Перечитывал, вчитывался в письмо Аликс – и как сразу растеплилось, согрелось, породнело всё вокруг! Как сразу не одинок!
Большое письмо – и одну за другой каждую милую подробность прошедшего дня мог представить. И как нежна к его пришедшим двум письмам, и как одинока, не с кем поговорить. И всё время в уходе, Аня больна и капризничает, слава Богу две младших держатся и помогают. События в городе не так страшны, совсем не Девятьсот Пятый, вся беда от этой зевающей публики, хорошо одетых людей, курсисток и прочих, которые и подстрекают к волнениям. И – ещё о детях (готов перечитывать без конца): у кого какая температура, у кого как болит. Ездили на могилу нашего Друга – и вот тебе кусочек дерева с Его могилы, где я стояла на коленях. Солнце светило так ярко – и я ощущала спокойствие и мир на его дорогой могиле. Вера и упование! Так спокойно, что и ты был у дорогого образа Пречистой Девы. Но твоё одиночество должно быть ужасно – окружающая тебя тишина подавляет моего любимого! Навеки твоя старая Солнышко.
Кусочек щепы – уж вовсе лишний, поклонение Аликс Григорию просто культ, – но слава Богу душа её мирна, и мир обнимал Николая. Распечатывая письмо жены, он всегда мог ждать и строгости, и упрёков, и выговора – и растеснялась его душа, когда ничего этого не было.
Даром ответным сейчас же хотелось и поблагодарить. И – тотчас же, отчётливо, крупно на телеграфном бланке: сердечно благодарю за письмо! Выезжаю завтра днём в 2.30. (Теперь уже скоро свидимся, недолго ждать! Но чтоб ещё успокоить). Конная гвардия получила приказание немедленно выступить из Новгорода в Петроград. Бог даст, беспорядки в войсках скоро будут прекращены. Всегда с тобой…
Но телеграмма так мало выражает! А если тотчас отправить и письмо с вечерним поездом – оно почти на сутки опередит самого. Моё сокровище! Нежно благодарю тебя за твоё милое письмо. Как я счастлив при мысли, что через два дня мы увидимся! После вчерашних известий из Петрограда я видел здесь много испуганных лиц. К счастью, Алексеев спокоен. Он полагает, необходимо назначить очень энергичного человека, чтобы заставить всех министров работать. (Хотя и отвергнутая, мысль зависла в Николае). Беспорядки в войсках – удивляюсь, что делает Павел, он должен был бы держать гвардию в руках. Благослови тебя Бог, моё дорогое Солнышко, крепко целую тебя и детей…
Едва отправил – а вот и опять Алексеев. А вид-то больной, один сплошной сохмур, глаз совсем не видно, плечи поджаты, на щеках красные пятна.
– Ах, достаётся вам, Михал Васильич! Зря, наверно, вы приехали, ещё бы в Крыму пожили.
Хотя, конечно, ко времени, для подготовки весеннего наступления.
А пришёл Алексеев, опять держав руках голубые бланки телеграмм, две.
И обе – от военного министра. Совсем свежие, поданные 20 минут назад.
И, странно: между их подачей был перерыв всего в семь минут – за 7 минут происходило новое событие?
И Алексеев, на этот раз, поспешил с ними тотчас.
– Ну, сядьте, ради Бога!
В первой докладывал Беляев, в противоречие со своей сегодняшней дневной телеграммой, что военный мятеж погасить пока не удаётся, напротив – многие части присоединяются к мятежникам. Ещё начались пожары, и нет средств борьбы с ними. И, чего не просил за семь часов до того: что необходимо спешное прибытие действительно надёжных частей – и притом в достаточном количестве, для одновременных действий в разных частях города.
Вот так-так. Николай кинул испытующий взгляд, на собранную хмурость севшего Алексеева.
Во второй, через 7 минут, Беляев сообщал, что правительство объявило Петроград на осадном положении, а Хабалов проявил растерянность.
Но Хабалов – и просил войск на семь часов раньше, когда Беляев успокаивал. Что же воистину творилось в Петрограде и с людскими мозгами?
И больше – не было телеграмм в руках Алексеева. Ах, как бы прояснила и помогла телеграмма от Протопопова! Но – ни слова от Протопопова.
Защемило-защемило сердце. Как тяжело – ничего не понимать, быть в отдалении, а семья – там рядом, может быть в угрозе?… И некому открыться в этой защемлённой тревоге, и нельзя посоветоваться с Аликс!
Но разговор с Алексеевым теперь был уже прост, нечего стесняться. Ясно, Михаил Васильевич, что надо посылать в Петроград войска. И срочно. И много. И немедленно.
Сжатый, серый, неподвижный Алексеев был вполне согласен.
Полков несколько? Пять, шесть?
Да, и с разных фронтов, чтобы не ослаблять никакого.
И конницу, и пехоту?
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления