Онлайн чтение книги Байки на ночь о злых духах и жрице-ткачихе Bedtime stories of evil spirits and a weaver priestess
2 - 9 Лисья свальба

Шаран, шаран.

Слышится звон колокольчиков.

Тон-тон-каран, тон-тон-каран.

К звону примешивается стук ткацкого станка, создавая диссонанс.

Сейчас, должно быть, около половины шестого утра. В ткацкой мастерской без часов живот Кинуко служит ориентиром. В это время обычно раздаётся лишь звук станка.

— С раннего утра уже трудятся.

Ооя или точнее, ооя с компанией, занимаются утренней тренировкой. То есть, Хадзимэ тоже здесь. Она танцует танец мико на большой каменной сцене. Говорят, в этом году Хадзимэ исполнит танец мико, главное событие фестиваля Танабата в святилище Тамамаю.

— Не будет ли проблемой, если посторонний исполнит танец мико?

Ооя, что было редкостью, спросил её мнение, но Кинуко, хоть и имела свои мысли, не была в положении, чтобы говорить «это проблема». Конечно, главное святилище Тамамаю находится на её родине, и она из семьи священнослужителей оттуда. Но святилище Тамамаю в Древней Столице полностью доверено ооя, и, что важнее, танец мико тоже начал ооя. Теперь уже не стоит критиковать, что его родственник будет танцевать. К тому же, у Кинуко есть ещё одна причина не возражать.

— Ооя тоже уже немолод.

Должно быть, мучительно для мужчины за тридцать наряжаться женщиной и танцевать. Хотя он сам это начал, возможно, с годами ему стало стыдно.

Кинуко продолжила ткать. Сейчас она ткёт риндзу из сёкэна. Сёкэн — это стопроцентный шёлк, риндзу — способ ткачества, при котором узор вплетается в ткань.

Кинуко тихонько достала из-за пазухи письмо. От Химэки, её подруги детства и двоюродной сестры. Как и Кинуко, в этом году ей исполнится двадцать пять. В прошлом году, когда они встречались, та сказала, что выходит замуж. В письме говорилось, что наконец-то завершился обмен подарками. Свадьба, похоже, будет в конце этого года.

Ткань, которую ткёт Кинуко, — это материал для её свадебного кимоно, широмуку. Хотя времени оставалось мало, отказать Химэке она не могла. В письмо был вложен дизайн ткани.

Хотя обычно используются узоры с благопожелательными журавлями, хризантемами и фениксами, Химэка выбрала узор с бабочками. Такой сложный узор в одиночку соткать трудно. В деревне Кинари это делали на редчайшем ныне станке «сора-хикибата», для которого требуется двое ткачей, так что одной Кинуко не справиться. Можно использовать жаккардовый станок, чтобы ткать сложные узоры в одиночку, но это машинное ткачество. Сложные узоры можно ткать и вручную, но их нужно оцифровывать, что для Кинуко худший вариант.

Поэтому она решила вышивать на простой ткани риндзу. Ткань станет тяжелее, но результат будет выглядеть богаче. Поскольку это свадебное кимоно, нужно приготовить длинный отрез ткани. Для широмуку понадобится и цунокакуси. Ручное ткачество занимает больше времени, чем машинное, но Кинуко — профессионал в ткачестве. К тому же, она ткёт быстро, так что, скорее всего, большую часть времени займёт вышивка.

«Лучше бы обратилась к профессионалу».

Но если Химэка просила сделать всё самой Кинуко, ничего не поделаешь. Вышивку тоже нужно делать тщательно, стежок за стежком.

Пока она ткала «тон-тон-каран, тон-тон-каран», звон колокольчика стих. Вместо него послышался колокол соседнего храма. Кинуко убрала ткацкий станок и решила вернуться в канцелярию.

— Насчёт фестиваля Танабата в этом году… — уточнила у ооя Куро после завтрака.

В руке у неё была листовка. Поскольку это фестиваль, они заказали рекламные листовки в типографии. Это был макет. Широ ловко разработал дизайн листовки на компьютере, Куро внесла правки и представила ооя. Кинуко не касалась такой работы.

— Эй, Кинуко. Ты уверена, что можно раздавать ремешки первым пришедшим? — переспросила Куро. У неё в руках были ремешки, которые приготовила Кинуко.

— Всё в порядке, я приготовила тридцать штук отдельно от тех, что на продажу.

Кинуко тоже думала, что можно предложить, чтобы привлечь посетителей. В итоге она придумала лишь раздачу сувениров.

— Хотя ты приготовила… — прищурился ооя. — Но ведь ремешки в антенном магазине продавались по две тысячи иен, верно?

— Да.

Поскольку цена была немного высокой, она сдалась, решив, что сто штук — это слишком. Она не решилась выставить товары, присланные из деревни Кинари, поэтому сделала всё сама.

— Могут найтись те, кто перепродаст.

Кинуко надула губы.

 — Как бы ты ни строила рожицу — те, кто хочет, всё равно перепродадут.

— Тогда что делать?

— Хотя бы сделай их попроще, чем те, что продаются. Я понимаю, что ты стараешься, но если то, что куплено в магазине, будет уступать бесплатному ремешку, желание покупать упадёт.

С этими словами ооя сунул Кинуко товары, которые планировалось добавить в антенный магазин завтра. Их по ошибке доставили в канцелярию, перепутав с интернет-заказами хозяина.

— Это действительно может уступать. Ты ведь использовала шёлк для материалов сувениров, да?

— А, это остатки ниток.

Широ достал из коробки ремешки на продажу. Они были примерно на два сантиметра короче, чем те, что приготовила Кинуко для раздачи. Да и способ плетения шнурка был проще. Понимающий увидит разницу.

— Кинуко раздаёт вещи, не задумываясь о себестоимости или прибыли. Как с теми шнурами кумихимо на университетском фестивале.

— Точно-о-о, — согласился Широ со словами Куро.

— Н-но если они приходят на фестиваль, хочется же дать им что-то хорошее, разве нет? — оправдывалась Кинуко, ёжась, и трое одновременно вздохнули.

— Если хочешь сохранить традиционную культуру, тебе стоит лучше понимать её ценность.

Широ ткнул пальцем в экран планшета. Он показал что-то похожее на сайт с барахлом, с рядами товаров. Среди любительских поделок, подержанных вещей и разного хлама изредка попадались и хорошие вещи.

— Если продавать на барахолке, можно устанавливать любую цену. Но раздавать бесплатно товары с высокой добавленной стоимостью нежелательно. — Широ прокрутил экран. — Браслеты-мисанга любительской работы за несколько сотен иен. Если хочешь дешёво продавать традиционные ремёсла, то ладно.

— Хм-м.

Она решила промолчать, что думала прикрепить к ремешкам ещё и заколки цумами-дзайку.

Кинуко пристально смотрела на прокручиваемый экран. Иногда попадались хорошие вещи, но продавались они по очень низкой цене. Хотя ей и было неловко так думать, это казалось расточительством.

— ...Ой. Выставляют и ужасные вещи.

— И правда.

В категории кумихимо затесалась фотография, резко выделяющаяся на фоне остальных. Услышав голоса Кинуко и Широ, ооя и Куро тоже заглянули.

— Дурной вкус.

— Кто же это купит...

На фото, похоже, был «браслет-мисанга», сплетённый из волос. Говорят, если мисанга рвётся, желание сбывается, но этот, кажется, скорее активирует проклятие.

— Но работа тонкая. Разделили цвета, чтобы создать узор.

Из каштановых, светлых и чёрных волос был создан узор. То, что он хорошо сделан и не распускается, было скорее жутко. Именно потому, что видна одержимость, он и выделялся.

— Кстати... — сказала Кинуко, вспомнив про волосы. — Насчёт того недавнего случая с тем, кто режет волосы... Кажется, преступник действительно был фетишистом волос.

— А, эта история.

Ооя выхватил планшет у Широ и начал с ним возиться.

— Ага. Я слышала, что он делал кукол.

— Кукол из человеческих волос, хм-м

— Ооя, знаешь про ики-нингё? Похоже на ичимацу-нингё?

Она вспомнила, что говорил Удзинаши. Фотографии показывали, что это были очень реалистичные куклы, но она всё ещё не совсем понимала суть.

Ооя раздражённо выдохнул.

— Ичимацу-нингё сейчас считаются предметами роскоши, но в старину были просто детскими игрушками. Что-то вроде современных кукол для переодевания.

— Правда?

У неё был стойкий образ красивых кукол в кимоно, выставленных в токономе.

— Кимоно делали сами дети. Это сочеталось с игрой и обучением, но нельзя противостоять течению времени. Для детских игрушек лучше что-то более прочное. Когда кукол начали делать из более крепких материалов, перешли на них.

— Верно.

В детстве Кинуко тоже хотела куклу для переодевания с пропорциональной фигурой. Мягкую виниловую куклу в западном стиле с большими глазами, но, к сожалению, не помнила, чтобы ей её покупали. К тому времени, как она начала осознавать себя, она уже ткала и шила одежду не для кукол, а для себя.

— Часто слышишь истории о том, как у ичимацу-нингё растут волосы, верно?

— Кажется, раньше такое показывали по телевизору. Кстати, сейчас вообще нет таких ужастиков.

— Потому что таких зануд, как я, среди зрителей стало много.

Кинуко была полностью согласна. И тогда ооя, один из этих занудных зрителей, увеличил на планшете изображение ичимацу-нингё. Даже если это называли куклой для переодевания, её неестественно реалистичное лицо всё равно было жутким. 

Куро и Широ, похоже, не интересовались разговором: одна начала складывать бельё, другой — валяться и читать мангу.

— Растут ли у кукол волосы — это объясняется тем, как их крепят. Никто ведь не делает их с педантичной тщательностью — не вживляет каждую волосинку по одной в голову. Их связывают, как-то собирают в пучок и приклеивают.

Ооя взял свои волосы, собранные в хвост, и сделал вид, что сгибает их.

— Со временем волосы могут сместиться и казаться выросшими.

С одной стороны они становятся короче, с другой — длиннее.

— Понятно, кивнула Кинуко. \

Телевизионным компаниям тоже несладко. Если вокруг полно людей, накопивших ненужные знания из интернета и прочего, создавать программы, наверное, сложно.

— А теперь об ики-нингё.

Ооя ввёл в планшет два слова: «生き人形» и «活き人形».

— Какой вариант правильный?

Кинуко была уверена, что правильный — «生き人形».

— Оба. Но «生き人形» более распространён. Изначально это были куклы, созданные для выставок, и их изюминкой было невероятное сходство с настоящими людьми. В этом их отличие от детских игрушек.

Ооя показал куклу, невероятно похожую на живого человека. Реалистичными были даже выражение лица, складки одежды и выбившиеся волоски. Кажется, даже зубы были сделаны из керамики по одному. Если поставить её в слегка тёмное место, никто не догадается, что это кукла.

— Слишком реалистично, жутковато.

— В этом и фишка. Их в основном создавали с конца периода Эдо до Мэйдзи. Были механические движущиеся куклы, а также куклы-монстры или трупы, которые ставили в тёмных комнатах. Последние считаются предшественниками домов с привидениями.

— Дом с привидениями...

Кинуко подумала, что если бы боязливая Сакимори услышал это, она, наверное, возненавидела бы создателей кукол.

— Если тот, маньяк-подрезатель, делал кукол, и это были ики-нингё, то обычно они в натуральную величину.

— В натуральную величину.

Разговор наконец вернулся к теме.

— Мешались бы ужасно.

— Вот и я думаю. Значит, наверняка делал меньше, компактнее, — ооя кивнул, мол, именно так.

Кинуко чуть наклонила голову.

— Ооя, а ты не знал, что преступник резал волосы для материалов для кукол?

— Тот, кого ты привела, был подражателем, верно? Насчёт настоящего преступника должна лучше знать Хадзимэ. Почему бы не спросить её?

— Нет, я спрашивала. Кажется, она сказала что-то вроде "это не такой уж серьёзный противник"? Вроде говорила, что тот испугался, увидев Хадзимэ...

— Испугался?

— Я не расспрашивала подробно, так что не знаю.

Она лишь немного спросила во время университетского фестиваля. И всё же, дело маньяке-подрезателе, не получило большой огласки. Даже в университете лишь незаметно сняли объявления.

— Но оно как-то быстро затихло. Разве об этом не было в новостях?

Если у нескольких женщин были пострижены волосы, местные СМИ, казалось бы, должны были это осветить, но она вообще не слышала продолжения.

— Настоящий преступник был довольно известным человеком.

Ооя скривился, почёсывая затылок.

— Известным?

— Сын крупного политика, да ещё и врач.

Широ, валявшийся и читавший мангу, влез в разговор. Ооя бросил на него сердитый взгляд.

— Крупный политик? Врач?

Что-то знакомое, история, которая могла быть где угодно.

— Ну же, забыла?

Широ делал вид, что это важно. Куро закончила с бельём и пошла убирать.

— Эй, Широ.

Ооя рассердился, но Широ встал за спину Кинуко, положил руки ей на плечи. Затем тихо прошептал ей на ухо:

— Врач Футакути-онна. Оказывается, ещё и до многого другого додумался.

— Футакучи-онна… Ах!

Кинуко вспомнила пару, приходившую за советом весной. Те двое, что пришли по рекомендации Окуто. Политик и его любовница. Незаконные отношения. Оказалось, что преступление совершил сын политика, затаивший злобу на них двоих. Кажется, его звали «Сасаяма Кадзуя».

— Хозяин. То дело тогда...

— Шишка на шее любовницы исчезла. Дело было раскрыто, вот и всё.

Ооя цокнул языком.

— Похоже, в этот раз он действительно хотел наложить проклятие другим способом. Я слышал, он делал кукол-проклятий из волос женщин.

— Кукла-проклятие... Разве не ики-нингё?

Теперь понятно, почему ооя так удивлялся.

— Не знаю. Возможно, она была такой формы. Я лишь слышал разговор от старика.

— Старик? Окуто-сан?

— Хм? Ага.

Ооя на мгновение задумался, прежде чем ответить. Поскольку «Окуто» — не настоящее имя, он, наверное, не сразу сообразил.

— Проклятие с помощью волос женщин... Звучит правдоподобно, но как на самом деле?

— Есть проклятия с использованием собственных волос, но с чужими волосами это, вероятно, бессмысленно. Хотя само по себе проклятие сложно назвать осмысленной вещью.

Типичное заявление для реалиста-ооя.

— Но это же кукла-проклятие?

— Мне лишь сказали, что это «жуткая кукла, предназначенная для проклятия людей.

— Почему ты не расспросил подробнее?

— У меня тоже не так много свободного времени.

Ооя положил планшет на татами и встал. Затем вышел из гостиной.

— Фу-фу-фу-фу, — Широ засмеялся, глядя на удаляющуюся спину ооя.

— Что такое?

— Да так. Просто подумал, что публичный скандал был бы лучше.

— Что ты имеешь в виду?

— Если скрывать это, разозлённые люди могут прибегнуть к самосуду.

— Что? Это из какого-нибудь мира манги?

Как раз сейчас Широ читал старую сёнэн-мангу. Хозяин не разборчив в книгах, поэтому часто покупает и мангу.

— Да что ты. Реальность страннее вымысла. Если любимая дочь подверглась опасности, нередко родственники сами вершат правосудие.

— Звучит как история из другого времени. — усмехнулась Кинуко и встала.

Куро похлопала по сложённой одежде, говоря этим «забери бельё».

— А, да. Куро-кун, я завтра ухожу по делам.

— Говорила уже.

Куро посмотрела на календарь на стене. На завтрашней дате было обведено кружком «Кин» и написано «ухожу». Календарь был от винного магазина, удобно, что можно делать пометки на каждый день. Ооя не любит его, говоря, что нет изящества, но жалко не использовать, так что они им пользуются.

— Опять Сакимори-тян, кажется?

Широ заглянул в календарь.

— Ага. Совещание по помощи на фестивале. Встречаемся в кафе рядом с университетом.

— Ты говорила о найме дополнительных помощников. Если Румина-тян тоже придёт, у тебя есть ещё кто-то?

— С этим всё в порядке!

Кинуко горделиво фыркнула. Она уже получила согласие от Комуры.

— Денег хватит на карманные расходы? Тебе же придётся есть вне дома? Нельзя принести свою еду, как в столовой, — Куро с искренним беспокойством посмотрела на Кинуко.

— ...Думаю, нормально.

Хоть она и заволновалась, нужно будет позже проверить содержимое кошелька.

— Вернись к пяти.

— Эй, Куро-кун, сколько ты думаешь, мне лет?

— Двадцатипятилетний ребёнок.

Она сказала это без тени шутки. Кинуко, крикнув «Непра-а-авда!», энергично скрестила руки в знак отрицания, но Широ рядом лишь рассмеялся. Кинуко надула губы и, на всякий случай ещё раз проверив календарь, решила принять ванну.

— А-а, прости-и-и. Заставила жда-а-ать, — раздался тёплый голос в старомодном кафе. 

Это Румина. Сегодня на ней топик, который, казалось, вот-вот сползёт.

— Медлительная. И голос громкий.

Сакимори сказала это, потягивая холодный чай. В зале играла классическая музыка. Голос и одежда Румины диссонировали с атмосферой заведения, но других клиентов не было, так что ладно. За стойкой — невозмутимый хозяин, клиенты — Кинуко, Сакимори, Румина и ещё одна — Комура.

— Эй, а это как держится? — высказала своё недоумение Кинуко, указав на одежду Румины.

— На силе духа.

— Да упадёт, когда придёт время, сенсей, — Сакимори оборвала шутливые слова Румины.

— Ну вот же-е-е.

Румина собиралась сесть на стул и заметила ещё одного человека, сидящего за столиком.

— А, новая девочка, которая будет подрабатывать? Я Румина. Третий курс.

Они представились кратко.

— Рада познакомиться. Я Оомура, первый курс. Меня зовут Комура...

Комура пристально посмотрела на Румину. Сакимори, пришедшую раньше, она уже представила.

— О, так это же Румина-сэмпай!

— А, вы знакомы?

Кинуко и Сакимори смотрели то на одну, то на другую.

— Не то чтобы знакомы, мы в одном кружке. Мы встречались всего раз, так что вы, наверное, не запомнили моё лицо, сэмпай.

— Э? Правда? — Румина смущённо отвела взгляд. 

— Значит, ты в кружке футзала?

Тогда Сакимори должна быть в том же кружке.

— А, нет-нет. Я состою в нескольких.

— Вот любит же всё на себя брать, Румина.

Сакимори смотрела с удивлением. Сегодня на ней была майка-топ на бретелях и накинутый кардиган от солнца.

— Вы ведь и сенсею говорили: вступили в кружок исследований городских легенд, — напомнила Комура.

— А, тот самый.

Кинуко тоже однажды приглашали на собрание.

— Сенсей, как насчёт вас? Передумали?

— А-а, стоп-стоп, — Румина остановила Комуру. — Если неосторожно зазывать — учебный отдел мигом прицепится, и нам крышка.

— Правда? — Комура заморгала.

— Да. Есть религиозные группы, которые охотятся на студентов, живущих одни. Раньше были частые случаи, когда под видом кружков вербовали, так что теперь всё строго, — объяснила Сакимори вместо Румины. — В Древней Столице ещё не так плохо. Здесь много крупных святилищ и храмов, так что странным сектам трудно проникнуть.

Сакимори достала из-за пазухи оберег. Тот, что продаётся в святилище Тамамаю.

— Если что, можно сказать что-то вроде "я уже в этой вере", и они быстро отстанут.

— Сакимори-сан...

Что ж, если это помогает, то ладно.

— А-а, я тоже так делаю. Если бродить без макияжа, легко попасться у станции, так что осторожнее.

— Э? Что? Что-то случается, если без макияжа? — Кинуко заинтересовалась.

— Вербовщики тоже знают, какие люди легче поддаются. Как те, кто раздают листовки о контактных линзах, нацеливаясь на людей в очках. Наверное, думают, что простоватые девушки, которые не красятся, хотя молоды, или скромные, несчастливые люди, скорее будут искать помощи у богов.

Кинуко похлопала себя по щекам и кивнула.

Как раз невозмутимый хозяин принёс заказанные блюда и меню. Меню он дал только что пришедшей Румине, а спагетти по-неаполитански поставил перед Кинуко. Говорят, здесь используют домашнюю лапшу и колбаски, так что Кинуко может есть их без опасений. По слухам, владелец открыл кафе как хобби, поэтому, хотя в нём нет коммерческой жилки, он тщательно подходит к еде.

— Мне холодный кофе, пожалуйста.

Когда Румина заказала, хозяин молча вернулся за стойку и принёс холодный кофе вместе с остальными добавками.

— Разве сенсею не поздно принесли меню? Кажется, вы двое уже давно здесь.

Сакимори пила холодный чай, а Комура уже давно доела свои панкейки. Спагетти по-неаполитански Кинуко принесли только что, но...

— У сенсея — добавка.

— А, понятно.

Не обращая внимания на понимающую Румину, Кинуко взяла вилку и отправила в рот спагетти с обильным томатным кетчупом. Кетчуп, похоже, тоже домашний, и сохранившие форму помидоры приятно лопались во рту. Колбаски тоже были вкусными, и Кинуко кивнула, думая, что иногда западная еда не так уж плоха.

— Сенсей. Понимаю, ты занята едой, но можно продолжить разговор?

Кинуко, набив рот, кивнула. Пока можно доверить Сакимори.

— Хотя особо не о чём говорить. Румина, ты поймёшь, взглянув на это?

Сакимори передала распечатку с обязанностями и графиком подработки, которую принесла Кинуко. Её сделал Широ, и, к её удивлению, с иллюстрациями. Кинуко никогда бы не сделала так, даже стоя на голове.

— Ладно. В этом году тоже постараюсь продать побольше. Сенсей, насчёт фотографий в облачении мико...

Она помнила, как в прошлом году Румина загрузила фотографии в соцсети, и число посетителей с большими фотоаппаратами увеличилось. Кинуко указала на край распечатки. Там чётко было написано: «Если хотите загрузить в соцсети, покажите нам текст и фотографии и получите разрешение». Без лазеек.

— Классно сделано. Можно было и не собираться ради этого, выходит? — Кинуко сказала, не думая, как будто это её не касалось.

— Ну что ты, сенсей, ты не понимаешь. Это же вопрос настроения. И, главное, разве спагетти по-неаполитански здесь не вкусные? — Сакимори сказала это, покачивая указательным пальцем.

— Очень вкусные.

Салат и чесночный тост тоже вкусные.

— Это скрытая жемчужина, укромное местечко. Я подумала, что нужно тебе рассказать. И в конце я заказала кое-что особенное, так что жди.

— В конце?

«Что же это может быть?» — Кинуко откусила чесночный тост.

— Если есть вопросы, спрашивайте.

Услышав слова Кинуко, Комура робко подняла руку.

— Э-э, сенсей. Чтобы быть мико, нужно учить правила этикета?

— Пару простых вещей. Как правильно молиться — у нас по всему двору таблички висят, увидишь — поймёшь. Куда важнее, чтоб ты была сильна в устном счёте.

— Тогда, думаю, всё в порядке.

Оказывается, Комура работала кассиром в супермаркете. Времени на обучение мало — опытная помощница как раз кстати.

— Но наряд мико… Я как-то видела, как вы его носите, сенсей, — очень мило, — сказала она.

— Сделаем! Если хочешь, я и причёску сделаю. У меня много накладных прядей! — Румина энергично задвигала руками. Похоже, ей нравится не только наряжаться самой, но и наряжать других.

— Раз уж подработка, пожалуй, покрашусь обратно в чёрный…— сказала Сакимори, трогая волосы. 

Сейчас её волосы оливково-каштанового цвета. Она постоянно делает небольшие изменения, но в основном сохраняет светлый оттенок.

— У меня есть спрей для окрашивания. Если не хочешь возиться со смыванием, есть и полный парик.

Румина тоже взяла прядь своих волос. Поскольку для работы мико требуется минимальный соответствующий внешний вид, в прошлом году она использовала спрей для временного окрашивания в чёрный.

— Да нет, я вообще к поиску работы готовлюсь, — мотнула головой Сакимори.

— Аа, вот оно что. Но не рано? Презентации компаний же с марта, — склонила голову Румина.

— Я думала в следующем году решить, куда идти, и начать.

— А-а, у компаний, не входящих в Keidanren, и иностранных уже начинается. Я ещё не решила, пойти туда или нет, но в любом случае придётся коротко постричься и перекраситься. Решила, что сейчас подходящий момент».

— Поиск работы действительно тяжёл? — Комура, первокурсница, смотрела с недоумением.

— Хм-м. Кажется, сейчас устроиться на работу проще, чем раньше. Но, — добавила Сакимори, — просто если хочешь жить по-человечески, выбирай хорошую компанию. Для этого, как говорят, нужно подготовить как можно больше вариантов.

— Кто говорит?

— Старший, который стал программистом, попал в чёрную компанию и сломался через полгода.

Звучит убедительно.

— Не хо-чу за-ни-маться по-иском ра-бо-ты, — Румина бухнулась лбом на стол. — Хочу вечно тянуть студенчину. Не хочу становиться взрослой. Если даже нормального летнего отпуска не будет — на ивенты не сходишь.

— Это синдром Питера Пэна, кажется?

— Кажется, да, но, по-моему, это термин, который изначально используется для мужчин, — ответила Комура на вопрос Сакимори.

Кинуко смотрела в меню, раздумывая заказать ли ещё одно блюдо.

— Сенсей, погоди. Что ты хочешь заказать ещё?

— Э? У меня есть деньги...

— Нет, я не об этом. Я заказала кое-что особенное, подожди до этого.

— Л-ладно.

Гадая, что же она заказала, Кинуко отложила меню. Кстати, сама Сакимори заказала только холодный чай.

Румина, похоже, хотела сбежать от реальности и рассеянно смотрела на улицу. На улице было светло, но моросил мелкий дождь.

— Комура-тян, да? Кстати, в нашем клубе не обсуждали историю про «лисью свадьбу»? — спросила Румина, лениво перелистывая меню.

— Это что? Про солнце и дождь?

Есть поверье, что если идёт дождь при ясном небе, значит, лиса выходит замуж. Наверное, Кинуко сказала это, глядя на мелкий дождь.

— Сенсей, вы эрудированны. Но нет, — Румина покачала указательным пальцем: «Нет-нет».

— А, это же байка, что нынче часто всплывает. Знаю. Более того, я знаю человека, который видел.

— «Видел»?!

Пока трое других удивлялись, Комура взяла смартфон. Она показала какой-то блог.

— Это про свадебную процессию, которую видят днём. Наш председатель об этом написал.

Под «председателем», видимо, имелся в виду глава того самого кружка по городским легендам. В графе администратора блога значилось: «Университет Сайто — Кружок исследований городских легенд».

 — Эй, стоп. Если это страшилка, то хватит, — Сакимори, которая терпеть не может страшные истории, отстранилась.

— Всё в порядке. Наш клуб изучает городские легенды. То есть, мы изучаем, на основе чего возникают городские легенды, — Комура горделиво фыркнула.

Но Сакимори всё же прищурилась и робко взглянула на смартфон Комуры. Статья начиналась с объяснения «лисьей свадьбы». Там было написано о дожде при ясном небе и о лисьих огнях, которые могут выглядеть как свадебная процессия.

— В последнее время участились рассказы, что в окрестностях древней столицы видели свадебную процессию, — объясняла Комура, показывая блог Кинуко и Сакимори, которые слуха не знали. — Но в Древней Столице свадебные процессии запрещены на тротуарах, хотя на территории святилищ, может, и допустимы.

— Логично.

Древняя Столица — туристический город. Для проведения свадебной процессии на общественных дорогах, наверное, нужно разрешение.

— Но несколько человек говорят, что видели свадебную процессию. Хотя такого события не было.

— Может, обычные люди развлекаются? — высказала крайне скептическое мнение Румина.

«Хотя сама и начала тему», — подумала Кинуко и отпила воды.

— Председатель сделал фото. Правда, только невесты.

— Да? Тогда, может, правда чья-то шалость?

Комура прокрутила экран смартфона, чтобы показать Кинуко.

— Он снимал с увеличением, так что немного размыто.

На фото была изображена женщина в свадебном кимоно, широмуку.

— Действительно размыто.

— Лица почти не видно.

— Рядом что-то есть. Всё-таки лиса? Хотя она тёмная и стройная.

Каждая высказала своё мнение. Кинуко вгляделась в фото.

«Кого-то напоминает… но точно не пойму».

— Говорят, он сделал ещё несколько снимков, но все вышли смазанными.

— Председатель и правда снимает из рук вон плохо. Камера у него отличная, но он не умеет ей пользоваться. Из-за этого фотосессии проходят впустую, — Румина развела руки и покачала головой. Непонятно, о какой фотосессии речь, но, наверное, что-то вроде съёмок мико для соцсетей.

— Румина ведь состоит там только ради того, чтобы брать зеркалку, да? Только вот отдельно камеру не дают — идёт в комплекте с фотографом, — сказала с усталым видом Сакимори, подперев щёку.

— Но странность в другом, — продолжила Комура. — По рассказам выходит, что одни видели именно процессию, а у других, как у председателя, была лишь одинокая невеста

— То есть, были те, кто не видел процессию?

— Да. Разве не странно, что у людей, которые смотрели вместе, разные свидетельства?

— Ну… мм… 

Кивнув, Кинуко снова посмотрела на фото.

— Значит, и председателю показалось, что была только невеста.

— Ага. Разве что рядом — её «лиса-сопровождающий»? Наверное, она была.

— …

Кинуко задумалась.

«Если бы на месте был ооя, как бы он рассуждал?..» — мысль вдруг вспыхнула в голове.

— Кстати, вы же только что говорили о новых религиях и тому подобном.

— Да.

— Может, это их демонстрация или что-то вроде того?

Самой Кинуко её догадка показалась удачной.

— Демонстрация? — Комура, скрестив руки, задумалась. — Возможно. Действительно.

— Если подумать, нельзя сказать, что нет, — Румина тоже кивнула.

— Если это не призраки или что-то подобное, мне всё равно, — Сакимори, похоже, не особо интересовалась разговором и слегка подняла обе руки.

— То есть, вы имеете в виду вот что.

Комура взяла бумажную салфетку и развернула её. Ручкой она нарисовала несколько стилизованных лис и человечков-палочек.

— Появляется невеста-лиса. Вокруг несколько свидетелей, но одни говорят, что видели процессию, другие — только невесту. Те, кто уверяют, что видели процессию, — это, мол, прихожане и специально врут, чтобы раздуть шум.

Она вспомнила, как ооя говорил, что для хорошей лжи нужно смешивать её с правдой.

— Логично. Если мнения расходятся, это кажется загадочным и запоминается. Сенсей сказала «новая религия», но, может, это театральная труппа.

— А, это больше похоже на правду.

В древней столице много студентов. Университет Сайто сильно поддерживает искусство, так что у студентов наверняка есть театральные кружки.

— Если так подумать, это может быть не совсем «лисья свадьба».

— А что тогда?

— Похоже на свадебную процессию «Ицуки-сама».

— Вот как…

«Ицуки» — божество, почитаемое в Старой Столице. Немного необычное божество — «живой бог», то есть человек, исполняющий роль божества. Каждый год в начале года проходит фестиваль, и он появляется перед людьми только во время танца на этом фестивале.

— Если это Ицуки-сама, то невеста — невеста божества.

«Вот оно что», — с пониманием подумала Кинуко. Хотя она живёт в Древней Столице уже десять лет, она мало знает об «Ицуки-сама». Она знает лишь основы фестиваля, чтобы рассказывать о нём туристам.

— Если это Ицуки-сама, тогда нельзя это афишировать.

— Почему? 

Когда Кинуко напрямую задала вопрос, не только Комура и Румина, но даже Сакимори посмотрели на неё с удивлением.

— Сенсей, как ты вообще можешь быть мико?

— В Старой Столице тебя сочтут самозванкой.

— Это куда возмутительнее, чем то, как вы едите.

— А при чём тут то, как я ем?!

Троица синхронно покачала головами.

— Делать что-то самовольно, используя образ «Ицуки-сама», — это всё равно что продавать подделки с каким-нибудь всемирно известным мышиным маскотом, — пояснила Комура.

— Или как выкладывать тексты песен в сеть без разрешения, — подхватила Румина.

— Если подадут в суд — точно проиграете, — подвела итог Сакимори.

— …Короче, можно считать, что с «авторским правом» у них строго? — Кинуко по-своему уловила мысль. — И что за свадебную процессию «Ицуки-сама»?

  — То есть и это объяснять придётся…

Сакимори скрестила руки с некоторой важностью.

— «Ицуки-сама» изначально была мико. Но раз уж стала невестой бога, то наполовину человек и одновременно «живой бог».

Кинуко удивлялась, почему божество исполняет танец, подносимый божеству. Теперь она наконец поняла.

— Свадебная процессия — для того, чтобы стать невестой божества. Изначально фестиваль «Ицуки-сама» проводится два раза в год, и в это время, кажется, бывает свадебная процессия. Но последние двадцать с лишним лет свадебная процессия не проводилась. Поэтому, если подумать, что кто-то устроил её самовольно, всё сходится.

— Я никогда не была на фестивале «Ицуки-сама».

— Почему?!

— У нас же святилище.

Трое поняли.

Она не могла уйти в самое загруженное время в начале года. Ооя уходил по другим делам, так что Кинуко приходилось всем управлять. Свадебная процессия не проводилась уже более двадцати лет, а Кинуко приехала в Древнюю Столицу десять лет назад, так что она не могла знать.

— Эй, а ооя не рассказывал тебе о фестивале «Ицуки-сама»? — Сакимори прищурилась, покачивая стакан холодного чая, где остался лишь лёд.

— Ооя, кажется, не любит «Ицуки-сама». Он рассказал лишь в общих чертах.

— А что насчёт того, что нашла в интернете? — Румина тоже смотрела с удивлением.

— Считаешь, я умею пользоваться интернетом?

— Ой… простите, — признала Румина, что вопрос был лишним.

— Извините, что прерываю вашу беседу.

Сзади послышался безынициативный голос. Обернувшись, они увидели владельца с большой миской в руках.

— Ваш заказ готов.

— А! Я ждала этого! — Сакимори слегка захлопала в ладоши. Наверное, это было то, о чём она говорила.

На стол водрузили гигантский парфе: прозрачная «ведёрная» чаша, в которой слоями громоздились фрукты, кукурузные хлопья, мороженое и взбитые сливки; сверху башней — горы фруктов, в вафельных рожках торчали словно рога, а для верности ещё и бенгальские огоньки весело потрескивали.

— Осилите? Тут много мороженого — с собой такое не заберёшь, — с беспокойством заметил хозяин.

— Сенсей не очень любит взбитые сливки, так что я справлюсь с ними. А здесь ещё и мороженое домашнее, лёгкое — есть проще.

— …Эй, Сакимори. Ты бы сперва посоветовалась, а потом заказывала.

— Сакимори-семпай, вы без плана совсем.

В то время как двое смотрели на Сакимори холодными глазами, сама Сакимори обращала на Кинуко полный ожидания взгляд.

— Сенсей. «Неаполитан» ещё не осел? Сколько примерно сможешь осилить?

— Если убрать взбитые сливки и кукурузные хлопья, всё остальное смогу.

Кинуко, глядя на возвышающуюся перед ней башню, радостно улыбнулась.

________________________________________

Пожалуй, это был первый раз, когда она съела так много в ресторане.

Поглаживая живот, Кинуко вышла из автобуса. Парфе было вкусным.

Не зря хозяин заведения уделял такое внимание блюдам. Все фрукты были свежими и вкусными, а мороженое обладало как раз нужной сладостью. Даже фрукты на самом нижнем слое были не из банки, а специально приготовленные в компоте и нарезанные крупными кусками.

Единственным разочарованием были покупные кукурузные хлопья, но, конечно, нельзя было ожидать, что их сделают вручную. Сакимори всё доела за неё.

— Хочу ещё раз поесть такое… — невольно произнесла Кинуко, поднимаясь по каменным ступеням к храму, и увидела Хадзимэ в одежде мико.

«Наверное, опять тренировка, — мельком подумала Кинуко. — Пожалуй, стоит поздороваться?» — но она решила пройти мимо.

Хадзимэ опустила голову. Земля под её опущенным лицом была мокрой, хотя дождя не было.

«Снова, должно быть, ооя гонял её».

Кинуко молча вошла в административное здание святилища.

________________________________________

— Ооя, опять ты грубо обошёлся с Хадзимэ-сан? — спросила Кинуко у ооя, который пришёл на кухню попить чаю. Ооя, похоже, только вышел из ванной, на шее у него висело полотенце.

— Тебя это не касается.

— Но Хадзимэ-сан плакала.

Земля была мокрой. Значит, она плакала.

— Уа-а, довели до слёз-а. Жестоко-о, — вставил свои пять копеек Широ. В руке у него было фруктовое мороженое на палочке. Поскольку это было перед ужином, он, наверное, получит нагоняй от Куро, но, к счастью, Куро ушла собирать овощи в огороде.  

— Заткнись, — ооя сверкнул глазами на Широ.

— Да я ничего особенного не сказал. Просто сказал: если не собираешься толком тренироваться, можешь и не танцевать танец мико. Не из-за чего тут плакать.

Ооя сморщил лицо, будто от несправедливого обвинения.

— Как это — «не хочет»? Но она же каждый день тренируется по утрам?

— Заметила, значит.

— Я ведь рано встаю, — Кинуко с лёгкой гордостью выпрямила грудь.

— Я велел ей следить за своим здоровьем, а она засыпает во время тренировки из-за недосыпа. Последние несколько дней она как-то странно себя ведёт, но я уж точно её не загонял.

— …Она же ещё и в универ ходит, устала, наверное.

Кинуко бы точно заснула. Теперь она, должно быть, только привыкла к студенческой жизни — неудивительно, что тяжело.

— Утренние тренировки мы начали уже после того, как университет ушёл на каникулы. Хотя она и переехала в Токио, она живёт в доме своего деда, так что по дому она особо ничего не делает.

— Хм-м…

Кинуко не знала, как тут вступиться за неё. Ооя ведь вовсе не со зла. Он лениво вытирал волосы полотенцем. Хотя они и не такие длинные, как у Кинуко, но его хвост достаёт до спины, так что на просушку уходит время. 

— Может, у неё летняя простуда или что-то вроде того, недомогание?

— Возможно-о… — согласился Широ. Он держал палочку от мороженого во рту и болтал ею. — …Наверное, она просто устала.

— … — Ооя поставил чашку в раковину и вышел с кухни.

— Ооя, а ужин?

— Буду есть у себя в комнате.

— Но он же остынет!

— Блюда в сегодняшнем меню не пострадают, если остынет.

Как и сказал Ооя, в открытой кастрюле был лёгкий бульон, а рядом стояла коробка из павлонии с сомэном.

— И ещё бань-баньцзи и хиядзиру. Кинуко ведь без риса не может, — добавил Широ, открыв холодильник. 

Внутри стояла большая кастрюля с нарезанными летними овощами. Перилла, миога, огурец, кунжут — если выложить это на охлаждённый рис, хруст и аромат непередаваемые. Увидев это, тут же захотелось съесть.

— Вообще-то она хотела приготовить кейхан, но раз курица молодая — Куро расстроилась.

— Молодая курица не годится?

Кинуко подумала, что мясо должно быть вкуснее, когда оно мягкое.

— Говорят, из цыплёнка бульон не получается. Она почему-то странно упёрлась — без взрослой курицы не получится.

Широ уже собирался достать из морозилки ещё одну палочку мороженого, как раз в этот момент Куро, вернувшаяся с грядки с помидорами, мгновенно ударила его.

— Аппетит к ужину собьёшь!

А заметив палочку от предыдущего, заорала ещё громче. Отметив про себя, какие они ладные, Кинуко пошла готовить наряды мико для Комуры и остальных.

За неделю до праздника все вышли на подработку — заодно как генеральная репетиция.

Благодаря предыдущему опыту подработки, Комура быстро освоила работу. Сакимори и Румина помогали на мероприятиях с прошлого года, так что учить их особенно не требовалось. Благодаря этому у Кинуко появилось свободное время, чтобы сосредоточиться на ткачестве.

«Получилось быстрее, чем я думала».

Постукивая и поправляя последние нити, Кинуко размышляла. Проведя пальцем по готовой части, она ощутила прохладную гладкость шёлка.

После завершения нужно тщательно проверить, нет ли спутанных нитей. Когда ткань будет готова, Химэка должна приехать в древнюю Столицу. Нужно будет снять мерки, сшить кимоно, а затем заняться вышивкой. 

Она обрезала основу, аккуратно обработала оставшиеся концы, чтобы не распустились. Оставшиеся нити основы можно снова скрутить, чтобы сделать новые нити. Не для ткачества и не для плетения шнуров. Почему-то ооя всегда просит отдать ему эти обрезки. Конечно, их прочность хуже, но он говорит, что так и нужно.

«Интересно, для чего он их использует?»

Готовую ткань она собрала и уложила в коробку из павлонии. Натуральный шёлк желтеет на солнце, поэтому с ним нужно обращаться осторожно. Вернувшись в контору, она планировала сфотографировать узор и отправить Химэке по почте.

Взяв коробку из павлонии, Кинуко вышла из ткацкой хижины. Ооя стоял перед хижиной с серьёзным лицом.

— Что случилось?

Обычно в это время он уже заперся бы в своей комнате. На нём были надеты хакама, и он был в полном облачении синтоистского священнослужителя.

— Меня позвал старик. Отлучусь.

Во дворе, в хакама, стоял Окуто. Встретившись с Кинуко взглядом, он легко кивнул и подошёл.

— Кинуко-сан.

— Что такое?

— Не могли бы вы тоже пойти с нами?

— Что ты несёшь… — резко отреагировал на просьбу Окуто ооя. Он прищурился и уставился на Окуто.

— Я думаю, так будет лучше.

— Толку от неё не будет, — чётко заявил ооя. Кинуко это задело, но проблема была в том, что это действительно было правдой. Кинуко практически ни на что не годилась, кроме всего, что связано с ткачеством.

— Э-э, а по какому делу? — всё же спросила она у Окуто.

— Ничего особенного. Сиди спокойно и оставайся за старшую, — ооя отмахнулся от вопроса Кинуко и ушёл с надменным видом.

— Ч-что это за отношение?

Ошеломлённая Кинуко вернулась в административное здание.

К ужину ооя так и не вернулся. Кинуко убрала свою чашку после еды и посмотрела на поднос ооя, к которому ещё не притронулись.

— Если дело затянется, он мог бы сказать, что не будет ужинать, тогда и Куро-куну было бы легче.

— Он такого не говорил, — сказала Куро, накрывая закуски пищевой плёнкой. Кинуко пристально смотрела на порции.

— Не ешь.

— Я н-не буду...

Но она не могла не думать, что если он поужинает в городе, то в конце концов оно ему не понадобится. 

— Похоже, сегодня ооя ужинать не будет, — словно прочитав её мысли, сказал Широ. Хотя он часто улыбается и ведёт себя легкомысленно, сейчас у него было какое-то озабоченное выражение лица.

— Что-то случилось? — Куро посмотрела на Широ.

— Хмм. Похоже, в этот раз всё выйдет чуть муторнее, чем хотелось бы, — пробормотал Широ, открыл холодильник и достал бутылку мандаринового сока с мякотью. — Думаю, ооя хотел бы, чтобы эта проблема осталась незамеченной, но я так не считаю.

Открыв крышку, он стал пить сок большими глотками. 

— Проблема, которую хочется оставить незамеченной?

— У ооя тоже есть разные дела. Хотя со стороны не скажешь.

Широ и Куро знали, а Кинуко — нет.

— Возможно, тебе когда-нибудь придётся об этом узнать, но хочешь ли услышать сейчас?

Широ пристально посмотрел на Кинуко.

— Не нужно. Ооя всегда скрытен, это привычно. Даже если я неудачно спрошу, я не думаю, что смогу что-то сделать.

Кинуко ничего не знала. Но знала, что часто лучше не замечать.

— Хм-м.

Показалось, что в «хм-м» Широ было заложено много значений.

— Слушай, Кинуко. Тебе сейчас хочется спать?

— Не особо, — Кинуко озадачил внезапный вопрос.

— А уверена? Вдруг ты всего лишь видишь явь как сон наяву?

— Это как это было... Бабочки что-то там?

— Сон о бабочке, — поправила Куро.

— Да, сон бабочки. Может быть, настоящая Кинуко сейчас сладко спит на футоне.

Кинуко потянулась ущипнуть щёку. Но Широ тут же схватил её за руку.

— Ты что делаешь?

— Если это сон, то я проснусь.

— Я понимаю, но я бы хотел, чтобы ты ещё немного поспала. — Широ не отпуская руку Кинуко, потянул её за собой. — Куро, присмотри тут.

Куро подняла руку, словно говоря «поняла».

— Я хочу, чтобы ты немного прогулялась со мной.

— Зачем гулять?

— Потому что если оставить всё как есть, Хадзимэ-тян... исчезнет.

И Широ за руку вытащил её за дверь.

Она не понимала.

Просто ей не казалось, что он лжёт. Профиль его лица, обычно дурашливый, сейчас казался немного серьёзным.

— Это связано с ооя?

— Наверное.

Так вот почему Окуто и ооя ушли. Неужели Хадзимэ похитили? Действительно, судя по всему, она из хорошей семьи, так что выкуп, наверное, заплатят. Но если так, то, как и говорил ооя, Кинуко там делать нечего.

Всё ещё ведомая за руку, она сбежала по каменным ступеням вслед за Широ. Хотя они бежали, странно, но не было ощущения нехватки воздуха. Даже начинало казаться, что, может быть, это и правда сон, как сказал Широ.

— Помнишь, раньше приходила женщина с опухолью на шее?

— Да. Та, что пришла по рекомендации Окуто-сана.

Кажется, мужчина-заказчик, был крупным политиком. Он был странно высокомерным и, казалось, беспокоился о том, что его увидят, но если это была консультация о любовнице, то это объяснимо.

— Какая между ними была связь?

— Хотя со стороны не скажешь, но этот старик знаменит как каллиграф. Говорят, что в его письменах обитает дух слова, и он имеет влияние и в политических кругах.

«Понятно», — с пониманием подумала Кинуко.

— А ещё его ребёнок и ребёнок того политика были одноклассниками.

— Ребёнок, это тот, что умер?

— Старший. Наверное, брат. Он стал врачом, но, похоже, у него внутри было много всего.

— Кажется, именно он и был тем, кто подрезал волосы?

Ходили слухи, что он собирал женские волосы, чтобы использовать их в проклятии. Его звали Сасаяма Кадзуя.

— Да, он пытался что-то сделать с волосами. И, увы, это оказалось настоящим проклятьем. А проклятие, понимаешь ли… 

Пока они бежали, на руку Кинуко упала одна капля. За ней — ещё и ещё. Однако небо было ясным. Капли дождя отражали солнечный свет, дымясь и размывая зрение.

— ...Проклятие, если оно не срабатывает, отскакивает в странном направлении.

Волосы Широ промокли под дождём. Белоснежные волосы, вобрав влагу, казались блестящими, как шёлк. Сколько они уже бежали? Поскольку она просто следовала за Широ, тянущим её за руку, она не знала, куда они направлялись.

Кинуко оглядела затуманенные окрестности. Святилище Тамамаю должно было находиться на южной окраине Древней Столицы. Если спуститься ещё южнее, зданий будет становиться всё меньше.

Кинуко вдруг осознала, что бежит уже не по асфальтированной дороге, а по земле.

«Разве такое место было в Древней Столице?»

В лёгком дожде, похожем на туман, виднелись поля. Действительно, если отдалиться от Древней Столицы, то можно встретить одно-два рисовых поля, но даже с учётом этого, не слишком ли здесь по-деревенски?

Неужели Кинуко пробежала такую длинную дистанцию? “Нет, — она склонила голову набок, — ведь ещё недавно была ночь”. Широ наконец замедлил шаг и пошёл среди пасторального пейзажа. Но, поскольку он всё ещё держал Кинуко за руку и не отпускал, сбежать было невозможно.

Стоило ли Кинуко задавать вопросы, ответит ли Широ на них толком? Как и ооя, этот беловолосый юноша тоже скрытен. Мозги у Кинуко всё-таки есть; хотелось бы хотя бы на минимальные вопросы получить ответы.

— Где мы? Мы идём туда, где ооя?

— Смотри, вон там.

В направлении, куда смотрел Широ, виднелся туманный свет. Что это такое? Ряд колышущихся огоньков, выстраивающихся в линию.

По мере приближения стало понятно, что это свет фонарей. Послышались ритмичные звуки праздничной музыки. Группа людей в чёрных кимоно шла процессией. Мерцающий свет, уникальная музыка. В дымящемся дожде возникла сцена, словно из старого исторического фильма.

Впереди процессии виднелся красный зонт. В размытом поле зрения цвет зонта, похожий на фонарик физалиса, чётко отпечатался в глазах Кинуко. Под защитой этого зонта виднелась белая цунокакуси.

— Свадебная процессия?

Почему здесь?

Широ последовал за медленно движущейся свадебной процессией. Они уже не бежали, но Кинуко могла только следовать за ним, всё ещё ведомая за руку. Однако, хотя казалось, что они быстро догонят, почему-то догнать не получалось.

Не получалось догнать, но и отстать тоже не выходило.

— Если не поторопиться, может быть опасно, — пробормотал Широ. — Хадзимэ... может...

Незаметно для себя Кинуко оказалась в лесу. Деревья шумели, колышась. Среди колышущейся зелени — красный зонт, белое свадебное кимоно и чёрная процессия. Из-за лёгкого дождя, создающего дымку, это тоже выглядело как старый плёночный фильм.

Среди колеблющихся деревьев послышался какой-то звук.

Не музыка свадебной процессии. Детские, беззаботные голоса.

Ка-го-мэ, ка-го-мэ…

Детская песенка. Сквозь деревья мелькали детские силуэты. Дети в кимоно, держась за руки, образовали круг, а в центре один ребёнок сидел на корточках.

Дети кружились, кружились, кружились… Когда песенка закончилась, дети с весёлыми криками разбежались в стороны и исчезли.

Оставшийся в центре ребёнок поднялся. Ребёнок в белом кимоно. Медленно повернулся к Кинуко. Лица не было видно. Точнее, с лба свисал белый лист рисовой бумаги, прикрывавший лицо.

Словно ооя, когда танцует ритуальный танец мико...

...Внезапно дождь усилился. Пока она прятала голову, не желая промокнуть, он снова превратился в лёгкую дымящуюся морось. За мгновение, пока она отвела взгляд, ребёнок с бумагой на лице исчез. 

Кинуко хотела поискать его, но руку по-прежнему тянул Широ. Лес был обширным, дети исчезли, а свадебную процессию догнать не удавалось.

За другими деревьями снова показались силуэты людей. Девушка в матроске, судя по внешнему виду и возрасту, наверное, старшеклассница. Улыбаясь, она разговаривает с парнем-старшеклассником того же возраста в гакуране.

Пока Кинуко отвлеклась на людей, пейзаж незаметно превратился в городской.

«А?»

Девушка в матросской форме — это Хадзимэ? Нет, похожа, но не она. Черты лица более взрослые, чем у Хадзимэ. Длинные волосы не собраны, а свободно струятся, на лице лёгкий макияж. Сияющая улыбка, щёки слегка розовые. Похожий, но другой человек. Если бы Хадзимэ улыбнулась, выглядела бы она так?

«Эта девушка…»

Она вспомнила фотографию, которую мельком видела раньше. Сайт со списком пропавших без вести в интернете. Тогда ей показалось, что она узнала изображённого человека, потому что он был похож на Хадзимэ. Человек, пропавший без вести двадцать лет назад, выглядел точь-в-точь как эта улыбающаяся старшеклассница.

Старшеклассница приблизила лицо к лицу старшеклассника и весело смеялась. Слишком близко для друзей, возможно, они влюблённые. Они шутили и смеялись, покупали парные кольца в ларьке. Девушка смущённо надела кольцо на безымянный палец левой руки. Увидев ошеломлённого старшеклассника, она, словно говоря «шучу», переложила кольцо на правую руку.

«Вот какие они — «обычные» девочки?» — подумала Кинуко.

Обычно ходят в школу, болтают с одноклассниками о пустяках, влюбляются… Дома занимаются ненавистной подготовкой к экзаменам, чтобы развеяться, гуляют с двумя чёрными собаками, беспокоятся о весе, но всё равно покупают еду по дороге домой...

Проносились мимолётные будни одной девушки.

Кинуко прожила юность, отличную от обычной. С детства её жизнь была заполнена ткачеством, она не ходила ни в среднюю, ни в старшую школу. Если бы её не подобрал ооя, она, наверное, продолжала бы ткать, будучи ещё более глупой и невежественной, чем сейчас.

Не в такой степени, как у Кинуко, но и Хадзимэ, похоже, жила в необычных условиях. Для обычной девочки немыслимо, чтобы её постоянно сопровождали телохранители в чёрном. Кем же была девушка, так похожая на Хадзимэ? Что бы подумала Хадзимэ, увидев девушку, очень похожую на неё, с изменчивым выражением лица, живущую обычной жизнью?

Кинуко следила за девушкой глазами.

Снова хлынул дождь, деревья прогнулись, и сцена мгновенно изменилась. Девушка в матроске спорила с мужчиной. Пожилой мужчина напротив был ей знаком. Он был очень похож на Окуто. Молодой Окуто, наверное, выглядел именно так. О чём они говорили?

Но на лице девушки вместо прежней улыбки теперь были гнев и досада. Похоже, просьбы девушки не были услышаны. Она шла медленно, поникнув. Макияж с её лица сошёл. Длинные чёрные волосы были ровно подстрижены и аккуратно завязаны сзади. Чёрная матросская форма превратилась в белоснежное одеяние мико.

И улыбка исчезла. В образе мико это уже не «похожая девушка» — это буквально Хадзимэ. Только на безымянном пальце левой руки было надето кольцо, купленное в ларьке.

Девушка находилась в большом особняке. Наверное, это стиль «синдэн-дзукури»? Она работала в просторном, простом, но красивом особняке. Место, куда не мог войти никто, кроме определённых людей. Тихая тюрьма, отрезанная от мира.

Девушка ухаживала за ребёнком. Ребёнок был на полголовы меньше её ростом. Судя по росту, он, наверное, ещё не ходил в среднюю школу. Он был одет в белое, лицо закрыто полупрозрачной бумагой, невозможно было определить, мальчик это или девочка. Но его манеры почему-то казались мальчишескими.

Наверное, тот ребёнок, что был в кругу? Вырос чуть-чуть, но лица всё так же не видно. Однако она была уверена, что под бумагой не может быть улыбки. По мере жизни в особняке выражения на лице девушки постепенно исчезало. Только когда она смотрела на кольцо, на мгновение возвращалась прежняя улыбка.

Казалось, что воздух вокруг девушки становится всё более густым и мутным.

И тогда кто-то зашептал ей на ухо. Лица не было видно. Виден был только рот, произносящий слова. Мелькающий красный язык был словно змеиный. Услышав эти слова, девушка изменилась в лице. Она отрицательно качала головой, но красный язык продолжал шептать ей.

Если бы это увидел ооя, он, наверное, привёл бы цитату из Библии.

«Как же назывался тот сюжет?» — Кинуко на мгновение закрыла глаза.

— ...Изгнание из рая, — послышалось из уст Широ.

Кажется, действительно было такое название.  

Девушка коснулась безымянного пальца левой руки. Не убирая руки, она направилась к ребёнку с бумагой на лице. Лицо девушки было пустым, лишь в уголках глаз как будто тлела искорка надежды.  

Внезапно зрение Кинуко погрузилось во тьму.

В полной темноте послышался детский плач. Раздалось капание воды, и показался красный цвет. Постепенно стало светлее, и стало видно, что в ванной течёт кровь. Новорождённый младенец с пуповиной был грубо завёрнут в банное полотенце. Сморщенное лицо было влажным от крови и амниотической жидкости, сжатые в кулак пальцы были размером с грецкий орех.   

Крошечное существо, которое умрёт, если не окажется под чьей-либо защитой. Родной матери, которая должна быть рядом, нет.

Мать... девушка, очень похожая на Хадзимэ, шла, придерживая живот. Её телу ещё нужен был покой, ей было тяжело даже ходить, но она была в белом платье и несла большую сумку. В её глазах свет, остававшийся в уголках, постепенно начинал сиять всё ярче.  

На безымянном пальце левой руки — дешёвое кольцо. Девушка, полная надежд, направилась к старшекласснику, подарившему ей это кольцо. С того дня прошло несколько лет. Её возлюбленный-старшеклассник уже стал взрослым. Увидев девушку, он медленно улыбнулся. И затем...

Девушка, наверное, не поняла, что произошло. 

Удар в голову. Возлюбленный, оскалив зубы, держит в правой руке молоток.

Она лежала на земле. Тёплая кровь вытекала из виска, струилась по виску и стекала к уголку глаза. Даже если бы она попыталась убежать, после удара по голове и только что перенесённых родов у неё не осталось сил. 

Возлюбленный что-то презрительно бросил в сторону девушки и снова занёс молоток. И ещё раз, ещё раз, ещё раз...

Девушка, похоже, так и не поняла. Почему её возлюбленный злится? Почему он продолжает бить её?

Возможно, за несколько лет жизни, отличающейся от обычной, она где-то внутри онемела. Ребёнок, которого родила девушка, не был ребёнком того старшеклассника.

Он не мог с этим смириться. Он, наверное, думал, что причина её долгого исчезновения и родившийся в итоге ребёнок были доказательством предательства. Он продолжал размахивать молотком, пока она не перестала двигаться.

А когда девушка перестала двигаться, возлюбленный схватил её чёрные волосы и грубо отрезал их. Словно как тот подрезатель волос...

«...Наверное, это всё-таки сон?»

Возможно, это сон. Кинуко обычно витает в облаках, так что вполне могла незаметно заснуть.

— Мы пришли.

Широ, который всё это время тянул её за руку, остановился. Наконец он отпустил её руку.

Они догнали свадебную процессию? Нет, процессии не видно. Вместо этого они оказались перед особняком с внушительными воротами. На основе своих скудных познаний Кинуко могла бы сравнить его разве что с одноэтажным домом, в котором мог бы жить главарь якудза. Окружённый длинной белой стеной, с большими деревянными воротами.

— Похоже на рёкан, — сказал Широ и протянул руку к воротам.

Ворота со скрипом открылись и Широ с видом хозяина вошёл внутрь.

— Разве это не вторжение в чужую собственность?

— Всё в порядке. Можно сказать, что мы гости гостей.

— Значит, ооя здесь.

Внутреннее убранство особняка соответствовало его внушительному внешнему виду. В саду было несколько больших камней, красиво усыпанных мелкой галькой. Послышался звук всплеска в воде. Похоже, там были карпы, но из-за дымящейся мороси дождя невозможно было разглядеть. Широ шёл, перепрыгивая через камни, и Кинуко пришлось ускориться, чтобы не отстать.

— Сюда, сюда.

Вместо того чтобы идти к парадному входу, Широ всё глубже уходил в сад.

— Это нормально? Правда?

— Всё хорошо, всё хорошо.

Думая, действительно ли всё в порядке, и что если это сон, то проблем нет, она последовала за ним.

— Вот оно.

Широ остановился перед складом. Склад с толстой металлической дверью и стенами в стиле «намако». И снова, когда он коснулся двери, она с тяжёлым звуком открылась.

Внутри не было ничего похожего на вещи. Вместо этого в полу был открытый проход. Похоже, он вёл в подвал. Очень напоминало секретную базу.

— Какое необычное место.

Они спускались вниз шаг за шагом. Проход оказался глубже, чем она ожидала, и Кинуко шла, озираясь по сторонам.

— Смотри.

Она посмотрела в направлении, куда указывал Широ. Там была деревянная решётка За ней был разослан татами. На татами были разбросаны клочки бумаги, исписанные изящной, но неразборчивой каллиграфией.  

— П-прекрати, оставь меня!

Там был мужчина, который сидел на корточках, рвал на себе волосы. Вокруг него двое — ооя и Окуто. Мужчина, сидящий на корточках, испуганно смотрел на пустую стену.

— Я виноват. Я был не прав.

В чём он извинялся? Мужчина лет сорока с небольшим. На нём были брюки с логотипом бренда и белая рубашка. Ооя и Окуто пристально смотрели на стену и, казалось, не замечали Кинуко и Широ.

Кинуко показалось, что лицо мужчины она где-то видела. Нет — она видела его буквально только что.

— Этот человек — сын того важного господина, врач, тот, кто подрезал волосы. И также… — Широ прошептал ей на ухо — ...он был возлюбленным дочери старика.

Старик — это Окуто.

— Эм-м, тогда... Хадзимэ-сан...

Внучка Окуто — Хадзимэ. Поэтому, прежде чем она спросила, не её ли это отец, он прижал палец к её губам.

— Нет, он — Сасаяма. Она пыталась сбежать с ним. Но не получилось.

— Тогда...

— Сасаяма не смог принять её. Её, родившую ребёнка от другого мужчины, — Широ улыбнулся, вызывая дрожь. — Если говорить о семье старика, вернее, обо всём этом роду, то он довольно особенный. Женщины там ценятся больше, чем мужчины. Поскольку именно женщины изначально являются наследницами, она должна была обязательно родить ребёнка.

Широ говорил бесстрастно.

— Чтобы сохранить лучшую кровь, партнёра выбирали среди родственников.

— То есть кровосмешение?

— Да. Её женихом был двоюродный брат, который был старше её на двадцать лет.

— Двадцать...

У двоюродной сестры Кинуко тоже скоро свадьба, но там разница всего в один круг китайского гороскопа (12 лет).

— Она не была настолько взрослой, чтобы смириться с этим. Поэтому она поддалась сладким речам змея. Довольно безумным способом.

Широ усмехнулся. Когда он прищурился, он стал похож на кошку.

— Окружающие хотели сохранить кровную линию, поэтому, если бы была замена ей, это было бы хорошо. Чем гуще кровь, тем лучше. Она думала, что если родит ребёнка от человека из того же рода, то станет ненужной. Этот ребёнок и есть Хадзимэ-тян.

Кинуко крепко сжала кулаки. Родственник Хадзимэ — Окуто, но её родителей она ни разу не видела и их никогда не вспоминали. Вот почему.

— Эй, а что случилось? С матерью Хадзимэ-сан?

— Она исчезла в тот же день, когда родила Хадзимэ-тян. Никто не думал, что она сбежит после родов, когда сил не осталось. С тех пор её местонахождение неизвестно.

Она вспомнила список пропавших без вести. Так что, та женщина на фотографии действительно была ею? Неужели та мелькавшая перед этим жизнь женщины была жизнью матери Хадзимэ? Если так, то её конец уже известен.

 — Мы и у этого, дрожащего сейчас, спросили, где она. Но ведь его отец — тот самый политик, так что глубоко копать не могли. Да и главное — выяснилось, кто помогал, так что его посчитали непричастным.

— Кто помогал?

— Её младший брат. Его местонахождение тоже неизвестно.

— Может быть, отец...

Неужели этот младший брат? Она робко собиралась сказать это, но Широ покачал головой, отрицая, и ей стало легче.

— Отец — это двенадцатилетний мальчик в то время. То есть, по сути, это ничто иное, как сексуальное насилие.

— ...

Голос не выходил уже по другой причине.

— Кровь была хорошей. Очень. Поэтому родилась Хадзимэ-тян, одарённая высоким талантом.

В то время как Кинуко нервно чесала затылок, Широ сохранял невозмутимое лицо. Он просто спокойно объяснял Кинуко.

— Двое детей старика просто исчезли, а Хадзимэ-тян воспитал старик. Он думал, что брат с сестрой где-то живут. Но ситуация изменилась, когда поймали подрезателя волосы.  

Доктора Сасаяму Кадзуя, того самого «подрезателя», задержали, когда он напал на Хадзимэ. Рассказ о том, что он испугался, увидев Хадзимэ, имел бы смысл, если бы Хадзимэ была похожа на его бывшую возлюбленную.

— Он перепутал Хадзимэ-тян с дочерью старика Ичиё. Думая, что его возлюбленная жива, он, по странному стечению обстоятельств, похоже, завершил проклятие.

Медленно Широ указал в сторону ооя и Окуто. Они не просто стояли в оцепенении. Их взгляды были прикованы к стене.

Сырая духота липла к коже. Можно было бы списать на подвальное помещение, но это было не то — воздух был полон той самой влажной, туманной плотности, словно недавно моросило.

— Не, не подходи! Я не виноват! Это ты, ты! — Сасаяма Кадзуя, выкрикивая, сжался на татами.

Вместе со звоном колокольчика послышалась праздничная музыка. Зазвучала песня, похожая на свадебную. Голоса певиц были молодыми, голосами нескольких женщин.

Шаран, шаран.

Появилась белая тень. Женщина в белом свадебном кимоно. Из-под цунокакуси были видны узкие глаза. Они слегка опущены, но Кинуко поняла, кто это.

Невестой в той свадебной процессии была Хадзимэ.

— Ах...

— Тише, — Широ прикрыл ей рот рукой. — Пока лучше просто смотреть.

Широ не собирался отпускать Кинуко и крепко держал её. Ооя и Окуто с серьёзными лицами смотрели на Хадзимэ.

— Верни это тело, — сказал ооя, обращаясь к Хадзимэ.

Хадзимэ наклонила голову.

— О чём это вы?

Внешность Хадзимэ, но голос не её. Более низкий, соблазнительный голос.

— Лучше бы вы ушли, ладно? Я пришла встретить своего мужа.

Когда Хадзимэ сделала шаг вперёд, раздался громкий треск. Она наступила на разбросанные клочки бумаги. Подол её кимоно слегка обуглился.

Клочки бумаги, наверное, были оберегами. Значит, в Хадзимэ вселилось что-то?

Ооя всегда говорил: ёкаи лишь пользуются слабостями человеческого сердца и сами по себе прямо ничего сделать не могут. Вред человеку причиняет человек. Что вред людям причиняют сами люди.

Но бывают и исключения. Она слышала, что когда ёкай и люди смешиваются, иногда рождается существо, не являющееся ни человеком, ни ёкаем. Как же это называл ооя...

— Полукровка…

— Верно, Хадзимэ-тян изначально полукровка. Если родители оба полукровки, естественно, и ребёнок будет полукровкой. Но в случае Хадзимэ-тян эта кровь немного гуще. — Широ провёл пальцем по губам Кинуко, затем к уголку её глаза. — Хоть и не настолько, как у тебя. Ну что, разве не пора уже появляться? Я устал объяснять.

Кончики пальцев Широ окрасились в красный. Она подумала, что это кровь, но, похоже, это были румяна.

— Вот.

Широ откуда-то достал ручное зеркало и передал его Кинуко. В нём отражалась Кинуко с яркой помадой и подведёнными глазами. В руке у Широ был цветок, похожий на одуванчик. Только сейчас она поняла, что это сафлор. Жёлтый цветок, с которым играл Широ во внутреннем дворе святилища.  

— Это ведь что-то вроде сна, так что тебе уже можно спокойно уснуть.

— Да, а остальное предоставь мне. Тебе не нужно ничего делать.

Откуда-то послышался женский голос. Голос, который казался знакомым, но в то же время нет.

— Верно, Кинуко, тебе ничего делать не надо. 

Широ мягко сомкнул ей веки. Перед глазами потемнело, и на Кинуко нахлынула сонливость.

«Хотя я и так во сне…»

Она снова погрузилась в сон. И так сознание Кинуко оборвалось.

〇●〇

Там было лицо, которое он больше никогда не хотел видеть.

Женщина, называвшая его «Куроу-сама». Женщина, пришедшая как одна из опекунов.

Старик, мужчина, ныне называющий себя Окуто. Его дочь, Ичиё, была безнадёжной женщиной. Чтобы создать себе замену, она родила ребёнка, Хадзимэ. Почему она дошла до такого — Куроу было неважно. Он просто угодил в водоворот и многое потерял.  

Талисманы, разбросанные по татами, — то, что в обычное время он изгнал бы без всяких таких штук, — Куроу теперь изгнать не мог. Способности как «Ицуки» — живого божества Древней Столицы — давно исчезли у Куроу и перешли к следующему поколению.

Он не сожалел об этой силе. Просто, думая о том, кому передать её, он хотел ещё больше времени. Он не хотел создавать ничего не ведающую марионетку, как он сам.

Более того, нынешнее состояние, когда следующий «Ицуки» одержим, вызывало лишь горькую усмешку. В тело Хадзимэ вселился призрак невесты. Женщина, желавшая бросить дом, бросить ребёнка и жить с возлюбленным, пришла в белом свадебном кимоно.

Обереги зашевелились. Прилипли к кимоно Ичиё, нет, Хадзимэ, и сгорели. С каждым шагом, с каждым приближением Ичиё, по коже Куроу пробегало статическое электричество.

Человек, одержимый ёкаем, должен соответствовать нескольким условиям. Во-первых, видеть или ощущать существ, называемых ёкаями. Во-вторых, иметь связь с ёкаем. И, в-третьих, иметь душевную брешь, в которую может проникнуть ёкай.

Ирония судьбы: если одержимым становится следующий «Ицуки», это уже не шутки.

Куроу попытался схватить Ичиё. Но она уходила от его рук с немыслимым для человека балансом; двигалась вязко, скользко, словно змея, и лицо Сасаямы исказилось. Куроу быстро развернулся, пытаясь поймать Ичиё. Но его тело внезапно стало тяжёлым.

Не мешай.  

Голос, словно ползущий по земле. У его ног грязные руки схватили его за лодыжки. На полу из гниющей грязи было сформировано лицо девушки-подростка.

— У-уаа! У-уааааа!!! — Сасаяма Кадзуя бросился бежать.

— Чёрт возьми!

Невольно вырвалось ругательство. Как бы она ни пыталась двигаться, грязные руки не отпускали её. Старик тоже отреагировал, но его движения тоже были медленными. К его спине прилипли грязевые куклы. У всех были лица девушек-подростков.

Куроу вспомнил девушек, утонувших в болоте. Отбиваясь от грязи, он побежал за мужчиной, выбежавшим из комнаты-тюрьмы.

— Какая морока…

То, что он увидел призрак Ичиё на болотах, не было случайностью. Если верить показаниям Сасаямы Кадзуи, Ичиё тоже умерла на том же болоте, хоть и в другом месте. Если это земля, напитанная посмертной злобой дочери рода, если это изначально запретное место, то неудивительно, что она порождает миражи, сбивающие людей с толку.

Куроу взбежал по лестнице.

Благодаря связям отца, Сасаяму выпустили. Но затем отец снова обратился с просьбой, сказав, что его сын начал видеть галлюцинации, будто за ним гонится свадебная процессия. Поняв, кто невеста, старик укрыл Сасаяму и вызвал Куроу — всё это произошло сегодня.

«Тупость тоже должна иметь предел», — Куроу только вздохнул: он не распознал странности в поведении Хадзимэ.

Он поместила Сасаяму в комнату-тюрьму, чтобы легче было защитить его самого. Он думала, что если оклеить всю комнату защитными талисманами, то не так-то просто будет что-то сделать.

Да, если бы только Ичиё одна...

Ичиё появлялась в Древней столице как свадебная процессия. Невеста в белом кимоно, сопровождаемая людьми в чёрном. Надо было подумать ещё чуть-чуть.

Люди в чёрном — это форма, души девушек, утонувших в болоте в прошлом. Ёкаи связываются, если есть точка соприкосновения. То, что это называли «лисьей свадьбой», было потому, что шёл мелкий дождь, создавая дымку. Разве на болоте не было тумана, создающего точно такую же дымку? 

Сасаяма Кадзуя вырвался из склада и бежал, отчаянно борясь. За ним не спеша следовала свадебная процессия.

— Я не виноват! Это ты меня предала!

Крича, Сасаяма споткнулся и грохнулся. В обычной жизни его, должно быть, уважали бы как врача. Но сейчас он выглядел до нелепости жалкий.

— Эй! Пруд. Прыгай в пруд! — крикнул сзади старик. Особняк принадлежал старику. Он знал планировку сада.

Сасаяма, встав на четвереньки, огляделся по сторонам. Увидев пруд, он побежал, словно собака. Карпы, приняв мужчину, с шумом плеснувшегося в воду, за добычу, собрались вокруг.

— Так вот в чём дело.

Грязевые девушки не приближались к пруду. Наверное, потому что их тела, сделанные из грязи, растворятся в воде. Или же они боятся карпов, которые их заклёвывали? Часто говорят, что на призраков действуют обереги и соль, но это не так. Главное, чтобы было то, чего они боятся.

Только одна, Ичиё, не остановилась и приближалась к пруду. Её нельзя приравнивать к другим, ведь у неё есть сосуд — Хадзимэ. Но с другой стороны, наличие человеческого тела означает и наличие уязвимостей.

Куроу достал из-за пазухи шнур. Нитка, сделанная Кинуко. Переработанная и переплетённая из остатков пряжи от ткачества. По прочности она слабее других нитей. Но если это материал для одежды отпугивающей зло, то это другое дело.

— Дальше не пущу.

Куроу бросил нить, обмотав Ичиё. Шея, руки, ноги, туловище. Шурша, словно паук, заворачивающий добычу для хранения, нить обвивалась, двигалась свободно, будто живая, пытаясь создать кокон.

Он резко усилил натяжение. Тогда Ичиё болезненно застонала.

— Убирайся из этого тела.

Нить всё туже сжимала Ичиё. В местах, где нить касалась, появлялся белый дым, и слышались стоны.

План заключался в том, чтобы постепенно, увеличивая давление, вытеснить Ичиё из Хадзимэ.

Свадебное кимоно начало осыпаться, как высохшая глина. Когда цунокакуси упал, он рассыпался и исчез. Белое кимоно исчезло, и вместо него показалось белое платье, испачканное грязью.

Куроу всё ещё держал белую нить на шее Ичиё. Если бы он сжал сильнее, та бы сразу же пала. Куроу собрался сжать нить ещё сильнее.

Но...

Кагомэ, кагомэ,

птица в клетке, когда же ты выйдешь?
В утро ночи,

когда журавль и черепаха поскользнулись.

Кто же позади?

Послышалась песня, которую Куроу ненавидел. Подумав “кто поёт?”, он обернулся и увидел поющую Кинуко. Невольно Куроу цокнул языком. Что она здесь делает? Он ведь нарочно, даже резковато, оставил её дома. Кто её привёл? В сторонке от Кинуко, в темноте, стоял Широ.

— …ничего, кроме глупостей, ты не делаешь, — вырвалось у него.

Более того, Кинуко выглядела немного иначе. Её губы и уголки глаз были красными. Не её обычная глуповатая улыбка, а лишь утончённо изогнутые губы. И её тень растянулась в форму, которую нельзя было назвать человеческой.

— Авахана?

— Верно. Знаешь, я не хочу, чтобы мои нити использовали так.

Ответила не Кинуко, а Авахана.

Авахана — существо, пережившее тысячу лет; нечто, превосходящее ёкаев, прародительница Кинуко. Обычно это нечто, спящее внутри неё. Причина, по которой Кинуко является полукровкой, в том, что в её крови есть примесь крови Аваханы.

— Не выходи наружу.

— Выйду. Потому что это не «умно».

Авахана посмотрела на Хадзимэ, затем на старика. Старик смотрел на Авахану с подозрением. Внешность Кинуко, но не Кинуко. Старик, всё ещё держа в руке оберег, выжидал, что делать.

— Вы правда хотите оставить всё как есть? Насильно изгнать и уничтожить?

Кажется, старик что-то уловил. Ранее ему рассказывали, что Кинуко — полукровка. Дед медленно опустил голову, затем покачал ею из стороны в сторону.

— Я не хочу потерять не только дочь, но и внучку. Дочери уже нет. То, что здесь осталось, — всего лишь жалкие остатки.

Наверное, это можно назвать остаточными мыслями. Куроу так называет то, что обычно зовут призраками. По сути, фрагменты памяти, которых не должно оставаться. Страх и ненависть остаются легче всего, и Куроу определяет их как злых духов.

Авахана улыбнулась. Не меняя улыбки, она медленно, с хрустом, повернула шею На её лоб сверху упала капля воды, и глаза стали похожи на фасеточные, как у паука. Восемь взглядов были направлены на Сасаяму. Когда Авахана медленно протянула руку, Сасаяма стал медленно притягиваться. Тело Сасаямы было опутано бесчисленными тонкими нитями. Волосы Аваханы удлинились, превратились в нити и обвили Сасаяму.

— Пр-прекрати! Прекрати!

Сасаяма начал биться.

— Не прекращу.

Авахана изящно выгнула пальцы. Тело мужчины остановилось прямо перед Ичиё. Старик попытался встать между Ичиё и мужчиной, но Авахана жестом остановила его.

— Можно спросить кое-что?

— Что?

— Что сделал этот человек? — Авахана указала на мужчину.

— Он сделал многое, но самое тяжкое преступление — убийство.

И убитая жертва была прямо перед ним. Мужчина дрожал, боясь быть убитым одержимой. Но Ичиё только протянула руку и ничего не делала. Может, потому что Куроу сдерживал её тело, но в её глазах не было видно намерения убить.

— Основой страшных историй является месть призрака тому, кто тебя убил. Но это не обязательно так. — Авахана ущипнула нить на шее Ичиё. — Если призрак — это скопление остаточных мыслей, о чём же думал этот призрак в конце?

Была ли это злость из-за того, что её убил тот, кому она доверяла, или...

— Ой. С неё сорвали белое свадебное кимоно. Наверное, она хотела показать себя прекраснее, чем кто-либо.

Авахана огляделась по сторонам. Увидев Широ, она улыбнулась. В ответ Широ приблизился к Авахане.  

— Знаешь, я хочу надеть на эту девушку красивое кимоно.

— Как раз есть подходящая ткань, но я не очень рекомендую. Кинуко усердно её ткала, если она исчезнет, она будет шокирована.

— ...Ладно. Если что случится, я сотку вместо Кинуко.

— Понял.

Широ откуда-то достал коробку из павлонии. Открыв крышку, он вынул оттуда блестящий шёлковый рулон.

— Прости, Кинуко. Я немного воспользуюсь.  

Авахана, извинившись перед настоящей владелицей тела, подбросила рулон ткани. Тот невесомо закружился и прилип к телу Ичиё. Должен был быть просто цельный рулон ткани, без раскроя, но он выглядел как белое свадебное кимоно. В конце на голову надели цунокакуси.

— А это — бонус.

Широ провёл красным кончиком пальца по губам Ичиё. Когда он нанёс помаду, её цвет лица сразу улучшился. Нить, которую держал Куроу, незаметно порвалась. По сравнению с бледно-золотистой нитью, которую испускала Авахана, она была хрупкой и тусклой.

Ичиё пошевелилась. Её протянутые пальцы двигались, словно очерчивая контуры лица мужчины, и опустились прямо перед тем, как коснуться. Она опустилась на колени, села в сэйдза, положив обе руки на землю.

— Значит, это то, чего ты хотела в конце, — старик бессильно опустил голову.

Куроу тоже наконец понял, что имела в виду Авахана. Чего же хотела Ичиё? Это было...

Ичиё медленно опустила голову и поклонилась, положив три пальца на землю.

— Хотя я и неумела, прошу вас хорошо ко мне относиться.

Авахана произнесла это вместо Ичиё.

Там была скромная и невинная невеста. То, чего Ичиё хотела достичь любой ценой, было обычной сценой в прошлом. 

На губах Ичиё появилась застенчивая улыбка. И щёки тоже, кажется, покраснели.

Ничего особенного. Она просто хотела сказать это. Просто хотела прийти к любимому мужчине в самом красивом своём виде.

Даже если тот попытался её убить, её чувства не изменились. Глядя на сияющее лицо Ичиё, Куроу сжал кулаки.

Гок… гок…

Из тела Ичиё выпали череп и кукла. Череп был такого цвета, будто годами лежал в иле. Кукла, оставшаяся рядом, имела ровно подстриженные чёрные волосы.

— Спасибо, — поблагодарил грязный череп Авахану.

И затем, всё так же постукивая и смеясь, медленно упал. 

[П.п: 1) Широмуку — свадебное кимоно невесты в японской культуре. Оно многослойно, как сама церемония брака. Белый цвет кимоно символизирует солнечные лучи, а также чистоту невесты, её готовность быть «перекрашенной» в цвета семьи её жениха.

Цунокакуси — японский свадебный головной убор, элемент традиционного костюма синтоистской свадебной церемонии. Ппрямоугольный отрезок ткани, сложенный так, чтобы прикрыть часть волос невесты (в наши дни чаще — парик). Волосы уложены в традиционную причёску бункин-но-такасимада.

2) Жаккардовый ткацкий станок — ткацкий станок для выработки крупноузорчатых тканей (декоративное полотно, ковры, скатерти, махровые полотенца и т. п.). Его особенностью является возможность после проброски уточной нити раздельно и произвольно поднять/опустить любую нить основы (или их небольшую группу), что позволяет формировать на ткани сложные рисунки произвольной длины. Станок создан в 1804 году и назван по имени французского ткача и изобретателя Жозефа Мари Жаккара.

Жаккардовый ткацкий станок по сути был первой машиной с управлением на основе двоичного кода. Круглые отверстия в перфокарте из плотного картона управляли каждой основной нитью позволяя им спуститься вниз или оставаться вверху в зависимости от наличия отверстия в соответствующей позиции. Челнок прокидывает в образовавшийся зев нить. На следующем такте зев образуется согласно перфорации следующей перфокарты. В итоге на ткани формируется двусторонний орнамент, где одна сторона является цветовым или фактурным негативом другой. Поскольку для создания узора могут потребоваться сотни и даже тысячи перфокарт, их сшивали или связывали в непрерывную кольцевую ленту, которая могла занимать пару этажей.

3) Сорахикибата — это традиционный японский ручной рисуночный ткацкий станок для сложных узорных тканей, предшественник жаккардового станка.

Работают минимум двое:

Нижний ткач — сидит «как обычно», прокладывает уток, бьёт гребёнкой, следит за полотном.

Верхний — сидит/стоит наверху станка, на доске, руками выбирает и подтягивает определённые нити/пучки основы по заранее заданной схеме узора, тем самым открывает нужный зев, чтобы нижний ткач мог провести уток.

Сам узор: заранее зашит в группировке нитей (какие основы объединены в какой пучок); верхний тянущий просто следует этой «нитяной программе».

То есть это ручной предок жаккардовой машины: то, что потом будут делать перфокарты, здесь делает человек.

4) Браслеты-мисанга — это плетёные «браслеты желания» / браслеты-обереги из ниток (иногда с бусинами), которые завязывают на запястье или щиколотке с загаданным желанием и носят, пока они сами не порвутся.

5) Ики-нингё и ичимацу-нингё.

Ики-нингё — натуралистические куклы в натуральную величину, почти как живые манекены, которые в эпоху Эдо–Мэйдзи выставляли как зрелище.

Характерные черты: размер в полный рост человека; делались с шокирующей реалистичностью — кожа, волосы, мимика, складки одежды; часто показывали сцены с сильным эффектом: ранения, кровь, сцены из легенд, «анатомические» экспозиции и т.п.; были частью ярмарочных зрелищ, выставок, кабуки-контекста.

Ичимацу-нингё — это традиционная японская кукла-ребёнок, кукла для игры и «переодевания».

Особенности: обычно размер 20–40 см (иногда больше); голова и конечности из дерева с белой грунтовкой, тело — мягкое, набитое опилками; продаётся голой, одежду шьют владельцы → кукла как «тренажёр шитья» и игрушка девочек; изображает мальчика или девочку с детскими чертами, прямой чёлкой и каре (для девочек); в широком смысле, когда говорят «японская кукла», часто имеют в виду именно такой тип.

6) Токонома (яп. 床の間) — ниша в стене традиционного японского жилища. Это одна из четырёх основных составляющих элементов главного помещения японского аристократического дома.

7) Keidanren (Japan Business Federation) — экономическая организация в Японии, объединяющая крупнейшие компании страны, отраслевые ассоциации и экономические группы.

8) Сомэн — разновидность тонкой лапши из пшеничной муки, диаметром менее 1,3 мм. Широко используется в кухнях Восточной Азии.

Бань-баньцзи — холодное блюдо из курицы с острым соусом. Это старинное и чрезвычайно популярное блюдо сычуаньской кухни. Оно очень простое в приготовлении и появилось впервые у уличных торговцев едой. Кусочки вареной курицы подавались с овощами и острым кунжутным соусом. Фраза «бань-бань», звучащая в названии блюда, скорее всего, символизирует звуки, когда вареную курицу, чтобы разъединить на кусочки, отбивали деревянной скалкой. Что-то типа «бац-бац»

Хиядзиру — холодный суп на основе мисо с овощами, который едят с рисом.

Миога (также имбирь миога) — листопадное травянистое многолетнее растение из семейства Zingiberaceae. Произрастает в Японии, Китае и южной части Кореи. В кулинарии используются только его съедобные цветочные почки и ароматные побеги. Цветочные бутоны мелко измельчают и применяют в японской кухне в качестве гарнира к мисо-супу, суномоно и таким блюдам, как жареные баклажаны. В корейской кухне бутоны цветов нанизывают попеременно с кусочками мяса, а затем обжаривают на сковороде.

Кейхан (鶏飯) — это традиционное блюдо, приготовляемое на Амами, островах находящихся в префектуре Кагосима, и напоминающее даши тядзукэ (рис с бульоном).

Кейхан состоит из простых, но вкусных ингредиентов: отварная куриная грудка, шиитаке, тонкие полоски яичного омлета, зелёный лук и маринованная папайя. Всё это выкладывается на рис, а сверху заливается горячим куриным бульоном. Это лёгкое блюдо с освежающим вкусом, которым особенно приятно наслаждаться в жаркие летние дни, когда аппетит снижен. Типичное блюдо для южных островов, передающее атмосферу тропического региона.

9) Гакуран или цумэ-эри — мужская униформа во многих средних и старших школах Японии. Обычно гакуран чёрного цвета, но в некоторых школах может быть тёмно-синего или коричневого цветов.

10) Синдэн-дзукури (яп. 寝殿造り, «спально-дворцовый стиль») — стиль жилищных сооружений японских столичных аристократов X—XII веков периода Хэйан. Особенность — симметричное расположение главных строений и отсутствие пространства между ними.

Стиль “Намако” (иногда с ошибками пишется как «Намеко») — японский дизайн стен, широко используемый для местных домов, особенно на несгораемых складах во второй половине периода Эдо. Особенности стиля: белый сетчатый рисунок на чёрном сланце. Выпуклые кусочки белой глины шириной в несколько сантиметров и закруглённые сверху напоминают морской огурец намако.