Онлайн чтение книги Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого
2 - 146 384

Так восставать дальше? – или не восставать? Свергать буржуазное правительство или не свергать? И если свергать – то теперь же, пока оно ещё дохнуть не успело, ещё не расселись министры? или повременить, пока больше соберём оружия и сил?

Эту вчерашнюю листовку, так страстно составленную с выборгским райкомом – «вся власть Совету!», – не только Исполком не одобрил, но запретил её собственный же большевицкий Петербургский комитет. Ну, не ожидал!

На сегодня днём потребовал Шляпников решающего заседания ПК. Сам кинулся пока в Таврический: давайте же обсудим на ИК вчерашнее поведение Керенского! давайте припечатаем этого арлекина! Нет, меньшевики трусили включить в повестку. Вместо этого посадили Шляпникова отбывать дежурство по ИК – принимать делегации, посетителей. Теперь и не поспеть к началу заседания ПК. Послал Молотова с Залуцким вперёд – делать доклад от БЦК. Договорились держаться так: если даже к немедленному восстанию не призываем (хотя неправильно!), то – никакого доверия правительству крупной буржуазии! агитировать за создание истинно-революционного правительства! надзора-контроля за правительством от Совета – мало!

Сам пока дежурил по ИК, дежурный имеет право отвечать, не советуясь с Исполкомом. Пришли от Озерков и 1-го Парголова: можно нам отдельную милицию создавать? Конечно, создавайте. А где оружие брать? Реквизируйте, где можете, от Совета не ждите. А начнутся работы – можно с работы уходить? Валяйте. А кто будет день оплачивать? Заставим капиталистов!

Тут явился большевик-путиловец: три дня был полной властью на Путиловском заводе и даже во всём Нарвском, районе – а вот районное рабочее собрание назвало его диктатором и свергло. Жаль. Теперь парень хотел сесть в Таврическом за какой-нибудь стол. Нет, пойди поработай в городе, нам практические работники нужны. (Тут, в Таврическом, и Лашевич справляется, и особенное доверие у солдат вызывает его пропитой голос.)

Потом помчал на Биржу труда, на ПК. Надо было войти с переулка в неказистую магазинную дверь, насквозь через магазин, потом по пыльным лестницам подняться на самый верхний этаж, почти на чердак, ещё и здесь пройти несколько затхлых канцелярских комнат под низким скошенным потолком – и только тогда добраться до комнаты заседаний, захваченной Политикусом для ПК.

Само это загнанное жалкое пыльное помещение показывало, до чего же большевицкая партия оказалась робка, бессильна и оттёрта. Это особенно ударяло после кипения Таврического и просторной воли уличных толп.

И что ж тут были за вожди? Им как будто и место было вот тут, на чердаке. Сидели вокруг непокрытого длинного стола и на лавках под скошенными стенами. Было человек десятка полтора. Седовласый седоусый Стучка, порядочный однако хмырь. Орлов-Егоров с поддёрнутым носом, в кителе и в пенсне, несходно. Феодосии Кривобоков, он же Невский, – закатистый лоб, волосы как подвитые, а взгляд довольно бараний. И Ильин-Женевский, с матовым лицом, шерстовидными волосами, какой-то по-китайски безвозрастный. Косоглазый самоуверенный Шмидт. Какой-то ещё новый моряк, ноздревато-мордоватый, но лихой. А обиходливый Политикус председательствовал, очень хорошо себя чувствовал и даже весело острил теперь.

Доклад Молотова уже кончился, теперь в прениях занудно городил безликий Авилов меньшевицкую чушь: что мы переживаем революцию буржуазную и потому задача пролетариата – полностью и честно поддерживать Временное правительство. Он всё время цитировал то Маркса-Энгельса, то свои собственные прежние статьи, – и только одно хотелось у него спросить: а где ты был, когда мы гоняли по Питеру от филёров и гремели всеобщей стачкой? А сейчас вы тут уселись благополучно рядком: поддерживать Временное правительство, «постольку-поскольку» его действия будут соответствовать интересам пролетариата. (Да конечно же не будут!) Мол, нецелесообразно убивать корову, не выдоив из неё молока.

Насчёт коровы – так, а не видите вы сути дела.

Только Шутко – самый молодой, хоть уже и с залысинами, весело требовал: вооружённо выступать, и немедленно! Сколько оружия мы забрали на Выборгской – и всё оно у рабочих! И Московский батальон с нами пойдёт! Да мы Временное правительство сейчас сметём быстрей, чем царя! Да в Новой Деревне уже рвут «Известия» Совета, кричат, что там соглашатели, а надо идти арестовать и убить Родзянку и Милюкова!

Худенький Калинин с Айваза, в очках, с лопаткой-бородкой, не поймёшь – сочувствен? Хитроват.

А вот что! Оказывается, тут Молотов не сделал боевого доклада, всё расквасил, а вот уже начинал тянуть в сторону ПК: у правительства и Совета больше войск, почти вся армия за них, соотношение сил не в нашу пользу.

А Шляпников – чувствовал правду немедленного восстания! – но не мог её убедительно выразить этому запылённому заседанию. Вот так, сами ж мы во всём и виноваты! – говорил он. Когда вчера на Совете дошло до голосования не поддерживать буржуазного правительства – так во всём зале только 15 твёрдых рук поднялось, и это вместе с межрайонцами, а там одних большевиков было больше, но – струсили, и дали себя одурачить. И это большевики – из такого теста? Да если наши собственные ряды расползаются – кто ж нас будет уважать? Что ж Совет? – мы там в меньшинстве и через него взять власть не можем. Мы для них – «призываем к анархии». То есть, позвольте, что ж такое анархия? – значит, всякий, кто не согласен с новым порядком вещей? И вот на наших глазах вовлекают рабочих в обман «всенародного братства» или «единства всей ревдемократии», – а мы не берёмся разрушить: какое ж может быть братство с буржуазией или единство с оборонцами? Для того ли мы побеждали на улицах, чтобы теперь установить буржуазную законность и порядок? передать власть от одной клики к другой? А вы – запретили выборгскую листовку!

За эту горячую листовку так было обидно! – на пути революционного разлива становились свои же! Внутри своей партии побеждали оппортунисты!

Но какое-то покорное соглашательство овладело ими. И Залуцкий туда же. И особенно смущало, что и Митя Павлов, сидевший тут, тоже откачнулся, был за умеренных. Если Павлов так думал – значит и многие квалифицированные рабочие тоже уже хотели покоя.

И хоть Шляпников был председатель БЦК, и единственный тут член ЦК, и лично отвечал перед Лениным за всю линию партии, и мог бы приказать боевым выборжанам восставать и без этого робкого ПК, – но как же почти одному против них? Не было у него уверенности стукнуть кулаком и крикнуть: а вот так!

А утекали, он чувствовал, неповторимые дни, когда Временное правительство ещё ни за что не держится, и сшибить его – только локтем двинуть.