Онлайн чтение книги Байки на ночь о злых духах и жрице-ткачихе Bedtime stories of evil spirits and a weaver priestess
2 - 11 Заключительная глава: Кто стоит прямо за спиной?

Кагомэ, кагомэ,

птица в клетке, когда же ты выйдешь?

В утро ночи,

когда журавль и черепаха поскользнулись.

Кто же позади?

Среди праздничной музыки послышалась детская песенка.

Мать, прошедшая мимо Кинуко, пела, держа на руках спящего ребёнка. Похоже, вместо колыбельной.

Вокруг толпился народ, фестиваль Танабаты в святилище Тамамаю был самым оживлённым за всё время. Скоро начнётся главный ритуальный танец мико. Для музыкантов в качестве комнаты ожидания в большой комнате приготовили напитки и сладости, а раздачу оберегов и сувенирный магазин поручили Сакимори и Румине.

Поскольку всё в основном улеглось, она попросила Комуру отправиться к каменной сцене. Чтобы подготовиться к приёму почётных гостей и посмотреть танец мико. Она будет рада, если им понравится.

«Должно быть, теперь всё идеально», — самодовольно подумала Кинуко. В этом году, поскольку она наняла больше подработчиков, она не просила помощи у прихожан.

Небо начинало темнеть, и она зажгла один за другим фонари. Хотя сейчас это просто — нажал на выключатель и всё. Под наблюдением Широ проводка была проложена так, чтобы её не было видно.

— Эй, Кинуко.

Услышав своё имя, она обернулась и увидела, что Куро — что было редкостью — вышла из административного здания. Она держала фонарь и беспокойно оглядывалась назад.

— Что такое?

— Да вот… Похоже, тебя ищут: всё кружат вокруг конторы. Я сказала, что пора на сцену и чтоб шли переодеваться, но…

За деревом виднелась тень. Человек в полностью белом костюме суйкан. Лицо скрыто полупрозрачной бумагой, его не видно, но тот, кто так одет, уже определён. Мико, которая сегодня будет исполнять ритуальный танец.

И если говорить о том, что для ооя она слишком хрупкая и низкорослая, то методом исключения можно понять, кто это.

— Что случилось, Хадзимэ-сан?

Мико дёрнулась. Она вышла, робко озираясь.

— ...

Молчит. Чего же она хочет?

Белое одеяние, надетое на Хадзимэ, сшито из блестящего шёлка. Оно соткано из риндзу, поэтому узор местами выступает рельефно.

— Прости. Наверное, тебе хотелось, чтобы дизайн совпадал с дизайном ооя.

К сожалению, на то, чтобы соткать такую же ткань, не хватило времени.

—... Я слышала, что эту ткань должны были использовать для другого.

Ткань, надетую на Хадзимэ, изначально собирались использовать для свадебного кимоно её двоюродной сестры. Почему-то она оказалась у Хадзимэ, и, к несчастью, была испачкана, так как волочилась по земле.

Поскольку для белого свадебного кимоно использовать её было уже нельзя, Кинуко решила вместо этого сшить из неё одеяние мико.

— Похоже, размер подошёл. Хорошо. Я как раз размышляла, не стоит ли перешить одежду, которую носил ооя.

До самого конца оставался вопрос, кто будет танцевать ритуальный танец — ооя или Хадзимэ. Хадзимэ, по словам ооя, казалось, была одержима лисой, и, похоже, натворила много чего без ведома Кинуко. Говорят, именно поэтому ткань и испачкалась.

Услышав, что она «одержима лисой», Кинуко подумала, что же это значит, но в последнее время Хадзимэ была нервной. Когда у человека подавленное настроение, нельзя предсказать, что он может сделать, и она подумала, что, может, речь об этом.

Несколько дней назад Кинуко видела сон, в котором Хадзимэ участвовала в «лисьей свадьбе». Даже если это совпадение, это было забавно. Наверное, она натворила много смущающих вещей. Кинуко смотрела на Хадзимэ с тёплым сочувствием.

То, что Кинуко сшила ещё одно одеяние мико, положило конец спору о том, кто будет танцевать. Решили, что танцевать будут двое. Похоже, Хадзимэ радовалась, что сможет танцевать вместе с ооя, но, будучи серьёзным человеком, на одной радости останавливаться не стала.

— Я обязательно заплачу за одежду, пожалуйста, вышлите счёт!

Сказано было прямо, почти с нажимом. Похоже, Хадзимэ не хотела «оставаться в долгу» у Кинуко.

— Но даже если ты так говоришь...

Ткань для свадебного кимоно можно переделать, так как есть время. Да и деньги брать неловко: вещь пойдёт на танец мико, который проводится в самом святилище Тамамаю. Самовольно выставлять счёт вроде как неправильно.

Вот и думай, что делать. Хадзимэ явно не собиралась отступать. А время жало: у обеих сейчас работа.

— Эй, тогда скажешь, почему ты меня не любишь?

На вопрос Кинуко лицо Хадзимэ выразило растерянность. Она смущённо отвела взгляд.

—…Если в доме старшего брата появляется какая-то неизвестная женщина, это, по-моему, обычно это не нравится.

Она ответила честно. Надув губы, она покраснела от смущения. Как и ожидалось, но Кинуко не думала, что она действительно скажет. Слишком честный ребёнок.

— И ещё...

Хадзимэ ещё более смущённо опустила голову.

— Что ещё?

— ...Кто ты такая?

— ...Ну, даже если ты спрашиваешь, кто я...

Можно сказать только, что она просто ткачиха-мико, которая очень любит поесть. Как же Хадзимэ видит Кинуко?

— Не хочу мешать вашему разговору, но сейчас работа. Я пойду готовить ужин.

— Да, я буду ждать, проголодавшись.

— Разве Кинуко когда-нибудь не голодна? — сказав это, Куро исчезла в сгущающихся сумерках.

— Кем ты видишь того ребёнка? — Хадзимэ задала неожиданный вопрос.

— Кем? Куро-кун — это Куро-кун.

— …Понятно.

Будто что-то уяснив для себя, Хадзимэ кивнула и направилась к каменной сцене. Думая, что дело сделано, Кинуко собиралась включить оставшиеся фонари, как Хадзимэ обернулась и сказала:

— Я обязательно заплачу!

И пошла дальше.

Ритуальный танец мико в этом году, исполненный двумя танцовщицами, имел огромный успех. Белые одеяния освещались светом факелов, парящие одеяния двух танцовщиц пересекались. Живая музыка гагаку сама по себе была роскошью.

Сколько ни ворчал на репетициях, а «большая мико», танцующая сейчас, казалась довольной. Конечно, они не успели разместить это на листовках, но зрители уходили с улыбками.

Вдруг вспомнилась та детская песенка.

Было время, когда Кинуко тоже постоянно пела её. В жизни, где она только ткала каждый день, напевая «тон-тон-ка-ран» во время работы, пение помогало держать ритм и ткать лучше.

Если бы она не приехала в Древнюю Столицу, она могла бы прожить всю жизнь, просто продолжая ткать в деревне. А если спросить, кто же вытащил её оттуда, то, скорее всего, сейчас этот человек как раз швырнул волосатое письмо и с недовольным видом умывается.

Каждый год, глядя на это, Кинуко едва сдерживает смешок.  Если она рассмеётся, её отругают.

 — Интересно, останутся ли Сакимори-сан с другими на ужин? Куро успела приготовить?

Праздник заканчивается поздно. Если учесть ещё и уборку, вкусный ужин будет ещё не скоро. Чтобы отвлечься от голода, Кинуко тихонько начала напевать.

Кагомэ, кагомэ, птица в клетке, когда же ты выйдешь?

В утро ночи, когда журавль и черепаха поскользнулись.

— Эй. Говорят, ужин готов, быстро иди, — раздался недовольный голос. Похоже, переодеться он уже успел.

Кинуко, прижимая ладонь к животу, медленно обернулась.

…Кто же стоит прямо за спиной?