Онлайн чтение книги Сказка о сахарном яблоке The Silver Sugar Master and The Black Fairy
7 Пусть все всегда будут счастливы

Место для сахарной скульптуры выбрано в центре церкви. В окнах по обеим сторонам нет витражей, поэтому внутрь проникает естественный свет. Желательно, чтобы скульптура освещалась равномерно со всех сторон.

Макреган, помощник священника, Шалль и Энн убирают три ряда скамей в центре.

Скамьи разделены крестообразным проходом, и сахарная скульптура будет располагаться в центре него.

На деревянном полу устанавливают платформу высотой до колена и раскладывают на ней каменные плиты, на которых будут собирать сахарную скульптуру.

Первым делом необходимо установить серые леденцы. Заранее подготовленные фигуры устанавливают в центре композиции, корректируя их положение.

— Мистер Уоттс, не могли бы вы принести серые сахарные фигуры и расположить их вокруг каменных плит?

— Эти?

Уоттс действует без колебаний.

Серых фигур разного размера много. Пока их приносят, Энн готовит раствор, добавляя холодную воду к серебряному сахару в емкости и слегка замешивая. С его помощью она собирает принесенные фигуры в единую композицию.

Наблюдая за тем, как сахарная скульптура обретает форму, Шалль спрашивает:

— Это церковь Косселя?

— Да, так и есть, — кивает Энн, продолжая работать.

Передавая леденец в форме крыльев бабочки с ажурной резьбой, Мифрил хмурится.

— Но это же только каменная кладка? Всё серое. Как-то уныло…

— Так и должно быть.

То, что создается в центре, – это церковь Косселя размером с две ладони. Она имеет высоту примерно с кошку и выполнена полностью в сером цвете, у нее показана только каменная кладка, без дверей, оконных рам и крыши. Церковь выглядит как серые руины, и, как говорит Мифрил, у неё довольно унылый вид.

На стену этой унылой церкви Энн прикрепляет серую бабочку, размером в половину своей ладони. Выглядит так, будто на игрушечном здании остановилась передохнуть большая бабочка.

Но бабочка выполнена в сером цвете, словно печальное видение, которого не существует в реальности.

— Но сейчас всё изменится, — решительно говорит она. Шалль и Мифрил следят за её взглядом, и она просит: — Теперь принесите, пожалуйста, те фигуры, которые сложены там, которые постепенно меняют цвет от серого.

— Конечно! — бодро отзывается Мифрил, а Шалль молча начинает двигаться.

— Мистер Уоттс, пожалуйста, помогите мне собрать это вместе.

Взяв одну из принесённых фигур с градиентом, Уоттс бормочет:

— Цвет постепенно меняется...

Энн кивает.

— Да.

— Со временем?

По этим словам Энн понимает, что Уоттс точно уловил смысл формы сахарных леденцов, и её лицо озаряется улыбкой.

— Да!

Уоттс слегка улыбается.

— Понятно. Помогу.

⠀

⠀

Работа продолжается до полуночи, но это даже к лучшему. Ведь можно убедиться не только при дневном свете, но и при зажженных свечах, в каком положении нужно расположить сахарную скульптуру, чтобы она выглядела выигрышно.

Различные формы, созданные в постоялом дворе «Зарянка», они осторожно соединяют и собирают воедино, стараясь не повредить. Они выстраивают баланс, создавая единую композицию.

«Для жителей города Коссель.»

Продолжая работать руками, в голову Энн приходят разные мысли.

Халлидей, Макреган, главы гильдий, Уоттс, даже тот мужчина, который принёс кольцо Логана. Жители города, должно быть, не могут и не должны забывать о том, что случилось семнадцать лет назад. Она хочет придать форму чувствам этих людей.

«И для папы, который здесь погиб. Для мамы и Флау, которые потеряли папу. Для меня.»

Само сердце Энн тоже принимает форму этой сахарной скульптуры…

Работа заканчивается перед рассветом. Сразу после завершения Энн, измученная усталостью, ложится на церковную скамью и тут же начинает посапывать во сне. То же самое и с Мифрилом, который сворачивается рядом с Энн. Уоттс тоже садится на стул, скрещивает руки и засыпает.

Шалль смотрит на сахарную скульптуру, освещённую мерцающим светом свечей.

«Так вот... Вот какое сердце у Энн?»

Глядя на сахарную скульптуру, он сразу понимает чувства Энн.

«Вот оно что, Энн. Так вот что ты чувствуешь?»

Шалль улыбается.

«Нечего бояться разлуки.»

Он чувствует, как будто через сахарную скульптуру Энн с улыбкой мягко наставляет его.

После короткого сна они возвращаются в постоялый двор «Зарянка», чтобы встретить Флау и Логана. Когда они приходят в комнату, Логан встречает их с озадаченным выражением лица. Флау уже проснулась, но, похоже, даже когда ее уговаривают пойти в церковь, она не хочет вставать.

Флау лежит, отвернувшись от входа.

— Флау. Сахарная скульптура готова. Я сделала её для жителей Косселя и для папы, который погиб здесь семнадцать лет назад. Я хочу, чтобы ты тоже её увидела.

Энн опускается на колени возле кровати, но Флау отводит свои золотые глаза. Ни в её выражении лица, ни в крыле, выглядывающем из-под одеяла, нет силы.

— Раз уж Энн так говорит, пойдём посмотрим, Флау Фул Флан.

Мифрил высовывается из-за плеча Энн, но выражение лица Флау не меняется. Кажется, будто её душа осталась там, где покоится Гилберт, а здесь её нет.

Она не ест и просто лежит, словно чего-то ждёт.

«Флау ждет... смерти?..»

Возможно, она желает этого рядом с местом, где покоится Гилберт.

«Я не позволю этому случиться.»

Энн сжимает кулаки и заглядывает в лицо Флау.

— Флау. Я хочу, чтобы ты пошла со мной. Хочу, чтобы ты посмотрела на мою сахарную скульптуру вместо папы.

Золотые глаза слегка дрожат. Тихий голос повторяет:

— Вместо Гилберта…

— Да.

Но золотые глаза снова становятся пустыми.

— Даже если я буду вместо Гилберта... Гилберт уже...

Стоявший у стены Шалль неожиданно подходит к Энн. Когда она поднимает на него взгляд, он пристально смотрит на Флау.

— Флау, ты убиваешь Гилберта внутри себя.

Сказав это, он хватает безвольно лежащую на одеяле руку Флау и насильно поднимает её.

— Шалль?!

Энн удивлена не только грубым поведением, но еще больше тем, что Шалль прикоснулся к Флау.

«Хотя ему так не хотелось прикасаться к ней.»

Шалль раздраженно говорит Флау, которая широко раскрывает глаза:

— Если ты исчезнешь, исчезнет и Гилберт внутри тебя. Только ты можешь рассказать, каким человеком он был. Именно поэтому Энн, дочь Гилберта, просит тебя посмотреть на сахарную скульптуру вместо него. Исчезновение из этого мира того, кто знал Гилберта лично и мог о нем рассказать, равносильно стиранию одного из доказательств того, что он жил. Неужели тебе не жаль этого? Я бы жалел.

Энн вздрагивает.

«Вот оно что. Шалль, наверное, иногда думает о таких вещах.»

Энн и Шалль осознают, что их продолжительность жизни различается. Вероятно, Энн покинет этот мир раньше Шалля. Она думает, что он наверняка иногда размышляет на эту тему. Потому что она тоже думает об этом.

О том времени… когда кто-то из них останется один.

И слова, которые Шалль сказал Флау, вероятно, отражают его мысли. Даже если останешься один, если потеряешь себя, то исчезнет даже тень спутника внутри тебя. Поскольку это дорогой спутник, которого не хочется терять, даже если он исчезнет, хочется бережно хранить его образ в своем сердце и продолжать жить.

«Я счастлива.»

В груди разливается радость. Она думает, что поступила бы так же, окажись на месте Шалля.

И затем...

— Флау.

Энн касается плеча Флау.

— Если бы я была папой... Я была бы рада, если бы ты не стирала своё существование и продолжала жить. Была бы рада, если бы та, кто любила меня, жила счастливо. Я так думаю. И папа, наверное, думает так же. Если ты исчезнешь только потому, что его не стало, это очень опечалит его.

Шалль смотрит на Энн.

Когда их взгляды встречаются, они понимают, что их чувства сливаются воедино.

Глядя на Энн и Шалля, Флау слегка приоткрывает рот, словно хочет что-то сказать, но, похоже, не может подобрать слов.

— Пойдём.

Когда Шалль с силой тянет Флау за руку, её тело, следуя за ним, неуверенно поднимается с кровати.

— Веди её.

Положив руку на плечо Флау и подтолкнув её в сторону Логана, Шалль первым выходит из комнаты. Энн и Мифрил следуют за ним, а затем из комнаты выходит и Флау, ведомая Логаном за руку.

Когда они сажают Флау в повозку и прибывают к церкви, солнце ярко освещает крышу. У входа в церковь стоит Макгреган и о чем-то беседует с учениками священника. Заметив повозку, которой управляет Энн, он быстрым шагом направляется к ним.

— Госпожа Хэлфорд, я видел сахарную скульптуру в церкви. Она готова, верно?

Энн останавливает повозку, натянув поводья, и спускается со скамьи. Шалль и Логан, сопровождавшие их верхом, тоже останавливаются и ведут лошадей к перекладине у церкви, чтобы привязать их.

— Простите, что заставила ждать, но она готова. Все могут её увидеть.

Когда Энн отвечает, лицо Макрегана расплывается в улыбке.

— Это прекрасная сахарная скульптура. Глядя на неё, не испытываешь только печаль. Как бы сказать... Конечно, в глубине души есть боль, но одновременно появляется чувство облегчения. Спасибо вам.

Когда он протягивает руку, Энн пожимает её в ответ. Через ладонь передаётся тёплое чувство благодарности.

На лице Энн невольно появляется улыбка.

— Я рада, что вам понравилось.

Она счастлива, что желание Макрегана исполнилось.

— Можно я позову отца Халлидея? Я хочу, чтобы он тоже посмотрел. Хоть он не может видеть сам, я хочу стать его глазами и показать ему.

— Конечно. Жители города тоже могут войти в церковь и помолиться.

— Тогда давайте зазвоним в колокол к началу молитвы.

Макреган возвращается к ученикам священника и даёт им какие-то указания. Они убегают, а Макреган быстрым шагом направляется к дороге, ведущей к дому Халлидея.

— Давай войдём, Флау, пока не собралось много людей.

Когда Энн протягивает руку Флау, всё ещё сидящей на скамье кучера, та берёт её и спускается на землю. На плече Энн Мифрил издаёт удивлённый возглас.

— Ты прямо как принцесса, Флау Фул Флан. А ты, Энн, получается, принц.

Энн невольно тихо смеётся.

— Это тоже неплохо.

Энн думает, что, если Флау видит в её глазах отражение Гилберта, то, возможно, в том, что она ведёт Флау, есть особый смысл.

Когда они входят в церковь, внутри почему-то кажется светлее, чем снаружи.

Свет, проникающий через окна, отражается от оконных рам, скамей и светлых деревянных балок потолка, делая их ещё белее. Хоть церковь и не выглядит по-обычному величественной, она наполнена ярким, мягким светом.

В церкви находится только Уоттс. Он устало сидит на скамье для молящихся, просто глядя в центр церкви.

Перед его взором находится скульптура.

Сахарные фигуры собраны на каменной плите, образуя единую композицию. Если встать рядом и чуть опустить взгляд, можно охватить всю скульптуру целиком.

Держа Флау за руку, Энн приближается к скульптуре.

— Флау, посмотри. Это скульптура, которую я сделала. Я создала её для жителей Косселя, для папы, мамы, для тебя и для себя.

В центре композиции находится маленькая серая церковь. От неё остались лишь каменные стены без дверей, оконных рам, крыши и колокольни. Но это, несомненно, церковь Косселя. Тусклые серые камни фундамента и стен создают впечатление руин.

На вершине этой разрушенной церкви сидит одна серая бабочка.

Церковь Косселя пострадала во время войны семнадцать лет назад и, как и другие здания в городе, потеряла все деревянные части. Поэтому эти утраченные части так и остались утраченными в форме. Серый цвет напоминает о разрушениях войны. Это цвет глаз Халлидея. Энн увидела прошлое в его печальных глазах.

Облик церкви, словно пропитанный различными эмоциями о произошедшем, и серая бабочка на ней – это реальность, которая обрушилась на Коссель и семью Энн, это то, что нельзя забывать.

Но это не всё.

К церкви тянутся фигуры детей, мальчика и девочки лет семи, смотрящие друг на друга. Они протягивают руки к маленькой серой церкви, похожей на игрушку.

Кроме детей есть ещё молодая женщина, маленькая фея, сгорбленный старик и мужчина в расцвете сил. Всего четыре сахарные фигуры. Их размеры варьируются от высоты бедра Энн до уровня её груди.

Человеческие фигуры то смотрят друг на друга, то глядят в небо, то смотрят вниз на серую церковь, то оборачиваются, глядя куда-то вдаль.

Только одна их рука протянута в сторону церкви, и от кончиков пальцев до локтя она окрашена в тот же серый цвет, что и церковь.

Однако выше локтя протянутой руки цвет постепенно меняется, создавая градиент, и медленно проявляются другие цвета.

Кажется, будто серый мир, потерявший цвет, расходится от серой церкви в центре, но за определённой границей он бледнеет, и мир возвращает себе краски.

Цвета одежды, волос и кожи людей яркие и глянцевые. Они более насыщенные, чем в реальности. Они светлее и полны жизни больше, чем в действительности.

Черты лиц сделаны неотчетливыми. Это результат желания, чтобы на этих лицах отражались различные человеческие мысли и чувства. Только уголки губ тщательно проработаны, чтобы передать улыбку.

У ног фигур людей горой насыпаны осенние плоды красного, фиолетового и жёлтого цветов. Они тоже ярких, нереальных оттенков и с неестественным блеском.

На руке мальчика сидит бабочка той же формы, что и на церкви. Половина её крыльев, ближайшая к церкви, серая, а остальная часть, словно перерождаясь, плавно переходит в яркий жёлтый цвет.

И на горе осенних плодов, и на плечах, головах и руках сахарных фигур людей повсюду сидят бабочки, сияющие жёлтым светом, словно собравшие в себе солнечные лучи.

Всё это собрано вместе, создавая единую композицию из сахарных леденцов.

— Я думаю, что случившееся нельзя забыть, и не нужно. Стоит помнить об этом, хранить в сердце и не забывать скорбь. Но...

Энн смотрит на крылья бабочки, меняющие цвет от серого к яркому жёлтому.

— Помня об этом, мы всё равно должны жить дальше. И, возможно, сама наша жизнь станет утешением для тех, кто ушёл.

Если живущие сейчас смогут жить яркой жизнью, храня в сердце серые воспоминания, это может стать и успокоением для тяжёлого прошлого, и принесет улыбки тем, кто потерял свои жизни.

Если бы Халлидей продолжал пребывать в печали, то дети, которых он вырастил, грустили бы на небесах. Время, проведённое ими с Халлидеем, было таким живым и радостным, что даже просто из его рассказов яркими образами всплывает в памяти Энн, поэтому дети тем более грустили бы, если бы он остался окрашенным в серый цвет.

И отец Энн, Гилберт, наверное, опечалился бы, если бы Флау, искренне привязанная к нему, потеряла волю к жизни, узнав о его смерти.

И Энн будет грустно, если в далёком будущем, когда она покинет Шалля, он будет жить только в серой скорби. Даже если это грустно, она будет рада, если он, храня её образ, будет жить ярко.

Мифрил спрыгивает с плеча Энн и приближается к сахарным леденцам. Внимательно глядя вверх, он задумчиво бормочет:

— Я тоже когда-то думал, что могу исчезнуть.

Это похоже на монолог, но кажется, что он говорит это ошеломлённой Флау.

— Тогда я больше всего думал о том, чтобы Энн и Шалль Фен Шалль не грустили.

Слышно, как Уоттс рассеянно произносит:

— Так вот что значит, что одной только молитвы недостаточно...

После небольшой паузы следуют слова, уже полные силы:

— В следующем году я сделаю это. Сделаю другую форму молитвы и надежды.

Это звучит как разговор с самим собой, но в этих словах чувствуются решимость и энтузиазм.

Болезненные события прошлого закончились. Сахарные леденцы говорят, что не нужно больше страдать. Но, несмотря на это, не стоит и забывать. Эти две вещи могут казаться противоречивыми, но это возможно.

Не только страдать, но и идти вперёд, в будущее, к свету, зная о тяжёлой тени позади, но не забывая о ней. И именно поэтому понимать, насколько ценно счастье, лежащее в светлом будущем.

Сахарные фигуры, возвращающие себе цвет из серого центра, говорят об этом всем смотрящим на них.

Шалль и Логан входят в церковь.

— Она... выглядит живой. Эта сахарная скульптура.

Логан прищуривается.

— Мне она кажется сильной, — шепчет Шалль позади Энн.

Сахарная скульптура, сделанная с желанием не забывать поминальные мысли, но быть живой и сильной. Энн улыбается от их слов.

Внезапно сверху раздаётся звон колокола.

Послушник звонит, оповещая о начале поминальной службы.

Колокол звенит чистым звуком.

— Я… — начинает Флау. — Я любила Гилберта. Больше всего и всех на свете. Мир без него просто наполнен страданиями и горем...

Энн шепчет:

— Но в тебе живёт образ папы. Только от тебя я могу услышать о настоящем папе.

Пальцы Флау едва выглядывают из рукавов мешковатого мужского пиджака. Она сгибает их и сжимает манжеты.

— Этот пиджак мне подарил Гилберт.

— А?

— Когда мы впервые встретились. Когда он спас меня, моё платье было в лохмотьях, и он накинул на меня свой пиджак. Я хотела вернуть, но он сказал, что если он мне нравится, то могу оставить себе.

— Вот как это было?

Пиджак Флау мужской, мешковатый и потрепанный. Неудивительно, что он такой после почти тридцати лет носки. И всё же Флау продолжает носить его, настолько она любит Гилберта. Должно быть, он был удивительным человеком, чтобы его так любят.

— Я так его любила. И сейчас очень люблю.

Пальцы Флау сильнее сжимают манжеты.

Образ отца, Гилберта Хэлфорда, которого Энн даже не помнит, становится ярче в её сознании благодаря словам Флау.

— Флау, я так рада, что ты есть. Пока ты здесь, я могу встречаться с папой через тебя. В тебе всегда будет жить папа. Как в моём сердце всегда будет жить мама.

Золотые глаза ярко сверкают.

— Поэтому, ради папы, продолжай рассказывать мне о нём. Когда я захочу увидеть папу, я приду к тебе.

Глаза Флау, казавшиеся даже жуткими, теперь выглядят светлыми и красивыми, словно впитавшие солнечный свет, из-за наполнивших их слёз. Светлые капли падают из глаз Флау.

Падают одна за другой.

— Тогда я... Ради Гилберта... Ради тебя... Буду жить сильно и ярко...

Слова срываются с губ Флау, и она опускает голову.

Золотые капли падают на пол.

Энн смотрит на потолок, откуда доносится звон колокола. Она обращается к тому, кто находится высоко наверху, чьего лица она не помнит, но кто так близок ей.

⠀

«Папа. Ты видишь её? Мою сахарную скульптуру?»

⠀

Внезапно правую руку Энн обволакивает что-то тёплое и мягкое. Незаметно оказавшийся рядом Шалль берёт её руку. Его взгляд тоже устремлён к потолку, глаза словно разговаривают с чем-то, нисходящим оттуда.

Энн сжимает руку Шалля в ответ. Он сжимает ладонь чуть сильнее, и их пальцы переплетаются.

«Конечно, впереди нас ждёт ещё много всего. Но всё будет хорошо. Даже если что-то случится, даже если будет грустно, тяжело и больно, мы всё равно сможем идти вперёд к свету. Хоть папы и мамы больше нет, у меня есть...»

Энн по очереди смотрит на прекрасный профиль Шалля и на Мифрила, разглядывающую сахарные фигуры, словно удостоверяясь в их присутствии, а затем снова поднимает взгляд вверх.

«Шалль и Мифрил Рид Под — моя нынешняя семья, и мы точно сможем идти вместе. И...»

Что-то сияющее нисходит вместе со звоном колокола с небес. Если бы это было видно глазу, это непременно был бы золотой свет.

Энн даёт обещание этому сиянию.

«Мы никогда не расстанемся.»

Она уверена, что Шалль и Мифрил дают такое же обещание. Всё вокруг окутывается сиянием.

⠀

⠀

Первым после окончания колокольного звона подходит Халлидей вместе с Макрегеном. Хотя Халлидей не может видеть сахарную скульптуру, Макреген подробно рассказывает ему о ней.

— Землю у ног людей устилают осенние плоды, похожие на леденцы, которые семнадцать лет назад вы попросили сделать для нас, отец Халлидей, — говорит Макреген, и Халлидей, прищурившись, несколько раз кивает. В его серых глазах отражаются яркие цвета плодов.

Затем приходят горожане для молитвы, и, видя сахарную скульптуру, они улыбаются.

⠀

Вечером в День Поминовения Душ, получив вознаграждение за сахарную скульптуру и почувствовав тяжесть в кармане, Энн делает предложение Шаллю, Мифрил, Логану и Флау, сидящим за столом в столовой постоялого двора «Зарянка».

Шалль и Мифрил с радостью соглашаются, Флау, отпив немного супа, просто тихо кивает. Логан, кажется, колеблется, но Энн кланяется и говорит: «Мне нужна помощь, пожалуйста.»

Энн просит всех отправиться с ней из Косселя в деревню Ноксбери.

Деревня Ноксбери – место, где покоится мать Энн, Эмма.

⠀

От Косселя до деревни Ноксбери можно быстро добраться, если ехать через Кровавый тракт. Хотя это возможно благодаря сопровождению Шалля, Энн выбирает более длинный, но безопасный путь по безопасной прибрежной дороге. Она не хочет утомлять Шалля и надеется, что во время путешествия Флау постепенно приободрится.

⠀

Благодаря вознаграждению, полученному в Косселе, им не приходится ночевать под открытым небом. Путешествие проходит неспешно, и когда они прибывают в Ноксбери, проходит десять дней с момента отъезда из Косселя.

— Какая ностальгия, этот постоялый двор… — говорит Энн, управляя повозкой и глядя на здание, которое они проезжают.

Флау, сидящая рядом, наклоняет голову.

— Что именно вызывает ностальгию?

— Здесь мы останавливались с мамой, когда она заболела и не могла двигаться.

Постоялый двор «Ночлег Дженкинса» на главной улице деревни Ноксбери – это место, где Энн и Эмма останавливались некоторое время после того, как Эмма слегла от болезни.

— Вы надолго остановились там? Наверно, было тяжело с оплатой, — спрашивает Логан, который едет верхом рядом с повозкой. Говоря это, он поворачивается в седле, протягивая руку, чтобы проверить, не ослабло ли крепление. За его седлом был прочно закреплен небольшой деревянный ящик, завернутый в ткань. Во время всего путешествия он всегда бережно обращался с ним и заботился о нем.

Как и сказал Логан, «Ночлег Дженкинса» – это заведение того же уровня, что и постоялый двор «Зарянка», и отнюдь не дешёвое. Однако, поскольку в деревне Ноксбери это единственный постоялый двор, Энн и Эмме пришлось остановиться там.

— Неудивительно, что тот, у кого есть опыт ухода от оплаты за проживание, обращает внимание на такие вещи, — делает язвительное замечание Мифрил, сидя на коленях у Энн.

Логан поникает плечами.

— Нет... Это... Мне правда очень жаль. В прошлом я...

— Не беспокойся об этом, Логан. Действительно, с оплатой было тяжело. Я даже делала и продавала сахарные леденцы, но этого не хватало. Болезнь мамы не проходила, и когда я думала, что нам придётся уехать, Джонас Андерс, сын владельца кондитерской, из профессионального уважения предложил нам комнату в своём доме бесплатно.

— Надо же, какой добрый человек нашёлся.

— Он не был добрым, — вмешивается Шалль, едущий верхом впереди Логана.

— Точно! Он украл сахарную скульптуру Энн. Но благодаря моему великому подвигу этот парень был опозорен! 

Мифрил встает, кладет руки на бедра, откидывается назад и с еще более взволнованным лицом смотрит на Энн.

— Слушай, Энн, здесь же должна быть семейная кондитерская Джонаса? Давай зайдём и скажем что-нибудь вроде: «В то время ваш сын сильно нам помог,» и припугнём их? А если Шалль Фен Шалль ещё и мечом помашет, может, удастся вытрясти хоть одну золотую монету в качестве платы за беспокойство.

— Я не занимаюсь вымогательством.

— Что ты говоришь, Шалль Фен Шалль?! Это не вымогательство! Это наказание для того, кто совершил плохой поступок. Божье возмездие!

— Ладно, хватит уже. Это было много лет назад.

Энн горько улыбается.

— После того как Джонаса выгнали из мастерской Рэдклиффа, он пропал без вести. Думаю, господину Андерсу это очень тяжело далось. Уверена, он достаточно раскаялся. Да и Джонас сейчас усердно учится ремеслу. Всё это уже в прошлом.

— Как скучно.

Бормоча это, Мифрил снова скрещивает ноги на коленях Энн.

— А что с Эммой? — тихо спрашивает Флау.

— Что?

— Что случилось с Эммой потом?

— Мы прожили в доме Джонаса полгода, а потом она умерла.

Похороны прошли здесь же, могила находится на кладбище государственной церкви на окраине деревни Ноксбери. Вспоминая то время, Энн смотрит на холм на окраине деревни. Эмма покоится там, где ряды белых надгробий стоят на пологом склоне. Она ясно помнит вид оттуда и свои чувства в тот момент.

«Было грустно, но я не могла плакать. Я думала только о том, что стану серебряным сахарным мастером ради мамы.»

Она понимала, что если позволит себе чувствовать одиночество, то не сможет двигаться дальше, поэтому притворилась, что таких слов в её голове нет, и отправилась в путешествие.

«И тогда я встретила Мифрил Рид Под и Шалля.»

Может быть, хорошо, что тогда она сделала вид, что не замечает грусть и одиночество, и пошла вперед. Наверное, это было самообманом, но благодаря этому она встретила их.

— Вот как, — говорит Флау, глядя на вывеску постоялого двора, и тихо спрашивает: — Эмма страдала?

— Не особенно. Просто беспокоилась обо мне.

— Понятно… — снова тихо отвечает Флау. В течение этого путешествия Флау иногда спрашивала об Эмме, но, хотя она сама задавала вопросы, её ответы всегда были такими короткими.

— Ты, конечно, не могла полюбить маму. Ведь она отняла у тебя дорогого человека, — говорит Энн с горькой улыбкой.

Флау удивлённо смотрит на Энн.

— Нет... это не так.

— Не так? Ты не ненавидишь её?

— Я недостаточно общалась с ней, чтобы любить или ненавидеть её. Но... когда она дала мне леденец и предложила пойти вместе... я подумала, что она хороший человек. И тогда я поняла, почему Гилберт полюбил Эмму.

— Ты действительно считала её хорошим человеком...

— Да...

Чувства Флау, должно быть, сложные. Она считает Эмму хорошим человеком и не испытывает неприязни, даже наоборот, симпатизирует ей, и всё же...

Энн тоже знает эти сложные колебания в сердце.

Удивительно, но по мере того, как она начинает понимать чувства Флау, образы Эммы и Гилберта становятся всё яснее. Через нее Энн чувствует своих родителей такими, какими они были в прошлом.

Сразу по прибытии в деревню Ноксбери они направляются к местной церкви. Пройдя по дороге через лес вдоль ручья, они видят маленькую церковь.

Сообщив о своём статусе и цели визита юному послушнику, подстригавшему садовые деревья, их сразу проводят в дом священника.

Священник оказывается тем же, что и раньше, и, похоже, хорошо помнит Энн.

Шалль и остальные остаются снаружи, а Энн одна входит в его дом.

— Энн, как же ты выросла.

Как только она входит в комнату, священник встает из-за стола у окна в глубине и щурится.

— Когда я услышал, что ты отправилась в путешествие одна, я очень беспокоился. А теперь ты вернулась в таком добром здравии. И даже получила титул серебряного сахарного мастера, как твоя мать.

— Да, я получила королевскую медаль.

Священник радостно кивает несколько раз и предлагает Энн стул. Она садится напротив него за стол.

— Ты так хорошо постаралась. Я очень рад видеть, как ты выросла. Итак, я слышал, у тебя есть просьба к церкви? Какая? — спрашивает священник с лицом доброго дедушки, который не может дождаться, чтобы похвалить любимую внучку.

— Я хочу установить могилу моего отца рядом с могилой матери, — говорит Энн, выпрямившись.

— Могилу твоего отца?

Энн кивает, и священник делает удивлённое лицо.

— Если мне не изменяет память, твоя мать говорила, что твой отец умер где-то далеко на следующий год после твоего рождения.

— Всё верно. Отец погиб семнадцать лет назад в Косселе, провинции Роквел, во время гражданской войны. Я не знала, где он умер и где покоится. Но благодаря помощи людей, которые дорожили им, я смогла найти место его упокоения. Поэтому… — Энн смотрит прямо в глаза священнику и говорит: — Я хочу, чтобы отец покоился рядом с матерью.

— Рядом с твоей матерью?

Свет из окна в глубине комнаты падает до ног Энн.

— Отец покоился на холме. Это было красивое место с хорошим видом, но со временем оно может зарасти лесом и исчезнуть. Поэтому я привезла его останки сюда, чтобы он мог покоиться рядом с мамой, и они всегда были вместе.

Энн, с помощью Логана и Шалля, сама собрала останки отца. Поскольку прошло семнадцать лет после похорон, от Гилберта остались только чистые белые кости. Они поместили их в маленький ящик, завернули в чистую ткань и привезли на лошади Логана.

— Понятно… Хорошо.

Священник кивает.

— Я организую установку могилы рядом с могилой Эммы Хэлфорд. Как написать имя твоего отца и эпитафию на надгробии?

Немного подумав, Энн отвечает:

— Здесь покоится Гилберт Хэлфорд. Вместе с любимой женой. Пожалуйста, напишите так.

— Понял.

— Ах, и ещё! — поспешно добавляет Энн.

— Что такое?

— Хватает ли в церкви рабочих рук? Если нужны помощники, я знаю двоих, кого бы я хотела, чтобы вы наняли. Один из них раньше работал в церкви Косселя. Хотя он потерял память и не помнит об этом опыте... Но он добрый человек, хоть и робкий. А другая – девушка-фея. Она потратила много лет на поиски моего отца. Она тихая и искренняя.

Не было необходимости просить Логана и Флау сопровождать в путешествии для перемещения могилы Гилберта. Энн хотела, чтобы они пошли вместе с ней, потому что думала, что если они согласятся, то будет хорошо, если они некоторое время поживут в тихой деревне, успокоятся и подумают о своем будущем.

Это просто забота с её стороны, и если они откажутся, то так тому и быть.

К тому же, если они не найдут работу и жильё в деревне, ничего не поделаешь.

Но Энн не хотела просто помахать рукой Логану и Флау в Косселе со словами: «Ну что ж, до свидания.» Из-за них Энн попала в различные ситуации, но в то же время благодаря им она смогла встретиться с отцом. 

Флау, потерявшая дорогого человека, и Логан, потерявший память, похожи на хрупкие растения без корней в земле, и она хочет спросить их, не желают ли они для начала приземлиться куда-нибудь. 

— Ты их знаешь?

— Да. Благодаря им двоим я смогла встретиться с отцом. Они помогли мне найти место, где он покоится, и привезти сюда.

— В нашей церкви всегда не хватает рук. Если эти двое согласятся помочь, мы будем очень благодарны. Если они не против, то обязательно.

Энн с облегчением улыбается.

— Спасибо большое.

⠀

Через три дня к Энн и её спутникам, остановившимся в постоялом дворе Дженкинса, приходит известие о том, что надгробие готово. На следующий день после похорон могила Гилберта обретает своё место рядом с Эммой.

— Не кажется ли тебе, Шалль Фен Шалль, что Энн слишком добродушная? Особенно в этот раз, — говорит Мифрил разочарованным голосом, сидя на плече Шалля.

Энн, Шалль и Мифрил закончили приготовления к возвращению в свой дом в пригороде Льюистона. Они оставляют повозку у подножия холма с кладбищем и поднимаются к могилам по пологому склону, где увядшая трава колышется на ветру.

Перед отъездом они хотят попрощаться с могилами Эммы и Гилберта.

Когда они подходят к двум стоящим рядом надгробиям, там уже находятся Логан и Флау. Два дня назад они переехали в дом священника и начали помогать в церкви. Вероятно, зная, что Энн и её компания уезжают сегодня утром, они пришли попрощаться, заодно посетив могилы.

Энн подбегает к ним, одетым в черные накидки, выданные церковью, и радостно пожимает им руки. Те смущенно переглядываются.

— Она даже нашла им работу. Действительно, слишком добрая. Разве мы не достаточно пострадали из-за них? — ворчит Мифрил, скрестив руки на плече Шалля, остановившегося на некотором расстоянии от тех троих.

— Это правда, но… — Шалль невольно улыбается, глядя на просветлевшее лицо Энн. — Возможно, так было нужно.

Где-то в глубине души Энн всегда боится расставания с Шаллем и Мифрилом. Об этом беспокойстве Энн говорила в Косселе.

То же самое чувствуют и Шалль, и, наверно, Мифрил.

Но в процессе расследования истории расставания Эммы и Гилберта они встретили Флау.

Она страдала и тосковала из-за разлуки с Гилбертом. Её стремление вновь увидеть его привело к тому, что она столкнулась с окончательной разлукой – смертью. Увидев это своими глазами, Шалль, а возможно, и Энн, осознали, что это значит.

Расставание неизбежно. Оно обязательно придет.

Но когда это время настанет, что будет наиболее счастливым решением для них?

«Я...»

Он смотрит в сторону, куда дует приятный ветер. 

«Я буду жить вместе с Энн. И даже когда придет время расстаться, пока я существую, храня в сердце образ Энн, она не исчезнет. Ради этого я буду жить.»

Глядя в золотые глаза Флау, он думает, будет ли это больно.

С этими мыслями он идет к Энн. Флау, похоже, замечает его взгляд и, слегка нервничая, кланяется в знак приветствия.

Образ Лиз тоже навсегда останется в сердце Шалля. Встреча с Энн не стерла его, наоборот, этот образ, который раньше вызывал только грусть, теперь он может вспоминать с теплотой в сердце.

Точно так же… Нет, даже сильнее. Что бы ни случилось, пока жизнь Шалля не закончится, его самая любимая жена не исчезнет. Если он проведёт это время с ней счастливо, это тепло навсегда останется в его сердце.

Энн опускается на колени перед могилой и закрывает глаза. Логан, Флау, Шалль и Мифрил тоже закрывают глаза и молятся.

Через некоторое время Энн тихо произносит: «Ну все», и встаёт.

— Ну, мы пойдём. Логан, Флау, берегите себя. Шалль, Мифрил Рид Под, пойдёмте домой! В наш дом! — говорит Энн с сияющей, как солнечный свет, улыбкой.

С вершины холма Логан и Флау наблюдают, как повозка медленно покидает деревню Ноксбери. Следя за ней глазами, Логан спрашивает:

— Флау, что ты собираешься делать? Энн сказала, что ты можешь пока поработать в церкви и не спеша решить, как быть дальше.

Флау отвечает тихим, но уверенным голосом:

— Я останусь здесь навсегда. Буду с Гилбертом и Эммой.

Флау было грустно, когда Гилберт влюбился в Эмму. Ей казалось, что Эмма украла у неё Гилберта, и от грусти она не могла находиться рядом с ними и ушла, но… и находиться вдали тоже было невыносимо.

«Лучше бы я не думала, что его украли.»

Гилберт всегда, должно быть, любил Флау такой, какая она есть, как подругу. Теперь она уверена, что и Эмма тоже полюбила её как подругу.

Потому что… она встретила Энн.

Похожая на Эмму и на Гилберта, она заботилась о Флау и относилась к ней как к подруге.

Как было бы чудесно, если бы Гилберт, Эмма и Флау втроем путешествовали как друзья. Но поскольку это уже невозможно, она хочет хотя бы всегда быть рядом с ними, спящими вечным сном.

Флау крепко сжимает рукав своей одежды под чёрным церковным одеянием.

— Тогда я тоже. Пока ты здесь, я, пожалуй, останусь с тобой, — небрежно говорит Логан, и Флау обращает к нему свои золотые глаза.

— Почему?

— У меня ведь нет воспоминаний, верно? Говорят, я был дезертиром, но я не знаю ни своей родины, ни, в конце концов, самого себя. Поэтому мне особо нечем заняться. Раз так, думаю, лучше быть вместе с подругой.

— Подруга... Я?

Когда она широко раскрывает глаза, Логан начинает поспешно махать руками.

— Ах, нет. Если ты не считаешь меня другом, прости. Я просто сам решил считать тебя подругой…

Пристально глядя на мужчину, который неловко оправдывается, Флау наклоняет голову.

«Этот человек... странный.»

В поисках Гилберта она скиталась по королевству более десяти лет. Год назад Флау случайно забрела в Рай Серы и была поражена, обнаружив у этого мужчины расписку из постоялого двора с именем Гилберта. И Сера с остальными феями называли его Гилбертом.

Чтобы встретиться с настоящим Гилбертом, Флау составила план использовать этого фальшивого Гилберта, чтобы выманить Эмму. Она соврала, что он Гилберт Хэлфорд, и провела рядом с ним год.

Он не имеет предубеждений против фей, он робкий, но добрый. Иногда кажется, что в этом он немного похож на Гилберта, но у него слабая воля, он часто рассеян и легковерен, поэтому им легко манипулировать. Особых чувств к нему она не испытывала, но не раз удивлялась и беспокоилась, думая: «Хоть он и человек, но с ним столько хлопот», «Как он вообще справлялся до сих пор?»

Однако она не колебалась, используя этого человека. Желание встретиться с Гилбертом было слишком сильным. В итоге он поверил, что он и есть Гилберт, и был использован Флау, но, несмотря на это, до сих пор называет ее подругой. Удивительно, как он может так думать. Какой странный человек.

«Добрый до странности?»

Неудивительно, что такой мягкосердечный человек дезертировал из армии, не выдержав необходимости убивать людей.

В воспоминаниях комнаты в «Зарянке» Логан радовался на кровати, как ребёнок. Наверное, он был рад кровати. Но то, что день ото дня его лицо становилось всё мрачнее, возможно, было из-за чувства вины.

В воспоминаниях солдатского кольца Логан плакал, копая яму на холме. Рыдая, он что-то бормотал, отчаянно копая. Судя по движению губ, он, похоже, повторял: «Здесь красиво, хорошее место.»

Человек со слабой волей, робкий, до странного великодушный и добрый – это не Гилберт.

Но, возможно, он действительно друг Флау.

Флау улыбается.

— Давай останемся вместе... Ведь мы друзья.

Управляя поводьями повозки, Энн вытягивает шею, глядя на удаляющийся позади холм. На склоне холма, где выстроились надгробия, две маленькие фигуры стоят рядом, провожая их.

«Я приду снова. Чтобы встретиться с ними. Чтобы встретиться с папой и мамой.»

Когда она переводит взгляд вперед, то чувствует ностальгию по дороге, простирающейся перед ней. Это та самая дорога, по которой Энн отправилась утром в путешествие утром в те времена, когда потеряла Эмму, управляя этой повозкой в одиночестве.

Но теперь рядом с ней её муж, фей из черного обсидиана, Шалль Фен Шалль. И между Энн и Шаллем сидит их друг, фей капли озерной воды, Мифрил Рид Под.

«Я не одна.»

Это делает ее счастливой. И...

«Мы всегда будем втроем.»

Она произносит эти слова в своем сердце. Это слова решимости.

Что бы ни случилось, они всегда будут вместе втроем, и даже если им придется расстаться, это не будет концом. Они всегда будут хранить друг друга в своих сердцах и жить счастливо.

Справа от дороги – пологий луг. Слева – заросли хайлендской ягоды, гроздья маленьких красно-фиолетовых ягод покачиваются на ветру.

Небо бледно-голубое. Над горным хребтом впереди виднеются облака, словно нарисованные кистью.

— Шалль, Мифрил Рид Под, — говорит Энн, глядя вперед. — Давайте всегда будем вместе втроём.

Мифрил недоуменно смотрит на неё.

— Чего ты говоришь такие очевидные вещи сейчас, Энн?

Эти слова делают ее счастливой, и лицо расплывается в улыбке.

— Да, ты прав. Это очевидно.

— Останови повозку. 

— А?

Когда Шалль внезапно это говорит, она недоуменно смотрит на него, но он серьёзным голосом повторяет:

— Останови повозку.

Она натягивает поводья, останавливая повозку.

— Что случилось? Шалль, тебя что-то беспо... А?!

Внезапно его руки обвивают её талию, притягивая к себе, и он целует её.

⠀

⠀

Удивленная внезапным поцелуем, Энн моргает, а Мифрил, зажатый между ними, собирается что-то возразить, поднимает взгляд на них и...

— Кьяяя!

Издает радостный возглас, закрывая лицо руками, но продолжает подглядывать за ними сквозь пальцы.

Оторвавшись от её губ, Шалль улыбается.

— Это поцелуй клятвы.

— Почему, почему именно сейчас?!

Она пытается оттолкнуть его, упираясь руками в грудь, но он крепко держит её, не давая отстраниться.

— Я же говорил, что буду повторять клятву снова и снова, чтобы сделать её крепче.

— Разве я не говорила, что не выдержу этого?!

— Всё в порядке. Моя жена милая и сильная.

Когда он не только целует ее, но и нежно шепчет ей это, ее лицо и уши становятся горячими. Она понимает, что краснеет до неприличия. Шалль тихонько смеется.

«Это что, продолжение соревнования, кто кого больше смутит?! Неужели?!»

Его улыбка – это улыбка победителя. Улыбка, говорящая о полной победе.

— О-о-о, что случилось, Шалль Фен Шалль? Устраивать такое представление прямо перед моими глазами, что на тебя нашло?! Съел что-то не то?!

— Ничего особенного.

Шалль забирает поводья из рук Энн и жестом предлагает ей подвинуться с места кучера.

— Просто клятва. Неважно, здесь ты или нет, я буду клясться, когда захочу.

Повозка трогается с места.

— Шалль Фен Шалль! Наконец-то, наконец-то ты стал честным! Ты вырос! Я так рад!

Глядя на прыгающего на месте кучера Мифрила и невозмутимый профиль Шалля, щеки Энн напрягаются.

— Так эти клятвы будут продолжаться каждый день?

— Конечно. Они будут продолжаться вечно.

Страшно то, что он, похоже, говорит серьезно. Ей так стыдно, что хочется закрыть лицо, но… Она рада. Чувство счастья наполняет её худое тело.

Прохладный нежный ветер дует Энн в лицо, касаясь её щек и колыша кружева на подоле её платья.

Солнечный свет яркий.

Колеса повозки крутятся, возвращая их троих домой.

У Энн есть предчувствие… Нет, может быть, даже уверенность. Энн, Шалль и Мифрил обязательно всегда будут вместе, и всё всегда будет счастливым.

Когда они вернутся домой, сразу же начнется сбор сахарных яблок.

Деревья сахарных яблонь, окружающие их дом, должны день ото дня менять свой цвет. Приближается время сбора урожая, самое напряженное и волнительное время года для кондитеров.

⠀

⠀

ПОСЛЕСЛОВИЕ

Здравствуйте, дорогие читатели. Это Мири Микава.

Эта книга является третьим и заключительным томом арки «Дом серебряного сахарного мастера» новой части серии «Сказка о сахарном яблоке».

Как многие из вас, возможно, заметили, основная история была написана таким образом, что каждые три тома составляли одну законченную арку. Эта арка «Дом серебряного сахарного мастера» следует этой структуре и также завершается на третьем томе.

Хотя я думала, что повседневная жизнь Энн, Шалля и Мифрила продолжается и после завершения основной истории, мне самой было трудно конкретно представить ее, поэтому писать было сложно. Но по мере того, как я писала, меня ждали новые удивительные открытия, и это было весело.

Особенно что касается Шалля, я думала: «Конечно, он стал мужем, который очень любит свою жену», но когда я писала о нем, он оказался даже более бесцеремонным, чем я представляла. Хотя я смутно предполагала, что так и будет с ним... Но писать об этом было даже немного неловко. Я искренне чувствую, что истории могут быть интересными. В любом случае, я думаю, что Энн, Шалль и Мифрил будут жить счастливо и дальше.

Уважаемая Аки, которая создала иллюстрации. Спасибо вам за прекрасные иллюстрации обложки и страниц, несмотря на вашу занятость. «Сказка о сахарном яблоке» не существовала бы без ваших иллюстраций. Я очень благодарна, что вы также проиллюстрировали эту новую часть серии.

Уважаемое ответственное лицо. С началом новой части, а также с аниме-адаптацией и манга-адаптацией, я доставила вам множество хлопот в этом длительном процессе. В начале новой части у меня было столько переживаний, что я, должно быть, сильно вас беспокоила, и я сожалею об этом. Но именно благодаря вашему терпению и поддержке нам удалось успешно завершить историю в виде трёх томов. От всего сердца благодарю вас.

И наконец, дорогие читатели. Эта новая часть существует благодаря тому, что вы читали и поддерживали нас. Моей благодарности нет предела. Я по-настоящему удивлена и счастлива, что смогла написать об Энн и её друзьях, хотя думала, что никогда больше не буду писать о них. Я искренне считаю, что «Сказка о сахарном яблоке» – удачливое произведение.

От всего сердца благодарю вас всех.

Мири Микава

Март 2024 г.