Онлайн чтение книги Родословная королевства Kingdom's Bloodline
658 Исповедь

Храм Заката в Нефритовом городе не такой величественный и торжественный, как Великий Храм в городе Вечной Звезды, но он превосходит в изыске и элегантности, а спроектирован совершенно. Это архитектурный шедевр, основанный на триумфальном стиле древней Империи с учётом математической и геометрической эстетики нового времени.

Этот устойчивый, но изменчивый стиль религиозной архитектуры подтверждает, что в конце III века Созвездие находилось в эпоху бурных потрясений и тревожной нестабильности: «От королей и аристократии до простых людей – все мучительно разрывались между старыми правилами и новыми идеями эпохи. Шаг вперёд – означает покинуть родные места и встречать тернии, шаг назад – значит стареть, цепляясь за прошлое и ожидая безысходности» (349 год по календарю искоренения, Босэ Канди, «Трудность века: пока Звёзды сияют, существует ли Империя?»).

Строительством этого храма занимались два высокопоставленных религиозных деятеля во времена правления «Шакала» Самера III: один из них был заместителем верховного жреца отдела жертвоприношений, хорошо разбирающийся в истории и теологии, а другой – заместителем архиепископа миссионерского отдела, сведущий в математике и архитектуре.

В то время их совместное сотрудничество, а также завершение строительства этого храма в Нефритовом городе стали одним из результатов и символов религиозного примирения между жреческим отделом жертвоприношений и проповедническим отделом миссионерства внутри верования Заката. Это доказывает, что кровавые религиозные конфликты Созвездия, известные как «Спор о ритуалах и проповедях», которые длились целый век, наконец подошли к концу.

(В некоторых документах говорится, что «Резак» Тормонд IV проигнорировал назначение оракулом Верховной жрицы[1] Лидии Джейдстар. Он вмешался в дела храма и самовольно назначил Верховного епископа Нерифа, что было названо «Ложным обещанием»[2]. Это считается отправной точкой религиозных разногласий, известных как «Разделение священного и мирского». Однако из-за споров вокруг легитимности короля «Резака» и его негативного образа среди придворных летописцев этот исторический термин получил меньшее признание среди учёных-историков. Гораздо более широко используется «Спор о ритуалах и проповедях», начинающийся с восхождения на жертву, как это было записано рукой короля «Сокрушителя Шипов» на бумаге).

(Есть также учёные более поздних поколений, которые считают, что истоки религиозного спора можно проследить до «Разрушителя черты» Самера II. Считалось, что именно он, будучи всего лишь теологом, взошёл на трон, и это позволило неподвластным семейной наследственности священнослужителям в Храме Заката постепенно подняться по иерархической лестнице, захватить власть шаг за шагом, тем самым поставив под угрозу священные и неприкосновенные права на толкование божественных откровений и проведение обрядов).

При посредничестве Короля «Шакала» (и, возможно, под угрозой захватчиков с Восточного континента), Храм Заката, высший авторитет Веры Заката, официально мирно разделился:

Отдел жертвоприношений получил исключительное право использовать традиционное название "Храм". Все жрецы Заката по всему королевству теперь подчинялись Верховному жрецу Храма Заката.

Миссионерский отдел стал независимым от Храма и переименовался в "Церковь". Глава Церкви Заката, Верховный епископ, получил право назначать ответственных за миссионерскую деятельность священников Заката в различных епархиях.

Таким образом, Храм и Церковь совместно служили единому Закату: первый приближен к божественному, второй – к людскому. Они разделили ответственность за священные и светские дела, признавая друг друга, но оставаясь независимыми друг от друга, без превосходства одного над другим.

В качестве условия примирения жрецы отказались от обвинений и преследований инакомыслящих, избегали использования выражений вроде "ересь", "лжевера", "упадок" и "дьявольское искушение", проявляли терпимость в вопросах интерпретации учения; священники, в свою очередь, убрали "узор чужой звезды" с ритуальных облачений, прекратили пропагандировать свободу в толковании учений и больше не разжигали недовольство среди народных низов против жрецов и феодалов.

Что касается тех острых вопросов, которые когда-то породили бесчисленные кровавые распри, таких как: «Сокрыта ли истина в святом пути или обыденной жизни?», «Что ближе к Богу – алтарь или церковь?», «Кто имеет больше права говорить от имени Бога – жрец или священник?», «Кто выше и важнее – Верховный Жрец или Верховный епископ?», — их решили оставить в стороне, а то и вовсе избегать обсуждения. 

Ведь для мира необходима взаимная вера, а доверие требует компромиссов. 

И этот храм, имеющий особенное значение, стал первым, а возможно, до сих пор единственным религиозным зданием, которое совместно используют как храмовые служители, так и священнослужители. Здесь проходят как ритуалы поклонения, так и проповеди Нефритового города.

Именно сейчас, будучи одним из самых почётных гостей, Фалес сидел на платформе для поклонений в первом ряду перед алтарём, якобы сосредоточенно и благоговейно смотря на статую богини Заката. —— «Ну, по сравнению с той, что была в Храме города Вечной Звезды и смотрела так, словно готова прожечь взглядом, её лицо здесь, кажется, выглядит мягче и человечнее, не так ли?» 

Позади него, на расстоянии около десяти метров, остальные гостевые места перед алтарём были заполнены многочисленными дворянами и важными особами. Все они были облачены в тёмные одежды, которые выражали уважение божеству (говорят, что на другой стороне моря в храме Святого Рассвета по другой традиции предпочитают белые и светлые тона). Они смотрели, как главный жрец Храма в Нефритовом городе, с выражением вдохновения и чувством в голосе, медленно зачитывает длинный текст ритуального поклонения, готовясь начать общую молитву.

Фалес украдкой обернулся и заметил в первом ряду графа Ласкью из Болотистой местности вместе с сыном, графа Хавеа из порта Солёной Стены, вечно улыбчивого графа Сейкадера с Вечнозелёного острова, а также зловещих сестёр-близняшек из дома Карабеян. Они подняли веера (на этот раз на них красовались фразы: «Покровительство Заката, у нас всего вдоволь» и «Благословление Заката, заслуги приносят славу»), закрыли ими лица и, пряча улыбки, подмигнули Фалесу, сидящему впереди. Однако Миранда, сидевшая рядом с ними, лишь звучно произнесла «Ммм», отчего сёстры мгновенно выпрямились, следуя правилам, и больше не смотрели в его сторону. 

Фалес, усмехнувшись, показал Миранде большой палец вверх. 

Почему-то ещё вчера ему казалось, что эти близняшки из Карабеян вполне милы. Но сегодня, увидев их снова, он лишь ощутил лёгкую головную боль. 

Однако в ближайшее время головная боль ему не грозит.

На самом краю первого ряда Хилле Ковендье выглядела так, словно ещё не до конца проснулась. Она подпёрла голову, опираясь локтями на колени, и сонно клевала носом под монотонное песнопение жрецов и торжественную атмосферу храма. 

Заметив направленный на неё взгляд Фалеса, круглолицая девушка нахмурилась. 

Пока никто не обращал на неё внимания, она тихонько подняла руки, превратив их в когти, и скорчила ему ухмылку.

«Чёрт».

Фалес поспешно отвернулся. 

На самом деле, оглядываясь назад, можно признать, что Каса и Кина довольно неплохи. 

— Я слышал, что сегодня с самого утра ты отправил людей в тюрьму, — знакомая фигура появилась в храме под всеобщим вниманием, подошла к Фалесу и, понизив голос, холодным тоном сказала: — Из-за смерти Дагори Мосса. 

Фалесу показалось, будто на него вылили таз с холодной водой, и настроение у него испортилось.

Принц тихо хмыкнул: 

— Значит, ты уже знаешь. 

Зайен не стал садиться, а, напротив, почтительно поклонился перед иконой Богини Заката и начал молиться. 

Фалесу ничего не оставалось, как тоже подняться и следовать за ним, чтобы люди не стали упрекать его, герцога Звёздного Озера, в дерзости и пренебрежении к богам. Это породило цепную реакцию: сзади тут же раздались звуки стука и пересаживания, когда последовавшие примеру верующие тоже поспешно поднялись со своих мест и начали молиться. 

Выражение лица Зайена оставалось невозмутимым: 

— Я как раз собирался сообщить тебе, Фалес, о несчастном случае с этим виноторговцем... 

— Да, тюрьма Нефритового города, твоя тюрьма, — саркастически усмехнулся Фалес. — Конечно, это должен быть именно ты, кто расскажет мне новости.  

Зайен помолчал немного, затем тихо добавил: 

— Признаю, это ошибка моих подчинённых, нет, даже так – моя оплошность. 

Фалес приподнял бровь: 

— Просто оплошность? И больше ничего? 

— Прими мои соболезнования. 

— Соболезнования...

Раздражённый, Фалес глубоко вздохнул, всё же напомнив себе, что сейчас он находится в храме. 

— Во славу Светлого Бога, несущего блеск святого дня, пусть милость Богини будет бесконечной, а сияние Заката бескрайним. Да хранит она наше королевство, этот город, как она некогда оберегала короля Германа и королеву Регину, спасая бесчисленные жизни от огня войны... 

Перед алтарём один за другим вышли жрецы. Они держали свечи, шаг за шагом приближались, синхронно следуя за ведущим в пении и поклонах. Верующие также стали присоединяться к молитве с благоговейными лицами. 

Никто не обратил внимания на то, как в этот момент на самом почётном месте перед алтарём два герцога безмолвно противостоят друг другу.

— Офицер полиции Какере сказал мне, что смерть Дагори Мосса была обнаружена вчера в полночь, — на фоне непрерывного религиозного пения Фалес бросил взгляд на стоящего рядом Зайена и тихо произнёс: — Но мои люди тоже получили информацию примерно в это же время прошлой ночью – я всё ещё помню фейерверки с праздника.

Герцог Ириса, который молился, открыл глаза с осмысленным взглядом. 

— Получить информацию так быстро? Видимо, твоя стража Звёздного Озера очень осведомлена.

— Вовсе нет, я знаю возможности своих людей, — холодно ответил Фалес. — В незнакомом Нефритовом городе новости из тюрьмы дойдут до меня с существенным опозданием: смерть Дагори неизбежно произошла раньше полуночи, намного раньше. 

Взгляд Зайена стал жёстче, но он промолчал. 

— Но тюрьма всё равно докладывает, что смерть была обнаружена в полночь. Почему?

Фалес подумал о возвращении Миранды и остальных, прищурился и спросил: 

— Или, почему администрация тюрьмы захотела изменить или подделать время происшествия?

«Подделать время...» 

Зайен мрачно посмотрел на жрецов у алтаря, но через мгновение улыбнулся: 

— Мне неизвестны подробности. Но, думаю, они изменили время преступления, чтобы скрыть халатность в работе охраны. Не беспокойся, я позабочусь о том, чтобы соответствующие службы занялись этим... 

— Хватит.

Фалес холодно прервал его: 

— Богиня Заката – в буквальном смысле этого слова – слышит тебя. Прекрати лгать.

Герцог Южного побережья слегка изогнул бровь, но его улыбка не изменилась: 

— Не понимаю, о чём ты? 

Принц покачал головой: 

— Три раза. 

— Три раза что? 

Фалес холодно усмехнулся: 

— На вчерашнем праздничном банкете мы обсудили множество тем – от истории каждого гостя до прошлого и настоящего Нефритового города. 

— Но была одна вещь, Маленький цветочек, которую ты упоминал случайно или намеренно целых три раза.

Сначала Зайен выглядел озадаченным, но вскоре, будто что-то вспомнив, его зрачки сузились! 

В храме религиозное пение постепенно становилось тише.

— Верно, ты упоминал того торговца вином, Дагори Мосса, — после публичной молитвы Фалес поднял голову и, медленно садясь, отметил каждое слово: — Ровно три раза. 

— Не каждый день наш герцог–защитник Южного побережья думает о ком-то настолько много. Садись уже, хватит мучить людей позади себя. 

Зайен с серьёзным и торжественным выражением лица медленно сел несколько секунд спустя. 

И только тогда в задней части храма зазвучали лёгкие шорохи садящихся прихожан. 

На алтаре подсвечник перед главным жрецом внезапно полыхнул серебристым пламенем. 

Под тихие шёпоты верующих главный жрец спокойно ждал, пока послушники вручат ему ритуальные перчатки, расшитые символом Заката, затем с внушительным видом принял от помощника блюдо с хлебом для обряда. Главный жрец профессиональным и почтительным движением разрывал хлеб на маленькие куски, проводя ими над серебристым огнём, после чего передавал на серебряное блюдце следующему из жрецов. 

На самом почётном месте перед алтарём Фалес следил за действиями главного жреца, но не отходил от темы: 

— Более того, когда я вчера спросил, стоит ли освободить Мосса, ты торопливо сменил тему на Миранду, изображая, будто ты был ослеплён красотой её переодевания. 

Зайен тихо фыркнул: 

— Правда? Я этого даже не помню. 

Началась церемония причастия. Два заместителя главного жреца со спокойствием и достоинством выступили вперёд и, взяв первые две порции святого причастия, поджаренные на божественном огне заходящего солнца, предложили их герцогам на серебряных блюдцах. 

— Неважно, я для тебя всё запомнил – и это ещё не всё.

Фалес поднял серебряное блюдце, взял маленький кусочек освещённого хлеба и положил его в рот – на вкус он был не так хорош, как угощения из Дворца Ясности. 

Зайен торжественно, но спокойно принял причастие, демонстрируя куда более правильный этикет, чем герцог Звёздного Озера. Фалес даже заподозрил, что тот проглотит его вообще не прожевав и умрёт в муках. 

— На королевском банкете, до того, как Анкер Байраэль показал свой загадочного происхождения меч, протестуя ради земельных вопросов, один молодой и перспективный герцог тоже «случайно» оказался рядом со мной и стал разглагольствовать на тему земельных разногласий своих вассалов. 

Фалес прищурился: 

— То, что ты говоришь, отражает то, о чём ты думаешь. Ты должен помнить об этом, верно?

Брови Зайена едва заметно нахмурились. 

— Скажи мне, лорд Зайен, почему ты упомянул Дагори Мосса на Пире Раздора прошлой ночью?

Фалес говорил тихо, но слова его были острыми: 

— Разве только не потому, что ты уже тогда знал – Мосс мёртв, и твои слова всего лишь проверяли мою реакцию?

Зайен медленно поднялся, с улыбкой возвращая серебряное блюдце жрецу: 

— Фалес…

Но принц не стал его слушать. У него из рук выскользнуло серебряное блюдце, с грохотом упало на пол и напугало многих людей. 

Герцогу Южного побережья ничего не оставалось, кроме как с извиняющейся улыбкой поднять упавшее блюдце, не теряя достоинства, вернуть его жрецу и спокойно вернуться на место. 

— Итак, Маленький цветочек, — Фалес подавил раздражение в голосе: — Ты явно знал больше, чем показывал, но при этом не только спокойно провёл Пир Раздора, притворяясь, что не в курсе о смерти Мосса, но ещё и намеренно скрыл правду. 

— Более того, ты дал распоряжение тюремщикам подчистить улики, подправить время смерти на полночь – лишь бы не выдать себя. 

— И всё это для того, чтобы я поверил, будто Дагори Мосс действительно стал жертвой банального самоубийства или мести, так? 

Зайен глубоко вздохнул, одновременно любезно улыбаясь прошедшим мимо него прихожанам, возвращающим серебряные блюдца. 

— Почему?

Фалес крепко стиснул зубы: 

— Что такого важного сделал Дагори Мосс, что его нельзя было оставить в живых?

Когда последний из прихожан вернул блюдце и снова сел, главный жрец расслабился и, улыбнувшись, объявил о завершении обряда Причастия. 

Почётные гости также расслабились, и атмосферу священного спокойствия мгновенно сменили оживлённые разговоры и приветствия. 

— Смешно. 

В первый раз Зайен холодно парировал Фалесу: 

— Мосс был предателем. Он работал на меня, использовал мои ресурсы, чтобы красть деньги у меня же. Даже как торговец он был ничтожеством: мошенничал, обманывал и подставлял людей, как только стал частью винного рынка. Это человек, который заслужил смерть задолго до этого. 

Воспользовавшись тем, что на них никто не обращает внимания, герцог бросил на принца яростный взгляд: 

— А ты, связавшись с ним в прошлый раз, не только ничего не добился, но и вымазался грязью. Зачем тебе быть столь одержимым этим сейчас? 

— Это не тот вопрос, который я задал, — Фалес остался невозмутим. — Я хочу знать: почему прошлой ночью ты убил его?

В лице Зайена что-то изменилось. 

Он резко встал, заставив нескольких приближавшихся гостей, явно намеревавшихся поговорить с ним, невольно отступить. 

— Это неподходящее место для разговора, — герцог Ириса бросил холодный взгляд на Фалеса. — Следуй за мной. 

С этими словами Зайен развернулся и ушёл, мрачный как грозовая туча, на ходу лишь кивая в ответ на приветствия, но не говоря ни слова.

Фалес фыркнул и, поднявшись, пошёл вслед за Зайеном, нисколько не испугавшись. 

Теперь всем стало очевидно: между двумя герцогами вновь назревают проблемы. 

На фоне двух столь разительно разных, но одинаково угнетающих аур больше никто не осмеливался к ним приближаться. Даже дьявольские сёстры-близнецы, перешёптываясь, отступили назад и синхронно подняли свои веера, где на обратной стороне было написано: «КасаКина плюс Коэн в комплекте; избавим вас от бед, и жизнь в безопасности обеспечим».

Среди прихожан снова завязались осторожные перешёптывания, превращая тишину в гул. В этой болтовне можно было различить отрывки вроде: "Из-за сестры стали врагами", "Недопонимание между шурином и зятем", "Грабитель-домогатель", или даже совсем неожиданное: "Северный дикарь". 

По ступеням Фалес следовал за Зайеном на второй этаж храма. Там герцог открыл дверь, пригласив его в роскошную, судя по всему, приватную исповедальню. Это были две небольшие деревянные кабинки, соединённые перегородкой, пропускающей звук. Зайен без промедления открыл одну из них. 

Фалес недовольно сморщился и отмахнулся от резкого запаха: внутри сидел жрец с красным лицом, редкими волосами и внушительным животом. Он расслабленно развалился на скамье, попыхивая кальяном через короткую металлическую трубку. 

— Чадви?

Опешивший от неожиданности жрец, которому на вид было около пятидесяти лет, вздрогнул, вытаращив глаза. Он попытался резко подняться из кабинки, но головой угодил прямо в дверной проём. 

— Ах, лорд герцог! Ваше Высочество! 

От боли у Чадви слезились глаза, но, несмотря на страдания, он тут же захлопотал. Суетливо пытаясь спрятать кальян под рясу, он, заикаясь проговорил: 

— Я это, именно... как раз готовился к исповеди чуть позже: необходимо войти в максимально спокойное и умиротворённое состояние… 

Но Зайен не стал его слушать. Полный решимости, он выволок жреца из кабинки.

— Выйди. Встань у двери и никого сюда не пускай. 

Чадви пошатнулся, едва не уронив кальян, и замялся: 

— Но я немного погодя ещё должен принять исповедь у других благородных гостей…

— С этого момента ты принимаешь исповедь у герцога Южного побережья и второго принца, этого недостаточно? — холодно произнёс Зайен. — Остальных отправь в другие комнаты. 

Чадви на мгновение остолбенел. Он бросил взгляд на Зайена, затем на Фалеса, потом на крошечную исповедальню, и внезапно осознал ситуацию. Почувствовав просветление, он сменил упрямство на хитрую улыбку. Откашлявшись, он слегка похлопал себя по животу и, не стесняясь, вновь выставил кальян напоказ. Его глаза блеснули коварством: 

— Ну, конечно, лорд герцог. Но ведь Богиня Заката не одобрит наш обман, если только…

Фалес прищурился. 

— Уходи сейчас же, Чадви. — Зайен, не меняя выражения лица, произнёс ещё холоднее: — Тогда Богиня Заката вполне могла бы простить твою интрижку с госпожой Пинтор, и не позволит её сыну узнать об этом, а тем более вызвать тебя на дуэль за честь покойного отца. 

Жрец Чадви окаменел. 

— Хм? — Зайен поднял бровь.

В следующую секунду жрец Чадви, осознав происходящее, выскочил из комнаты и с грохотом захлопнул дверь.

Фалес с удивлением поднял брови: 

— Этот парень, Чадви, он жрец или священник? Эй, мне кажется, я где-то его видел…

Зайен холодно фыркнул и сел в одну из исповедальных кабинок. 

В знак взаимности Фалес тоже фыркнул с недовольным видом, открыл дверь другой кабинки, помахал рукой, чтобы разогнать запах дыма, и уселся в тёмной исповедальне. 

— Теперь мы можем поговорить… 

Фалес не успел договорить, как в соседней кабинке послышалось движение. 

Зайен с хлопком распахнул дверь, подошёл к кабинке Фалеса и открыл дверь, чтобы протиснуться внутрь. 

— Подвинься, — холодно сказал герцог. 

— Эй!

Фалес сердито стиснул зубы, оказавшись прижатым к стене: 

— Там же есть свободное место... 

— Там пахнет дымом, — Зайен недовольно взглянул на него и кратко пояснил. 

Фалес замер: 

— Люди, которые курят, больше не должны бояться запаха дыма, не так ли?

— Люди, которые были бедны, больше не должны бояться быть бедными, не так ли?

Фалес потерял дар речи. 

Таким образом, герцог Звёздного Озера и герцог Южного побережья ютились в тесной исповедальной кабинке, во тьме сверля друг друга взглядами—— или, точнее, прислушиваясь к дыханию друг друга. 

— Я его не убивал — Зайен процедил сквозь зубы. — Я не убивал Дагори Мосса и не приказывал кому-либо убить его. 

Фалес презрительно покачал головой: 

— Хватит, в такой ситуации продолжаешь отпираться...  

Зайен стал тяжелее дышать: 

— Ради Заката, клянусь именем моего отца! Фалес Джейдстар, когда охрана тюрьмы доложила эту новость, я был так же шокирован, как и ты! 

Фалес замер, прервавшись на полуслове. 

В темноте раздался разгневанный голос герцога Южного побережья: 

— Дагори Мосс, возможно, был пешкой Секретной Разведки, но он уже находился в моей тюрьме, был полностью в моих руках. Зачем мне убивать его? Устраивать убийство в тюрьме, чтобы потом оправдываться перед тобой и создавать себе дополнительные проблемы? 

Фалес нахмурился, обдумывая услышанное.

— Но твои люди сфальсифицировали и скрыли дело, от времени и места до подозреваемого и фактов, включая отчёт Какере, — принц говорил слаженно и чётко. — Они превратили убийство в самоубийство, замяли всё. Мосс был не простым преступником, они бы не осмелились сделать это самовольно – это могло произойти только по твоему приказу. 

— Верно. 

На этот раз Зайен спокойно и прямо признал это, даже не пытаясь скрывать: 

— Чтобы поддержать стабильность. 

— Стабильность? — Фалес язвительно усмехнулся. 

— Этот торговец вином оказался в тюрьме из-за нашего конфликта. Его убийство стало бы публичным скандалом, — Зайен сдержал гнев и терпеливо объяснил. — Мы не могли и не должны были позволить этой истории испортить Пир Раздора или начало Нефритового праздника. Гостям это знать ни к чему. 

— К чёрту! Гостям – ни к чему, а мне? Ты даже после этого выдумывал сказки, скрывал правду, просто чтобы обмануть меня? Личная месть? Чушь! — Фалес сказал с пренебрежением. 

— Эта история нужна была лишь для того, чтобы... 

— Довольно! Маленький цветочек, я устал ходить вокруг да около с тобой! Почему ты скрывал от меня правду о смерти Дагори Мосса весь вчерашний вечер? 

— Ты!

Фалес сердито кивнул: — Да!

Зайен взорвался: — Нет, ты!

— Да, я!

— Нет-нет-нет! Я имею в виду – ты, это из-за тебя! 

Фалес был сбит с толку: — Что со мной не так? 

Зайен пришёл в ярость.

Он глубоко вздохнул и поднял указательный палец: — Нет – я хочу сказать, это ты! Из-за тебя! Я боялся, что это ты! 

Фалес был ошарашен: 

— Что? Почему ты боялся, что это я? 

Зайен сделал несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в себя, и, наконец, успокоившись, продолжил: 

— Ладно. Раз уж дело зашло так далеко, я задам вопрос напрямую.

В темноте он повернулся к Фалесу, его холодные глаза были спокойными: 

— Дагори Мосс...Это ты убил его, Фалес? 

«А?»

«Я убил его?» 

Фалес замер, ошеломлённый：

— Что? 

Зайен холодно усмехнулся: 

— Или это сделал кто-то из твоих людей? Может, ты дал указание своим подчинённым или людям за пределами дворца убить его в тюрьме? 

Фалес пришёл в себя и гневно возразил:

— Что ты вообще несёшь? Конечно же, нет! 

— Знал ли ты об этом заранее? Например, во время банкета? — Зайен настойчиво допрашивал, его тон был подозрительным, он не отступал ни на шаг. 

— Нет! Это я должен задавать тебе такие вопросы! 

Зайен издевательски ухмыльнулся: 

— Так значит, ты, или твои "хорошие друзья" из Секретной Разведки, придумали какой-то план, связанный со смертью Мосса, чтобы направить его против меня?

«"Хорошие друзья" из Секретной Разведки...»

В голове Фалеса мелькнул образ круглолицей девушки, и он внезапно поперхнулся. 

— Я не понимаю, о чём ты говоришь. 

В темноте наступила долгая пауза, пока Зайен молчал.

— Хм, как и следовало ожидать, — наконец холодно произнёс герцог Южного побережья, в его голосе сквозило презрение. — С таким трусливым и глупым видом, ты действительно не похож на того, кто способен помочь Секретной Разведке королевства в осуществлении коварных планов. 

— Ты! 

Фалес с трудом сдерживал свои эмоции, прибегая к силе Греха Адской реки: 

— Постой, подожди! Ты хочешь сказать, что скрывал это от меня, потому что подозревал меня? 

— Вчера вечером был Пир Раздора, событие у всех на виду, — Зайен говорил так, будто это был неоспоримый факт. — Как я уже говорил, если бы твой отец хотел ударить, это была бы идеальная возможность. Что касается меня, я не могу позволить себе не быть подозрительным и осторожным. 

Фалес недоверчиво выдохнул: 

— Так ты даже меня подозревал? Ты думал, что это я убил Дагори? 

— Ещё бы, этот торгаш сам пришёл к Вам, Ваше Высочество!

Зайен был чрезвычайно раздражён и гневно заявил:

— Ты привёл его в город! Ты сам сказал мне, что он связан с Секретной Разведкой! Он оказался в тюрьме, а ты продолжал интересоваться им! Поэтому, конечно, когда Дагори Мосс странным образом умирает в самый разгар банкета, у меня есть тысяча причин, чтобы первым делом заподозрить тебя! 

Фалес ахнул от гнева: 

— Я...Ты что, мать твою, совсем спятил?! 

Но Зайен был непоколебим: 

— Не забывай, ты чёртов Джейдстар! Кто знает, ты ли это сделал? Или кто-то из твоего лагеря? Кто знает, не готовился ли ты устроить на банкете скандал? Не вынашивал ли ты такой план, который лишил бы меня возможности действовать? Кто знает, может быть, смерть Мосса была от ножа мясника, а тебе посчастливилось быть носителем ножа!

— Я? 

Фалес глубоко вздохнул и злобно огляделся, но вокруг была одна тьма. 

— Я вчера был рядом с тобой! Мы вместе анализировали, какие планы и интриги могли готовиться моим отцом и Секретной Разведкой! Мы провели весь вечер на стороже и в готовности, пока Пир Раздора не закончился! 

Зайен саркастически заметил: 

— Да, отлично. Шпионы и двойные агенты тоже так делают, и выглядят ещё убедительнее, чем ты!

Фалес в ярости усмехнулся: 

— Да мы даже обсуждали слабые места Нефритового города – ладно, ты, возможно, имеешь вопросы или подозрения, так почему ты просто не спросил меня об этом?! 

— Спросить тебя? Спросить что? «Эй, Фалес, приятного пиршества, ты только что кого-нибудь убил?»  

— Ты хотя бы мог попытаться! — взорвался Фалес. — Ты что, немой? Даже у Безликого Корка есть рот, чтобы говорить! Даже мои немые подчиненные могут объясняться жестами! 

— Я мог бы попытаться? — Зайен, очевидно, тоже разозлился и, находясь в маленьком помещении, больше не считал нужным соблюдать этикет. — Да, я мог бы. Конечно, мог. Но я выбрал не пытаться – потому что ты, чёрт тебя дери, не можешь! 

— Что? Я не могу?! 

Герцог Южного побережья сердито махнул рукой: 

— Ох, не строй из себя невинного, Фалес. Мы противостояли друг другу семь лет, я чертовски хорошо знаю тебя – если бы я, улыбаясь, ненавязчиво сказал тебе на Пире Раздора о случившемся… Если бы сказал, что Мосс мёртв, сказал, что твою любимую игрушку, твоего виноторговца убрали или потеряли… Разве такой великий праведник с переизбытком сочувствия, чёртов святой с золотым сердцем, или, другими словами, претенциозный лицемер, как ты, Фалес, сразу не заподозрил бы меня? 

— Я… 

— Разве ты не заподозрил бы, что это я прикрыл свои следы, что это я оказался безжалостным убийцей, что это я закричал «держите вора!», тайно убрав Мосса? 

— Ты… 

— Разве ты не явился бы весь из себя праведный и возмущённый, чтобы предъявить претензии и допросить меня, как это произошло только что в Храме Заката, бросая тарелки и демонстрируя мне своё презрение? И разве не вот так же, как сейчас, стал бы ругаться на меня, не разобравшись? 

— Зайен Ковендье, — Фалес, стараясь успокоить своё дыхание, процедил сквозь зубы, — ты это, чёрт тебя дери, сейчас серьёзно? 

— Серьёзнее твоего роста! 

— Да чтоб тебя! Ты… 

— А вчера был Пир Раздора! Открытие Нефритового праздника! Вековая традиция Ковендье!

Зайен был в ярости:

— Кто знает, сможет ли такой нарушитель спокойствия, как ты, прославленное большое бедствие, разрушить мой Пир Раздора, который моя семья проводила безупречно на протяжении поколений!

— Кто знает, вдруг у тебя опять снесёт крышу, и ты начнёшь вести себя, как безумец, например, как на королевском банкете, кинешь меч на пол со словами «Это ты принёс?». Или как во Дворце Возрождения, где ты поднял восстание из-за какого-то мелкого похитителя-вымогателя. Или, что ещё хуже, прямо на Пире Раздора на глазах у всех устроишь невообразимую сцену, от которой у всех волосы встанут дыбом: «Нет, уважаемые гости Нефритового города, посмотрите-ка, вот Зайен, плохой-плохой Зайен, это ты испортил жизнь моему милому, бедному мальчику-торговцу вином из моей постели!» 

Зайен передразнил Фалеса, сымитировав голос, что выглядело нелепо и комично, но, к сожалению, герцог Звёздного Озера явно не относился к числу тех, кто мог это оценить. 

— Я бы не… Это полный абсурд! 

В ярости Фалес ударил по дверце: 

— Ты знаешь, что я так не поступил бы, тем более не сорвал бы твой ужин! 

— Нет, я не знаю!

Зайен жёстко возразил:

— Даже если бы я знал, я не могу быть уверен, что другие не сделали бы этого! 

— Другие? — Фалес впился взглядом в собеседника. 

— Да, другие! Я не знаю, есть ли у других, твоего отца например, какой-нибудь тайный план! Не знаю, вмешается ли Секретная Разведка королевства, используя твой характер и личные особенности против тебя, спровоцировав хаос без твоего ведома – кто осмелится сказать, что этого не произойдёт? Ты осмелишься? Ты знаешь? Ты можешь это гарантировать?

Фалес всё ещё пылал гневом: 

— Но если бы ты пришёл ко мне, сказал мне правду, я по меньшей мере смог бы гарантировать… 

— Ты, всего лишь грёбанный бедный принц без власти, без поддержки, отвергнутый своим отцом, и чья задница больше мозгов! Ты можешь гарантировать своё дерьмо! 

— Да, я беден, но зато у меня есть союзники! У меня есть моя команда, моя поддержка, и вместе мы хотя бы могли… 

— Ах, твоя команда? Это ты говоришь про этого Дэнни Дойла, который каждый день приходит в главный зал только чтобы бесстыдно пожрать дорогие напитки из Тайрона, а потом бегает по дворцу с богатыми бездельниками, пируя, развлекаясь, и всегда возвращаясь, чтобы списать очередной счёт на Эшфорда? 

— Ты… Он… ДиДи просто… Не зацикливайся на нём одном!

После последнего раунда взаимных обвинений разговор сбился с курса. В тесной исповедальной кабинке, где воздух был затхлым, тяжело дыша, измотанные криком и эмоциями Фалес и Зайен, кажется, пришли к негласному перемирию. 

Прошло несколько секунд, и Зайен наконец глубоко вдохнул, возвращаясь к разговору. 

— Итак, речь шла обо всём Нефритовом городе, о традициях Ковендье, о безопасности и правлении Ирисов. 

Его голос звучал напряжённо, бескомпромиссно: 

— На Пиру Раздора единственное, что тогда казалось мне самым безопасным и надёжным, – это скрыть смерть Мосса, представив её как банальное самоубийство из страха перед преступлением. Когда никто ничего не знает, никто ничего и не обсуждает. И никто не может превратить это в проблему, в том числе наши враги. 

Фалес усмехнулся: 

— Ты хотел сказать, в том числе я? 

— Я сказал, что это ради общего блага, ради стабильности! И факты доказывают, что это сработало: всё прошло идеально в ту ночь!

Зайен сжал зубы, повторяя с удвоенной настойчивостью:

— Я собирался рассказать тебе об этом позже, более надёжным и рациональным способом, а не чтобы ты самовольно... 

— О, конечно, позже Какере сообщит мне, что Мосса просто прибили какие-то головорезы-должники? А мне остаётся только расслабиться, пойти в комнату и сладко спать? Ну да, надёжно и рационально!

Фалес сказал с презрением: 

— Если бы я не был таким упрямцем, который упорно копает до конца, ты бы оставил меня в неведении, держал за дурака, морочил голову, а потом уже в последний момент выставил бы меня на нож, когда всё полетело бы к чертям?

Зайен, услышав это, насмешливо хмыкнул и махнул рукой: 

— Ну конечно, я так и думал. Посмотри только на этот детский нрав, будто у тебя конфету отобрали! И, как ты думаешь, я должен тебе верить?

— Возвращаю тебе твои же слова! 

Фалес ответил с горечью: 

— Раз уж ты держишь меня за дурака, то будь добр приготовиться к тому, что этот «детский нрав» будет донимать тебя до смерти! Дружеское напоминание: последнего, кто столкнулся с этим нравом, звали Чэпмен Лэм...

Бам! 

Раздался оглушительный громкий звук – дверь исповедальни внезапно распахнулась.

В следующий момент в проём ворвался монстр с влажными красными щупальцами. Его огромный рот с капающей слизью открылся, и он издал отвратительное чмокающее шипение: 

Ш-ш-шлюп-шлюп~

В критический момент Зайен с рыком схватил монстра за лицо и сорвал с него кожу: 

— Вон!!!

Бум. 

Зайен с яростью бросил содранную шкуру монстра себе под ноги и сердито посмотрел на стоящую перед ним девушку с веснушчатым круглым лицом, которая выглядела озадаченной. 

Время будто застыло. 

Через несколько секунд Хилле Ковендье равнодушно подняла брови, спокойно наклонилась и подняла влажный костюм: 

— Ну ладно, это всего лишь высасывающий демон. Говорят, он...

— Вон! Ты что, не понимаешь?! — гнев Зайена ещё не иссяк, и он громко гаркнул, прерывая её. 

Хилле безразлично пожала плечами. 

— Жалко, увы, столько усилий только чтобы его сюда пронести...

Под яростным взглядом Зайена она подняла кожу высасывающего демона, свернула её в комок и засунула под подол своей юбки, при этом сухо пожаловалась: — Плохо, когда ты сталкиваешься с незаинтересованной аудиторией, которая не ценит и не желает сотрудничать...

Прежде чем уйти, Хилле задумчиво взглянула на Фалеса: 

— Представление не может быть успешным каждый раз.

Когда Хилле, покачиваясь, вышла из комнаты, герцог Ирис раздражённо фыркнул и закрыл дверь исповедальни. 

— Возмутительно. Отсутствие дисциплины.

С сердитым видом Зайен обернулся: 

— В любом случае, мы только что говорили о…что ты делаешь в углу?

Под его странным взглядом Фалес медленно выпрямился, поднял голову и, вытерев пот с лица, ответил с каменным выражением лица: 

— Я...завязы-завязываю шнурки.

(Конец главы)

 ___________________________________________

Переводчик: Почтенный Даос

Редактор: ballro

 Напоминаем для всех желающих ставить "спасибо" в конце главы, вам - не сложно, нам - приятно.

1. 大主祭 – ранее «Главный Мастер Ритуалов», что, по сути, является “дословным” переводом титула «Верховный жрец». По аналогии 大主教 – «Главный Мастер Просвещения» = архиепископ.

2. Здесь подразумевается, что назначение оракулом было выдвинуто от всего Храма Заката – то есть был договор между Лидией и Нерифом, однако Резак вмешался и пошёл против этого решения, назначив Верховного епископа (архиепископа).