Онлайн чтение книги Цикл историй: Сезон монстров Monogatari Series: Monster Season
25 - 7

А внутри была, насколько я мог судить, детская комната… Могу предположить, что третья комната в самом конце коридора принадлежала ныне отсутствующему мужу.

Это была детская, причудливо украшенная любящими родителями — вернее, то, что от неё осталось.

Если это комната трёхлетнего ребёнка, то мобиль, свисающий с потолка, уже никому не нужен, верно? И тем более не нужна кроватка, стоящая под ним… Это всё больше походило на комнату малыша, которому едва исполнился год… Мягкие игрушки, обои пастельных тонов, остатки замысловатых украшений, остатки родительской заботы.

Шторы были плотно закрыты.

А что насчёт клетки?

Она тоже была там.

Как бы я хотел, чтобы её не было, но она была прямо передо мной.

Никакого внезапного поворота сюжета не случилось — рядом с кроваткой стояла прочная на вид клетка, предположительно, для содержания собаки.

Клетка была довольно большой, а её конструкция выглядела замысловато… Чтобы собрать такую, явно были нужны какие-то специализированные инструменты, не так ли? Сама клетка уже пугала, но усилия, затраченные на её сборку, пугали вдвойне… «Неужели ты зашла настолько далеко?» — подобная мысль не выходила у меня из головы. Она приложила столько усилий, чтобы собрать эту клетку. А ещё и замки на дверях… Я словно смотрел на сложное устройство, предназначенное для смертной казни.

Ну, наиболее вероятным предположением было то, что нечто подтолкнуло разум доцента Иэсуми зайти настолько далеко.

Хотя я и так это знал, поскольку она обратилась ко мне, студенту, с подобной просьбой. В этом тоже не было никакого таинственного сюжетного поворота.

В самой клетке.

Сюжетный поворот нас поджидал касаемо содержимого клетки. Согласно объяснению доцента Иэсуми, в клетке должна была находиться её трёхлетняя дочь — Иэсуми Ииэ, которая находилась взаперти на протяжении трёх дней.

Согласно моим умозаключениям, её дочь была не самой Ииэ-тян, то есть была не человеком, а странностью, «замещённым ребёнком» — однако же.

Внутри комнаты под тройным замком не было заперто ни то, ни другое.

— …Кукла? — прошептал я.

Мои глаза не врали мне.

Внутри клетки лежала кукла… Или, по крайней мере, то, что на первый взгляд казалось куклой.

— Это кукла, — согласилась Ононоки-тян.

Поскольку это заключение исходило от куклы-трупа, оно, несомненно, было верным.

Кукла назвала куклу куклой.

Однако, даже если кукла и была куклой, она явно была не из тех, что можно найти в магазине. Это была кукла ручной работы. И всё же, я не чувствовал в ней никакого тепла. Если можно так выразиться, она была жуткой.

Словно про́клятая кукла.

Знаете такие уличные представления, когда воздушные шарики скручивают в форме кошек или собак? Так вот здесь словно было проделано примерно то же самое. Толстую ткань, похожую на простыню, скрутили так, чтобы она приняла форму человека.

Если быть точным — форму ребёнка. А от того, что скручена она была довольно профессионально, складывалось ещё более жуткое впечатление.

При этом, казалось, что создатель этой куклы хоть и был искусен в создании мягких игрушек, художественными способностями был обделён… Лицо куклы, нарисованное маркером, представляло из себя «хэнохэномохэдзи»[✱]へのへのもへじ — это лицо, нарисованное при помощи символов японской азбуки. へ играет роль бровей и рта, の — глаз, も — носа, а じ — контура лица с ухом., словно это была какая-то шутка. Волосы тоже были нарисованы коряво… Было бы правильнее сказать, что вся голова была просто изрисована.

Изготовление кукол… Тэори Тадацуру? Нет, быть не может, чтобы он был в этом замешан. Запирание куклы в клетке явно не соответствует его «чувству справедливости». Он запирал в клетках не кукол.

Так, нужно успокоиться. Сейчас не время для паники.

Сейчас нужно всё хорошо обдумать.

— Здесь нечего думать. Это явно дело рук сенсея, разве нет? — сказала Ононоки-тян.

Так, словно ей стало скучно.

Конечно, мы не ожидали какой-то сверхмощной битвы с «замещённым ребёнком», но всё же… «маленький танк» уже переключила своё внимание с куклы в клетке и принялась осматривать комнату.

Ах да, это же была её специализация. Расследование, анализ.

— Скорее всего, ты уже обратил на это внимание, братишка-демон, но эта детская была будто создана для годовалого, в лучшем случае двухлетнего ребёнка.

— Да, до этого возраста доцент Иэсуми испытывала привязанность к своему ребёнку, верно? Но после она перестала считать дочку милой, или своей…

— Разве она не умерла? — произнесла Ононоки-тян отстранённо.

Она ходила по комнате из стороны в сторону.

— Когда ей было два года или около того. Из-за болезни, несчастного случая, происшествия или чего-то ещё.

— А? Но, даже если так, сказать, что она умерла…

— Если ты, братишка-демон, такой неженка, которому невыносима мысль о мёртвом ребёнке, то позволь мне предложить другой вариант. Что если дочь в настоящее время находится под опекой отца? В любом случае… Жива она или мертва, но уже более года назад Иэсуми Ииэ должна была покинуть руки этой доцентши, — декларировала она.

Казалось, что Ононоки-тян уже обнаружила несколько улик в этой комнате — или в коридоре, или даже в спальне доцента Иэсуми — которые я, будучи дилетантом, найти не смог.

— Да. По крайней мере, я не вижу никаких признаков того, чтобы в этом замкнутом пространстве проживали хотя бы два человека. В любом виде. Если ты позволишь мне взглянуть на содержимое мусорных баков или холодильника, то я смогу рассказать тебе ещё сотню вещей… Но нам не нужно заходить так далеко.

— …

— Во всяком случае, это очень трогательно. Я люблю такие вещи. Грустная история о матери, которая потеряла своего ребёнка и носит с собой самодельную куклу-младенца в качестве замены. Неважно, насколько это обыденно, насколько это обычно.

Безусловно, это была история, над которой можно и поплакать. По крайней мере, посмеяться над этим я точно не мог.

Я запоздало окинул взглядом интерьер комнаты, подражая Ононоки-тян — остатки замысловатых украшений, остатки родительской заботы. И эта… про́клятая кукла.

Если всё так.

То это был чертовски хорошо задизайненный ребёнок.

— Потеряв собственного ребёнка, она своими руками сделала другого ребёнка на замену — но всё равно это был не её ребёнок. Поэтому-то она и не считала его милым, и, естественно, она не считала его своим.

— Потому что это вовсе не ребёнок. Это просто комок ткани.

— Абсурд.

— Именно. В этом абсурдно много смысла.

Ононоки-тян всё ещё продолжала говорить своей монотонной интонацией.

Эта её черта нисколько не изменилась, несмотря на то что изменился фасон её одежды — она продолжала быть куклой. В этом отношении «хэнохэномохэдзи» казалась даже более очаровательной.

— Теперь понятно, почему она попросила помощи у братишки-демона. Насколько я знаю, по законам этой страны издевательство над куклой или лишение её свободы преступлением не является — если об этом станет известно, это лишь облегчит ей жизнь.

— Облегчит… Ты считаешь, доцент Иэсуми сама это понимает? То есть… как бы сказать… Она правда верит, что эта тряпичная кукла — Ииэ-тян? Или она знает, что это фальшивая кукла, и осознаёт, что это не её ребёнок, но просто не может остановиться?

Так может, она попыталась остановиться, обратившись за помощью к одному из студентов? Возможно, она попросила у меня помощи не потому, что я специалист по жестокому обращению с детьми, а потому, что я был удобной третьей стороной, никоим образом не заинтересованный в этом вопросе?

Просто потому, что я не имею к этому отношения?

— Даже если ты в этом и никак не заинтересован, всё равно существует такая штука, как иерархия. Когда ты преподаватель, то тебе намного проще заставить ученика слушаться тебя… Легче контролировать его.

— …

Она хочет сказать, что я, стоящий сейчас здесь, соответствую ожиданиям преподавателя университета? Ну, я не был настолько невинным, чтобы быть шокированным этим фактом. Я уже привык, что меня используют в своих интересах.

В конце концов, мне девятнадцать лет, а у меня уже есть опыт пребывания в рабстве.

Однако, в таком случае я бы предпочёл, чтобы в результате кто-то стал счастливее… Я не хотел становиться частью схемы «сделать хорошо не получится, так что пусть всё катится к чёрту».

— В защиту этого сенсея, с которой я никогда не встречалась, полагаю, она спланировала всё это бессознательно. Она тоже страдает. Как страдает мать, которая не смогла удержаться от насилия над собственным ребёнком.

— Это случаем не то, что обычно называют инсинуацией, Ононоки-сан?

— Да, я так и задумывала. Получилось? Ну, если позволишь, как специалист по странностям, я бы посоветовала этому твоему доценту обратиться к психотерапевту. Внешне может казаться, что она сохраняет здравомыслие, но, видимо, она стоит на краю пропасти. Что же касается вопроса о том, верит ли она, что эта самодельная кукла — её ребёнок, то я бы сказала, что она верит в это всем сердцем, и всем же сердцем сомневается в этом.

Она верит, и она сомневается.

Это так по-человечески.

Так что здесь с самого начала не было никаких странностей… Как и не было необходимости призывать бывшего вампира или труп-цукумогами. Раз так, давайте оставим всё как есть. Как и сказала Ононоки-тян, мы не должны заходить слишком далеко и проверять содержимое мусорного контейнера или холодильника. А также проверять комнату, которая, вероятно, была комнатой мужа.

— …Хм?

Как раз в тот момент, когда я, ощущая себя так, словно меня отвергли, собирался развернуться на пятках, я вдруг понял кое-что лишнее. Меня угораздило понять это.

Это самая плохая моя черта. Просто ужасно.

Возможно, из-за лишнего любопытства к всякой жути я решил в последний раз взглянуть на куклу в клетке — и я почувствовал кое-что неестественное в том, как она лежала.

Казалось, что её просто небрежно закинули в эту клетку, но в её позе было что-то не так… Разве может она устойчиво находиться в таком неестественном положении?

Может, у неё смещён центр тяжести? Например, внутри чучела находится гантель или что-то в таком роде… Это бы сделало её вес более реалистичным, чем у простого комка ткани… Нет, если бы это было так, то кукла имела бы более искажённую форму.

Или её сзади поддерживало что-то, что нам было не видно?

— В чём дело? Пойдём, братишка-демон. Или ты хочешь умереть?

— Эмм. Один момент…

Я успокоил Ононоки-тян, которая в очередной раз собралась меня убить, и с опаской подошёл к клетке… Клетка стояла в дальнем углу комнаты, прямо у стены, так что проще было заглянуть сверху, чем сзади.

Наверное, быстрее бы было открыть простой ригельный замок и достать куклу, чтобы осмотреть её, но даже если забыть, что я боялся её трогать, я не думал, что обладаю правом её трогать.

Единственный человек, которому должно быть позволено её трогать, — это сама доцент Иэсуми — с этими мыслями я опустил взгляд на клетку.

— …Эй, Ононоки-тян. Я бы хотел кое-что проверить, на всякий случай… Насчёт того, что жестокое обращение с куклой-младенцем и запирание её в клетке, в общем-то, ну, не является преступлением.

— О чём ты? На что ты намекаешь? Я тебя сейчас действительно убью, тебе ясно?

— Да, как раз насчёт «убью».

— ?

— Является ли в этой стране преступлением убийство куклы ножом в спину?

Когда я посмотрел.

Кукла действительно сохраняла неестественную позу, потому что сзади её подпирал глубоко воткнутый в спину нож для фруктов.