Онлайн чтение книги Записи Уробороса ~Цирк Обениэля~ Ouroboros Record ~Circus of Oubeniel~
70 И подготовка к банкету 1

С приближением зимы экспедиционный корпус с триумфом вернулся в столицу королевства Бруссонн.

Соседняя страна, Федерация Сан-Галлена, бесстыдно вторглась на территорию королевства, совершив внезапное нападение. Однако их армия не смогла победить ни одного противника на юго-востоке и вместо этого была отброшена, а все оставшиеся силы взяты в плен.

Более того, это сражение на начальном этапе нарушило стратегические планы противника. Обе страны быстро вступили в мирные переговоры.

Это была великолепная победа королевства Арквелл, отмечавшего 500-летие со дня своего основания.

Новость о победе привела всю страну в неистовство. В конце концов, противником был Сан-Галлен, из-за которого королевство испытало горечь поражения пятьдесят лет назад. Однако на этот раз они были полностью уничтожены в первых же боях и менее чем за месяц вынуждены были сесть за стол переговоров о мире. Столица день за днем была наполнена празднествами и разгулом, где как знать, так и простолюдины были опьянены радостью победы.

Однако был один особняк, изолированный от окружающего шума.

Внутри этого особняка находился умирающий лорд. Это была резиденция маркиза Лавалли.

"Милорд, похоже, армия вернулась".

Стоя у постели больного, говорила преданная монахиня, которая внимательно ухаживала за ним. Услышав ее слова, старик некоторое время молчал, словно обдумывая их смысл, лежа на кровати, а затем, наконец, открыл рот.

"...Да"

Его худое и изможденное лицо было бледным как воск. Меланхоличное выражение и неоднозначный цвет его глаз подчеркивали глубокие морщины, прорезавшие его лицо, и усиливали тени. Его ответы были краткими, а голосу недоставало прежней ясности.

Таков был нынешний облик маркиза Джорджа Генри Лавалле.

"...Значит, они вернулись до наступления зимы."

"Да. Мои поздравления. Я слышала, что это ваша великая победа".

Женщина попыталась подбодрить старика.

Однако при ее словах губы развалины саркастически скривились. По его плану, экспедиционный корпус должен был иметь дело не только с Сан-Галленом, но и с другим врагом.

Граф Вольдена, Талес Шернан Обениэль. Согласно плану, он должен был либо с позором потерять свою территорию из-за армии Сан-Галлена, либо быть казнен со скандалом, который сам же и подготовил. Осознав, что он все еще цел и невредим, Лавалли сильно прикусил пересохшие губы.

"...Мне удалось выкарабкаться, да?"

"Да, да. Эта страна благополучно пережила войну. И все это благодаря усилиям вашего превосходительства".

"Ха-ха.."

В ходе разговора, в котором не хватало связности, на его лице появилась горькая улыбка.

Эта наивная любовница ничего не знала ни о махинациях Лавалле, стоявших за этой войной, ни о его намерениях устранить вызывающие беспокойство фигуры во время нее. Она была от природы добросердечной и не подозревала ни о каких темных планах. Именно из-за своей невинности она стала жертвой интриг этого старого сыча.

Однако, несмотря ни на что, последней, кто стоял рядом с Лавалле, была именно эта женщина.

В тот роковой день, когда Лавалле внезапно заболел и потерял сознание, ему повезло, что его тайное свидание состоялось со жрицей. Благодаря ее исцеляющей магии, ему удавалось цепляться за жизнь до сегодняшнего дня. По-видимому, она искренне ухаживала за ним, всхлипывая и рыдая навзрыд. На самом деле, она была не из тех женщин, от которых можно ожидать, что они будут иметь дело с умным человеком.

У него было еще несколько любовниц, но когда распространилась новость о том, что Лавалли серьезно болен, некоторые из них появились с единственным намерением потребовать свою долю наследства. Конечно, ему удалось заставить их замолчать, предложив небольшую сумму денег, но некоторые не захотели больше. К его удивлению, некоторые пожилые женщины даже пытались использовать свои прошлые связи двадцатилетней или тридцатилетней давности, чтобы добиться желаемого. Общение с такими людьми было невыносимым. В конце концов, ему пришлось положиться на своих тайных агентов, чтобы справиться с ними. Если эти женщины так отчаянно хотели поговорить с умирающим стариком, они могли бы спокойно сделать это в загробной жизни.

В разгар выяснения отношений с разными женщинами Лавалли не мог понять, почему эта женщина осталась. Она отказалась уходить и осталась рядом с ним, требуя только того, чтобы быть с ним. Более того, она, казалось, была готова заботиться о нем до самого конца. Нет, более того, она, возможно, даже надеялась противостоять его надвигающейся смерти и полностью исцелить его.

Что мог значить для нее этот мухомор, если она была так предана ему? Самого Лавалле это озадачивало.

"...Я хочу попросить тебя об одолжении."

"Что именно? Пожалуйста, скажи мне все, что пожелаешь".

"...Что касается ведения войны. Я хочу поговорить с премьер-министром."

"Н-нет, вы не можете! Вы все еще в таком состоянии, что вам не стоит заниматься политическими вопросами—"

Она только что сказала "все, что пожелаешь", не так ли? Он попытался пошутить, но это было слишком сложно.

Вместо этого он продолжил.

"...Я подготовил письмо. Просто попросите кого-нибудь из прислуги доставить его..."

Талес отразил атаку из Сан-Галлена и остался жив после подставы. Естественно, Лавалле предвидел такую возможность заранее. Было время, когда он сам падал или сталкивался с обстоятельствами, не зависящими от него в силу его возраста. Поэтому он уже написал письмо с планом действий.

Даже в этот критический момент человек по имени Лавалле не смог полностью отказаться от своей мерзкой натуры.

"...В письменном столе, во втором ящике. Это строжайший секрет, поэтому... пока оно не будет доставлено, не вскрывайте печать..."

Его голос прервался. Даже дышать было тяжело. Когда он замолчал, его сознание рассеялось, и он не смог продолжить.

Тем не менее, ему удалось донести основные моменты. Женщина кивнула и Лавалле снова уткнулся головой в подушку.

"Я немного... устал. Немного отдохну. Если что-то случится... разбуди меня..."

"Да... понял, ваше превосходительство. Тогда, как вы приказали."

Проводив женщину взглядом, полным слез, он ненадолго задремал.

Был приятный осенний день, дул теплый и ласковый ветерок. Это была идеальная погода для того, чтобы трухля мог с удовольствием вздремнуть. Подумав об этом, он понял, что у него уже давно не было такой возможности.

(Оглядываясь назад, я понимаю, что эти пятьдесят лет я работал не покладая рук...)

Ему вспомнилась его жизнь, полная длительной борьбы, которая продолжалась после поражения Элпис Роанн.

Он пришел к осознанию того, что должен изменить страну. Для начала он хотел удержать власть ради этой цели. Он убил даже собственных братьев, чтобы занять пост главы семьи маркизов. Он объединил дворян и создал централизованную фракцию. Он вычистил многих местных дворян и такое же количество оппозиционеров из своей собственной фракции. Он манипулировал двором, контролировал министров и премьер-министров по своему усмотрению. Чтобы найти возможности победить ненавистные вражеские нации, он подавлял свои собственные желания и продолжал придерживаться примирительного подхода. В результате того, что он удержался у власти и занял пост главы семьи, он потерял своего старшего сына. Семь лет назад он не смог предотвратить убийство наследного принца и других лиц, что вызвало сожаление. И в последние годы своей жизни он столкнулся с этим ненормальным молодым человеком.

Все эти воспоминания были полны крови, мрака и стыда.

В его сердце было много сожалений. Сан-Галлен был не из тех противников, которых можно недооценивать только в этом сражении, и он также был обеспокоен действиями Мольбера. И, прежде всего, самая большая угроза в стране все еще была жива. Он не мог умереть вот так.

..Еще совсем недавно он так думал.

(Я хочу отдохнуть...)

После того, как он потерял сознание, подобные мысли постоянно занимали его. По мере того, как слабело его сердце, слабел и дух, угасала страсть, и все казалось скучным. Его семья, к которой он относился пренебрежительно, навещала его лишь изредка, когда он был в критическом состоянии, и единственным человеком, который оставался с ним до конца, была женщина, которую он только что отослал. Это заставило его почувствовать себя немного одиноким. Такого чувства он никогда раньше не испытывал.

Он задумался, не так ли ощущается старость, хотя, казалось, было уже слишком поздно задумываться о таких вещах.

(Думаю, этого достаточно.)

Под теплым солнечным светом он решил заснуть.

Сожалениям и незаконченным делам не было конца. Жизнь, казалось, состояла из одних нерешенных вопросов. Однако он сделал последние приготовления, так что было бы неплохо чувствовать себя удовлетворенным и непринужденным.

"...Спокойной ночи."

Он сказал это, ни к кому конкретно не обращаясь, и закрыл глаза.

Человек, проживший более полувека в мире заговоров, наконец обрел покой и погрузился в спокойный сон.

Через некоторое время женщина вернулась в комнату со слезами на глазах.

Мужчина, который велел ей разбудить его, если что-нибудь случится, больше никогда не проснется, сколько бы она его ни звала.

※　※　※

Граф Лангонь был в восторге.

Буквально на днях был заключен мирный договор в войне против Сан-Галлена, Вольденской кампании, которая закончилась победой его родины. Оглушительный триумф Телеса Шернан Обениэля, которого он продвигал в своей фракции в течение некоторого времени, значительно укрепил его позиции.

Удача продолжала сопутствовать ему. С началом войны его заноза в заднице, маркиз Лавалле, бесстыдно вернулся. Но этот старый, отвратительный песочник наконец-то встретил свой конец.

Теперь среди централистов не было никого, кто мог бы заменить графа Лангонье. Мирбан был просто отважным отшельником, который только лаял, но не кусался. Как только Лавалле скопытился, Шамбери бесстыдно подошел к графу и предложил: "Не сходить ли нам вместе в гости к маркизу?" Остальные были либо сторонниками Лангони, либо незначительными личностями.

Другими словами, он, граф Лангонь, был бесспорной фигурой первой величины в столице Бруссоне.

С чувством гордости в груди граф Лангонь поприветствовал этого человека.

"Рад познакомиться с вами впервые, граф Лангонь. Я граф Талес Обениэль из Вольдена".

С беззаботной улыбкой молодой человек слегка кивнул. Это был Талес, тот, кто одержал свою первую победу в Вольденской кампании. С ним не было сопровождающих. Его главный военачальник, совершивший великие подвиги, родился во вражеской стране, Сан-Галлене, что делало его неподходящим для церемонии награждения. Другие военные офицеры были рангом пониже, и среди них не было гражданских чиновников с достаточным статусом или достижениями, чтобы присоединиться к приёму. Лангонь не мог не почувствовать жалости к его скромным подчинённым.

Не говоря уже об этом, первые слова Талеса сразу испортили хорошее настроение Лангонь.

"... Я полагаю, мы уже встречались раньше, граф Обениэль."

"Да? Это так?"

Добродушный молодой человек ответил без тени беспокойства. На мгновение на лбу Лангоньи появилась легкая недовольная морщинка.

"Мы встречались несколько раз на вечеринках в прошлом году, нас познакомил ваш брат, помните?"

Прошлой осенью, после свадьбы Линуса, брат привел этого беззаботного юношу на несколько чаепитий и вечеринок в саду, на которых присутствовали представители знати. Лангонь был уверен, что тогда они уже встречались. На самом деле, он помнил безразличное выражение лица Талеса во время этих встреч и даже их обмен приветствиями.

Неужели этот человек утверждал, что забыл все это? Если это было правдой, то он был полным дураком. Общение и узнавание лиц были обычной практикой среди знати. Даже если они встречались всего один раз, Лангонь был высокопоставленным графом. Было немыслимо, чтобы кто-то мог забыть о встрече с ним.

Сохраняя улыбку на лице, Лангонь наблюдал за ним с чувством презрения. Однако через некоторое время Талес хлопнул в ладоши.

"О, так это было тогда! О, дорогуша, приношу свои извинения. В прошлом году в это время происходило так много неприятных событий одно за другим. Полагаю, я просто не мог хорошо это запомнить".

"Ха-ха, что ж, это может быть правдой! У вас, должно быть, тоже много всего произошло. Не беспокойтесь, я совсем не против".

Ах, если подумать, был еще тот печально известный судебный процесс, большой пожар в столице и даже попытка убийства Талеса. В таком случае неудивительно забыть о каком-то там аристократе, с которым вы встречались всего один раз...

Конечно, он бы так не подумал.

Для дворян связи были спасательным кругом. Пренебрегать своими связями из-за опасности для их жизни было бы не чем иным, как признаком глупости. Действительно, младший брат был таким же, как старший.

Возможно, он хорошо проявил себя на войне, но в конечном счете был искусен только в варварских действиях. Он обладал кровавым талантом, достойным печально известного титула "Убийца рабов". Не было никакой необходимости связываться с таким грязным дураком. Как только он воспользуется им в своих интересах, ему следует позаботиться о том, чтобы тот мирно жил со своим братом в монастыре.

Пока Лангонь производил такие подсчеты в уме, кто-то вмешался:

"О, вы граф Обениэль? Я давно о вас слышал. Я граф королевства Шамбери. Я с нетерпением жду возможности поработать с вами."

По какой-то причине Шамбери, который присутствовал при этой встрече, загодя вежливо поприветствовал Талеса.

О чем он думает? Лангонь был недоволен.

Разве приветствие человека более низкого статуса не является проявлением уважения? Хотя Шамбери и вызывал презрение, он был опытным и видным дворянином. Это нормально, что молодой лорд, которому только что исполнилось двадцать, даже не обращает на них внимания, пока они не поклонятся первыми.

Талес тоже был слегка озадачен, но быстро отреагировал.

"...О, большое вам спасибо за вашу любезность. Я граф Талес Шернан Обениэль. Я также рассчитываю на вашу поддержку, граф Шамбери."

Он тут же изобразил в ответ неискреннюю улыбку. Когда Лангони увидел, как двое пожимают друг другу руки, он мысленно усмехнулся.

(Хм... рукопожатие презираемой летучей мыши и хнычущей змеи.)

Несмотря на презрительные взгляды других людей из разных семей, они, казалось, обрели дух товарищества. Лангонь не стал слишком углубляться в эти мысли и пропустил их мимо ушей.

Он грациозно повернулся на каблуках и обратился к этим двоим.

"Мы можем продолжать? Другие почетные гости, должно быть, тоже с нетерпением ждут".

Жестом он указал им за спину.

Там возвышался элегантный белый замок — сердце столицы, нет, королевства — королевский дворец.

Сегодня в королевском дворце должна была состояться церемония награждения дворян, участвовавших в кампании против Вольдена. Граф Лангонь лично приветствовал Талеса не только для того, чтобы соблюсти приличия внутри фракций. В первую очередь, это было сделано для того, чтобы направить его, когда он сегодня впервые появился при дворе.

"О боже, действительно, проходя через ворота королевского дворца, всегда чувствуешь себя немного напряженнее! Даже такой человек, как я, который видел это бесчисленное количество раз, не может к этому привыкнуть".

"Хахаха. Что ж, это правда. Эм... Он такой огромный, что я чувствую, что меня может раздавить".

"И великолепные скульптуры, украшающие передний двор! Вам не кажется, что они подходят нашему любимому королевству Арквелл, стране искусства?"

"Да, вы правы. Статуи, украшающие фонтан, поистине великолепны".

"О, будьте осторожны, проходя через приемный зал. Какая великолепная люстра! Говорят, что если простолюдины случайно увидят её, то могут быть ослеплены его сиянием".

"О, правда? Тогда я буду осторожен".

Хотя его намерением было направить его, казалось, что представление Лангонье не получило положительного отклика. Талес продолжал давать неискренние ответы, как ребенок, которому показывают неинтересную игрушку, и даже время от времени вздыхал.

(Какой неуважительный человек...)

За его элегантной улыбкой скрывалось еще большее презрение к этому молодому человеку.

Как он мог оставаться таким равнодушным к виду дворца, олицетворяющего королевскую власть и символа королевского правления? Это казалось бесчувственностью сельского дворянина, но на самом деле все было не так просто. Иногда, когда его спрашивали о знаменитых артефактах или произведениях искусства, он на удивление точно отвечал. Оказалось, что он не лишен здравого смысла, когда дело касалось искусства.

Так в чем же причина его безразличия?

..Должно быть, он очень мало уважал королевскую семью.

На самом деле, даже Лангонь питал чувство презрения к человеку, правившему этим великолепным дворцом, — королю Карлу VIII. Ему недоставало честолюбия и он был темпераментным и трусливым, а также медленно реагировал на кризисные ситуации. Такой король никогда не смог бы заслужить восхищения Лангони. Однако он не мог отрицать престижность родословной королевской семьи. К представителям голубой крови, которая подтверждала их полномочия, дворяне должны испытывать глубокое уважение. Глядя на дворцовый пейзаж, символ той истории, естественно, следует почтительно склонить голову.

Но этому человеку не хватало здравомыслия. Его осведомленность как дворянина была сомнительной.

Лангонь пришел к такому выводу.

(Ну, это не имеет значения. С таким дураком, когда он станет бесполезен, я могу избавиться от него без всяких сожалений.)

Предаваясь таким мыслям, он вел его по дворцу.

Поскольку у них было время до начала церемонии, Лангонь показал ему места, куда, насколько он знал, был разрешен доступ. Они посетили залы, украшенные потолочными росписями, созданными художниками, приглашенными из Омнии, осмотрели великолепные цветочные клумбы в саду, выходящем на северную сторону, и даже издали полюбовались дворцом, построенным как резиденция любовницы короля, хотя он больше не использовался.

"...Граф Лангонь любит подобные развлечения?"

"Ха, ха-ха-ха... Он неплохой человек, но в нем есть что-то детское".

Иногда было неприятно видеть, как Талес и Шамбери за его спиной перешептываются друг с другом. У него не было ни малейшего желания дружить с такими благородными сопляками, но ему не нравилось, что у них есть от него секреты.

*Кхм*, - он прочистил горло, коротко кашлянув.

"Хм, мы потратили на это довольно много времени, не так ли... Ну что ж, тогда, может быть, мы скоро отправимся в вестибюль?"

"А, граф Лангонь. Перед этим я хотел бы кое о чем с вами посоветоваться."

И снова Лангонье почувствовал раздражение от слов Талеса.

Как старший член и тот, кто оказал любезность, включив его в свою фракцию, со стороны Талеса было довольно дерзко обращаться за советом подобным образом. Более того, тот факт, что он хотел обсудить это перед тем, как отправиться в зал, свидетельствовал о том, что это было конфиденциальное дело, о котором он не хотел, чтобы другие дворяне знали. Лангонь не хотел слишком связываться с этим человеком, но...

"Ну и ну! Граф Лангонь известен среди молодого поколения своим красноречием и глубоким пониманием. Хотя я не уверен, что именно беспокоит графа Обениэля, я уверен, что он, несомненно, может поделиться с вами своей мудростью".

Прежде чем он смог отказаться, Шамбери уже перевел разговор в свое русло.

Что ж, участие этого человека, похожего на летучую мышь, означает, что информация также достигнет ушей членов фракции через него. Учитывая это, было бы неразумно со стороны Лангонье, который был одним из тех, кто ратовал за принятие Тулеса, отказываться от консультации. Он не хотел, чтобы ходили слухи о том, что он крыса или что-то в этом роде.

"Конечно, всё так. Давай, спрашивай что угодно."

"Благодарю вас, граф. Консультация касается управления моей территорией".

Подводя итог словам Талеса, можно сказать, что его территория пострадала от войны, а население было малочисленным. Вторжение войск Сан-Галлена привело к разрушениям, и в битве при Клавикуре были понесены потери среди солдат-новобранцев. В результате на его территории возникла нехватка населения, и это начало сказываться на управлении.

Лангонь считал, что это не имеет к нему никакого отношения. Талес был не более чем человеком, которого можно использовать и выбросить, как только он потеряет свою ценность. Лангонь нужны были численность и военная мощь дворян умеренных фракций, таких как маркграф Долдран. Талес был похож на ореховую скорлупу; Лангонь неохотно принял его и в конечном итоге решил избавиться от него.

Однако сейчас было неподходящее время для проявления такого вопиющего пренебрежения. Если бы этот человек в порыве разочарования в центральной фракции сказал что-то вроде: "Неужели это так? Тогда я положусь на децентрализованную фракцию", - это был бы позорный исход для Лангонь. Он хотел еще какое-то время удержать Талеса под своим влиянием.

Тем не менее, у него не было такой мудрости, как сказал Шамбери.

"Хм, это сложно... Нелегко увеличить численность населения. Особенно за счет миграции между территориями—"

Самым быстрым способом увеличить население Вольдена была бы иммиграция. Однако для дворян источником налоговых поступлений были их подданные. Не многие дворяне охотно пошли бы на сотрудничество и предоставили своих подданных для переселения. Более того, центральная фракция в основном состояла из придворной знати с небольшими территориями. Небольшие территории означали малочисленное население. Вряд ли кто-то из дворян мог выделить людей. Возможно, кто-то вроде Лавалле или Шамбери, перешедших на сторону децентрализованной фракции, смог бы внести свой вклад.

"Понимаю. Это сложно? Хм, тогда... Что думает граф Шамбери?"

"А, я? Что ж, давайте посмотрим. Иммиграция, иммиграция... Даже если мы прямо предложим иммиграцию, это не будет принято. Нам ведь нужен какой-то предлог, верно?"

"Предлог, да... Было бы неплохо придумать какой-нибудь предлог, который заставил бы других дворян предоставить людей".

"Верно. Что-то в этом роде, возможно, призыв на военную службу во время войны мог быть предлогом, но мы уже заключили мир".

"Это оно!"

Лангонь, которому пришла в голову блестящая идея, не смог удержаться от восклицания.

Услышав внезапный громкий голос, Талес и Шамбери моргнули, но Лангонь, не обращая на них внимания, продолжил и объяснил план, в котором он был уверен.

"Да, призыв на военную службу. Мы можем собрать людей под предлогом призыва на военную службу и отправить их в Вольден, где они смогут работать фермерами. Общеизвестно, что военная мощь Вольдена сократилась, и вполне естественно, что она срочно нуждается в пополнении для национальной обороны. С этим у нас будет неопровержимое оправдание, не так ли?"

"Так ты имеешь в виду... так называемые тонден-хей*, не так ли? Ха-ха, отличная идея!"

(пп:*солдаты, расквартированные на полях, буквально «солдаты полевого лагеря» были военными колонистами-поселенцами, набранными после Реставрации Мэйдзи для развития и защиты Японии- северная граница на Хоккайдо и Карафуто против иностранных народов, особенно Имперской России.)

"Именно так, именно так. Как и ожидалось от графа Лангонье. Верно, граф Обениэль?"

Глупцы, которые до этого не додумались, выражали восхищение и одобрение. Прислушиваясь к их довольным голосам, Лангонь продолжил.

В этом плане было нечто большее.

"И пусть местные дворяне отвечают за обеспечение этих солдат. На этот раз в Вольденской кампании граф Обениэль сражался лично, и мы, централисты, также приложили немало усилий для усиления. А теперь давайте попросим помощи у других уважаемых дворян".

Поступая таким образом, они могут разрешить ситуацию с Вольденом, не причинив вреда централистам, и в то же время ослабить власть региональных децентрализаторов. Это действительно блестящий план.

"Хооо..."

Эти два дурака, которые могли прислушиваться только к мнению Лангонье, в унисон вздохнули с облегчением. Несмотря на то, что они встретились сегодня впервые, они, как ни странно, чувствовали гармонию. Можно сказать, что они одного поля ягоды.

(Хех, ты это видел? Даже без таких, как Лавалли, все равно есть те, кто может предложить свои идеи. И это не кто иной, как я сам.)

Испытывая чувство превосходства, он про себя восхищался своими достижения.

Возможно, Мирбан опасался отсутствия такой мудрой фигуры, как Лавалле, и поддержал его возвращение, но его суждения могли быть туманными. Пока остается Лангонь, "старые калоши" больше не нужны. Он даже стоял во главе фракции. В конце концов, он попросит Мирбана тоже уйти в отставку.

"Итак, это все, что нужно для консультации? Если это так, то самое время мне появиться в приемной, иначе люди начнут удивляться".

"Да, да. Никаких проблем. Мои опасения по поводу моих подопечных теперь разрешены!"

"Именно так. Давайте обсудим, как реализовать этот план на предстоящей встрече в суде".

Лангонье шел впереди, сжимая своими булками какашки двух золотых рыбок. (пп:ах, эти самураи >_<) Он был в хорошем настроении и шагал чуть большими шагами, чем обычно. Он не мог видеть, что происходит у него за спиной.

"Ах... Централисты, их довольно много, не так ли?"

"Хахаха. Сейчас все гораздо проще, чем когда маркиз Лавалли был еще жив... Иногда я скучаю по старым временам, когда все было гораздо сложнее".

"И все же, Виктор может доставлять немало хлопот своими указаниями. Подумать только, он бы посоветовал мне из кожи вон лезть, чтобы подтолкнуть этого человека к новым идеям".

"Важно отдавать должное другому человеку, не так ли, граф Обениэль? Особенно, когда имеешь дело с таким гордым и чувствительным человеком, как он".

"Граф Шамбери... Благодарю вас за сотрудничество. Кажется, я неправильно вас понял".

"Я такой же жадный и осторожный, как говорят слухи. Я научился ориентироваться в жизни по-своему, вот и все".

Тем временем двое сзади перешептывались и, казалось, хорошо ладили.

※　※　※

Королевский дворец Брусон, Тронный зал.

Красный ковер, расшитый золотой нитью, простирался через весь огромный зал, образуя великолепный коридор, ведущий к возвышающемуся трону в дальнем конце. По обе стороны ковра выстроились в ряд дворяне, ключевые фигуры королевства Арквелл, включая чиновников как военного, так и гражданского уровня. Все они стояли в идеальном строю, следя за тем, чтобы не наступить носками ботинок на ковер, предназначенный только для короля и тех, кому он дал особое разрешение.

Вдоль стены у входа расположился оркестр музыкантов, постоянно наигрывавший успокаивающие мелодии. Их музыка, подобно раскатам грома, усиливалась в унисон с появлением короля, как это было принято на подобных представлениях во время прибытия короля. Музыканты ждали именно этого момента, исполняя свою пьесу в очередной раз.

Вскоре из вестибюля вышел мужчина и зашагал по красной дорожке. Он не был королем. Никто не ожидал, что человек, стоящий на вершине власти в этом королевстве, со свитой или без нее, появится на таком мероприятии.

Его звали герцог Рошбург. Он дослужился до поста премьер-министра королевства и получил титул герцога, который обычно присваивается только представителям королевской крови, всего на одно поколение. Однако в присутствии этой фигуры никто не выказывал почтения или трепета. Среди знати, присутствовавшей во дворце, было хорошо известно, что этот человек получил свое положение благодаря манипуляциям покойного маркиза Лавалле, который недавно скончался. Нынешний премьер-министр считался марионеткой покойного маркиза.

Герцог Рошбург гордо шествовал под холодными взглядами феодалов. Однако в глубине души он, несомненно, думал иначе. Его величайшего покровителя, маркиза Лавалле, уже не было в живых. Поэтому для него пришло время управлять двором, используя свои собственные способности. Но чего мог достичь человек, который всего лишь плясал под дудку трухаля? Для графа Лангонье, наблюдавшего за происходящим со стороны, это было поистине интригующим событием.

(Хм, эта марионетка... Ему следовало прийти ко мне с жалобами раньше.)

После смерти Лавалле лидером централистов стал Лангонь. Хотя когда-то он отлетел после возвращения Лавалли, его поддержка Талеса, добившегося успеха в войне в Вольдене, сделала естественным то, что он унаследовал фракцию благодаря своей дальновидности. Таким образом, чтобы удержаться на посту премьер-министра, поддержка Лангонье была необходима.

Тот факт, что до этого дня от него не было ни слуху ни духу, подразумевал, что он может перерезать ниточки, установленные централистами, и начать действовать самостоятельно. В качестве альтернативы, мог появиться новый кукловод, который подвязал новые ниточки. В любом случае, этот премьер-министр был не нужен Лангони.

(Старую кровь пришлось срочно заменить).

Мысленно он составил список потенциальных кандидатов на пост премьер-министра, которые его устраивали, и, естественно, назвал себя лучшим кандидатом. Когда премьер-министр сделал несколько шагов вперед, Рошбур отступил назад к ступеням, ведущей к трону, и с почтением принял пергаментную бумагу от церемониймейстера.

Затем он глубоко вздохнул и заговорил твердым голосом.

"Приветствуем Его Величество короля Карла VIII, правителя Арквелла, страны земли и искусств милостью Божьей, вершителя закона и порядка, защитника прав и авторитета лордов, хранителя веры, доктрины и церкви! Добро пожаловать!"

В то же время оркестровая музыка усилилась, как бы подчеркивая достоинство короля. Голос Рошбурга зазвучал в зале, не заглушаемый громкостью музыки.

Произносить такое длинное обращение громко и без запинки. Он невольно произвел впечатление. Должно быть, он был назначен премьер-министром за свое мастерство в этом искусстве.

Среди грандиозного звукового потока король Карл VIII вошел в зал, поддерживаемый министром дворца, как будто он тонул в нем. Когда он приблизился, присутствующие у входа один за другим опустились на колени. Церемониальные стражники также преклонили колени, подняв кончики сверкающих копий над головами. Этот жест означал, что любой, кто проявит неуважение или бунтарские намерения перед королем, будет быстро наказан. Однако как дворяне в страхе преклонили колени при звуке резонирующих копий, так и сам король дернулся, хотя его, предположительно, защищали эти же солдаты. Оказалось, что нынешний правитель, его величество, все еще испытывал робость и манию преследования.

Прежде чем настала его очередь преклонять колени, Лангонь украдкой взглянул на остальных в очереди у входа. Талес, который только что занял свою должность, был молодым и неопытным лидером, а статус семьи Обениэль был относительно ниже, чем у других графов. Естественно, во время этой церемонии ему было отведено место ближе к концу.

Он подумал, что этот человек может причинить ненужные неприятности или не сможет должным образом выполнять свои обязанности. Лангонь был обеспокоен этим. Это была главная зала королевской приема. Если бы этот человек допустил ошибку в таком месте, это могло бы плохо отразиться и на Лангонье в конце концов. В вестибюле он обучил его основному этикету- как правильно дышать и пердеть, но это было неотложное дело. Более того, он не мог поверить, что этот человек обладает интеллектуальными способностями. Если бы он мог купить безопасность беспокойством, то беспокоился бы бесконечно.

Возможно, его молитвы были услышаны, поскольку церемония прошла гладко, без каких-либо признаков опасности. Поскольку среди придворных не было никаких признаков волнения или насмешек, казалось, что он не совершил ничего странного. На какое-то время Лангонь почувствовал облегчение.

Вскоре все присутствующие, включая Лангонье, преклонили колени, и король Карл VIII медленными движениями поднялся по ступеням к трону. Он не был ни тяжелым, ни легким, как облако, скорее походка его казалась вялой. Иначе как вялостью это не назовешь.

(Как всегда, он остается королем без желания.)

Знал он или не знал о циничной оценке, которую получил, король тяжело восседал на троне, притворяясь царственным.

Премьер-министр также поднялся на середину лестничной площадки и отступил в сторону, стоя за пределами красной ковровой дорожки, одновременно разворачивая пергаментную бумагу с записью церемонии, готовясь к своему обычному громкому выступлению.

"Теперь, в ознаменование победы в войне с Сан-Галленом, которая привела к успешным мирным переговорам, королевский указ Его Величества будет приведен в исполнение! Все придворные должны внимательно слушать!"

После такого вступления, наконец, началась церемония празднования победы в войне и награждения за заслуги.

В целом, церемония проходила следующим образом:

Сначала церемониальные гвардейцы одновременно опустили свои копья и отступили назад, одновременно вставая. В то же время все присутствующие встали. В этот момент желательно было находиться примерно в двух шагах от ковра.

Затем они выслушивали несколько невнятную поздравительную речь короля, и, наконец, начиналось главное мероприятие.

Это было начало определения наград и наказаний для знати — наград за заслуги.

Премьер-министр называл имена присутствующих.

"Маркграф пограничных земель королевства Леонард Кристоф Долдран!"

"Да!"

Когда его назвали, дворянин немедленно откликался и сделал шаг вперед. Только один шаг. Пока король не разрешал ему ступать на ковер, ему не разрешалось.

"П-подойди... ближе!"

Только получив разрешение, можно было ступить на устланный красным ковром пол и погрузиться в чувство триумфа.

Однако в этом случае было одно исключение. Если премьер-министр называл чье-то имя, но король не обращал на него внимания, это означало, что человек совершил какую-то ошибку и будет наказан. Те, кто был виновен, не имели права идти по пути, ведущему к трону. Вот что это подразумевало.

На первый взгляд, можно было подумать, что среди присутствующих не будет никого, кто совершил бы что-то, заслуживающее наказания, во время этой церемонии, которая должна была вознаградить за заслуги в войне с Сан-Галленом, завершившейся менее чем за две недели.

Однако в тот момент это было также судебное заседание, где награды и наказания определялись королевской властью. Поэтому не было ничего невозможного в том, чтобы исключить дворян, которые были неудобны в данном случае. Во время войны в движение приходили огромные суммы денег, ресурсов и людей, которые невозможно было разобрать с первого взгляда. Это можно использовать, чтобы обвинить других в халатности, растрате или незаконном присвоении и конфисковать их территории полностью или частично. В противном случае вознаграждение может оказаться недостаточным.

Давайте вернемся к сути. Тот, чье имя было названо на этот раз, был маркграф Долдран из пограничных земель. Во время той войны он служил советником и помогал начинающему главнокомандующему в принятии решений, а в некоторых случаях сам командовал войсками, добившись больших успехов в отражении атаки армии Сан-Галлена. Он, несомненно, был выдающимся героем. Естественно, он добился права быть вызванным королем и приблизиться к трону.

Поклонившись и подойдя к началу ступеней, он снова опустился на колени.

"В этой битве ваша мудрость, доблесть и упорный труд позволили добиться замечательных успехов, в значительной степени способствовав победе, которую Его Величество милостиво признает. Таким образом, в знак признания этого..."

И так далее, - продолжил премьер-министр.

После этого король спросил:

"У вас есть какие-нибудь пожелания?"

Отвечая на этот вопрос, не следует прямо выражать свои желания, заявляя что-то вроде "Я хочу это" или "я хочу то". Награды, присуждаемые на таких церемониях, часто заранее определяются на этапах планирования. Неожиданное высказывание непредвиденных желаний может привести к задержкам в процессе.

Поэтому ответ был таков:

"Нет, ваше величество. Все так, как вы пожелаете".

В ответ на вопрос вассал обычно отказывался таким образом. Сначала вассал демонстрировал свою самоотверженность и преданность, чтобы завоевать расположение короля. Как только это было сделано, король восхвалял его дух и назначал заранее определенные награды, которые вассал должен был получить и свалить.

Такова была последовательность событий.

Церемония прошла без каких-либо проблем. Многих дворян называли по именам, подзывали ближе, чтобы получить награды, или держали на расстоянии от трона, чтобы выслушать выговоры и наказания. Лангонь, конечно, принадлежал к первой категории. Несмотря на то, что он присоединился к армии, отступившей из столицы, и узнал об окончании битвы еще до прибытия, было фактом, что он служил в вооруженных силах. Поскольку он предоставил войска и продемонстрировал лояльность, король был обязан вознаградить его за действия. Без благодати не было бы служения. Это был фундаментальный принцип феодальной системы.

И затем было названо имя другого человека.

"Королевский рыцарь Королевства, Элиша Росмонд Бальбастр!"

"Да!"

Когда раздался голос молодой женщины, Лангонь слегка нахмурилась. Он привык к голосам мужчин, но этот был другим. Та, кого назвали, была молодая женщина, носившая титул командора Второго королевского рыцарского ордена. Она ему не понравилась. Она происходила из маркизата Бальбастр, политического соперника централистской фракции. Она была причиной различных беспорядков, не оправдала ожиданий своей семьи, став рыцарем, и избежала ограничений своего благородного происхождения. Как и Обениэль, она была одной из тех глупцов, которые нарушали порядок и иерархию благородного общества.

Во время войны она хвасталась тем, что сражалась с монстрами, которые якобы вторгались во время боя, утверждая, что они даже были вампирами. Такие заявления казались сильно преувеличенными и сомнительными. Несмотря на официальное признание и похвалу перед королем, Лангонь подозревал, что ее достижения были приукрашены, чтобы повысить репутацию королевских рыцарей.

"У... у вас есть какие-нибудь пожелания?"

"У меня их нет. Я последую воле Его величества."

Сказав это, она торжественно опустила глаза, демонстрируя тем самым согласие с королевским решением. В эти минуты она демонстрировала элегантность, подобающую благородной леди ее изысканного происхождения.

"Тогда прими награду от м-меня."

В ответ на слова короля Карла VIII придворный чиновник медленно приблизился и вручил премьер-министру новый пергаментный лист.

"Премьер-министр, прочтите это от моего имени... от моего имени! Я разрешаю тебе озвучить мою волю!"

"Да. Я смиренно принимаю это".

Поклонившись трону, герцог Рошбург подошел к Элише, которая продолжала стоять на коленях.

Собравшаяся знать зашепталась между собой. В таких обстоятельствах в Алкуэлле существовал обычай просто зачитывать список наград, не вручая их лично. Если какие-либо подарки и должны были быть вручены, их получали позже через официального представителя. Премьер-министр, приближающийся к кому-то с наградами, был редким явлением и случался только в исключительных случаях, когда ему оказывали высокие почести.

Даже Элиша казалась озадаченной и невольно подняла лицо, которое должно было быть опущено.

"Леди Балбастр, я смиренно предлагаю вам ознакомиться с намерениями Его величества и передаю их вам. Поэтому, пожалуйста, примите надлежащую позу и слушайте".

"Да... Приношу свои извинения за грубость".

Элиша снова склонила голову, и Рошбург зачитала содержание.

"Король Карл VIII был очень впечатлен вашей храбростью в недавней кампании и вашими достижениями в победе над чудовищным вампиром, который представляет угрозу не только для королевства, но и для всего человечества и церкви. Таким образом, он дарует рыцарю Элише Росмонд Бальбастр... рекомендации и назначается Святым Рыцарем, чтобы служить Святой Церкви!"

По тронному залу прокатился неосязаемый шок.

Святой рыцарь — рыцарь среди рыцарей, которому поручено защищать учение и последователей Святой Церкви. Для рыцаря считалось высшей честью быть назначенным в качестве такового. То, что молодая женщина всего двадцати четырех лет получила такое назначение, было беспрецедентным событием. Многие из присутствующих переглянулись со своими соседями, перешептываясь в недоумении. Это было действительно невообразимое событие.

Но в то же время некоторые думали иначе. В конце концов, это было свидетельством высочайшего признания, которое только мог получить рыцарь. Даже если бы премьер-министр официально наградил ее, в этом не было бы ничего странного.

"Это письмо о назначении и разрешение на ваше путешествие в Омнию для прохождения обучения в качестве Святого рыцаря. Пожалуйста, примите их с уважением".

"...Да! Я действительно польщена и глубоко тронута этим неожиданным признанием!"

Элиша опустилась на одно колено и вытянула обе ладони над головой, почтительно принимая письмо о назначении.

Лангонье был недоволен. Несмотря на тесные связи Элиши с центральной властью как члена Королевского рыцарского ордена, она происходила из дворянской семьи децентралистов. Более того, ходили слухи, что ее Второй рыцарский орден был группой грубых и неотесанных личностей, далеких от идеалов рыцарства. То, что такой человек стал Святым рыцарем, было знаком тревожных времен.

... Однако события, которые по-настоящему показали, что мир находится в смятении, еще не произошли.

"Граф Королевства Талес Шернан Обениэль!"

"Да."

Ближе к концу церемонии, в самый кульминационный момент, было названо имя этого человека. Во время церемонии награждения и наказания последним традиционно получал награду человек, добившийся наибольших успехов в бою. Таким образом, несмотря на то, что это было досадно, не было никого, кто мог бы быть более достоин чем Талес.

В конце концов, он был командиром, который разгромил силы из 40 000 солдат армии Сан-Галлена, несмотря на то, что находился в численном меньшинстве. Каким бы неприятным это ни было, необходимо было признать его достижения, иначе это создало бы плохой прецедент.

"Подойди ближе..."

"Да."

Ноги Талеса ступали по престижному красному ковру. Лангонье чувствовал себя так, словно натирал грязью золото. Если бы этот человек ступил на алый пол, лужи крови, пролитые убитыми рабами, были бы более уместны.

И все же его расслабленные и неторопливые шаги, а также плавная и естественная поза на коленях вызывали некоторое беспокойство. На первый взгляд, казалось, что проблемы нет, но это вызывало неприятное ощущение, как будто в горле застряла маленькая косточка.

Лангогне задумался о причине этого и в конце концов понял в чем дело.

(Он слишком расслаблен.)

Он вспомнил поразительное безразличие Талеса к королевскому дворцу, когда ему показывали его окрестности. Это было ключевым моментом.

Обычно король был величайшим авторитетом в стране. Даже Лангонь, который знал о жалкой жизни короля, почувствовал бы некоторую нервозность, если бы стоял перед троном. Воспитание, полученное им с детства, заставило его относиться к пожилому человеку, сидящему на троне, как к неприкосновенной фигуре.

Талесу, с другой стороны, этого недоставало. Он просто выступил вперед, когда его позвали, и выполнил предписанные действия, потому что ему так сказали. Казалось, что так оно и было для него.

(Граф Обениэль... Ему не хватает осознанности при встрече с королем?)

Этот человек не боялся ни короля, ни премьер-министра. Не то чтобы он недооценивал короля Карла VIII или герцога Рошбургского. Скорее, он относился к королю и знати так же, как к простолюдинам и рабам. Казалось, его не интересовала иерархическая система, которая управляла этим классовым обществом. Его поза, в которой он кланялся трону, выглядела как плохо продуманное клоунское представление.

Лангонь хотел, чтобы это поскорее закончилось. Сам Талес Обениэль был всего лишь инструментом, от которого следовало быстро избавиться, как только разберутся с децентралистами. Было невыносимо наблюдать, как кто-то ведет себя так высокомерно, не понимая своего места.

Пока эти мысли витали в воздухе, церемония продолжалась. Герцог Рошбургский похвалил военные достижения Талеса, сделал ему комплимент в церемониальном тоне и, наконец, призвал его выслушать слова короля. Остальная часть церемонии прошла в обычном порядке, с перечислением наград.

"Есть ли... у тебя какие-нибудь пожелания?"

На протяжении всей церемонии король повторял этот вопрос несколько раз. Если бы Талес ответил, как все остальные, сказав, что он последует воле Его величества, конец церемонии был бы близок.

Однако, неожиданно, он ответил,

"Да, есть кое-что, о чем я хотел бы спросить ваше величество".

Этот человек прервал поток своих резких слов.

"...Ч-что?"

Голос Карла VIII, казалось, утратил свою эмоциональную окраску, когда эхом разнесся по тронному залу. Это был невнятный шепот, который невольно вырвался наружу. Несмотря на то, что он был не особенно громким, его услышали все присутствующие, что свидетельствовало о том, насколько тихо стало в зале.

Все зрители широко раскрыли глаза, их взгляды были прикованы к трону.

То, что сделал Талес, было возмутительно. Хотя формально король обратился к нему с вопросом, в этот момент следовало выразить скромное желание, сказав: "У меня нет никаких просьб. Я приму все, что ваше величество сочтет нужным". Это был надлежащий способ проявить уважение, независимо от чьих-либо истинных мыслей. Таков был этикет и традиция королевства.

Проигнорировать это и заявить о своей просьбе было беспрецедентным актом неповиновения.

Вредоносный аспект этого акта заключался в том, что, формально говоря, вопрос и ответ были предопределены. В этой церемонии восхваления выдающейся службы вассала и вручения наград король обращается к вассалу с вопросом, и вассал отвечает на нее. Но что, если король не сможет выполнить эту просьбу?

Авторитет короля будет сильно подорван. Король, как суверен, был бы не в состоянии вознаградить своих верноподданных за службу, тем самым считая их верноподданную службу, даже поставленную на кон их жизнью, бесполезной... Вот как с ними обращались бы.

Целью включения этой формальности в церемонию было также предотвращение подобных ситуаций. Вознаграждение было заранее определено, и вассалы должны были выразить свою готовность принять все, что приготовил для них король. Таким образом, вероятность подрыва королевской власти была минимальной.

Игнорирование этого протокола означало, что Талес не заботился о власти короля и о том, какие последствия могут возникнуть. Он открыто заявил об этом перед самим королем и всем собранием знати.

(Ты дурак! Разве я не учил тебя несколько раз, как отвечать на этот вопрос?! Все, что тебе нужно было сделать, это вежливо отказаться и предоставить решать это Его величеству! Почему ты не можешь сделать даже такую простую вещь!?)

Лангонь прижал руку ко рту, сдерживая гнев, который подступал к горлу. Он чуть не совершил ошибку, повысив голос в середине церемонии. Вот какой шок он испытал в тот момент.

Причина заключалась в том, что именно Лангонь проинструктировал Талеса о протоколе церемонии. В некотором смысле, если бы Талес проявил грубость, это плохо отразилось бы и на Лангонье, как на том, кто его учил.

На самом деле, некоторые из присутствующих бросали на него обвиняющие взгляды. Должно быть, они были свидетелями того, как Лангонь инструктировал Талеса о церемонии в вестибюле. Их взгляды были холодными и осуждающими, как будто говоря: "Чему, черт возьми, ты его учил?"

После напряженного молчания, от которого казалось, что сидишь как на иголках, король Карл VIII наконец заговорил с угрюмым выражением лица.

"...Очень хорошо. Выскажи свое желание."

По залу пробежал шум. Возмущение было еще сильнее, чем тогда, когда Талес выпалил что-то возмутительное. Причина в том, что известный король Карл VIII был не более чем глупым правителем, который изо всех сил старался следовать стандартным ритуалам. В прошлом году, во время Большого пожара в столице, он вел себя так, будто ничего не знал, и отказался от своих обязанностей, продемонстрировав свою некомпетентность. Однако, в ответ на это беспрецедентное нарушение протокола, он отреагировал, не выказав ни гнева, ни волнения, что было просто невероятно.

Даже зачинщик этой ситуации, Талес, широко раскрыл глаза от удивления при виде неожиданной реакции.

"... А?"

"Ч-что? У тебя.. у тебя ведь есть желание, верно? В чем дело?"

"Д-да,.. Я был готов к вашему гневу, поскольку говорил, полностью осознавая свою грубость".

От этих слов на виске Лангонье запульсировала жилка.

(Он осознает свою грубость?!)

Другими словами, он сделал это, прекрасно понимая, что ему говорили этого не делать. Это было не что иное, как пренебрежительное поведение по отношению к другим.

"З-заставлять меня ждать еще грубее, не так ли? Я-я король! Этот король! А теперь отвечай быстро! Или... э-это ложь, что у тебя есть просьба!?"

Как и ожидалось, король Карл VIII по-прежнему оставался королем Карлом VIII. То ли он начал терять терпение из-за долгой церемонии, то ли его терпение истощилось из-за предыдущего ответа, но внезапно он пришел в ярость и начал кричать.

Не обращая внимания на его вспышку гнева, герцог Рошбургский встал перед Талесом и подтолкнул его.

"Граф Обениэль, действуйте так, как желает его величество".

"Очень хорошо, тогда я обращусь с просьбой к его величеству".

С этими словами Талес сменил позу. Он упал ничком, касаясь земли руками.

Теперь он полностью распростерся по полу.

Затем он обратился к королю.

"Я молю Ваше величество о милосердии к народу Вольдена".

"Милосердие, вы говорите?"

"Да... На наши земли обрушились бедствия войны, они глубоко страдают. Только мы потеряли десятки тысяч солдат. А если добавить мирных жителей, которые попали в руки варваров-солдат из Сан-Галлена, то количество потерянных жизней не поддается измерению..."

Остановившись на мгновение, он поднял голову.

"...Поскольку ваше величество признали военные заслуги этого скромного вассала, я полагаю, вы также должны быть осведомлены об этом?"

Это было провокационное замечание. Признание военных заслуг Талеса, восхваление его и вручение наград во время такой церемонии. В таком случае король, должно быть, хорошо осведомлен о том, сколько жертв принесла эта война, верно? Хотя внешне его слова были тщательно приукрашены, на самом деле именно это и передавали слова Талеса. Присмотревшись, Карл VIII, казалось, соскользнул с трона и отчаянно вцепился в подлокотники. Должно быть, он был сильно потрясен. Подумать только, что найдется кто-то, кто скажет такие слова королю Арквелла, было невероятно.

Герцог Рошбургский, почувствовав необходимость вмешаться, прочистил горло, и это вызвало резонанс в зале.

"Поскольку мы не хотим отнимать драгоценное время его величества, нет необходимости в предисловиях. Какой милости вы конкретно хотите от его величества?"

Ответ Талеса был, как его и просили, прямым как рельса.

"Освобождение от налогов для провинции Вольден".

"Что за...?"

Премьер-министр застонал.

Это было возмутительное требование. Просить короля освободить провинцию Вольден от уплаты налогов означало, что даже налоги, поступающие непосредственно от Талеса, который правил этой землей, не будут собраны. Другими словами, этот человек открыто отказался платить налоги королевству.

Более того, это требование вызывало беспокойство, поскольку предполагало освобождение от налогов от имени короля. Освобождение распространялось только на часть, выплачиваемую стране, в то время как часть, выплачиваемая господину, оставалась нетронутой. В противном случае лорд был бы в отчаянии, потеряв значительный источник дохода, необходимый для покрытия различных расходов и поддержки своих слуг. В конце концов, необходимые средства для различных проектов и поддержки его слуг были получены из налоговых поступлений.

По сути, это означало, что он брал налоги с людей, не внося никакого вклада в развитие страны.

(Так он раскрыл свою истинную природу, паразит из сельской местности! Из всех мест, почему именно здесь...!)

Лангоне тоже приподнял бровь.

Устанавливал свое господство в регионах, набивал собственные карманы и при этом отказывался платить налоги. Кем он себя возомнил? После того, как он перешел на сторону централистов, как только Лавалли, против которого он боролся, исчез, теперь он хотел пойти против этой самой политики.

"Беда, постигшая Вольден, не ограничивалась десятками тысяч погибших в битве. Поля были сожжены, колодцы отравлены, и даже те, кто выжил, стонали от боли от ран, полученных на войне. Даже сейчас они продолжают страдать. Я смиренно прошу проявить к ним хоть малую толику милосердия."

"П-проявить милосердие к людям...? Это... ваше желание?"

"Действительно, ваше величество. Как я упоминал ранее, поскольку вы признали боевые заслуги этого вассала, я полагаю, вы также знаете о жертвах, принесенных народом Вольдена. Нельзя недооценивать их непоколебимую преданность и самопожертвование во имя королевства. Я искренне хочу отплатить им за их доблесть и преданность".

И с этой хитрой риторикой. Это не более чем проявление королем милосердия к подданным, и все это ради блага народа. Добродетельный поступок. Несомненно, люди будут благодарны королю, проливая слезы радости. Они подтвердят свою преданность королевству. Поэтому это должно быть сделано во что бы то ни стало... это было грандиозное оправдание, которое он подготовил для этого.

"Граф Обениэль",- перебил премьер-министр.

"Это единственное, чего вы хотите?"

"Да, это единственное, чего я желаю".

"Больше никаких наград не требуется?"

"Если в обмен вы могли бы оказать щедрую услугу людям".

"...И как долго продлится освобождение от налогов?"

"Продолжительность, вы говорите?"

"Да. Я знаю, что подданные Вольдена очень страдают. Это бремя победы. И это не тот период, когда стоит задуматься о снижении налогов. Однако, на какой срок вы бы хотели их убрать? Конечно, вы же не станете предлагать Вольдену вечное освобождение от налогов".

Слова премьер-министра были вполне естественны. Регион, который не был обязан платить налоги королевству, больше не входил в состав королевства Арквелл. Это была бы независимая, обособленная страна, привилегия, предоставляемая только герцогу, а не простому графу, как Талес. Поэтому было бы разумно, чтобы освобождение от налогов имело определенный срок действия.

Итак, как долго должен длиться этот срок? Обычно в награду за победу в войне на год снижались налоги, но Талес просил об освобождении от налогов в обмен на свое собственное вознаграждение. Естественно, это не ограничивалось одним или двумя годами. Скорее всего, он потребовал бы освобождения от налогов на срок от десяти до двадцати лет, в течение которых он мог бы накопить состояние, сколько душе угодно. Похоже, это было его истинным намерением.

Все, включая Лангонье, а не только премьер-министр, пристально смотрели на Талеса, ожидая услышать, сколько лет он попросит. Число, которое он произнесет, будет напрямую отражать смелость этого человека.

(Хм... Потребовалось бы около десяти лет, чтобы восстановить Вольден и добиться профицита. Если учесть доходы, необходимые для обоснования такого требования, разумным было бы запросить пятнадцать лет. Если он пожадничает, то, возможно, двадцать лет. Конечно, он не осмелился бы сказать, что не хочет платить налоги в течение тридцати лет, верно?)

Предполагая, что необходимый срк составит от пятнадцати до двадцати лет, Лангонь пересмотрел свои предположения.

Однако все было наоборот.

"Тогда я надеюсь на освобождение от налогов на следующие пять лет".

"Пять!?..."

Где-то в зале несколько человек одновременно застонали.

―― Слишком короткий срок.

Это была общая мысль среди них. Пяти лет было недостаточно, чтобы воспользоваться льготами по освобождению от налогов и накопить личное состояние, не говоря уже о завершении реконструкции. В конце концов, это была половина необходимого десятилетнего срока, который, по расчетам Лангонье, был необходим.

"Хм... Но, учитывая способности графа Обениэля..."

Неуверенно пробормотал граф Шамбери. Этот человек уже некоторое время интересовался способностями Талеса как администратора. Он знал о достижениях Талеса в быстром возрождении отдаленной и почти пустынной земли Марлан в регионе Вольден, когда тот был виконтом.

Услышав бормотание Шамбери, Лангонь что-то почувствовал.

(Я вижу, ты сумасшедший! Значит, ты веришь, что с твоими навыками ты все еще можешь получать прибыль в короткие сроки. И все же, ты искусно производишь впечатление на других своим состраданием и отсутствием жадности... Так вот в чем твой план! Я раскусил его!)

Думая об этом, Лангонь испытывал презрение к поверхностности характера Талеса. Было отвратительно беспокоиться о мнении других и в то же время жадно стремиться к личной выгоде. Как человек, он не мог вынести такого поведения. При этих мыслях Лангонь поморщился, и его дыхание стало тяжелым, когда он фыркнул через нос.

Однако...

"Хм... Но как ни посмотри, что-то не совпадает."

И снова бормотание Шамбери противоречило этим ожиданиям.

Каким бы опытным он ни был во внутренних и гражданских делах, пять лет - это все равно нереально. Во-первых, по собственным оценкам Лангонье, на реконструкцию Вольдена потребуется десять лет и еще пять лет, чтобы начать приносить прибыль, что в общей сложности составит пятнадцать лет. Если бы этот срок был сокращен до пяти лет, он составил бы лишь треть от того, что требуется для получения прибыли. Это означало, что если бы Талес не обладал навыками невероятно способного сверхчеловека, способного добиться результатов, в три раза превосходящих результаты обычного лорда, ему было бы трудно получить прибыль.

Итак, почему он требовал такой короткий срок?

Герцог Рошбург, должно быть, подумал о том же. Он продолжил расспрашивать Талеса.

"Это довольно мало, не так ли?"

"Я немного уверен в своей способности управлять территорией и улучшать условия жизни людей. Я верну Вольдену былое процветание и налоговые поступления в течение пяти лет".

"Но разве это не принесло бы тебе мало пользы?"

"Моя конечная цель - принести спокойствие и процветание на землю, унаследованную моими предками, на территорию Дома Обениэлей. Ваше величество и ваше превосходительство, я смиренно умоляю вас оказать мне необходимую помощь для достижения этой цели в качестве награды".

(Что это за жуткий витиеватый язык?)

Слушая, Лангонье почувствовал, как его лицо мрачнеет. Для него требования Талеса казались совершенно нехарактерными для того Талеса, которого он знал. Тем не менее, каждое слово было тщательно продумано, с логикой и обоснованием. Ощущение несоответствия было тревожным.

Желая получить период освобождения от уплаты налогов ради блага народа и возрождения своей территории? Заявляя, что добьется чего-то за пять лет? Желая пренебречь собственными интересами ради этой цели?

Кем, черт возьми, был этот человек?

У человека, который мог искренне произносить такие слова, не было бы причин называться "Убийцей рабов" или "Змеем-людоедом", как предполагали леденящие кровь слухи. Должно быть, что-то скрывалось за этим, но Лангонь не мог этого понять. Тем не менее, этот аргумент был небезосновательным, и, похоже, он не остался без пользы и для королевства.

"...Ваше величество.

"Э, да..."

Королю и премьер-министру, казалось, ничего не оставалось, как согласиться с этим.

"Я-я издаю королевский указ, услышьте! Будьте готовы, с-слушайте внимательно!"

"Да"

"В-ваша верность и праведность поистине достойны похвалы. По-поэтому, как вы и хотели, мы предоставим вам желаемую н-награду! ...На следующие пять лет провинция Вольден будет освобождена от налогообложения королевством! У-у-усердно работайте над восстановлением провинции!"

"...Я глубоко благодарен вам за вашу благосклонность, ваше величество, и я, безусловно, принял ваш указ усердно работать над восстановлением Вольдена."

"Д-да".

Лангонь прищурился. На мгновение показалось, что Талес улыбнулся. Неудивительно, что он улыбнулся после того, как его просьба была принята, но было что-то другое. Лангонь почувствовал, что за этой улыбкой кроется какой-то другой смысл, но не смог его уловить.

Ответ пришел от Шамбери, который до этого что-то бормотал себе под нос.

"Похоже, все будет довольно сложно, граф Лангонь".

"Что вы имеете в виду, граф Шамбери?"

"Король отдал приказ усердно работать над возрождением Вольдена, вы слышали?"

"Ну и что? Конечно, граф Обениэль должен сделать все возможное, чтобы исполнить волю короля, что из этого..."

"Дело не только в нем. Вы также были вовлечены в консультирование графа Обениэля по поводу возрождения его территории, не так ли?"

Невольно он чуть не воскликнул от удивления.

Всё так и было. Перед началом церемонии, во время экскурсии по королевскому дворцу, Талес проконсультировался с Лангонье. Он рассказал о сокращении населения Вольдена из-за разрушений, вызванных войной, и выразил желание что-то с этим сделать. Лангонь предложил набрать людей на территориях сторонников децентрализации под предлогом призыва на военную службу и отправить их в Вольден.

Конечно, в тот момент он был взбешен возмутительным поведением Талеса и не собирался оказывать ему поддержку. Он считал, что только он один должен нести ответственность за свою некомпетентность, которая привела к сокращению численности населения.

Однако теперь вышел королевский указ.

Только что состоявшийся разговор между Талесом и королем Карлом VIII показал, что предоставление Вольдену освобождения от налогов было задумано как награда, и слова короля "усердно трудиться на благо Вольдена" имели именно такой смысл...

"Это означает, что это не просто награда, но и ваше желание, чтобы этот человек отчаянно боролся за восстановление провинции, верно?"

Талес предложил расширенную интерпретацию. Он попросил подтверждения, если это не было ошибкой, и король ответил:

"Да, это так".

И король согласился. В итоге все было так. Хотя король, вероятно, не имел этого в виду, но как только кто-то настоял на этом, возникла ситуация, при которой это нельзя было отрицать как факт. Во время церемонии награждения состоялся банальный разговор. В результате желание короля о выздоровлении Вольдена превратилось в установленный факт. Позже он подтвердит, что Вольден был частью королевства, а земля была пожалована семье Обениэль в форме доверенности от короля. Если бы их спросили, хотят ли они, чтобы земля, которая номинально принадлежала им, была возвращена, ответом, несомненно, было бы "да". Как только намерение короля было выражено, его уже нельзя было отменить.

Теперь, независимо от того, насколько лично Лангонье не нравилось поведение Талеса, предыдущий разговор уже нельзя было оставить без внимания. Если король приказал ему восстановить свои земли, то, как централист, Лангонь был обязан действовать для восстановления Вольдена. Даже если это преувеличение, молчание, зная о мерах, которые будут способствовать восстановлению, только ухудшит ситуацию. По крайней мере, он был обязан представить свои идеи коллегам по фракции.

В конце концов, централисты были фракцией, которая проводила различную политику по контролю над регионами, якобы для поддержки правления короля. Если бы он сейчас действовал вопреки приказу короля, это подорвало бы само право фракции на существование.

И все же, если бы он промолчал, он мог бы сделать вид, что разговора не было. Но...

"Однако это огромная задача, не так ли? Чтобы добиться выздоровления за пять лет, графу Обениэлю придется потратить значительную сумму денег, не так ли?"

В этот момент граф Шамбери начал говорить.

Жадная летучая мышь, обуреваемая желаниями, казалось, была очень заинтересована в различных проектах, связанных с восстановлением Вольдена. Естественно, он использовал эти усилия для своей выгоды, сделав его своей добычей. И, исходя из здравого смысла, хорошо откормленная добыча вкуснее. Если есть способ откормить Вольден, не используя его собственный кошелек, то нет причин отказываться от этого пути. Если бы Лангонь не предложил этого, то Шамбери сам предложил бы это, как если бы это была его собственная идея, и довел бы ее до конца.

Лангонь был раздосадован. Это иррациональное поведение подорвало его самообладание и испортило его внешний вид во время церемонии, заставив чувствовать себя неловко. Теперь он был вынужден поддерживать этого безумца, опасаясь, что, пока он не уничтожит децентралистов, у него не будет другого выбора, кроме как использовать его.

Пока Лангонь скрипел зубами, в игру вступил премьер-министра, герцог Рошбургский.

"Однако, граф Обениэль, подобные дела - всего лишь исключение. Если представится другая возможность, мы ожидаем, что вы будете вести себя в соответствии со здравым смыслом. ...Вы понимаете, о чем я говорю, не так ли?"

"Да! Я приношу извинения за выражение самонадеянных желаний и причинение беспокойства, ваше превосходительство".

"Тогда очень хорошо. Выразите свою благодарность Его величеству за его милость и благожелательность."

На самом деле, они оба были людьми, которые умели только чесать языками.

Однако это хлопотное празднование и церемония награждения наконец-то подойдут к концу. После этого король отправит этого бесстыдника в отставку, премьер-министр выступит с заключительной речью, а затем король уйдет, когда они попрощаются с ним. Все, что осталось, - это поскорее отправиться домой и отдохнуть. Он хотел налить себе виски и утопить свою усталость в алкоголе, а потом просто уснуть. Он был морально истощен, и сегодня у него не было ни малейшего желания проводить время с женщиной.

Нет, не только сегодня, но, возможно, ему стоит какое-то время избегать женщин. Когда он перед смертью посетил Лавалле, Лангонь обвинил его в тайной встрече с монахиней из Омнии, но это косвенно намекало на его собственные скандальные похождения. Более того, он уже признался себе, что потребуется оздоровление. Хотя истинная причина коллапса старика должна была стать главной проблемой, никто не упоминал об этом именно по этой причине. Если кто-то неосторожно поднимет эту тему, это может привести к сопутствующему ущербу и с их стороны.

В то время как у него снова началась изжога из-за неприятных воспоминаний, которые он невольно вызвал, Лангонь отчаянно желал, чтобы это мероприятие поскорее закончилось.

Однако,

"...Далее, награда за ваши военные заслуги".

"Да?"

Не было никаких признаков того, что Карл VIII намеревался отослать Талеса, и вместо этого герцог Рошбургский, казалось, что-то говорил ему.

Зал снова оживился. Уже выдав награду, они собирались сказать что-то еще. Это был беспрецедентный поступок в истории церемоний.

Маловероятно, что они собирались наказать его за какие-либо проступки после того, как наградили за его достижения. Все надеялись, что так не получится. На Талес только что была возложена обязанность "усердно стремиться к возвращению Вольдена". Если бы эта обязанность была немедленно отменена, это подорвало бы авторитет короля.

Итак, что же будет дальше? Присутствующие наблюдали, затаив дыхание, с любопытством ожидая, что будет дальше.

"Затем, в награду за вашу скромность, вы получите еще один подарок".

"Хм... Премьер-министр? Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду..."

Даже этот бесстыдник, казалось, был озадачен таким поворотом событий. Его фальшивая улыбка была натянутой.

Замешательство охватило дворян, в том числе и Лангонье, которые были свидетелями этого. Это награда за смирение? Такое было неслыханно, особенно когда речь шла о вассале.

Однако премьер-министр продолжил без колебаний.

"Предыдущий обмен был тестом для оценки ваших качеств. Теперь, когда вы доказали, что достойны получить то, что должно быть предоставлено, мы приступим к этому".

"Я, нет, этот скромный вассал уже благодарен за освобождение от налогов..."

"Кстати! ...Ты понял что это?"

Никто не знал, слышал ли он о скрытых способностях Талеса или нет. Герцог Рошбургский, что было для него нехарактерно, с веселым видом подошел к нему.

"Наше королевство и Федерация Сан-Галлен достигли мира благодаря вашим усилиям. Согласно мирному договору, некоторые территории этой страны были перераспределены, и большинство из них были переданы в качестве наград, но есть один участок земли, который еще никому не был отдан".

"Это... считается владениями его величества, не так ли? В конце концов, с этой территорией, похоже, трудно справиться".

"Вот именно! Там действительно неспокойная земля. Поэтому один из планов состоял в том, чтобы оставить ее во владениях его величества, а не отдавать дворянам. Изначально так и было задумано. Однако..."

Голос премьер-министра продолжал оживленно щебетать.

Этот человек когда-нибудь раньше так увлекался?

Лангонь погрузился в воспоминания... и тут он понял.

"Недавно пришло письмо от одного дворянина. В письме они предложили, как распорядиться землей, уступленной по мирному договору".

Премьер-министр этой страны был не более чем марионеткой, управляемой тайным вдохновителем. Если бы он так уверенно вел себя, как сейчас...

"Этот человек написал это в письме... "Этот молодой человек обладает мудростью и мужеством, он знает, как проявлять сострадание к людям, и в то же время остается скромным и довольным. Почему бы не доверить это место ему? Если у вас есть какие-либо сомнения, позвольте мне предложить вам пророчество, которое их облегчит..."

"Было ли это..."

"...Он откажется от вознаграждения и взамен попросит освободить его от уплаты налогов на территории, охваченной войной. В качестве доказательства того, что это не связано с жадностью, срок действия, вероятно, будет коротким. Запрошенный срок, вероятно, составит пять-семь лет, поскольку он уверен, что сможет восстановить своё хозяйство за это время. С таким человеком не должно возникнуть проблем, верно?"

Значит, за его спиной, должно быть, есть ниточки, которые дергают марионетку. Герцог Рошбургский широко улыбался, что было неуместно для такой торжественной церемонии. Это была кривая улыбка, с которой он смотрел сверху вниз на пойманного в ловушку противника.

"Ваше величество, пожалуйста, наградите его, как и было условлено!"

"Я-я знаю! О Талес Шернан Обениэль! В-ваш интеллект и храбрость, проявленные в бою, ваша уверенность в управлении своей территорией, а также ваша бескорыстная преданность и любовь к народу, которые вы проявили ранее, - все это получило признание..."

"...Более того, я подтверждаю рекомендацию в соответствии с завещанием покойного бывшего маркиза Джорджа Генри Лавалли! Вам будет оказана честь получить провинцию Элпис-Роанн в качестве вашего феодального владения и быть назначенным ее губернатором королевским указом!"

В Тронном зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками прерывистого дыхания короля Карла VIII после его долгой речи.

Элпис Роанн. Спорная земля между двумя нациями, федерацией Сан-Галлен и их собственным королевством. Это имя, имевшее глубокое историческое значение, было утрачено во время войны пятьдесят лет назад и теперь вновь обретено благодаря мирным переговорам в ходе недавней кампании.

И теперь... они должны даровать его Талесу? Согласно завещанию маркиза Лавалле? Но разве они не должны были быть в оппозиции? Почему? Как?

Многочисленные вопросы вертелись в головах присутствующих. Не только Лангонь, но и все дворяне в зале, должно быть, были в равной степени озадачены.

Среди этой неразберихи Талес заговорил суровым голосом.

"...Однако занимать пост губернатора трех провинций в графском звании было бы слишком тяжелым бременем".

"К-конечно! Твой ранг повысится еще больше! Ты станешь маркизом! С этого дня Дом Обениэль будет возведен в ранг маркизата!"

(Что??)

Услышав слова короля, собравшиеся дворяне забыли о торжественности церемонии и пришли в волнение. Хотя Лангонь сумел сдержаться, окружающие его люди нетерпеливо обменивались взглядами и словами.

"Дом Обениэль... становится маркизом?"

"Новичок в рядах знати, появившийся в истории королевства только-только?"

"Нет, начнем с того... что предыдущее поколение сошло с ума, да и нынешнее такое же..."

Естественно, среди них не было ни одного положительного мнения. Несколько сторонников Талеса, включая маркграфа Долдрана, также были ошеломлены неожиданным поворотом событий. Некоторые из них подошли, чтобы узнать, что происходит. Лангонь разделял те же мысли.

(Этот сумасшедший... Дом Обениэля... позорное происхождение... превосходит меня по рангу?)

Дом Лангонье на протяжении многих поколений помогал двору, демонстрируя свою непоколебимую преданность с момента основания королевства. Почему они должны ограничиваться графским титулом, в то время как дом Обениэлей, история которого насчитывает всего двести лет, может занимать титул маркиза?

Предыдущие поколения семьи Обениэль были известны своим экстравагантным и неподобающим поведением, что вызывало насмешки в светских кругах. Предыдущий глава семьи сошел с ума и был отправлен в монастырь, а нынешний на его глазах был не более чем "рабоубийцей". Как могло такое происхождение быть поставлено выше, чем у Лангонье, выше, чем у их предков из поколения в поколение? Это было совершенно невыносимо. Если ранее он не обращал внимания на нарушение этикета, и этого было достаточно, чтобы вскипятить его внутренности, то на этот раз ему показалось, что кровь вот-вот хлынет у него из глаз и ушей от гнева.

Пока Лангонь корчился от ненависти и ревности, этот человек все еще бесстыдно продолжал свое наглое поведение.

"Ваше величество... Этой осенью мне только недавно был пожалован титул графа. Более того, я был занят множеством обязанностей, и именно поэтому не мог прийти, чтобы выразить свою благодарность раньше. Даровать титул маркиза без соответствующего перерыва кажется немного..."

"Это королевский указ! Королевский указ! Королевский указ!.. Возражения недопустимы! Это королевский указ! Ты должен хранить молчание и с радостью принять это!"

"Да, действительно. Как и говорит Его величество. Излишняя скромность может звучать саркастично. Впредь вам следует быть более внимательным к своим словам... Верно, маркиз Обениэль?"

"- Да. Я с благодарностью воспринял ваши слова. Это честь, которая укрепляет мою решимость выполнить возложенную на меня огромную ответственность... Я пронесу это одолжение через всю свою жизнь."

Когда Талес преклонил колени перед троном, Лангонь с отвращением смотрел ему в спину.

― Ты предал меня.

― Ты обманул меня.

― Ты вступил в сговор с Лавалле и скрывал это от меня.

Он твердо убеждал себя в этом на протяжении всей этой череды событий. Скромное поведение Талеса и его попытки отказаться казались не более чем защитной маской.

Рекомендация Лавалле и тест на оценку его качеств были не чем иным, как паутиной лжи. Невозможно было с самого начала предвидеть столь вопиющую ситуацию. Все это было тщательно спланировано, все было идеально подобрано, словно представление обезьян перед троном. Истинной целью было передать эстафету лидера централистов Лавалле Талесу.

(Будь ты проклят, Лавалли... Обениэль...!!)

Почему Талес, который был в оппозиции к централистам, отнесся к его предложению дружелюбно? Чтобы взять фракцию под свой контроль изнутри. И тот факт, что Лавалли поддерживал его таким образом, означал, что предыдущие конфликты, скорее всего, были инсценировкой. Вероятно, Талес планировал устранить таких людей, как он, из фракции и временно занять руководящую позицию централистов. Затем, по прошествии некоторого времени, он передаст эту должность внуку Лавалли.

Наследник, сменивший маркиза Лавалле после его смерти, был еще молод и слаб. Талеса использовали в качестве посредника до тех пор, пока наследник не достигнет совершеннолетия. Наградой за сотрудничество были дополнительные территории и титул маркиза. Этого должно быть более чем достаточно. Если, по какой-либо случайности, Талес выдаст план, он будет разоблачен как человек, замышлявший получить эти награды от короля. Пока Талес был еще жив, маркиз Лавалле был мертв. Если заговор раскроется, только оставшийся в живых будет осужден в одностороннем порядке и понесет ответственность за последствия.

Именно так он закрепил за собой положение преемника. Лавалли поступил бы точно так же. Этот старик был интриганом до самого конца. И Талес сыграл на этом, получив значительную дополнительную территорию и непомерный титул. Временную должность заняла семья Рошбур. Они были близки с Лавалле, и он также отправил своего биологического сына служить под началом Талеса...

На протяжении всех этих необъяснимых событий Лангонь был уверен, что это и было основной схемой.

"Шаг назад!"

"Да..."

Повернувшись на каблуках, Талес вернулся на свое место. Все глаза в тронном зале следили за его движениями, полные недоумения, ненависти, ревности и презрения. В эмоциях, направленных на него, не было и намека на позитив.

Несмотря на подавляющий негатив, направленный на него, Талес, недавно назначенный маркиз Обениэль, сохранял стоическое выражение лица, его губы были плотно сжаты, как маска. Многие из знати увидели в этом еще одно свидетельство его дерзкого возвышения и усилили свое презрение.

С этим нежеланным правом первородства церемония подошла к концу.

Да, он ни от кого не получил благословения.