Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
4 Та, кто исчезает

— Сера! Сера!

Под большим деревом, вокруг каменного стола, собираются феи. Около пяти маленьких фей стоят на коленях на столе и выглядят так, словно готовы вот-вот расплакаться, а другие две феи, немного выше Энн, склоняются над столом, словно молясь. Шесть фей ростом с маленького ребенка стоят по двое на сиденьях стульев, держась за руки и пристально глядя на стол.

— Что же нам делать? Как мы можем спасти Серу?!

— Лила… Если бы Лила была здесь...

— Сейчас не время говорить о Лиле. Её здесь нет, ничего не поделаешь. Тогда мы должны что-то сделать сами.

— Но мы ничего не можем сделать!

Взволнованные, плачущие голоса фей наполняют это место.

— Что случилось?!

Увидев бегущую к ним Энн, мальчик-фей Рю, который ранее подсказал ей местонахождение Гилберта, выглядывает из толпы фей и кричит:

— Серебряный сахарный мастер! Эта девушка – серебряный сахарный мастер. Нам нужно попросить её о помощи!

Энн останавливается, чтобы перевести дыхание, и Рю бросается к ней, хватаясь за палец её правой руки. Отчаянно взмахивая двумя крыльями за спиной, он тянет руку Энн, ведя её ближе к столу, и говорит взволнованным голосом:

— Пожалуйста, сделай сахарный леденец для Серы! Прошу тебя, иначе Сера умрет. Если она съест леденец, то наверняка останется жива.

Когда Энн подводят к столу, она видит Серу, лежащую на каменной столешнице. Ее лицо с закрытыми глазами и щекой, прижатой к камню, совершенно белое, в руках и ногах нет силы, а белые волосы разметались по камню. Потеряв блеск волос и побледнев лицом, она совсем не выглядит живой.

Мифрил, сидящий на плече Энн, поспешно спрыгивает на стол и бежит к Сере. Он опускается на колени, заглядывает ей в лицо и встревоженно оборачивается.

— Энн! Она сильно ослабла. Если ничего не сделать, она исчезнет.

Энн охватывает ужас, потому что она уже видела фею в таком состоянии.

Единственная, кого Энн может назвать своей наставницей, – серебряная сахарная фея Лулу Лиф Лин. Когда ее жизнь подходила к концу, она точно так же теряла блеск жизни. Энн вспоминает, как она выглядела в то время.

— Сахарный леденец!... — начинает говорить Энн, но вдруг останавливается. — У меня нет серебряного сахара. Бочонок с серебряным сахаром, инструменты – все осталось в моей повозке на постоялом дворе. Без этого я не смогу сделать леденец.

— Тогда я! Я отправлюсь за повозкой! — раздается голос сзади.

Энн оборачивается и видит Гилберта. Тяжело дыша, он продолжает:

— Я быстро привезу сюда повозку. Энн, тогда ты сможешь сделать леденец для Серы? Сможешь?

— Да, я сделаю это, — без колебаний отвечает Энн, тронутая умоляющими взглядами фей. Кроме того, она чувствует тревогу от необходимости что-то сделать для угасающей жизни перед ней.

— Я ухожу!

Флау выбегает из тени деревьев и бежит к разворачивающемуся Гилберту.

— Гилберт, я тоже пойду с тобой.

— Спасибо, Флау.

Он кивает в ответ и исчезает за деревьями вместе с Флау.

Мифрил резко встает посреди суетящихся и печалящихся фей, не знающих, что делать.

— Успокойтесь все! Вы же слышали! Энн сказала, что сделает сахарный леденец. Энн – серебряный сахарный мастер. Вы же знаете, насколько сахарные леденцы, сделанные мастером, придают феям сил. Все будет хорошо.

Феи замолкают и смотрят на Энн. Она кивает им, стараясь выглядеть как можно спокойнее.

— Я сделаю. Как только привезут серебряный сахар, сразу сделаю.

Хотя у нее есть сомнения, успеет ли она, она решает не высказывать их вслух, чтобы еще больше не беспокоить фей. Кто-то касается ее плеча.

Это Шалль. Он смотрит на Энн ободряющим взглядом, словно говоря: «Ты отлично справилась», затем встает рядом и оглядывает фей.

— Отнесите Серу туда, где она сможет спокойно отдохнуть.

Фея, стоящая рядом с Энн, робко протягивает руки и поднимает тело Серы.

— Давайте отнесем ее на цветочное ложе, — предлагает она.

Все феи соглашаются и окружают фею, несущую Серу на ладонях, направляясь к руинам.

— Спасибо. Ты сделаешь сахарный леденец, да? Спасибо. Знаешь, я родился в Раю от взглядов Серы и Лилы, мне очень не нравится, когда их нет рядом. Мне страшно, — говорит Рю, цепляясь за палец Энн и прижимаясь к нему щекой со слезами на глазах. Затем он внезапно отпускает руку, спускается на траву и, протирая глаза, полные слез, смеется. — Лилы больше нет. Я запаниковал, но все в порядке. Я тоже пойду к Сере.

«Лила?»

Энн вспоминает, что феи уже говорили о Лиле чуть раньше. Кстати, прямо перед тем как очнуться здесь, ей показалось, что во сне голос, похожий на голос Серы, тоже называл это имя.

— Ах, подожди, — она окликает Рю, который собирается убежать. — Кто такая Лила?

— Это фея, родившаяся в то же время и из того же, что и Сера, — отвечает он, и его лицо на мгновение становится грустным. — Лила уже исчезла... Осталась только Сера. Ну, я пошел!

Провожая взглядом мальчика-фея, прыгающего к руинам, Энн бормочет: 

— Исчезла... Это значит, что она куда-то ушла? Или умерла от старости? В любом случае, если бы фея по имени Лила была здесь, Сера была бы в порядке?

— Непонятно, как именно они полагаются на фею Лилу, — отвечает Шалль, глядя в сторону руин.

— Да, верно. Но сможет ли леденец помочь Сере?

— Думаю, все будет хорошо. Судя по виду, она сильно ослабла, но, думаю, если съест твой леденец, ей станет лучше.

Мифрил медленно приближается к краю стола и тоже задумчиво смотрит на руины.

— Кстати, Сера очень любима. Её любят и на неё полагаются так же сильно, как и на меня!

— Как хорошо, что у тебя так много воображаемых друзей, которые тебя обожают, — саркастически отвечает Шалль, от чего Мифрил топает ногой.

— Они не воображаемые! И Энн, и ты, и Кэт, и Бенджамин, и Кит, и тот малыш, и даже виконт Серебряного Сахара – все вы определенно любите и полагаетесь на меня!

— Удивительный факт. Оказывается, я тебя люблю?

— Удивляйся! Это факт. Ты меня любишь!

Энн горько улыбается, наблюдая за перепалкой двух фей, и переводит взгляд на освещенные руины.

«Нужно сделать леденец. Феи так беспокоятся о Сере.»

Рай, в который она была так внезапно втянута, вызывает у неё неприятные чувства и недовольство, но она не может оставить фею умирать.

Как ответить на желание, высказанное Серой, и как поступит ее отец Гилберт, – на эти вопросы пока нет ответа, она даже не успела их обдумать, но пока нужно сделать леденец.

⠀

⠀

⠀

Когда Гилберт и Флау привезли в Рай повозку, солнце уже село.

Энн зажигает свет в рабочей зоне и сразу начинает черпать серебряный сахар из бочки, а затем рассыпает его на каменной доске на верстаке.

К счастью, в Раю много чистой холодной воды, необходимой для приготовления леденцов. Шалль приносит её, а после отдыхает рядом. Кажется, он все еще очень настороженно относится к этому месту. Он держится рядом с Энн и остальными, готовый сразу действовать, если что-то случится.

Энн добавляет холодную воду к серебряному сахару, грубо смешивает, и, когда масса немного собирается, начинает месить её обеими ладонями.

— Какую форму ты будешь делать, Энн? — спрашивает Мифрил, стоя у верстака и разглядывая бутылочки с цветным порошком.

— Лулу говорила, что чем лучше техника изготовления и чем более значима форма для феи, тем сильнее будет эффект. Но сейчас мы не можем спросить у Серы.

Сера до сих пор не пришла в себя. Вместо того чтобы спросить у нее самой, Энн поинтересовалась у фей Рая, что особенное и любимое для Серы. Они посмотрели друг на друга и задумались, а затем все дали одинаковый ответ.

Это Рай.

Похоже, этот Рай начали создавать Сера и Лила около десяти лет назад.

Сначала они привели сюда потерявшего память Гилберта в качестве помощника, а затем постепенно стали собирать фей, сбежавших от своих хозяев. Когда фей стало больше, Сера и Лила также увеличили число помощников. Так и возник нынешний рай.

Этот рай, созданный самой Серой, является для неё особенным и любимым. Все феи единогласно ответили так.

Энн тоже понимает это. Если бы она смогла создать такое идеальное место, то и для нее это место стало бы самым важным и особенным.

«Однако...»

Внезапно ей в голову приходит мысль.

«Если бы в Раю, созданном мной, были Шалль и Мифрил Рид Под, и меня спросили бы, что для меня самое важное, то я бы точно ответила не Рай, а Шалль и Мифрил Рид Под.»

Даже если где-то и существует счастливое место, она не хотела бы оставаться там без них двоих. Значит, для Энн Раем может стать место, где она сможет быть вместе с ними.

Она мысленно смеется, осознавая свою незначительность. Но, возможно, именно это соответствует её росту. Её сосуд недостаточно велик, чтобы создать Рай, окутывающий счастьем множество фей и людей. В этом смысле, сосуд Серы, возможно, больше, раз она действительно заботится о Рае.

— Все говорят, что для Серы Рай – это нечто особенное. Но я не знаю, какую форму должен принять Рай, это слишком расплывчатый образ.

Рай – это слово, включающее в себя окружающий пейзаж и способ мирной и свободной жизни фей и людей в этом месте. Трудно придать этому форму.

— Пока что я думаю сделать что-нибудь из того, что есть в пейзаже Рая... цветы, птичек или что-то вроде этого. Лучше как можно скорее сделать что-нибудь и дать ей съесть, чем продолжать беспокоиться о том, что форма неясна. Если ей станет немного лучше, мы сможем спросить у Серы и сделать что-то ещё.

— Понятно, то есть это первая помощь?

— Да.

— Для растений понадобится много зелёного порошка. А ещё красный, жёлтый, синий для цветов.

Мифрил быстро расставляет бутылочки с цветным порошком.

«Нужно спешить, но я не хочу делать кое-как.»

Она продолжает месить, размышляя, получится ли воплотить в форму то, что произвело на неё сильное впечатление в этом месте. Постепенно она начинает яснее осознавать то, что прочно засело в ее памяти.

«Зеленый балдахин. Красные цветы.»

Когда Энн впервые проснулась в Раю, первое, что она увидела, был зеленый балдахин из переплетённых лоз, сквозь который просачивался свет, и красные цветы с толстыми, бархатистыми лепестками, которые окружали её.

«Получится то, что глубоко впечатлило и показалось красивым только с моей точки зрения. Но сейчас этого достаточно.»

Она принимает решение и говорит Мифрилу:

— Подай мне, пожалуйста, бутылочку с темно-зеленым порошком слева.

— Понял!

Разделив замешанную сахарную массу на несколько кусочков, она окрашивает их в темно-зеленый, светло-зеленый, желто-зеленый и сине-зеленый цвета, чтобы получить несколько разных оттенков зеленого. Отделив часть этих кусочков, она слегка смешивает их, создавая зеленый градиент, тонко раскатывает и вырезает ножом маленькие листочки.

Сделав более двадцати штук, она теперь вырезает длинные тонкие полоски. Она слегка раскатывает их на каменной плите, делая еще тоньше. Она делает более двадцати таких полосок.

Затем она берет несколько тонких зеленых полосок и переплетает их на каменной плите. Только делает это без определенного порядка, стараясь как можно более беспорядочно переплетать их вертикально, горизонтально и по диагонали. В этом хаотичном переплетении образуются промежутки разного размера.

Когда получается беспорядочное зеленое плетение размером с обе ладони, она осторожно сдавливает его по краям. Эти куски, в меру затвердев, мягко вздуваются к центру. Форма недостаточно высокая, чтобы называть ее куполом, и выпуклости неровные, но именно этого она и добивалась.

Приложив тонкий нож к зеленому плетению, она слегка соскабливает массу в нужных местах и закручивает концы, создавая имитацию лоз. Соскабливая в разных местах, она добивается того, что зеленое плетение начинает выглядеть как вьющиеся лозы. Кроме того, она размещает на скульптуре маленькие листочки, которые сделала отдельно. Получается балдахин из лоз, через который неравномерно просвечивает свет.

— Теперь мне нужен порошок красного цвета, Мифрил Рид Под.

— Какой оттенок и сколько?

Мифрил, который до этого внимательно наблюдал за тем, как Энн создавала балдахин из лоз, быстро реагирует на её просьбу.

— Самый темно-красный, пожалуйста. Не нужно много... три оттенка, начиная от самого темного.

— Хорошо.

Теперь Энн смешивает три вида красного порошка с отложенными кусками серебряного сахара. Она прекращает замешивать прямо перед полным смешиванием, создавая едва заметный градиент темно-красного. Отщипывая кусочки размером с кончик ногтя, она формирует их пальцами в лепестки. Делая множество таких лепестков и складывая их вместе, она формирует цветы.

Создав красные цветы, она сразу же начинает размещать их на зеленом балдахине.

Слишком много цветов будет выглядеть неестественно, а слишком мало – пусто. С расположением тоже нужно быть осторожной: чрезмерное внимание к балансу может лишить композицию естественности, однако, если совсем не заботиться, красота исчезает.

Сосредоточенно размещая цветы, Энн наконец останавливается, довольная результатом.

«Если добавить ещё, будет выглядеть нарочито. Так хорошо.»

Мифрил одобрительно кивает, заметив, что Энн закончила работу.

— Отлично, Энн. Очень красиво.

— Давай сразу пойдем к Сере.

Вытерев влажный от пота лоб и охладив руки, Энн перекладывает зеленый балдахин с цветами на тонкую каменную плиту. Мифрил забирается ей на плечо, и она спускается с подножки кареты, держа плиту в руках.

Шалль тоже спускается с места кучера.

— Готово?

— Да. Сейчас идем к Сере. Она всё ещё в тех руинах, верно?

— Похоже на то.

Хотя солнце зашло уже довольно давно, луна светит ярко. Под деревьями, конечно, стоит густая тьма, но в местах, где ветвей меньше, видны даже кончики травинок. Руины смутно вырисовываются в лунном свете, а чистый ручей, окружающий их, отражает лунные блики.

Сейчас настолько светло, что можно идти без фонаря. Ночной пейзаж, освещенный бледно-голубым светом, окутан тишиной и спокойствием, характерными для рая.

В сопровождении Шалля и Мифрила Энн спешит к руинам. Под балдахином из зелени, освещенным лунным светом, виднеются фигуры нескольких фей. Они окружают ложе, усыпанное красными цветами, и оборачиваются, замечая появление Энн и её спутников. Увидев сахарный леденец на каменной плите, которую Энн держит перед собой, они разом издают радостные возгласы.

— Ты сделала леденец! — восклицает Рю, лежащий на ложе, с сияющими глазами и воодушевленным голосом.

— Как Сера?

— Она всё ещё не пришла в себя.

Энн кивает мальчику-фею, который с беспокойством оглядывается назад, и быстро подходит к ложу. Феи расходятся, уступая ей место.

Сера лежит с закрытыми глазами, погруженная в красные цветы.

Шалль, стоящий рядом с Энн, со скорбью в голосе говорит:

— Она без сознания.

Мифрил на плече Энн тоже стонет:

— Как мы дадим ей это съесть, если она спит?

— Все будет хорошо.

Поставив каменную плиту на ложе, она осторожно поднимает леденец обеими руками.

— С Лулу было так же. Достаточно просто прикоснуться. Поэтому я и сделала его в такой форме.

Однажды Энн вместе со своими товарищами-ремесленниками уже спасла жизнь своего учителя, серебряной сахарной феи Лулу, с помощью леденца.

Она осторожно кладет зеленый балдахин из сахара так, чтобы он накрывал тело Серы.

Лунный свет проникает сквозь просветы в сахарных лозах и падает на бледное лицо Серы, её волосы и крылья бессильно раскинуты, а обе ее руки, лежащие по бокам тела, касаются краев сахарного леденцы

Слышно, как Мифрил выдыхает.

— Сера такая красивая...

Под зеленым балдахином, усыпанным маленькими красными цветами, в пятнистом лунном свете маленькая фея выглядит хрупкой и эфемерной. Даже её призрачный вид в сочетании с окружающими красками создает очаровательную картину.

Пока Энн, Шалль, Мифрил и другие феи наблюдают, сахарный балдахин начинает сиять блеском, отличным от лунного света. Это сияние напоминает то, что происходит при рождении феи или когда Шалль придает форму мечу. 

Сахарный леденец начинает медленно крошиться. В части балдахина, покрывающего Серу, постепенно образуется отверстие, которое расширяется по мере разрушения сахара, и затем всё превращается в частицы света и исчезает.

Частицы света окутывают Серу, но исчезают, словно впитываясь, когда касаются её щек, лба, рук и всего тела.

Феи, затаив дыхание, следят за Серой.

Под пристальными взглядами всех присутствующих, белые ресницы Серы дрожат, и её глаза открываются. Показываются фиолетовые радужки.

— Сера! — восклицает Рю и обнимает её. Феи радостно кричат, хлопают Энн по плечу и энергично трясут её руки в знак благодарности.

— Я так рада… 

Энн облегченно вздыхает. Она чувствует такое облегчение, что готова рухнуть на пол, и осознает, насколько сильно она устала.

Если подумать, с момента пробуждения в Раю этим утром ей пришлось столкнуться с множеством открывшихся фактов, и она постоянно находилась в волнении, отчего совсем вымоталась морально. К тому же, она сделала леденец, так что усталость вполне объяснима.

— Энн, ты сделала... сахарный леденец для меня?

Прижимая к себе плачущего Рю, Сера смотрит на Энн.

Энн улыбается.

— Было вкусно?

Сера прищуривается.

— Было сладко. Очень сладко.

«А?...»

Энн хлопает глазами. Несмотря на улыбку Серы, её голос и взгляд почему-то кажутся печальными.

«Почему? Она ведь очнулась...»

В фиолетовых глазах очнувшейся Серы не видно радости. 

Однако, словно отвечая на радость фей, Сера гладит по голове прильнувшего к ней Рю и с улыбкой смотрит на остальных товарищей. 

В её глазах больше не видно той грусти, которую на мгновение заметила Энн.

«Сера?»

Хотя Энн могло просто показаться, но это все-таки её беспокоит.

⠀

⠀

⠀

Феи поблагодарили Энн за её усилия и посоветовали ей отдохнуть. Они проводили ее, Шалля и Мифрила к дому, где они смогут переночевать.

Это небольшой дом недалеко от руин, с двумя кроватями, грубо вытесанным обеденным столом и двумя стульями. Глядя вверх, можно увидеть голые балки и внутреннюю сторону соломенной крыши.

Хотя здесь нет печи, это место подходит, чтобы здесь переночевать.

Кроме того, феи принесли разные фрукты, решив, что гости, должно быть, голодны.

Похоже, что фрукты были собраны в лесу: есть маленькие кислые красные ягоды, сушеная земляника, мелкий виноград. Все они хорошо пахнут. И когда Шалль и Мифрил берут их в руки и впитывают, они отмечают приятный аромат, так что для фей это, вероятно, прекрасное угощение.

Для человека Энн эти фрукты слишком кислые, но она тоже чувствует их приятный аромат.

Только наесться этим невозможно, поэтому Энн ест сушеное мясо, которое они привезли в повозке.

Им даже принесли горячий чай, так что ужин довольно сытный.

Наевшись до отвала, Мифрил растягивается на одной из кроватей и сразу начинает храпеть.

Шалль, подперев щеку рукой за столом, смотрит на это с недоумением.

— Как он может так спокойно спать в таком странном месте?

Хотя Мифрил, несомненно, толстокожий, вспоминая события прошлого вечера, понятно, что он изнурен как физически, так и морально. Даже Энн страшно устала, а ведь Мифрил справился со всем этим в своем маленьком тельце.

— Я заставила вас волноваться, и вы, наверное, устали из-за меня. Прости, Шалль. Из-за моей оплошности меня похитили...

— Мы знали об опасности и были готовы даже угодить в ловушку, отправляясь в это путешествие. Если бы мы этого не сделали, ничего бы не разрешилось. Благодаря этому мы узнали правду.

— Мы узнали правду, но... зная теперь так много, что мне делать?

Обхватив деревянную чашку с чаем обеими руками, Энн устремляет взгляд в сторону окна.

В окне нет стекла, только деревянная дверца, подпертая палкой. Через окно видны руины, освещенные лунным светом. Еще недавно слышались радостные голоса фей, окружавших Серу, но теперь все стихло, и в Раю раздается только тихое стрекотание насекомых.

— Сера хочет, чтобы я стала частью Рая и жила здесь. Ведь у Серы... ограничен срок жизни, поэтому она хочет, чтобы такой кондитер как я всегда была рядом с ней и готовила леденцы, верно?

Лунный свет слегка тускнеет, очертания руин размываются, но вскоре снова становятся четкими. Вероятно, по небу проплывают облака.

— Когда меня силой привели сюда, мне было страшно, тревожно, это было по-настоящему неприятно. Но теперь я понимаю, что они сделали это от отчаяния... Я поняла это, увидев ее состояние.

Шалль, откинувшись на спинку стула и скрестив руки, тоже смотрит на руины.

— Жизнь, поддерживаемая сладостями, временна, — тихо говорит он.

Энн вздрагивает от этих слов.

«Точно, Лулу тоже говорила, что это временно.»

Лулу Лиф Лин, серебряная сахарная фея и наставница Энн, говорила то же самое при расставании. Даже если леденцы продлевают жизнь, это временно. Если леденец продлит жизнь на год, в следующий раз тот же леденец продлит её лишь на полгода, затем на месяц, и так далее.

— Даже если ты станешь частью Рая и продолжишь делать леденцы, ты не сможешь вечно поддерживать жизнь Серы.

— Сера тоже это понимает, верно?

Шалль некоторое время молчит, размышляя, затем кивает.

— Феи, не знакомые с леденцами и никогда их не пробовавшие, могут не понимать этого. Вероятно, Сера тоже не знала. Может быть, она слышала только о том, что хорошие леденцы продлевают жизнь. Ведь немногие феи могут получить их. Поэтому она, возможно, и хотела, чтобы ты стала частью Рая. Однако...

Крыло Шалля ниспадает со стула на пол. Оно светится нежным светло-голубым градиентом, постепенно тускнеющим от основания к кончикам.

— Сера только что попробовала твой леденец. Она должна была понять. Она должна была интуитивно почувствовать, что жизнь не становится принципиально крепче от сахарных леденцов.

— А... может быть…

Энн вспоминает грустное выражение в глазах Серы, когда та очнулась.

«Возможно, в тот момент Сера проснулась и поняла, что жизнь лишь ненадолго можно продлить с помощью леденцов. Поэтому у неё и был такой взгляд.»

Энн опускает взгляд на чашку в своих руках.

— Она расстроилась, поняв, что это лишь временная мера.

Сера говорила, что сама создала этот прекрасный и спокойный Рай. Судя по доверию фей к ней, это правда, и она их лидер. Сера, которая создала Рай и взяла на себя роль его защитницы, беспокоится о том, что станет с ним, если она исчезнет.

— Если сахарные леденцы немного продлят ей жизнь, возможно, за это время она сможет выбрать следующего лидера, который будет защищать Рай вместо нее. Тогда Рай сможет остаться таким, какой он есть сейчас. Ради этого мне, наверное, стоит сделать еще несколько леденцов для Серы.

Если сделать леденцы, чья форма будет иметь особое значение для Серы, её жизнь может продлиться примерно на год.

Энн снова смотрит в окно.

— Я думаю, это место идеально. Феи и люди мирно живут вместе. Некоторые кондитерские тоже стали местом, где феи и мастера могут быть вместе. Но в конце концов, это всё ещё особый мир. Было бы так здорово, если бы феи и люди могли быть вместе так естественно и привычно по всему королевству. Я даже думаю, что для нас с тобой и Мифрилом Рид Подом жить здесь было бы самым большим счастьем.

Шалль смотрит на лицо Энн.

— Ты планируешь остаться здесь, как просит Сера?

— Нет, — без колебаний качает головой Энн.

— Это идеальное место, но я хочу делать сладости для разных людей.

Произнеся это, она понимает, что хотя Рай идеален, как сахарный кондитер она не может быть удовлетворена жизнью здесь.

— Это эгоизм мастера, да? Как твоей супруге, Шалль, возможно, мне следовало бы остаться здесь.

— Нет, — тут же твердо возражает Шалль. — Ты не можешь поступиться этим, пока остаешься собой. Я тоже не собираюсь быть супругом той, кто не является тобой.

Сила и забота в его обсидиановых глазах трогают сердце Энн.

— Я... счастлива, что ты мой муж… — внезапно произносит она и тут же смущается, опуская лицо и заглядывая в чашку.

«Это правильно. Скарлетт тоже говорила быть искренней в любви. Поэтому я должна была это сказать.»

Хотя она это понимает, привыкнуть к смущению трудно.

Вдруг Энн замечает движение Шалля и поднимает голову. Он наклоняется через стол, всматриваясь в её лицо. Она чуть не отшатывается, но замирает, когда он касается её щеки.

— А я счастлив, что ты моя жена, — шепчет он и целует её.

Когда их губы расстаются, Шалль смотрит на лицо Энн с удовлетворенным выражением. Она понимает, что, должно быть, покраснела. Кажется, он доволен тем, что смутил её, считая это своей победой.

Энн совсем забыла, что между ними идет негласное соревнование, кто сильнее смутит другого.

Похоже, Шаллю никогда не надоест это странное соревнование.

⠀

⠀

— Гилберт... Есть еще вопрос о твоем отце. Нужно подумать и о нем.

— Верно.

Лицо Энн невольно омрачается, потому что она совершенно не знает, как быть с отцом. Флау сказала не бросать его, ведь он потерял воспоминания о прошлом и иногда путается в настоящем. Конечно, если ее отец находится в трудном положении, она не бросит его.

Однако, если для Гильберта счастье – жить в этом Раю, разве не лучше оставить всё как есть? На самом деле, он сказал, что уже десять лет находится здесь. Вероятно, ему здесь комфортно.

Поскольку Энн и её отец – отдельные личности, они могут жить порознь, лишь иногда обмениваясь новостями. Но не будет ли это неправильным для отношений родителя и ребёнка?

Что об этом думает Гильберт?

Чего хочет сама Энн?

— Я не знаю, как быть с папой. Как мне поступить?

Даже уверившись, что Гильберт её отец, она всё ещё пребывает в замешательстве и не знает, чего хочет сама.

Она не чувствует желания, как у ребенка, быть рядом с Гильбертом и ластиться к нему. Но и просто отвернуться от отца, которого наконец встретила, она тоже не может.

Энн вспоминает слова Гильберта: «Если бы у меня была такая дочь, как ты, я бы точно ею гордился.»

«Если я останусь с отцом, у меня будет рядом человек, который будет видеть во мне своего «ребенка»...»

У неё есть супруг Шалль, друг Мифрил и много коллег-кондитеров. Ей совсем не одиноко, но присутствие родителя рядом – это нечто другое, что может придать силы и радость.

«Папа…»

Это непривычное слово, которое она повторяет в душе, кажется тёплым.

Шалль садится в кресло и глазами указывает на кровать.

— Пока что просто поспи. Ты, должно быть, устала.

— А ты, Шалль?

— Я отдыхал, пока ты делала леденец. Я не так уж устал. Ложись спать первой. Если захочу спать, приду к тебе в кровать.

— Что?! Э-это... Но ведь Мифрил Рид Под рядом!

Уши Энн горят, и она в панике машет руками.

— Это шутка. Если захочу спать, вышвырну парня, который там храпит, и лягу на ту кровать.

Энн чувствует, как силы покидают ее.

«В этом странном состязании мне не победить.»

Однако благодаря нему её настроение улучшается. Расчесав волосы и ослабив шнуровку платья, она ложится в постель и сразу же крепко засыпает.

Шалль смотрит на жену, которая, как только легла в постель, сразу же начала сопеть.

«Если я и правда пойду в кровать Энн, то когда она проснется, поднимется большой переполох.»

Шалль думает, что это может быть забавно, но, вероятно, Мифрил взбудоражится еще больше, чем Энн. Это будет удручающе, так что лучше воздержаться.

Она смотрит на пейзаж Рая из окна.

— Странное место… 

Слова невольно срываются с его губ, потому что красота и безмятежность Рая кажутся невероятными.

За сто лет, прошедших с момента его рождения, Шалль пережил немало испытаний. После смерти Лиз он скитался с места на место, его преследовали и порабощали охотники на фей. Шалль довольно хорошо знает положение дел в этом королевстве.

Быть обнаруженными людьми, быстро пойманными и порабощенными – такова неизбежная участь их малочисленного народа по сравнению с людьми. Даже если феям удается сбежать от тех, кто их использует, многие снова попадают в плен, потому что им трудно выжить в одиночку.

Феям тоже нужна еда, инструменты и одежда.

Феи рождаются поодиночке. Это большое препятствие для их объединения.

Поскольку феям трудно объединяться в группы, даже если кто-то из них владеет навыками земледелия, ткачества, изготовления инструментов и тому подобными знаниями, передавать их из поколения в поколение сложно. Даже если несколько фей соберутся вместе по какой-то причине, им трудно полностью обеспечивать себя и жить независимо, подобно человеческой деревне.

Именно поэтому культура фей угасла и даже их песни забылись.

Даже создав такое райское место, им все равно нужны вещи и технологии, создаваемые людьми, и они не могут существовать, не поддерживая связи с внешним миром.

Феи не могут существовать сами по себе. Именно поэтому феи из замка Холлилиф, собранные для того, чтобы стать серебряными сахарными феями, выбирают будущее, в котором у них будет свое место среди людей.

Однако в этом Раю есть люди-помощники.

Благодаря им Рай фей может существовать.

Говорят, что эти люди потеряли память и бродили без цели. Даже если привлекать их в качестве союзников, разве возможно найти и собрать таких удобных людей?

И даже если собрать, разве не найдется среди них кто-то с дурными помыслами, кто пойдет на безрассудный поступок – поймает фей и продаст их? Неужели этот Рай существует, находясь в опасности?

«Но мне так не кажется.»

Феи не проявляют настороженности по отношению к своим помощникам.

Если бы здесь собрались такие беспечные феи, Рай бы быстро развалился. Но судя по виду домов, можно предположить, что он существует уже много лет. Дом, в котором живут Энн и Шалль, судя по старым балкам, был построен не менее десяти лет назад.

Это факт, что две феи, Сера и Лила, начали создавать этот Рай десять лет назад, и он существует до сих пор.

«Возможно ли, что все помощники в Раю случайно оказались добрыми людьми, не замышляющими ничего плохого?»

Вспоминая робкого, мягкого и доброго Гилберта, который к тому же страдает странным помутнением памяти, такая возможность не исключена, но...

«Один или два человека, похожих на Гилберта, еще могли бы найтись. Но я слышал, что здесь шесть помощников.»

Кажется, Энн узнала об этом от Серы.

«Шесть человек – это слишком много.»

Глядя на мирно спящий в лунном свете Рай, Шалль думает:

«Мир не может быть настолько добрым.»

— А-а-а! Это ужасно! — крик Мифрила заставляет Энн подпрыгнуть.

— Ч-что случилось?!

Взглянув на соседнюю кровать, откуда раздался крик, Энн видит Шалля, угрюмо лежащего там. Рядом с ним сидит на корточках Мифрил Рид Под.

— Черт, я облажался, — с досадой произносит Мифрил и бьет по простыне, отчего пыль начинает кружиться в лучах утреннего солнца.

— А... В чем ты облажался? — спрашивает Энн, протирая глаза и подаваясь вперед. Он прикусывает губу.

— Надо было разбросать вещи на кровати, где я спал. Тогда Шалль Фен Шаллю пришлось бы лечь спать вместе с тобой! И я бы увидел волнующую картину, когда бы вы проснулись. А вместо этого, открыв глаза, я вижу хмурую физиономию спящего Шалль Фен Шалля. Хуже не придумаешь. Как еще это назвать, если не облажался?

— Хм.. Вот как? — единственное, что может ответить Энн, скорее удивленная, чем шокированная постоянством Мифрила в любой ситуации. Он никогда не забывает о своих развлечениях. В некотором смысле, это впечатляет.

— Нет смысла нормально с ним общаться, — говорит Шалль, вставая с кровати и выходя из дома.

— Энн! Почему вы не спали в одной кровати?! Ты же его жена!

— Но кровать слишком маленькая и узкая для двоих.

— Не говори таких неромантичных вещей!

— Романтика? Ты о чем?

— Да, романтика! Вам двоим не хватает романтики, даже став мужем и женой!

Энн выходит наружу, пытаясь утихомирить разъяренного Мифрила, небрежно приговаривая: «Ладно, ладно.»

Утренний ветер колышет волосы Энн. Она щурится от свежей прохлады, проникающей сквозь пряди. Тихо, спокойно и светло. Поистине райское утро. Если бы только не голос Мифрила, доносящийся из дома позади, вопящий о чувствах.

Крыло Шалля, вышедшего первым, мягко сияет светло-зеленым светом.

— Шалль, я пойду к повозке за вещами. Без зеркала я не могу даже волосы собрать.

— Я пойду с тобой.

Энн машет рукой повернувшемуся к ней Шаллю.

— Вещей немного, я справлюсь сама. Опасности ведь нет?

После небольшой паузы Шалль кивает.

— Да, наверное, ты права.

Эта короткая пауза настораживает Энн.

— Что-то не так?

— Что-то происходит. Но сейчас тебе ничего не угрожает.

Хотя его слова кажутся странными, но раз Шалль говорит, что опасности нет, значит все в порядке.

Идя по лесу, Энн видит повозку за деревьями. Рядом с ней стоят Гилберт и Флау, глядя на борт повозки.

Вчера вечером, спеша приготовить леденец для Серы, она лишь наскоро поблагодарила их за доставку повозки и сразу приступила к работе.

— Мистер Гилберт, — начинает говорить Энн, но передумывает и зовет: — Папа, Флау.

Гилберт оборачивается с удивленным выражением лица, которое тут же сменяется радостной улыбкой. Взгляд Флау блуждает, но в итоге она встречается взглядом с Энн.

— Спасибо за повозку. Я не успела как следует поблагодарить вчера вечером. Что вы тут делаете?

— Мы привезли повозку ради Серы. Тебе не нужно нас благодарить. Наоборот, это мы должны сказать спасибо. Ведь Сера очнулась благодаря твоему леденцу.

Энн улыбается, глядя на искреннюю улыбку Гилберта.

— Папа, ты и правда любишь Серу.

Гилберт смущённо треплет свои растрепанные после сна волосы.

— Конечно. Она наш благодетельный человек... или нет, благодетельная фея? В общем, Лила и Сера привели меня сюда, дали жильё и еду. Я живу здесь спокойно уже десять лет. Мне нравится здесь.

— Я тоже как-то само собой оказалась с Шаллем и Мифрилом Рид Подом. Значит, и у тебя также, папа.

— Я знаю, что есть люди, которые привередничают. Но меня беспокоит только то, что еда здесь на вкус немного отличается.

Энн не может сдержать смех. Действительно, фрукты, поданные вчера вечером, очень понравились Шаллю и Мифрилу, но для Энн они были настолько кислыми, что её передернуло.

«Если бы мама услышала такой разговор от папы при первой встрече, она бы рассмеялась и сразу полюбила его.»

Представляя это, она жалеет, что Гилберт потерял память.

И вдруг ей приходит в голову мысль. Если бы Эмма и Гилберт не разлучились, путешествия Энн с детства могли бы быть более радостными и полными смеха.

«В этой повозке... втроем, всей семьей.» 

Она с удовольствием представляет, каким могло быть это путешествие.

Но тут Энн вспоминает: 

— Погодите, а что вы здесь делаете? У вас какое-то дело в повозке?

— Ах, да, — Гилберт поднимает взгляд на повозку. — Сейчас я расспрашивал Флау о разных вещах. Мне многое хотелось узнать.

— Расспрашивали? О чем?

Рядом с Гилбертом, глядящим воодушевленным взглядом, Флау нерешительно говорит:

— Я читала воспоминания этой повозки и передавала их Гилберту.

— Читала? Воспоминания?

Флау кивает, и её золотые волосы колышутся в утреннем свете.

— Моя способность – читать воспоминания предметов и людей, прикасаясь к ним... Я вижу их как образы и могу пересказать увиденное, — Флау опускает глаза. — Я поставила твоего мужа Шалля в трудное положение, потому что внезапно использовала свою способность. Он появился неожиданно, такой сильный, острый... и страшный. Я не знала, кто он, и хотела узнать его личность, поэтому инстинктивно использовала свою силу. Но...

Флау переплетает пальцы, выглядывающие из рукавов мужской одежды.

— Кажется, когда я читаю воспоминания фей или людей, это спутывает их память. Когда я использую способность, другой человек начинает путаться. Если это неодушевлённый предмет – повозка, камень, книга – всё в порядке. Но память живых существ путается.

Флау пожимает плечами, нервно шевеля пальцами. Кончики её пушистых золотых волос дрожат, словно боясь Энн.

«Значит, это способность не читать, а видеть воспоминания предметов и людей.»

Вероятно, это редкая способность. У способностей часто бывает цена, и в случае Флау – это путаница воспоминаний, которую она вызывает у других.

— Вот что ты имела в виду, когда говорила, что это было не специально.

Флау кивает, и Энн улыбается ей в ответ.

— Понятно. Но, пожалуйста, больше так не делай.

Флау резко поднимает голову.

— Ты не сердишься?

— Шалль правда был в опасности, и я тоже пострадала, поэтому хочется рассердиться. Но какой смысл бить по голове того, кто извиняется, и говорить, что не прощаешь? Лучше уж попросить больше так не делать.

Флау отводит взгляд от Энн со сложным выражением лица. Она словно смущена и немного озадачена реакцией Энн.

— Почему вы спрашивали о воспоминаниях повозки? — обращается Энн к Гилберту. Он легко стучит по стенке повозки.

— Мне сказали, что я сделал её, поэтому подумал, что, расспросив побольше, что-то вспомню. И ещё я хотел узнать об Эмме, которая, как говорят, была моей женой.

Вдруг он переводит взгляд на Энн.

— Точно. Я же могу послушать про Эмму от тебя. Какой она была?

— Она всегда была жизнерадостной и веселой. Даже когда я хныкала из-за чего-то, она могла рассмеяться и поднять мне настроение.

Встретившись взглядом с Гилбертом, она думает:

«Мама и папа любили друг друга.»

Эта мысль вызывает у неё сильное желание узнать, как они встретились, о чём говорили, какой была Эмма глазами Гилберта. Какой парой они были? Может быть, как она и Шалль, они тоже негласно соревновались, кто кого больше смутит?

— Если ты вспомнишь, я тоже хочу услышать. О маме от тебя, папа.

— Я тоже хочу вспомнить. Последние десять лет мне было беспокойно.

— Ты ничего не можешь вспомнить за эти десять лет?

— Да, это довольно долгое время...

Начав говорить, Гилберт вдруг бросает взгляд на дом, виднеющийся за деревьями.

— Ах, плохо дело. Мне нужно приготовить завтрак, иначе все проголодаются. Давай поговорим позже, Энн.

Энн удивлённо смотрит на засуетившегося Гилберта.

— Папа, ты готовишь завтрак?

— Да, я отвечаю за приготовление еды для шестерых помощников, включая меня самого. Остальные, как бы сказать... немного рассеянные. Кстати, Энн, я могу приготовить завтрак и для тебя. Увидимся позже, Энн.

Когда она провожает взглядом уходящего Гилберта, Флау шёпотом говорит:

— Энн, пожалуйста, помоги Гилберту.

Удивленная серьезностью голоса, Энн оборачивается.

— А? Помочь?...

— Уведи его отсюда. Если ты его дочь, забери его.

Золотые глаза Флау похожи на кошачьи – красивые, но с пугающим твёрдым блеском.

— Даже если ты говоришь увести... Если папа счастлив жить в этом Раю, может так и лучше. Он ведь только что говорил, что ему здесь нравится и он благодарен Сере.

Флау качает головой, её золотые волосы мягко колышутся.

— Ты ошибаешься. Гилберта используют в Раю. Похоже, раз он очень полезен и все получилось, Сера увеличила число помощников до пяти. Но таких, как он, больше нет. Он полезен, поэтому его и дальше будут использовать.

— Используют?...

Из дома, куда направился Гилберт, выходят пожилая женщина и мужчина, похожий на фермера, с которым Энн и ее спутники разговаривали в таверне. Гилберт подходит к ним и о чём-то беседует.

— Похоже, что помощники свободны в своих действиях. И папа тоже свободно ходит по разным местам. Вчера он даже покинул Рай вместе с тобой, чтобы забрать повозку. Мне кажется, что папа по своей воле помогает Раю.

Флау опять качает головой.

— Его заставляют так думать. Пожалуйста, помоги ему.

Произнеся это шёпотом, словно подчёркивая важность сказанного, она оглядывается по сторонам и быстрым шагом направляется к Гилберту.

«Здесь что-то происходит.»

Шалль тоже сказал, что здесь что-то не так.

Энн хочет сделать леденцы для Серы, которая стремится создать и защитить Рай, где феи и люди мирно живут вместе. Это словно воплощение идеала самой Энн. Пусть она и не хочет жить здесь как кондитер, она считает, что важно, чтобы такое место продолжало существовать.

Однако... в этом Раю происходит что-то неладное.

И возможно, не зная об этом, Энн не должна делать леденцы.