Интересно, сколько раз я уже был там? Наверное, десятки. Лучшего места, чтобы завершить эту главу своей жизни, мне не найти.

Или я так думал. Однако, закрыв магазин, Ричард быстро направился к стоянке со своим ягуаром и усадил меня на пассажирское сиденье, а затем двинулся по Тюодори. Мне стало интересно, куда же мы направляемся. Я спросил, но мой прекрасный босс не ответил. Наверное, у меня не было никакого права злиться, учитывая, что я вывалил на него в последнюю минуту. Но на лице Ричарда не отображались вообще никакие эмоции. Кажется, когда-то я уже видел у него это выражение лица. Пока я пытался его разгадать, мы выехали на скоростную автомагистраль Шуто, а затем съехали с нее и оказались в районе, куда, пожалуй, не часто заезжают ягуары.

До этого я был здесь всего один раз. Меня послали за манговым муссом и булочками с кремом из маракуйи. Такое чувство, будто это произошло целую вечность назад. Перед нами на фоне ночного неба возвышался иностранный отель.

— Пойдем?

— …А? Мы что, идем туда?

— Это место славится своим рестораном не меньше, чем своими сладостями.

Мы остановились перед зданием. Ричард, как всегда идеальный в своём строгом костюме, тут же передал машину парковщику и быстрым шагом направился в отель. Там он сообщил женщине за стойкой регистрации, что у него бронь столика под фамилией Ранашина. Та поприветствовала нас, проводила к лифту и нажала кнопку «Вверх».

Ричард не сказал мне ни слова. Казалось, он собирается меня отругать, но в следующий же момент было ощущение, что он вот-вот расплывется в своей привычной широкой улыбке.

На тридцать шестом этаже нас ждал ресторан с потрясающим видом. У одной из стен, обитых фиолетовым бархатом, стоял охладитель, доверху забитый бутылками шампанского. В окна было видно, как вдалеке сверкала Токийская башня. Тут предусмотрительно приглушили свет, поэтому лица других посетителей было трудно разглядеть. Место больше напоминало бар, чем ресторан.

— Эй, помни, за рулем пить нельзя.

— Я не пью. И могу позволить себе пару безалкогольных коктейлей. Ну а ты? Шампанского? Не стесняйся.

— Я, э-э… Лучше воздержусь от алкоголя.

Единственное, что удерживало меня сейчас — это самообладание.

Я небыстро пьянею, но если переборщу — точно выставлю себя дураком. Нельзя разрушить собственный план. Моя сегодняшняя миссия — оставить у Ричарда хоть какие-то приятные воспоминания обо мне.

Это я могу. Вот оно, мое главное достижение в качестве сотрудника Étranger. Пришло время проявить все свои самые лучшие навыки во имя приятного ужина.

Неплохо бы заказать карри или рисовый омлет, чтобы взбодриться, но мне даже не пришлось ничего говорить. Ричард, видимо, уже спланировал все меню. Как только у нас приняли заказ на напитки, еду приносили без перерыва. От рыбы, украшенной крошечными помидорами и соусом, до супа-пюре из спаржи — каждое блюдо напоминало съедобную драгоценность. Все было продумано до мелочей, вплоть до тарелок, на которых оно подавалось. Исключительное внимание к деталям создавало впечатление как от дизайнерских украшений. Это явно невероятно дорогой ресторан.

И каждое блюдо было восхитительным.

Мне нравился ресторан Шисейдо, но мысль о том, что что-то может перещеголять эту вкуснятину заставила мои давно дремавшие мышцы новых впечатлений напрячься. Я чувствовал, как исцеляюсь изнутри. Что я такое съел?

— …У меня нет слов.

— Что, сейчас?

— Если ты, Император сладостей, постоянно ешь такую вкуснятину, это точно не полезно, да? Не мне критиковать, но я переживаю о твоем здоровье.

— Спасибо, я постараюсь быть осторожным.

— Что ж, очень на это надеюсь.

Ричард одарил меня счастливой улыбкой.

— Вижу, теперь ты немного пришел в себя.

— А?

— Следующим будет стейк. Если ты сыт, я сам его съем.

— А тебе не поплохеет? Если понадобится, я впихну его в себя.

Мы наконец-то от души посмеялись вместе после долгого перерыва, поедая вкуснейшее мясо, которое нам подали. Боже, это было так вкусно! Я чувствовал, что еще немного — и я совсем раскисну и начну плакать. Но, может, получится сделать вид, будто я до слез тронут вкусной едой. Нет, я даже не пил, нельзя позволять себе увлечься атмосферой.

Нам подали один великолепный десерт, чтобы освежить рецепторы, и еще один в придачу. Наверное, сладости, которые я здесь когда-то покупал, готовили в этом ресторане, поэтому неудивительно, что они были такими вкусными.

Пока мы наслаждались ужином, за окном совсем стемнело. Я отключил телефон, ведь иначе, наверное, он бы мне уже названивал. Он всегда звонил утром и вечером. При одной мысли об этом мой желудок словно налился свинцом. Я отчаянно попытался изобразить улыбку.

— Это было о-о-очень вкусно. Ричард, серьезно, спасибо тебе.

Я правда хотел сказать «Спасибо в последний раз». Но чувствовал, что тогда сломаюсь, поэтому не стал.

— Не за что, — ответил Ричард с теплой улыбкой.

Смотреть на него, когда за его плечами сияло ночное небо, было… Как бы это сказать…

Словно…

Будто бы…

Нет, это неописуемо. И я чувствовал — стоит мне только открыть рот, и все, что я сдерживал, выплеснется наружу.

Ричард даже не притронулся к своей воде или безалкогольному коктейлю. Он поднялся со стула, жестом призывая меня сделать то же самое, словно уже не мог смотреть, как я сижу, мучительно подыскивая слова. Затем мы вернулись в лифт. И я понял, что вот он, конец.

Когда Ричард вышел на третьем этаже, мне показалось, будто я смотрю финальные титры какого-то развлекательного фильма. Было довольно темно, но тут я разглядел перед собой бар.

Ричард без колебаний подошел к стойке. Рядом с нами стояла пара, которая явно наслаждалась друг другом. Я почувствовал, как резко мы с ним выделялись на общем фоне.

— Ричард, мы правда пойдем туда?

— В этом баре подают вкусный шоколад.

— Ты еще не наелся? Серьезно? С тобой точно все в порядке? Ты вчера постился, что ли?

— Знаешь, я тоже иногда позволяю себе расслабиться.

— Ну, видимо, еда была достаточно вкусной, чтобы тебе захотелось удариться во все тяжкие…

Ричард, не обращая на меня внимания, заказал Саратогу для себя и Грязную Ширли для меня. Оба коктейля были безалкогольными. Бармен приступил к работе, но, на мой взгляд, тут было не самое подходящее место для наслаждения безалкогольными напитками и шоколадом.

Вообще-то.

— Ричард, ты, э-э, заплатил?

— Нет, я внес деньги на счет своего номера.

— Ты здесь живешь?!

Я чуть не ляпнул: «Ого, номерок тут наверняка стоит целое состояние», но вовремя прикусил язык. Наверное, у всех разные представления о деньгах, и, возможно, для кого-то дорогой отель — это просто способ чувствовать себя в безопасности.

Кроме того, ни в баре, ни в ресторане никого вроде не удивила красота Ричарда. Я решил, что это из-за престижности заведения, но теперь понятно — раз он живет здесь, они просто привыкли видеть его.

— Хочешь попробовать?

Кубики шоколада, разложенные на маленькой белой тарелочке, выглядели очень аппетитно, но есть мне не хотелось. И не потому, что я уже объелся. Скорее, я был готов вернуться в реальный мир, но шоколад до последней секунды удерживал меня, испытывая мое терпение. Честно говоря, мне хотелось просто отшвырнуть стул и убежать. И закричать: «Просто оставь меня в покое!»

Нет. Нет. Сегодня я должен сделать Ричарда счастливым. Мне пришлось изо всех сил стараться выглядеть самым счастливым человеком в мире.

— Спасибо. Я возьму один кусочек.

Я прожевал дорогой шоколад, вкус которого даже не смог почувствовать, и запил его своим сладким коктейлем. Казалось, будто я глотаю огонь. Мужчина рядом с нами явно пытался соблазнить свою спутницу. Вот бы они занимались этим где-нибудь в другом месте. Мне ужасно хотелось допросить их. «Вы в порядке?» «А вы ведь не из тех, кто бьет свою жену, когда у вас появляются дети, да?»

На блюдце еще оставался шоколад. Я отправил в рот еще кусочек, чтобы скрыть свое прерывистое дыхание.

— Как вкусно. Мне почти не хочется его доедать.

— Мне тоже.

— Что?

— Тоже не хочется.

— …О чем ты говоришь?

— Я не хочу отпускать тебя.

А?

Я совсем не понял Ричарда. И отвернулся от него.

Пара, за которой я наблюдал, казалась немного удивленной. Наверное, мне следовало смотреть на Ричарда, а не на них. Они уж точно пялились на него.

Красивый мужчина, сидевший, скрестив ноги, на своем барном стуле, положил локоть на стойку, сунул руку в карман пиджака и тут же вытащил ее. И достал пластиковую карточку из футляра для визиток. А, точно. Ключ-карта. Сейчас в отелях пользуются не металлическими ключами, а электронными. Понятно.

В отличие от того, что пытался сказать мне Ричард.

— Мне повторить?

— Эм… Ты ко мне сейчас обращался?

— А здесь есть кто-то еще?

— …Нет.

— Тогда, возможно, к тебе.

— Верно подмечено.

— Вот именно. Пойдем? — предложил мне Ричард встать.

Я думал, он спрашивает, не хочу ли я вернуться к ягуару. Его тон был очень непринужденным. Я так и не понял, о чем он говорил, но моя главная цель на сегодня — завершить главное достижение в моей карьере помощника. Я хотел оставить Ричарду приятное прощальное воспоминание, пускай и не настоящее. У меня нет возможности отказаться от его предложения. Ответ уже предопределен.

— Какой этаж?

— Узнаешь, если пойдешь за мной.

Верно. Логично.

Когда я последовал за мужчиной в лифт, который поднялся на верхний этаж, я чувствовал себя так, словно мне бросили огромную подачку прямо перед казнью. Ричард ни разу не оглянулся на меня. Перед нами открылся коридор с небольшим количеством дверей. Каждый из этих номеров наверняка огромный. Он и правда остановился здесь? Готов поспорить, Саул выбрал бы место подешевле.

Ричард остановился перед номером в конце коридора и посмотрел на меня.

— After you, — сказал он по-английски, протягивая мне ключ-карту.

В одном из путеводителей, которые я прочитал перед поездкой в Англию, говорилось о том, что, прежде чем открывать дверь номера, стоит проверить, нет ли за вами кого-то. Очевидно, речь шла о грабителях, которые могли ударить вас по затылку и вломиться в комнату. Как странно это вспоминать. Это же комната Ричарда.

Я вставил ключ в замок и повернул его. Загорелся зеленый свет.

Дверь открылась. Она была очень тяжелой, отчего жест казался чрезмерно серьезным.

А с другой стороны…

— Сюрприз! Давненько не виделись, приятель! Это я, любимчик Уолл-стрит, неотразимый английский джентльмен Джеффри Клермонт.

— Эй.

— Джефф, ты его пугаешь.

— Он выглядит так, словно увидел привидение.

— Эй, эй!..

— Он в панике. Рикки, хватай его.

— И без тебя знаю.

Я отступил назад, пытаясь убежать, но Ричард схватил меня за руку и втащил в комнату. В жизни бы не подумал, что Джеффри появится здесь. На нём был костюм, очень похожий на тот, что носил Ричард, а его привычная аура плейбоя была менее агрессивной. Он выглядел как человек, надевший дорогой костюм для своего последнего собеседования. Интересно, сколько же квадратных метров занимает эта комната. И она тут не одна. Еще отдельно ванная и туалет, и гостиная в придачу. Комната, которую я разглядел в глубине — вероятно, спальня, но в ней стоял письменный стол. Да, двадцатью тысячами за ночь тут точно дело не обошлось.

Ричард усадил меня на одно из кресел в гостиной, а Джеффри похлопал по плечу.

— Что происходит? Вы меня напугали. Эй…

— Это моя реплика. О чем ты только думал? Мне нужно ответить на этот звонок… Да, здравствуйте? Вы водитель? Я получил подтверждение от арендодателя.

Езжайте и доставьте все, как планировалось.

— В-водитель?

— Ты пытался снять комнату на длительный срок, да? Что ж, мы отменили твою бронь. Глупо тратить деньги на номер в отеле, которым ты все равно не будешь пользоваться.

— …Что?

— Может, ты и забыл, но я довольно долго следил за тобой, разумеется, в рамках закона. Ясное дело, я раскаялся в своих действиях — пожалуйста, Боже, прости меня за мои прегрешения. И раз уж я раскаялся, надеюсь, ты простишь мне рецидив. Очевидно ведь, что тебя что-то гложет.

— Джефф.

— Ладно-ладно. Не торопитесь. Я буду снаружи, если вам что-нибудь понадобится.

Он помахал мне на прощание и вышел из комнаты. Ричард забрал у меня из рук ключ-карту и сунул ее обратно в нагрудный карман. Затем пододвинул еще одно кресло с резными ножками и сел напротив меня.

— Я не понимаю.

— Это моя реплика. Почему ты не поговорил со мной?

— Хм? А? Что? Отчего Джеффри здесь?

— Именно он просветил меня. Сказал, что хочет поговорить и дело срочное.

Он получил сообщение от Джеффри — своего так называемого старшего брата. Ричард не понял, о чем тот говорит, поэтому неохотно позвонил ему, и тут на него обрушился поток информации. Джеффри объяснил, что за его сотрудником из Étranger идёт слежка, и преследователь — не кто иной, как его родной отец. Если это произошло на прошлой неделе, значит, он точно заметил все сразу после нашей встречи. Какого хрена? Я, что, живу в стеклянной коробке? Быть этого не может. По крайней мере, я так думал.

— Я воздержусь от комментариев по поводу того, что шпионить за людьми — дурной тон, поскольку Джеффри позже пообещал принести тебе искренние извинения. Он просто нечто, да? Теперь, что касается этого человека — Шимено.

Откуда всплыло его имя? Я сидел так тихо, почти не дыша. Ричард взял с письменного стола папку и протянул ее мне. Там было полно фотографий крупным планом. На одной мы с ним разговариваем, на некоторых он один в каком-то районе Такаданобабы утром, а затем фотографии гоночной трассы. Ходил ли он на гонки после того, как я дал ему ту тысячу йен? Но больше всего меня подкосило то, что представление, которое я с таким отчаянием пытался разыграть, в итоге ничего не значило.

Я сердито посмотрел на Ричарда. Не кажется ли ему это немного жестоким?

Но этот красивый мужчина лишь пожал плечами.

— Ты тоже не сказал мне ни слова. Думаю, теперь мы в расчете.

— О чем ты говоришь? Я «не сказал тебе ни слова»? Я же не могу тебя во все посвящать.

— Что я слышу от человека, который ни с того ни с сего прилетел за мной в Лондон.

Ричард стоял передо мной, такой красивый, что я почувствовал себя неловко из-за того, что сижу в его присутствии.

— Сейги Наката.

— …Что?

— Ты напоминаешь мне странное отражение в зеркале. Раньше я ненавидел зеркала. Они заставили меня презирать свое лицо, потому что по мере взросления оно все больше и больше становилось похожим на мамино. Но ты — зеркало другого рода. Пускай у нас совершенно разное происхождение и детство, но в наших душах есть какое-то странное сходство. Так что, возможно, мой долг сказать тебе это.

Ричард схватил меня за плечи. Я немного испугался. И замер, когда он придвинулся ближе и навис надо мной.

— Я люблю тебя. Так сильно, что ничего не могу с собой поделать. И поэтому в той же мере злюсь на тебя.

Я утратил дар речи.

— Почему ты считаешь меня чужим? Кто я для тебя? Кукла, которая ни на что не годится, кроме как на показ? Я повидал больше твоего и знаю больше, чем ты. И у меня достаточно свободного времени, чтобы потратить его на тебя. И все же у тебя хватило наглости попытаться бросить меня и раствориться во тьме. Это за гранью глупости и иррациональности. Англичане не ценят иррациональность. Так скажи мне, почему ты так со мной поступаешь?!

Я был почти уверен, что сейчас он устроил мне разнос. У меня не было возможности возразить ни одному его слову. Но нельзя сказать, что я об этом не думал. Для меня не секрет, насколько проницательным может быть Ричард. И я действительно гадал, как отреагировать, если он спросит, не попал ли я в какие-то неприятности.

Я думал об этом, но ни одна из этих мыслей не помогла мне, когда он вдруг поразил меня в самое сердце. Я растерялся.

Но нельзя молчать вечно. И я отрывисто начал:

— …Иногда, даже если кого-то любишь… или, скорее, как раз потому, что кого-то любишь, не можешь обратиться к нему за помощью…

— Я не понимаю. Мы с тобой совершенно разные люди, которые родились и выросли в разных условиях и в абсолютно непохожих странах. И нам гораздо сложнее преодолеть языковой барьер, чем для тебя и твоих родственников или одного из твоих школьных друзей, поэтому я требую логического объяснения.

Это звучало сильно с его стороны. Честно говоря, я больше не встречал людей, кто бы так талантливо, как Ричард, умел проникать в самые сокровенные уголки людских сердец. Нет, талант — возможно, не совсем подходящее слово для описания такого умения. Нельзя сразу знать, о чем думают люди. Вся разница в том, повернешь ли ты назад в этот момент и сдашься или продолжишь стучать в дверь, даже если это раздражает, пока не представится возможность разобраться. От точно из тех, кто любит людей. Так же сильно, как драгоценные камни.

Иначе он не был бы так добр ко мне.

— …Знаешь, тот стейк был невероятно вкусным.

— Да.

На секунду я даже подумал, что не прочь бы умереть после этого блюда. То есть, такая вкусная еда в потрясающем ресторане вместе с Ричардом, — это рай. А туда до смерти не войти.

— …Думаю, вкусная еда помогает людям расслабиться, да?

— Я бы предпочел угостить тебя твоим обычным карри или рисовым омлетом, но возникла проблема в расстоянии до места назначения.

Понятно, значит, мое прибытие сюда — часть плана. В Шисейдо на Гиндзе точно не нашлось бы такой комнаты для допросов. Вот мое главное достижение — я тот, кого водили за нос. Я просто утратил дар речи.

Взгляд Ричарда был смертельно серьезным. От него трудно что-то утаить. Драгоценные камни, может, и не говорят, но я верю, что красота может многое рассказать. Камни постоянно спрашивают своих владельцев: «Достоин ли ты меня?» И сейчас я впервые почувствовал, что Ричард обладает такими же качествами. Он такой хороший актер — и, скорее всего, нарочно пытается заставить меня почувствовать это. И отчаянно старается скрыть свою нежную сторону.

Когда стало совсем невмоготу, я открыл рот.

— …Эм, итак, мой отец — огромный кусок дерьма.

— Ты имеешь в виду, что он доставлял массу неприятностей — подкарауливал у дома, угрожал и постоянно выпрашивал деньги у своего родного сына?

Это в основном описывало те конкретные обиды, которые он недавно причинил мне. Но я не потому его так назвал. Красота, конечно, располагает к себе, но даже так я не был готов доверить Ричарду все. Сколько придется рассказать ему, чтобы он меня простил? Внутри моего сердца образовалась большая плотина, и то, что она сдерживает — не вода, а грязь. И я не хочу, чтобы хоть что-то из этого попало на Ричарда. Такую мерзость втайне спускают в дренажную канаву.

— Он повлиял на меня гораздо сильнее, чем ты думаешь. Называть его неудачником — слишком великодушно… Он из разряда людей «без него будет лучше».

— Мне следует понимать это так, что у тебя есть склонность к повторению социально неприемлемого и деструктивного поведения?

Я опустошенно молчал.

Ричард из тех, кто одним быстрым движением может проникнуть в самое сердце. Если его слова в Étranger были пипидастром, то здесь он разил мачете. Он вырезал все ненужные слова из того, что я сказал, сведя все к основам. И все это для того, чтобы докопаться до сути. У него опытный взгляд оценщика, и он видит меня насквозь.

— Думаю, лучше мне уволиться из магазина. Он абсолютный эгоист. О нем нельзя судить по обычным меркам. Достучаться до него невозможно. Что бы ты ни говорил, он просто переделывает это под себя. Даже говорить с ним утомительно.

— Из досье ясно, что у него чрезвычайно «уникальные» навыки общения. Но вопрос о твоем увольнении из моего магазина не имеет к нему никакого отношения. Или к твоим поискам работы, если уж на то пошло. Так почему? Я хочу получить объяснение.

Как бы я не хотел оттянуть время, Ричард не был намерен ждать. Он не сводил с меня взгляда своих голубых глаз. Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, как мне повезло. Самый красивый мужчина в мире, чья доброта порой доводит до слез, полностью посвятил себя мне. Я чувствовал себя избалованным ребенком, которого укачивают в колыбели. Такое чувство, будто что-то вот-вот сломается. Вряд ли я и дальше смогу держать оборону, но великий мастер общения не упустит из виду даже мимолетную оплошность.

— Ладно, если не хочешь мне говорить, ничего страшного, но из-за тебя я чувствую себя ужасно одиноким.

Ричард надулся. Совсем не подходящее выражение лица для нашего разговора, но когда я понял, что он задумал, было уже поздно. Я не смог сдержать улыбку.

— Тебе одиноко? Что это вообще значит? Мы же сейчас совсем не в такой ситуации, разве нет? Да ладно, ты тут создал такую суровую атмосферу. Знаешь, временами ты бываешь очень хитрым.

— Да неужели?

— Именно. Я знаю, что иногда, разговаривая с покупателями, ты начинаешь думать о сладостях.

— Возможно, порой я так и делаю, но ты-то откуда знаешь?

— Иногда, когда ты спрашиваешь: «Правда?», я замечаю, как блуждает твой взгляд. И тогда я точно знаю, что ты проголодался.

— Верно, но я никогда не считал это проблемой. До тебя никто не обращал на это внимания. Подозреваю, так будет и впредь.

— Ты действительно странный.

— Уж кто бы говорил.

— Да, наверное… ох… блин… ты действительно волшебник.

— Я всего лишь человек, такой же, как и ты. Крошечное, незначительное существо на этой планете. И сегодня я немного испугался. Ты вел себя совсем не так, как обычно.

— …Ты действительно прекрасен. Просто невероятно прекрасен.

Я покачал головой, глядя Ричарду в лицо, и он погладил меня по голове. Я уже и так пустил слезу, и, кажется, он не говорил мне прекратить. Если подсчитать, я рыдал у него на глазах уже раза четыре. Но сегодня впервые мне не хотелось отводить от него взгляд. Я понял только сейчас — когда я был занят своими проблемами, красота Ричарда не привлекала меня. Как-то непривычно. Для меня он всегда прекрасен, сколько бы я ни смотрел на него.

Ричард сказал, что люди способны превращать камни в драгоценности.

Интересно, верно ли обратное. Возможно, если кажется, что красота драгоценного камня поблекла, то проблема в глазах смотрящего.

Как же я хотел продержаться еще немного, но мне противостоял ужасно подлый противник. У меня нет выбора, кроме как признать поражение.

— …Я никому об этом не рассказывал, даже Хироми.

— Я сохраню твои секреты. Эта комната звуконепроницаемая, так что даже наш маленький подражатель агента МИ-6 ничего не услышит.

— Спасибо.

Мне потребовалось около десяти «эм», чтобы погрузиться прямо в грязь. Она напоминала застывшую массу воспоминаний. Я изо всех сил боролся, пытаясь пробиться против течения, с трудом хватая воздух. Но иначе я не смог бы ничего объяснить.

В памяти всплыло воспоминание о походе в библиотеку, когда учился в начальной школе.

— …Я когда-нибудь рассказывал тебе о том, как он избивал свою жену?

— Возможно, ты уже касался этого вскользь.

— Итак, я ведь был ребенком, да? Поэтому и воспринимал все, как ребенок, и удивился, почему он ударил Хироми.

Я имею в виду, это же странно, правда? Хироми не сделала ничего плохого — у них даже не было связи, на которой можно было бы построить нормальные отношения. Так почему он ударил человека, который, можно сказать, был для него совершенно незнакомым? Я понятия не имел. Но знал, что, если чего-то не понимаешь, нельзя просто оставлять это без внимания, поэтому отправился в библиотеку за ответами. Я использовал такие ключевые слова, как «домашнее насилие», «жестокое обращение» и «проблемы в браке».

Не самый простой материал для ученика начальной школы, но, поскольку чтение было не для развлечения, оглядываясь назад, я думаю, что это помогло мне улучшить свои языковые навыки.

Местная библиотека, видимо, не была заточена под эти вопросы, но, проводя исследование, я наткнулся на книгу. Теперь мне ясно, что она была иностранной, поскольку текст печатался горизонтально.

Открывая книгу, я и не подозревал, что прочту пророчества.

— Жены чаще становятся жертвами домашнего насилия, а дети — его свидетелями. И, э-э......в книге были данные последующих опросов таких детей. Думаю, книгу написал какой-то американский врач… Там было много сложного…

Это была настоящая книга, и вряд ли в ней писали неправду.

В книге говорилось, что дети, которые в детстве стали свидетелями домашнего насилия, в будущем на двадцать пять процентов чаще прибегали к насилию по отношению к своим супругам, чем их обычные сверстники. В частности, речь шла о мальчиках. Согласно книге, девочки из неблагополучных семей чаще становились жертвами насилия по сравнению со своими сверстницами. Когда я прочитал это, где-то в глубине души я пожалел, что не родился девочкой.

— Меня искренне потрясло прочитанное… И я подумал, что, если это написано в книге, значит, должно быть правдой. И не сказать, что на каком-то уровне я не чувствовал подтверждения…

— То есть?

— Если отбросить доводы рассудка, неужели ты думаешь, что нормальный человек стал бы врываться в чужой дом и разбрасываться бесценными драгоценными камнями?

Эта сторона всегда меня отличала. Я почти уверен, что Хироми отправила меня на занятия каратэ, потому что у меня вошло в привычку пинать стены. Я не очень хорошо помню, но она явно была на грани из-за того, что я проделывал дыры в стенах нашей съёмной квартиры и отказывался её слушать. Но это сработало — начав заниматься боевыми искусствами, я перестал так делать. Я узнал, какие у меня сильные кулаки, и усвоил болезненный урок, который приходит, когда бьешь слишком сильно.

Так я понял, что больше не хочу намеренно причинять подобные неприятности. Этот опыт многому меня научил и показал, чего я стою на самом деле.

Но глубоко внутри таилась маленькая искорка гнева, которая хотела разрушить все, что шло не так, как мне хотелось. Иногда все складывается не так, как хочется. И люди раздражают. Но потом я начал задаваться вопросом, а если я так сделаю, кому это повредит? Может, мне? Или, может быть, какому-нибудь случайному человеку, по которому никто даже не будет скучать?

Я не всегда так думал. Подобные мысли появились у меня после прочтения той «книги пророчеств».

До того, как я бы женился и начал избивать свою половину.

В некотором смысле тот инцидент с белым сапфиром идеально соответствовал

моим порывам.

— Думаю, мое желание быть рыцарем в сияющих доспехах… быть хорошим человеком… проистекает из желания быть хорошим в глазах людей, которых я люблю. И… как только стану «хорошим человеком»… Я хочу исчезнуть. Мне кажется, что, если я буду с кем-то слишком долго, человек узнает мое нутро. А этого я не хочу. Может, это слишком самонадеянно с моей стороны, но я ничего не могу с собой поделать. Такой уж я человек. Да… так и должно быть…

Я не хочу, чтобы люди, которых я люблю, ненавидели меня.

Я думал, что влюбляюсь так же сильно, как и все остальные, но мои чувства совсем другие. На первый взгляд, они могут казаться прекрасными, но под ними все совсем иначе. Если нырнуть под воду, то там нет ничего, кроме липкой, гнилой плоти. Может кто-то бы и захотел насладиться зеркально-чистым фасадом, но никто не поймет того, что таится внизу. Меня бы до смерти напугало, если бы мои чувства, как кусочки пазла, совпали с чьими-то еще.

Ведь я знаю, что тогда я бы в конечном итоге ударил своего любимого человека. Я лучше всех знаю свою истинную природу. Вот что означало бы стать идеальной парой для меня.

Сомневаюсь, что в мире есть кто-то, кому понравилось бы, когда его бьют. Уж мне-то это известно лучше всех. Но раньше я получал удовольствие от рукоприкладства. Или, по крайней мере, была большая вероятность этого.

Я глубоко вздохнул и замолчал. И почувствовал колебание воздуха. Ричард смотрел на меня.

— Сейги Наката.

— …Да?

— Тебе не следует работать в Étranger.

Эти слова пронзили мое сердце. Видимо, у меня было ужасное выражение лица.

Ричард бросил на меня взгляд, как бы говоря: «Нет».

— Ты помнишь, на каких условиях нанимался? Это был длинный перечень.

— Что?

Вот о чем он? Конечно, я их запомнил.

— Что я не должен «придерживаться предвзятых взглядов или делать дискриминационные замечания по признаку расы, религии, сексуальной ориентации, национальности или любых других качеств человека».

Ричард добавил, что это — минимальный уровень вежливости, позволяющий относиться к другим людям, как к людям. Стандарты гуманности Ричарда намного выше моих, но именно поэтому он такой невероятный. Вот почему я так хочу быть похожим на него.

— Ты фанатик. Возможно, было ошибкой нанимать тебя.

— А?

В глазах Ричарда сверкнул холод. Его бледная кожа, казалось, сияла, как жемчужина. Почему его красота очаровывает меня, даже когда он говорит мне такое? Он и правда невероятно красив. Но фанатик? Я?

— Я-я… Это потому, что я все время твержу о твоей красоте?

— Я не об этом. Рассуждая гипотетически, — начал Ричард. — Давным-давно жил-был студент с развитым чувством справедливости. И однажды, по чистой случайности, он спас ювелира, на которого напали пьяницы. Они быстро подружились. Допустим, в один прекрасный день ювелир просто стал очень холоден и отстранен от студента колледжа. И студент спросил, почему он так себя ведет и не случилось ли чего плохого. Но ювелир ответил, что у него есть секрет, который он от него скрывал — его отец ужасный человек, значит, и он, должно быть, тоже. Вот почему им больше не следует быть близкими. Студент пытался возразить, что в этом нет никакого смысла, но ювелир только качал головой и говорил, что он такой, какой есть. Итак, как бы ты обозначил проблему между ними? «Предубеждение»? «Фанатизм»?

Погоди. Что?

Я понял, что он пытается сказать. Ясно, к чему он клонит, меняя наши позиции, но разве это фанатизм? Ну я же не просто его ребенок, я видел, как мой собственный отец совершал насилие в семье. Согласно статистике, такие люди сами более склонны к насилию. Значит, это все еще фанатизм?

Я посмотрел на Ричарда, словно спрашивая, — он это серьезно? И получил в ответ такой же серьезный взгляд.

— Возможно, такой пример будет более понятен тебе: многие из моих родственников во времена седьмого графа Клермонта считали вполне естественным не воспринимать цветных людей за людей в принципе. Они не считали их живыми существами с таким же статусом, как у них. И в нас с Джеффом течет та же кровь, что и в жилах этих фанатиков. Следовательно, есть большая вероятность, что я обладаю скрытой склонностью не считать тебя человеком. И все же, разве у нас с тобой не сложились близкие отношения? Что ты на это скажешь? — заключил Ричард.

Нет, перестань, это совсем другое.

— Если у тебя сильная предрасположенность к фанатизму, тогда почти у каждого человека на планете есть скрытый потенциал быть конченым расистом… Ужасная перспектива.

— Какое совпадение, я думал почти о том же самом. Ты — человек, который очень заботится о других; кто за редким исключением с большим почтением относится к драгоценным камням. Ты весьма аккуратен с вещами — об этом говорит твоя сумка, которой ты пользуешься больше года, с самого начала работы в Étranger. Так скажи мне, почему тебе кажется — нет, ты искренне считаешь себя — грубым и безнадежным человеком? Я не понимаю. Иначе, как предубеждением, я этого назвать не могу.

Я промолчал, за исключением единственного «но» в ответ. Но не стал развивать эту мысль дальше. Ричард продолжил:

— Твоя идея о том, что ребенок, ставший свидетелем домашнего насилия со стороны своего отца, в будущем обязательно создаст несчастливую семью, просто нелепа. Такая нетерпимость сказывается не только на тебе. Она не просто неправильна, а оскорбляет каждого ребенка, который прошел через нечто подобное. Это непростительно, — добавил он. И не успел я открыть рот, продолжил. — Ты унижаешь себя, основываясь на обстоятельствах своего рождения, при этом не осознавая, скольким людям причиняешь таким образом боль.

Затем Ричард опустился рядом, положив руки мне на плечи. Его лицо было так близко от моего, что я всем своим существом ощущал силу его красоты.

— Ты понимаешь? — спросил этот красавец, глядя мне прямо в глаза. — Сейги, обязательно запомни, ведь это очень важно: если ты не можешь относиться с добротой к себе, то никогда не сможешь быть добр к другим. Даже если пытаешься быть внимательным к людям, при этом поедая себя, твоя любезность всегда будет мимолетной. Любое счастье, рожденное из твоего горя, бессмысленно для тех, кого ты любишь.

— Я не утверждаю, что каждый ребенок в такой ситуации в конечном итоге создаст несчастливую семью. И вовсе не говорю, что это случится с каждым. Но я…

— Вот именно. Почему ты готов оправдать других, но так мало веришь в себя?

Да. Ну, это потому… Потому что… Не знаю. Потому что я его сын. И я знаю, что в моем сердце тьма. Но…

Сейчас я впервые подумал, что, возможно, дело не только во мне.

Когда я замолчал, Ричард немного понизил голос и снова заговорил.

— После твоих слов я наконец понял, почему ты снова и снова делаешь мне комплименты.

— …И почему же?

— На это не каждый способен, — заявил Ричард, и в его тоне не было ни похвалы, ни порицания. — Люди привыкают к тому, с чем сталкиваются постоянно. Даже если я, по твоим словам, самый красивый человек в мире, то, видя меня каждую неделю, ты должен привыкнуть ко мне и воспринимать, как норму. И все же, ты продолжаешь делать мне комплименты. Как же так?

Я даже не задумывался об этом. Просто для меня Ричард красив, сколько бы я его не видел. По крайней мере, я так думаю, но, кажется, он намекает на что-то другое.

— Ты не считаешь меня обычным человеком. Я для тебя неприкосновенен, а вовсе не тот, кто всегда рядом. Вот почему я остаюсь для тебя далеким и недосягаемым существом. Мы словно плывем в разных лодках по одной реке — ты можешь звать меня и махать мне рукой, но никогда не пересядешь ко мне в лодку. Ты никогда не пытаешься сократить расстояние между нами. И не позволяешь мне любить тебя так, как ты того заслуживаешь.

А потом Ричард помахал мне рукой. Так изящно и красиво, почти как в танце. Даже не знаю почему, но внезапно я почувствовал себя очень одиноким. Ричард, наверное, чувствовал то же самое. Я отвел взгляд. Ричард тяжело вздохнул и пробормотал, что отклонился от темы.

— В конечном счете, дело не в цифрах и статистике. Это касается тебя и твоего выбора. Во что ты хочешь верить? В статистику, которая, словно веревка, дает тебе некоторую свободу, но в то же время затягивает петлю на твоей шее? Или ты предпочтешь довериться мне, который верит в твой неограниченный потенциал? Выбор за тобой, — резко произнес Ричард. И добавил: — Кроме того, позволь мне дать тебе несколько простых математических советов, необходимых для понимания статистики: сколько ни умножай на ноль, результат всегда будет нулевым. Хотя, с другой стороны, невозможно заранее определить, будет ли кто-то жестоким партнером. Даже я, человек, которому ты безгранично доверяешь, не исключение.

— …Ты кого-то ударил? Не шути так.

— Сам спроси, если хочешь, — сказал он, указав подбородком на дверь.

Да, Саул упоминал о чем-то подобном. Но, честно говоря, что еще ему было делать в такой ситуации? Любой нормальный человек так бы и отреагировал.

Стоило этой мысли прийти мне в голову, и я пораженно замер. Неужели я не считал себя «нормальным» человеком? Смотрел ли я свысока, сам того не осознавая, на тех людей, которые выросли и боролись в похожих обстоятельствах?

Нет. Этого я не хочу. Да и что это вообще такое? Ненавидеть тех, кто слишком похож на тебя? В жизни не думал, что получу такой громкий сигнал о своем невежестве. Но все равно я совсем не такой, как другие.

— Дело в том, что я знаю, насколько безнадежен. Просто тебе не показывал. Я отчаянно пытался скрыть это, поскольку вряд ли переживу, если разочарую тебя.

— И все же ты бросил тот камень. Ради меня, готовя себя к роли злодея века.

— Это!..

Я принял то решение в последнюю секунду, и даже сам не смог бы толком его объяснить. В тот момент ничто не имело значения, кроме счастья Ричарда.

— Как ты смеешь жаловаться на то, что тебя ненавидят, когда сам все это подстроил, чтобы вызвать у меня неприязнь к тебе?

— …Я даже не знаю, почему иногда поступаю так, как поступаю.

— Зато я знаю, пускай это и прозвучит весьма высокомерно. Знаю лучше тебя, — сказал Ричард, и опустился передо мной на колени. Его голубые глаза пристально смотрели на меня.

И тут я вспомнил, как Танимото говорила, что, когда дети чувствуют себя обиженными, взгляд взрослого может очень пугать их, поэтому лучше присесть на корточки и опустить взгляд до уровня их глаз. Так с ними легче разговаривать. То есть, я ребенок? Наверное, этому двадцатидевятилетнему мужчине я именно им и кажусь.

— Сейги, я прекрасно понимаю, как легко иногда просто свернуться калачиком и спрятаться в темном углу, но если ты позволишь этому выйти из-под контроля, это может превратиться в настоящую проблему. И это ужасно скучно. Как сказала девушка, которая тебе очень нравится, больше всего драгоценные камни сверкают при естественном освещении — в идеале при утреннем солнечном свете. И, как ювелир, я бы добавил, что драгоценности лучше всего выглядят, когда соприкасаются с кожей. В конце концов, для этого они и предназначены. Забавно, но именно так сияют и люди.

Думаю, он имеет в виду, что люди ярче всего сияют, находясь на солнце и прикасаясь к другим людям.

Ну, вообще-то, это спорный вопрос. Я не большой любитель активного отдыха, поэтому сразу подумал, что домосед вполне может обидеться на такие слова. Но, с другой стороны, при мысли о месте без людей и солнечного света меня бросило в дрожь. Это не для меня. Хотя, совсем не важно, внутри ты или снаружи. Главное, где находится твое сердце.

В теплом местечке среди людей.

Наверное, здорово иметь возможность так жить.

— …Можно я скажу что-то ужасное?

— Конечно. Говори, что хочешь.

— …Я пошел в магазин, купил нож и пригрозил ему, сказав, что зарежу его, если он не уйдет. Не отступи он, мне кажется, я и правда осуществил бы свою угрозу.

— Это небольшая цена за твою безопасность, но хорошо, что ты этого не сделал. Молодец. Хотя представляю, какой ужас ты пережил.

Молодец? Такое не говорят в ответ на такие слова. Дело серьезное.

Я умоляюще посмотрел на него, чувствуя, что он не понял ничего из того, что я сказал, и Ричард накрыл мои губы своей ладонью. Словно просил меня выслушать.

— Джефф рассказал мне о вашем разговоре с ним, когда ты объяснил, что понимаешь, каково это — до смерти кого-то ненавидеть. Он тоже немало страдал, поэтому, думаю, он не мог не заметить твоей боли. Но самое главное — ты не сбился с пути. Люди каждый день борются и страдают, а ты продолжаешь выбирать путь света. Он совсем не легок, и ты не действуешь импульсивно, находясь в отчаянии. Ты действительно выбираешь идти по пути света. И я думаю, это очень благородно. Ты отлично справляешься.

Закончив говорить, Ричард улыбнулся.

В тот момент, когда я осознал, что он следил за мной и принимал таким, какой я есть, на гораздо более глубоком уровне, чем я мог себе представить, я почувствовал, будто меня бросили в середину океана — все было соленым, и я задыхался. Я был таким неудачником, таким беспечным, робким ребенком, плачущим в темноте, крепко прижав колени к груди. Но почему-то мне казалось, что он все понял и принял. И это не просто чувство — он верит в меня больше, чем я когда-либо верил в себя.

Я прочистил горло, когда понял, что снова плачу, и вытер глаза рукавом. Блин, что за парень может плакать по нескольку раз за ночь? Наверное, я выглядел ужасно. Ричард протянул мне несколько салфеток, и я высморкался, начиная понемногу успокаиваться.

— …Как думаешь, что мне делать?

— Мне кажется, лучше начать с прошедшего времени — что ты должен был сделать?

— А что я должен был сделать?

— Обратиться к кому-нибудь за помощью. Не обязательно ко мне, но тебе следовало с кем-нибудь поговорить. Сказать кому-нибудь, что ты в беде и не знаешь, что делать. Когда ты один, легко почувствовать себя в ловушке. Судя по тому, что ты думал, будто сможешь справиться сам, несмотря на свое явное истощения, ты явно был не в себе. Ты понимаешь, как важно попросить о помощи? Люди — существа социальные и не просто не могут выжить в одиночку, но и специально создают так называемое «общество». Помогать друг другу — необходимо. Ясно тебе?

— …В следующий раз я обязательно так и сделаю.

— Хорошо.

Ричард негромко хмыкнул. Кажется, он хотел еще поругать меня, но лицо у него было довольное. Наверное, потому что я улыбался. Забавно, когда кто-то улыбается лишь потому, что ему улыбнулись. Это такое счастье.

— А теперь, почему бы тебе снова не задать свой первоначальный вопрос?

— Что? Ой.

Вероятно, он имел в виду: «Как думаешь, что мне делать?»

Я послушно повторил свой вопрос, и Ричард произнес нечто поразительное.

— Ответь на звонок.

— Чего?

— Твой телефон, кажется, выключен. Включи его, пожалуйста.

Он пытается сказать, чтобы я принял его звонок? Я что-то неуверенно пробормотал, и Ричард заверил меня, что беспокоиться не о чем. Интересно, что бы это значило.

— Только не говори мне, чтобы я не волновался! Ты не представляешь, какой он наглый!

— К слову о наглости — мой кузен яркий тому пример. В студенчестве он был большим поклонником рок-музыки и вращался в панк-кругах, чем доводил своего отца до слез. Я до сих пор храню несколько его фотографий того времени — они оказались очень полезными, когда мне понадобилось одолжение. Но, пожалуй, самое наглое в англичанах — это то, что они никогда не бросают тех, с кем сблизились. Поначалу мы можем показаться неприветливыми, но как только заводим друзей, от нас трудно избавиться.

Думаю, это не столько про англичан в целом, сколько о личной характеристике Ричарда — смесь наглости и сострадания. Но, кажется, он имеет в виду, что поможет мне. Хотя от этого еще хуже. Что он будет делать, если все пойдет наперекосяк? Мы с моим биологическим отцом всё-таки семья, так что если возникнут какие-то проблемы, я, вероятно, смогу решить их менее формально. А вот Ричард — совершенно посторонний человек. Да еще иностранец. Власти вряд ли будут к нему благосклонны.

Я покачал головой, и Ричард улыбнулся. Ему бы похвалить меня за то, что я не сказал ни слова.

Человек с самым красивым лицом в мире смотрел на меня таким притягательным взглядом, что я невольно подумал, как он может выглядеть еще красивее в упор. Этого достаточно, чтобы такие слова, как «привлекательный» или «прекрасный» утратили свой смысл. Можно ли назвать весенний бриз, когда он дует? Некоторые вещи слишком сложно выразить словами.

— Тебе не о чем беспокоиться.

— Твое лицо так близко. Ричард, ну правда, слишком близко.

— Сейги, не нужно беспокоиться.

— Черт возьми, я серьезно. Ты убьешь меня передозировкой своей красы.

— Глубоко вдохни и открой глаза. Уверен, тогда ты поверишь мне.

— …Я беспокоюсь о тебе.

— Как я уже сказал, не о чем беспокоиться. Считай нас своими болельщиками.

В каком смысле? То есть, они собираются поддержать меня в полиции? Или же наняли каких-то бандитов из Кабукичо, чтобы выбить из него все дерьмо? Это не смешно.

Я знаю, что Ричард не из таких, а вот насчет Джеффри не уверен. Хотя вряд ли тот сделает что-то, что может навредить его старшему брату или Ричарду.

— Мы гораздо более зрелые, чем ты думаешь. Если ты так против, можем сейчас ничего не делать. Но рано или поздно тебе придётся столкнуться с ним в той или иной форме. Как будто убираешь дом, чтобы оттереть застарелые пятна.

— Пожалуйста, держитесь в рамках закона. Умоляю вас. Даже близко не подходите к краю. Не пересекайте линию.

— Уверяю, в этом отношении тебе совершенно не о чем беспокоиться.

— …Ты ведь не лжешь мне, правда?

— Я никогда не солгу тебе.

— Пожалуй этих слов хватит, чтобы воодушевлять меня всю оставшуюся жизнь.

Ричард, казалось, немного смутился и пробормотал: «Я рад», — а затем отстранился от меня.

Какое счастье. Наконец-то я могу хоть как-то дышать и взять себя в руки.

Впервые за долгое время я открыл свою сумку и достал телефон, который ощущался в руках кирпичом.

Включить его достаточно просто, но я сразу подумал, что он немедленно зазвонит. Тот человек не из тех, кто сдается после нескольких отказов. Меня тошнило при мысли о том, что в этой комнате может находиться хоть какая-то его часть.

Пока я колебался, Ричард окликнул меня, стоя у окна, из которого открывался вид на ночной город.

— Ты боишься? — как-то нежно и ласково спросил он.

Да, боюсь. Я даже думать не хочу о разговоре с ним, ведь я в ужасе от него. У всех людей в мире есть отец, и я в ужасе от того, что человек, которому выпала честь составлять половину меня, набросится на меня со всеми этими странными эмоциями, которые даже злобой или ненавистью не назовешь. Нет, нужно рассуждать логически. Если он попытается ударить меня, кто в итоге победит? И даже без драки, объективно, у кого более веские аргументы? Очевидно, в обоих случаях у меня.

Тогда чего же мне бояться?

Чего мне бояться, кроме того факта, что я его сын?

Я словно онемел. Такое впечатление, что посветили на драгоценный камень, чтобы четко разглядеть вкрапления и определить каждое из них. И чем яснее я все видел, тем меньше боялся.

Как призрак, который больше не пугает, стоит понять, что это всего лишь букетик увядших цветов.

— Когда я смотрю на твое лицо, все остальное, кроме мысли о том, насколько ты прекрасен, перестает иметь значение. Я не боюсь.

— Хотел бы я сказать тебе включить мозги, но что в этом плохого? Если от комплиментов в мой адрес тебе становится лучше, что ж, ни в чем себе не отказывай.

Ричард приоткрыл дверь и позвал Джеффри. Тот, пока мы разговаривали, успел купить немного еды и питья. Он протянул мне бутылку воды. У меня пересохло в горле. Похоже, он не заметил моих заплаканных щек. Спасибо. Я глубоко вздохнул.

И почувствовал себя намного лучше.

Есть мне не хотелось. Если Ричард хочет, чтобы я все уладил, прекрасно. Я отвечу на звонок.

Я снова включил телефон и следующие пять минут или около того просто смотрел в окно на ночной пейзаж. Затем, как и ожидалось, мой телефон начал вибрировать.

— Ой!

— Сейги, включи громкую связь.

— Я записываю.

Жребий брошен. Я стиснул зубы. Переключил телефон в режим громкой связи и нажал кнопку «принять вызов».

Что-то зашуршало, а затем я услышал мужской голос.

— Сейги, где ты сейчас? Я замерз, без гроша в кармане и не могу попасть в квартиру.

Он втиснул все, что хотел сказать, в одну короткую фразу. Проще простого. Я посмотрел на Ричарда, гадая, что делать дальше, а он уже взял блокнот. Он напоминал ассистента режиссера во время прямой телевизионной трансляции.

«Узнай, где он сейчас».

Ясно.

— …Где ты сейчас?

— У автовокзала на станции Такаданобаба. Давай, Сейги, возвращайся скорее. Я хочу попасть домой.

Он действительно думает, что получит желаемое, если продолжит ныть? Даже скажи я, что не собираюсь впускать его в свой дом, он все равно не услышит. «Мне холодно». «Я заболею». «Мне грустно, ведь мой сын ужасно ко мне относится». «Тяжело быть родителем такого кошмарного ребенка».

«Пускай болтает все, что хочет», — думал я, но при этом все равно постоянно раздражался. Но сейчас нас с ним не двое, и Джеффри выглядел так, словно едва сдерживал смех. И тут я понял, что не стоит позволять ему так сильно задевать меня. Я не чувствовал ни малейшего стыда за него. Я настолько далек от него, что мне абсолютно наплевать.

Ричард передал мне еще одну записку.

«Скажи ему, что едешь в Такаданобабу».

Он серьезно?

Я смотрел на него, ища поддержки, и его голубые глаза словно говорили: «Все будет хорошо» и «Доверься мне».

— …Ладно, хорошо, я сейчас же отправлюсь на станцию Такаданобаба.

— Где ты?

— В каком смысле? Не дома.

— Я встречу тебя. Ты не один?

— Один. Просто пошел поесть.

— Почему ты пошел один? Так нечестно. Давай в следующий раз поедим вместе. Сколько тебе потребуется времени, пятнадцать минут хватит добраться? Я перезвоню через пятнадцать минут. Но сейчас холодно, поэтому, пожалуйста, поторопись. Пока.

И повесил трубку. Странно, что он так легко сдался.

Я рухнул в кресло, и Джеффри протянул мне еще одну бутылку воды. Затем поставил на паузу маленький цилиндрический диктофон, который стоял рядом с моим телефоном. Вода на вкус казалась восхитительной. В жизни не думал, что, когда кто-то рядом, все становится намного проще. Я так боялся, что люди сочтут меня источником проблем или станут смотреть на меня свысока, если мой темный секрет выплывет наружу, но ничего этого не произошло. Я чувствовал себя так глупо, что не спросил совета. Что ж, думаю, я не просто чувствую себя глупо — я и есть дурак. Нет, не нужно корить себя. Я страдал. Лучше поразмыслить над своими действиями чуть позже.

Ведь есть более насущный вопрос — что мне делать?

Я даже не думал об этом.

— Не волнуйся, приятель, я всё-о-о записал. Думаю, мы собрали отличный материал. Я в свое время разговаривал со многими клиентами, но вряд ли слышал, чтобы кто-то так волновался, как в тот раз, когда один чиновник из определенной страны заверещал: «Вы ничего не получите, пока не дадите мне взятку!» Ему бы стать комиком.

— Джефф.

— Прости. Ладно, я останусь тут на страже, а ты отправляйся с Ричардом.

Наверное, мы едем в Такаданобабу? Правда, что ли? И не будем ждать пятнадцать минут, пока он перезвонит, чтобы записать еще больше его трепа и передать в полицию?

Я посоветовался с Ричардом, и он пробормотал, что это тоже вполне приемлемый вариант. Но Джеффри сказал, что у него достаточно аудиозаписей. То есть, его относительно законное преследование приносило свои плоды. Вероятно, использовал те же методы, что и частные детективы.

— Есть чуть более быстрый способ разобраться. Не волнуйся. Мой братишка может и выглядит как невероятно прекрасная хрупкая веточка, но, думаю, ты бы впечатлился, увидев его без рубашки. У него хватает мускулов, так что можешь не беспокоиться даже в случае опасности. Если хоть кто-нибудь попытается причинить тебе вред…

— Джефф.

— Ах, простите, извините. Я немного переборщил.

— Я все еще не простил тебя за то, что ты не рассказал мне о Чиеко.

— Прости. Но спасибо.

Ричард и Джеффри разговаривали. Я был слишком перегружен, чтобы заметить раньше, но они добились серьезного прогресса! Я не в курсе всех подробностей поступка Джеффри, но надеюсь, они помирятся. Какое облегчение видеть, что они начинают восстанавливать свои отношения.

Ричард ответил на телефонный звонок, пока Джеффри весело болтал со мной, жалуясь на холодность к нему брата и хвастаясь новой лексикой. Интересно, на каком языке говорит Ричард. Похоже на какой-то азиатский язык, но не китайский или корейский, не хинди или сингальский. Кажется, я начинаю ощущать разницу.

Может, тагальский?

Пока я вел светскую беседу с Джеффри, Ричард закончил говорить по телефону и объявил, что мы уезжаем. Я последовал за ним. Джеффри помахал нам на прощание.

Зеленый ягуар уже ждал нас. Мы направились к моей обычной станции не совсем обычным нашим маршрутом. Мне уже не страшно, ведь Ричард здесь, прямо рядом со мной.

— К слову о том, что произошло ранее.

— То есть? Ты имеешь в виду наш план?

— Нет, — отрезал Ричард, не отрывая взгляда от дороги. — До сих пор не верится, что ты ответил «Какой этаж?».

Он о том, что произошло в баре? До чего же нечестно с его стороны. Это вопрос с подвохом, да?

Что ж, вот так подлавливать людей нельзя. В ответ я спросил его, что бы он сделал, откажи я ему, и Ричард мгновенно замолчал. А затем пробормотал с напряженным выражением лица:

— Тогда я, наверное, сказал бы тебе процентов восемьдесят правды. «Наверху затаился Джеффри и готовит для тебя сюрприз, так что подыграй и притворись, будто ничего не знаешь, ладно?» Что-то вроде этого.

Когда я уже собирался высказаться относительно аттракциона неслыханной щедрости в виде оставшихся двадцати процентов со всей важной информацией, Ричард перебил меня.

— Я был уверен, что именно так ты и отреагируешь.

Голос Ричарда звучал напряженно, словно он на самом деле не ожидал, что я когда-нибудь скажу что-то подобное. Я же чувствовал, что именно так мне и следовало ответить, но придержал язык.

— Твои слова наполнили меня ужасом и немного разозлили. Невозможность отклонить приглашение, от которого тебе, безусловно, следовало бы отказаться, ставит тебя в откровенно невыгодное положение. Хорошенько подумай об этом.

— Ладно, в следующий раз я буду осторожнее. Но, к твоему сведению, скажи мне такое кто-то, кроме тебя, я бы сбежал.

Это похоже на то, как если бы Танимото спросила, может ли она меня ударить. Разве могу я ей отказать? Не знаю, с чего бы ей вообще захотелось меня ударить, но у нее наверняка имелась бы причина. Это роскошь — иметь людей, которым можно доверять, и видеть дальше их слов.

Ричард выглядел так, будто все еще был не в восторге от моего ответа, но, судя по его лицу, больше не злился. После минутного возмущения он пробормотал:

— …Что ж, тогда хорошо.

— Ты и правда уже особо не брезгуешь никакими методами, да?

— Как ты смеешь. Я бы в жизни тебе не навредил. Но, думаю, глупо было с моей стороны приказывать обладателю черного пояса защищаться. Забудь о моих словах.

— Слушай, я все понимаю. И доверяю тебе.

Он не ответил. Ричард просто смотрел прямо перед собой, на дорогу. Но я видел его лицо в профиль. Он выглядел очень довольным.

Оранжевые отблески уличных фонарей мелькали в окне через равные промежутки времени.

На мгновение я почувствовал странное ощущение спокойствия, словно стоял в святом месте. И был не простым смертным. Следовательно мне нечего бояться.