Онлайн чтение книги Красное колесо. Узел III Март Семнадцатого
3 - 57 528

Война! Это – всем вопросам вопрос. Но пусть кто хочет вертится-качается, только не большевики. Шляпников держался самого крайнего, а самое крайнее – оно и самое простое. Начиналась война – объявили мы «долой войну!». Теперь произошла революция – всё равно «долой войну!» или даже тем более.

Но раньше и буржуазия и соглашатели считали, пусть беспокоится царское правительство. А вот после революции изменилось у них у всех сразу.

Буржуазию – можно понять: она пришла вроде бы к власти, но нет у неё, как у царя, реальной силы гнать войска в наступление. И может она надеяться только – овладеть умами. И для этого теперь вся буржуазная пресса перепевает верность родине, необходимость одолеть Вильгельма. Вместо поповской проповеди о защите православной веры ставят теперь новые виды обмана: свободу, землю, волю, лишь бы погнать солдата на колючую проволоку. Забыть все внутренние обиды, забыть все партийные и классовые различия, мол рабочий вопрос – после победы, земельный вопрос – после победы, а пока – переть на колючую проволоку ради отечества денежного мешка. И, конечно, «долой войну» им не остаётся изобразить иначе как измену родине. Самую даже умеренную мысль о мире буржуазная пропаганда заранее порочит тем, что связывает её с царём и двором. Изображает так, будто и революция вся произошла от военных неудач царя, хотели все солдаты побеждать, а царь и двор им не давали.

А вся эта буржуазная сказочка – без корней. Произошла революция ни от каких военных неудач, а просто – устали. Из этого и надо исходить в реальных революционных действиях.

И по всей России против тысячи буржуазных газет антивоенную агитацию бестрепетно подняла одна «Правда». Первый раз открыто в России напечатала циммервальдскую резолюцию. И напечатала кинтальскую. (Никто больше не решился.) И призвала открыто обсуждать вопрос о войне, от которого никак не уклониться новой российской демократии.

А «Известия» Совета дипломатично обмалчивали войну уже десятый день, будто её вовсе не было. Об чём угодно находили братья-социалисты высказаться, но не о такой мелочи, как война. Стала выходить меньшевицкая «Рабочая газета» – тоже молчала блудливо. А устно уже гулял у них такой лозунг: «Революция имеет право на оборону». Как признали правительство, так признали и войну, – течь, как все текут. Они уставили шаткие ножки своей политики на том, что народ согласен воевать и дальше. И не только уклоняются серьёзно обсуждать военный вопрос, печатать о нём статьи, – наоборот, ещё упрекают большевиков, что своим голым «долой войну» они теперь вносят раскол в единство революционной демократии, играют-де на руку чёрной сотне, это ж надо договориться! И предлагают: ради успеха революции – помолчать.

Но это дико! Для чего ж тогда были Циммервальд и Кинталь? Что же переменилось, почему теперь отказаться? Что все русские социалисты тянут в предательство – так так оно было и всю войну, и все европейские так же. Нет, надо иметь твёрдость нести «долой войну!», как бы это ни встретили. Как раз ради революции и надо ставить вопрос о войне всё острей!

И что на «Правду» окрысились со всех сторон – это не удивительно. Удивительно, что и в собственной партии набралось интеллигентов, кто брюзжал, что «долой войну» теперь надо снять, такой лозунг мол ничего практически не даёт для прекращения войны. Так, товарищи, если он не практичен и ничего не даёт, – давайте его развивать, но в направлении том же – долой войну! Зато этот лозунг – острый какой, он всех будоражит, найдите другой подобный! Неужели нам сюсюкать о «патриотическом долге перед страной», как со всех сторон выставляют?

Но обескураживало, что лозунг и среди рабочих встречал поддержку слабую. На многих заводах слушали «долой войну» хмуровато, – поддались националистической заразе. Объясняется, очевидно, тем, что за время войны состав заводов сменился: многих боевых забрали на фронт, а сюда набрали деревенскую серость.

Но что там! – солдаты и те встречали худо. Для кого и надо было отменить войну, а они, по неразвитости, замороченные, не понимая собственной пользы, откликались, что могут так призывать только немецкие агенты. Были уже случаи, что солдаты отказывались участвовать в демонстрации, если будут нести «долой войну». Конечно, слышали они одно и то же со всех сторон – от буржуазии и от оборонцев – и отпугивались от большевиков. Оборонцы грозили большевикам «гневом революционного народа», – и действительно приходилось поостеречься: не во всякое место ехать выступать, а поехав – не всё говорить. Самому и Шляпникову в кавалерийском полку не дали говорить, закриками. Почти выгнали. И других большевиков за последние дни.

И чувствовал Шляпников, что тут он – у самого безотлагательного вопроса и всей революции, и партии. И нутром чувствовал, что – прав. Но уже – не хватало мозгов. И со всех сторон получая не поддержку, а противодействие, – кто не колебнётся? Уверенность подтаивала в нём: а вдруг что-нибудь не так?

Ещё раз собрали БЦК (шишкоголовый Молотов таращился), ещё раз собрали ПК: так остаётся партийная точка или не остаётся? Превращение империалистической войны в гражданскую – какая причина снять? А вот – защита отечества? При каких обстоятельствах мы, может быть, согласны? Или – никогда? Сказать «никогда» – не значит ли потерять солдат навсегда?

Тощими головами всё-таки нашлись так: родину защищаем только после того, как установится революционная диктатура пролетариата и крестьянства. А пока – требовать от Совета Депутатов обратиться к пролетариату воюющих стран с призывом брататься на фронтах.

Против этого не попрёшь: брататься – русскому солдату по душе.

Важно было – удерживать в своих руках агитационное дело Совета. Кому в какой полк ездить агитировать – поручено было агитационной комиссии Исполкома, без её ведома и разрешения ни один агитатор не должен был иметь хода ни в какую казарму, все были предупреждены. Установили так, чтоб не допускать к войскам агитаторов монархических и враждебных революции, – однако Гутовский, заведующий делами комиссии, сам оборонец, так подбирал, чтоб ездили только оборонцы. К счастью, именно в агитационной комиссии Шляпников и состоял и уж тут своё право использовал: набрал много этих бланков, уже с печатями, и сам выписывал и подписывал всем своим. (По таким бланкам можно было ехать агитировать и в прифронтовую полосу.) Комиссия была недовольна, и Гутовский жаловался в Исполком, – но там прямо в лоб Шляпникова побаивались.

Да для чего ж бы он в этой комиссии и состоял, как не дать накинуть узду на большевиков (и на межрайонщиков, с ними налаживать согласие)? Он на эту комиссию аккуратнее ходил, чем на сам Исполком. В комиссии надо было бороться за Красикова, утверждать его в большевизме, а бундовца Эрлиха подавлять.

И сегодня, придя в Таврический, не пошёл Шляпников высиживать в ИК – но пошёл в большой думский зал постоять (присесть негде), посмотреть на заседание солдатской секции Совета.

Это было поучительно: сразу одними глазами вобрать как бы весь гарнизон Петрограда, – тот самый гарнизон, на удивление не дававшийся большевикам, кто одни и защищали его интересы. Вобрать, чтобы понять: как же его взять? Как и чем этих солдат повести?

В любимой своей устойчивой позе, чуть ногами расступя, а руки скрестя на груди, посматривал Шляпников и послушивал.

Доверчивы они были, и больше всего – к шинели. Всякий в солдатской шинели был им уже свой, хотя б это был мобилизованный адвокат, служащий в канцелярии, и вёл бы их против собственных интересов, этого они не различали.

Впрочем, на солдатской секции говорить о политике было не принято, вся их политика была – что за родину они конечно постоят, а всё их обсуждение здесь: казарменный быт, как им сегодня обходиться в своих частях и по службе, чтобы полегче. Верхушка Исполкома никак иначе эту солдатскую массу направить не могла, хоть и присылали сюда Бориса Богданова в председатели. Тут и списка присутствующих не вели, а только – была масса солдат, и Исполкому только бы в сторону её отвести, благополучно бы кончилось.

А Шляпников – вольно среди них себя чувствовал. Толкали его, обкуривали, ноги отдавливали, – всё веселей, чем на Исполкоме.

Сегодня читалась громко, медленно, уже готовая (и знающие военные тут, видимо, помогли) «Декларация прав солдата», – и выслушивали, кто против, кто больше, перекрикивали и голосовали по пунктам. Несколько таких собраний они уже, видно, эти свои права мусолили: революция – это и были их права. И верно они понимали.

Отменяется наименование «нижний чин». Отменяется «так точно», «никак нет», «не могу знать» и «рады стараться». Отменяется и команда «смирно». (Поспорили – согласились оставить как переходную, без неё нельзя, но чтобы по стойке долго не держали.) Отменяются все виды наказаний. Наоборот, предаётся суду всякий начальник, наказавший солдата.

И споры были в мелочах, хоть и въедливые, хоть и с бранью, а в главном: шла солдатская масса заедино, брать свои права!

И думал Шляпников: замечательно! Это и есть реальный ход революции: брать свои права! И этого не остановить.

Сегодня вечером в Соляном городке собирают большевики своих сторонников – большевицкую «фракцию» отсюда, из Совета. (Как определить свою «фракцию»? а: кто «Правду» одобряет.) И изо всей здешней массы, из двух или уже больше тысяч, – хорошо если придёт рабочих человек сорок (не выбирают большевиков в Совет, заголосовывают, нету их здесь), а солдат если придёт двое-трое – так уже хорошо, уже начало, дрожжи.

Но несмотря на такую свою малочисленность и ничтожность, – вот тут сейчас, в этой «декларации прав солдата» – на самом деле и для всех ещё неведомо – побеждали большевики! Просчитались мудрецы-оборонцы из Исполкома, уже не говоря о буржуазии! «Долой войну» – это они наотрез не допускают, а «демократизация армии» – в этом они отказать не могут, было бы неприлично. А что ж такое и есть демократизация армии, если не: долой войну!?

Просто смешно, как они везде галдят: в выборной армии возродится боеспособность, укрепится дисциплина, станет сознательной! – да развалится, как дважды два.

И вот так мы освободимся от войны!

Так – давайте демократизацию, это нам и нужно, поработайте на нас! Не в лоб, так по лбу, а наша возьмёт. И ничего, что сегодня солдаты не дают нам говорить. И ничего, что сегодня в Соляной городок только трое их и придёт. А работает это всё – на нас! И с «долой войну!» мы не соступим, нет!

В тесноте парламентского буржуазного зала, обтолканный шинелями, обкуренный со всех сторон,- Шляпников долго стоял, не утомляясь, и весело поблескивал глазами в сторону президиума.

ДОКУМЕНТЫ – 20

9 марта

ГУЧКОВ – ГЕНЕРАЛУ АЛЕКСЕЕВУ

Весьма секретно. В собственные руки.

… Действующее положение вещей таково:

1) Временное Правительство не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, как допускает Совет Рабочих и Солдатских Депутатов… войска, железные дороги, почта и телеграф в его руках. Можно прямо сказать, что Временное Правительство существует лишь пока это допускается Советом Рабочих и Солдатских Депутатов.

2) Начавшееся разложение запасных частей прогрессирует – и о высылке в армию в ближайшие месяцы значительного количества людских пополнений не может быть и речи.

3) Так же безнадежно стоит вопрос и о пополнении конского состава армии, реквизиции лошадей пришлось прервать, дабы не обострять настроения населения.

4)… Невыполнимы в намеченные сроки все новые артиллерийские и иные формирования…