Онлайн чтение книги Леди, которая хочет убивать Lady wants to kill
Эпизод 12. Связь между сэндвичами и убийством - 3

С тех пор как виконт в спешке убежал, прошло много времени. Тюрьма, целиком выложенная камнем, не пропускала звуки извне. И все же женщина, вцепившись обеими руками в решетку, не отводила взгляда от потолка.

Дети в камере напротив, испуганно наблюдавшие за ее странным поведением, затаили дыхание. Но женщина вовсе не считала пятна на камнях.

Она смотрела так, будто могла увидеть сквозь потолок — словно за этой каменной преградой и правда было что-то.

Ощущение, что там что-то есть, заполнило ее с ног до головы. Там нечто. Монстр чувствовала это. Там, наверху, что-то определенно было.

— Хэнк, Хэнк. Ты слышишь это? — прошептала она, хотя сама не слышала ничего.

Но даже в полной тишине она верила: что-то звучит.

Ощущение, словно существо по ту сторону каменного потолка зовет ее. Настолько сильное, что ей казалось: она родилась для того, чтобы встретиться с тем, что было там.

— Я… я ничего не слышу…

— Тсс.

Когда ребенок сдавленно ответил, женщина сама же, задав вопрос, раздраженно велела ему замолчать. Хэнк с обиженным лицом захлопнул рот.

Таинственное существо, которое было прямо над ее головой, словно отдалилось, поднявшись еще выше. А спустя некоторое время медленно опустилось обратно. Она чувствовала это. Чувствовала. Ощущение, которого не испытывала ни разу за всю свою жизнь.

Раздался звук открывающейся двери, затем голоса. Женщина прижалась лицом к решетке, пытаясь увидеть, что происходит. Глухие удары, скрежет — кто-то волок что-то вниз по лестнице.

Неизвестное существо приближалось и вскоре показалось. Дети ахнули, а женщина раскрыла рот.

В ярком свете стояла фигура, вся залитая кровью. Даже в тюрьме, пропитанной отвратительным смрадом, запах крови, исходивший от нее, резко ударил в ноздри.

Ее сопровождали трое, но их существование терялось в ее тени. В руке она держала стул, к которому был привязан человек.

— Т-там… Справа…

Лишь услышав умирающий голос, дети осознали, что мужчина, привязанный к стулу в ужасном состоянии, — тот самый, кто приказывал их убить. Тот, кто силой затащил их сюда.

Тодд, держа в руке магический свет, двинулся в указанном направлении. Лили подошла к клетке, где сидели дети.

— Здесь дети…

Тодд, мрачно смотревший на женщину в правой камере, ответил:

— Он занимается работорговлей. Если бы не крупная облава в начале месяца, их было бы куда больше. К середине года эта тюрьма обычно забита битком.

Лили так сильно стиснула зубы, что раздался скрежет. Дети испуганно сжались от этого звука.

С трудом взяв себя в руки, она попросила Тодда открыть камеру. Тот одним движением легко отомкнул замок, но его лицо оставалось мрачным, когда он снова взглянул на правую камеру.

— Милорд… Вы же не хотите сказать, что эта женщина — та самая «вещь»?

Виконт не мог говорить из-за боли от ран, полученных, когда его волокли сюда. Вместо ответа он лишь кивнул.

Тодд не понимал. Легендарный «предмет, раскрывающий истину» оказался не магическим артефактом и не реликвией черной магии. Разрыв между ожиданием и реальностью вызвал у него непроизвольное отвращение. Такие способности не должны принадлежать живому человеку.

Но место, куда виконт привел их, оказалось не тайником с могущественным артефактом, а камерой, в которой сидела изможденная женщина. От нее не исходило ни малейшего следа магии.

Женщина, облаченная в лохмотья, сидела на полу, сжимая прутья решетки. Сквозь грязную ткань виднелись глубокие рубцы от жестоких плетей — шрам на шраме, паутина затянувшихся ран, рассказывавших обрывки ее жизни.

Эта узница — «предмет, раскрывающий истину»? Тодд недоверчиво скривился, но тут же вспомнил: разве сама леди Беатрис рядом с ним не превзошла все его ожидания?

Может, и в этой женщине есть нечто подобное? Наблюдая за ее пустым взглядом, Тодд внезапно осознал — она смотрит не в пустоту. Она смотрит на Беатрис.

— Госпожа.

Заключенная позвала ее. Беатрис посмотрела на нее, а та протянула руку через решетку, на лице застыло выражение, в котором невозможно было различить, то ли она плачет, то ли улыбается.

— Вы меня знаете?

— Нет, я тебя не знаю.

— Верно. Я тоже не знаю вас.

Их странный диалог вызвал недоумение у остальных.

— Но почему мне кажется, будто я знаю вас? Как будто я родилась, чтобы вас встретить.

Женщина, впервые увидевшая Беатрис, говорила с преданностью, граничащей с безумием. Рука тянулась к ней, пальцы судорожно сжимали воздух.

Но Беатрис не взяла ее руку. Просто наблюдала.

Тодд не понимал происходящего. И не мог вмешаться. С момента появления герцогини все вышло за рамки логики. Заметив его замешательство, Беатрис сама задала вопрос:

— Ты — «предмет, раскрывающий истину», принадлежащий виконту Парарету?

Заключенная моргнула запекшимися веками:

— Наверное, да. Но я не «предмет».

— Виконт солгал нам?

Виконт захрипел, подавая знак отрицания, и узница тоже покачала головой.

— Я не умею распознавать истину. Но могу прочесть все, что есть в чужом разуме.

— Каким образом?

— Я могу показать вам.

Ее бледные глаза вспыхнули. Обе руки протянулись сквозь решетку.

— Отдайте его мне.

— Что?!

Тодд нахмурился, не ожидая таких слов. Но узница продолжала смотреть только на Беатрис.

Виконт, знавший, как это чудовище добывает информацию, начал биться в кресле. Его взгляд умолял Тодда:

— Вы... обещали...

«Вылечите меня. Спасите». Тодд легко кивнул:

— Да, разумеется. Я…

Но прежде чем он успел договорить, Беатрис схватила виконта за шею. Хруст. Тело обмякло прежде, чем успело издать вопль.

Дети зарыдали. Лили пыталась успокоить их.

— Я обещал не убивать его, — сухо сказал Тодд. — Но герцогиня не давала такого обещания.

— К чему эти объяснения?

— Просто я по натуре вежлив.

— Смешно. Открой клетку.

Тодд с недовольным выражением лица отпер дверь камеры. Как только решетка открылась, женщина поползла вперед, протягивая руку к Беатрис, но та без лишних слов толкнула внутрь стул с мертвым виконтом. Скрип. Грохот. Дерево ударилось о каменный пол.

Тодд предположил, что она могла извлекать информацию из мертвых.

Обычно, чтобы добыть сведения от человека, применяли гипноз или магию подчинения, но даже они не давали полного контроля.

Тодд знал немало запретных книг, в том числе по некромантии. В них говорилось, что некроманты могут вызывать остаточные мысли умерших, но это были лишь обрывки сознания, пригодные для коротких вопросов.

Но то, что сделала женщина, оказалось за гранью всех ожиданий.

Без колебаний она впилась зубами в еще теплую плоть, разорвала артерию. Губы прильнули к ране, жадно глотая струящуюся кровь.

Тодд и Мэнтер стиснули зубы. Лили подавила крик, прикрывая детям глаза. Те, кто уже видел подобное, дрожали, зарываясь в ее платье.

А Беатрис наблюдала с холодным любопытством, слегка склонив голову. Такого она не видела даже в прошлой жизни.

Неужели в прошлом воплощении Тодд так яростно скрывал и берег именно это существо? Это объясняло многое. Если бы стало известно, что существует такое создание, ее бы тут же схватили и казнили — сожгли или казнили, без разницы.

Громкий звук рвоты раздался откуда-то сбоку — Мэнтер согнулся, держась за стену. Дети тоже не выдержали и их стошнило прямо в объятиях Лили. Она пыталась их утешить: закрыла им глаза, зажала уши и велела петь. Затем обняла каждого по очереди.

Раздавались влажные, чавкающие звуки, словно высасывающие последние капли жизни и души. Сквозь них пробивался дрожащий детский напев, наполненный ужасом. Казалось, они прошли не через вход в подземную тюрьму, а через врата ада.

Плачущие детские голоса смешивались с липкими, мокрыми звуками. Жутко. Неописуемо жутко.

Женщина грубо вытерла окровавленные руки и рот, затем подняла взгляд на Беатрис. Увидев ее бесстрастные глаза, она почувствовала странную радость.

Она не дрогнула, даже когда я пила человеческую кровь у нее на глазах. Не заплакала, не испугалась, не разозлилась — просто спокойно наблюдала за мной.

— Итак, что ты узнала, отведав его?

— Все о нем.

Женщина заговорила. Она перечислила все, что знала о виконте: где находятся его предприятия, их масштабы, имена связанных с ним дворян.

Сколько людей он убил. Сколько продал. Даже имена его любовниц. Она не упустила ничего. Среди сказанного было и то, что знал Тодд, и то, о чем он не догадывался. Когда она дошла до самых интимных деталей, Тодд поднял руку, прерывая ее:

— Ты действительно можешь узнать все?

— Я вижу все, что было в его голове. Даже то, что он сам забыл — если след остался, я это узнаю.

— Я не понимаю. Кто ты вообще? Ты... человек?

Женщина рассмеялась — резко, пронзительно. Ее хриплый смех эхом разнесся по каменной тюрьме, заставляя уши звенеть. Она встала на колени и раскинула руки, будто играя роль в спектакле:

— Не знаю! Я и сама не знаю! Человек ли я или нет — понятия не имею!

Она просто родилась такой. Не знала своих родителей, выросла в маленькой деревне у пары охотников. Они сказали, что нашли ее в горах. Видимо, бедняки-родители бросили ее, не в силах прокормить лишний рот.

Они не стали называть себя ее родителями. «Мы не твои мать и отец и не сможем ими стать». 

Когда она впервые напилась крови зверя и начала пересказывать его воспоминания, они ужаснулись... но не выгнали ее. Лишь предупредили: «Это опасно. Никогда не показывай такое на людях».

— Я просто родилась такой! Если я не похожа на человека, значит, я монстр. Все называют меня монстром. Человек я или нет — если другие называют меня чудовищем, то я им и стану. Разве ты не понимаешь?

Тодд замолчал. Она и правда не выглядела человеком, а ее слова о том, что кличка становится сутью, он знал слишком хорошо. Он-то, человек, живущий на продаже и покупке информации, отлично знал, как превратить ложь в правду, а правду — в ложь.

— Как тебя зовут? — внезапно спросила Беатрис.

— Какое имя может быть у монстра? Просто «монстр», госпожа.

Беатрис нахмурилась.

— Какая связь между тем, что ты монстр, и именем?

— Если меня зовут монстром, значит, я и есть монстр. Разве не так люди дают имена?

Никто в тюрьме не стал оспаривать ее слова. Она была чудовищем, и все звали ее чудовищем.

Тодд подумал, что если они возьмут ее с собой, то для удобства придется придумать ей имя — но не сейчас. Женщина хихикнула.

— Хорошо. Какое имя ты хочешь? — спросила Беатрис. 

— Что?..

— Я не хочу звать тебя монстром. Скажи, как ты хочешь, чтобы тебя называли.

Женщина замолчала, уставившись на Беатрис. Та оставалась бесстрастной.

Беатрис за множество жизней слышала бесчисленное количество прозвищ. Ведьма, убийца, чудовище, демон. Все в таком духе. Поэтому она прекрасно понимала, что значили слова этой женщины.

Беатрис тоже почти не встречала в прошлых жизнях тех, кто называл бы ее настоящим именем. Люди брали любые зловещие слова и навешивали на нее. В этой тюрьме, помимо этого чудовища, существовало еще одно — она сама. Поэтому Беатрис нужно было имя, чтобы называть ее.

Узница замерла, будто услышала то, о чем не смела мечтать даже во сне. Имя, которое я хочу? Разве это имеет значение?

Этот вопрос эхом звучал у нее в голове. С самого детства, с того момента, как ее заточили в этой клетке, ее звали монстром. Были и другие слова — «зверь», «тварь», — но точнее всего ее определяло ее именно обращение «монстр».

— И если я скажу? Что тогда?

Беатрис слегка нахмурилась, не понимая вопроса.

— Тогда я буду так тебя звать.

— ?..

— Имена для того и существуют.

Монстр — нет, женщина — медленно выдохнула. Очень давно, вскоре после того, как ее поймал виконт, она пыталась знакомиться с другими пленниками.

— Привет, я…

Но те, кто сначала называл ее по имени, вскоре тоже начинали звать ее «монстром». Она вытирала струящуюся по подбородку кровь и кричала, что это не так. Но в глубине души знала правду.

И все же ей было горько. Раз имя все равно никто не использует — зачем оно нужно? Так она и думала.

— Я…

Меня зовут… Она вспомнила ту жизнь, в далекой деревне, и двух охотников, что воспитали ее.

— Мое имя — Анна.

Имя, которое они дали. Впервые за долгие годы она произнесла его вслух.

«Анна, уже поздно. Иди ужинать».

«Анна, я же говорил не ходить туда — опасно».

«Анна, никогда не пей кровь на людях».

«Анна, пообещай».

Она вспомнила их слова, но не их голоса. Она вспомнила свое имя, но не их лица.

Она поняла это, как только произнесла его. Последние слова, которые ей кричали, она помнила — но не выражение их лиц.

«Куда вы уводите мою дочь?!»

Эти слова были такими отчетливыми. Такими... странными.

— Хорошо, Анна.

Реальность вернулась к ней с голосом Беатрис, произнесшей это имя. И от невыносимой горечи Анна вдруг разрыдалась.

Потерянные воспоминания, боль утраты обрушились на нее, как рухнувшая плотина. Они молча ждали, пока ее рыдания не стихнут.

К тому времени, как дети, измученные плачем, потеряли сознание, Анна тоже перестала рыдать. Она грубо вытерла слезы окровавленными руками и, шатаясь, поднялась на ноги.

Ей хотелось выйти из камеры, но ногу вдруг дернула цепь. Ах, да, я же в кандалах. От рыданий голова была пуста, а эти оковы стали уже частью ее тела — она просто забыла о них.

Тодд вздохнул, взмахнул рукой, и замок щелкнул. Кандалы упали. Это было так просто, что Анна тихо усмехнулась.

— Вы берете меня с собой?

— Да.

— Хорошо. Возьмите меня, госпожа.

— Прости, но нет.

Беатрис без тени сожаления указала на Тодда.

— Тебе идти с ним, а не со мной.

Анна мгновенно нахмурилась. Даже сквозь спутанные волосы и грязное лицо это было отлично видно. Тодд тоже сделал кислую мину.

Неужели «предмет, раскрывающий истину» — это живой человек? Для него это и правда было проблемой.

— Но, госпожа, я должна идти за вами.

— Почему?

— Не знаю. Просто… чувствую так.

Тут все вспомнили, что Анна с самого начала говорила странные вещи вроде «я будто родилась для вас». Беатрис несколько секунд молча смотрела на нее.

На самом деле, она и сама ощущала что-то странное. Ничего глобального — просто смутное «где-то я ее видела». Но точных воспоминаний не было. Может, мельком в прошлой жизни? И все же Анна выделялась, как песчинка в ботинке, едва ощутимая, но раздражающая.

Никто не знал, что Анна сделает с телом виконта. Но Беатрис знала. Просто чувствовала, что это будет неизбежно. Так и вышло: Анна вцепилась в плоть мертвеца.

Что же это за странное чувство? Оно нарастало, как настойчивый укол в затылке.

— Я понимаю, о чем ты. Но я пообещала ему найти тебя.

— Ну, вот и нашли. Разве не мне решать, за кем идти?

Беатрис кивнула и посмотрела на Тодда. Тот, судя по выражению лица, до сих пор не мог поверить в происходящее, но возразить было нечего.

Он, конечно, мог бы удержать Анну силой, как делал виконт, но не хотел. Потому решил попробовать другой подход.

— Ты же не собираешься тащиться за герцогиней в таком виде? Если появишься перед ее семьей в этом состоянии, тебя тут же заподозрят во всех грехах.

— Логично.

— Поэтому, мисс Анна, сначала идем со мной. Я приведу тебя в человеческий вид.

— А что не так с моим видом?

— Ты выглядишь как бродяга, который не мылся десять лет.

— Ну, я и правда не мылась десять лет.

— Черт возьми…

Тодд сам того не замечая, отступил от Анны на несколько шагов, а она, весело рассмеявшись, потянулась к нему с объятиями. Хм. Для той, кто провел всю жизнь взаперти, характер у нее на удивление жизнерадостный, — отметила про себя Беатрис.

После этого Тодд стер следы их пребывания в доме и вывел детей и Анну наружу. Он также смахнул с Беатрис всю кровь — та выглядела так, будто вынырнула из самой глубокой ямы, наполненной кровью. 

Тодд тяжело вздохнул. Влип. И конкретно влип — в нечто чертовски жуткое.

Из кареты, в которой уже сидела Анна, показалась ее голова.

— А что будет с детьми? Вы их не убьете, да?

На этот вопрос ответила Лили.

— Я расспросила их. Они все сироты или проданы родителями.

Даже если их отпустить, возвращаться им некуда. Тодд, видимо, уже продумал этот вариант, потому лишь пожал плечами.

— Хотят они того или нет, но моя организация возьмет их под опеку. Они видели и леди Беатрис, и Анну, и отпускать их — слишком большой риск. А заклинания, стирающие память, слишком сложны, чтобы разбрасываться ими направо и налево.

Беатрис лишь кивнула, ей было все равно. Лили, задумавшись, добавила:

— Тогда можно одного ребенка отправить с поручением?

Поздней ночью Бриолет убиралась в доме. После смерти дочери она словно утратила жизнь, но несколько дней назад к ней пришла странная гостья.

Благородная леди из герцогского дома. Черноволосая девушка вошла в ее дом и сказала, что убьет того дворянина, что погубил ее дочь, и потому Бриолет не должна умирать, а должна жить.

Странно. Бриолет порой думала, не было ли это плодом ее воображения. Но, что забавно, после того визита она встала, прибралась в доме, перемыла накопившуюся посуду и постирала белье.

Она перестала перекусывать кое-как и начала готовить себе полноценную еду. Конечно, слезы все еще текли, когда она замечала пустое место за столом, но она понемногу училась принимать это.

Да, нужно жить, чтобы что-то изменить. О смерти можно подумать позже, когда все дела будут закончены.

Уборка заняла несколько дней. Она так усердствовала, что почти забыла о том визите.

Когда последняя пылинка была вытерта, Бриолет наконец занялась ужином. Из старых запасов она испекла пирог. Сегодня поужинаю этим, а завтра куплю свежие продукты.

Как только пирог был готов, в дверь постучали. Легкий, едва слышный стук, но в тишине дома он прозвучал отчетливо.

Кто мог прийти в такой час? Бриолет спросила, не открывая дверь:

— Кто там?

— Я… эм…

Детский голос. Озадаченная, она приоткрыла дверь и выглянула наружу.

На пороге стоял ребенок, едва доходивший ей до бедра, и смотрел на нее снизу вверх. Бриолет полностью открыла дверь и наклонилась, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Кто ты? Родители отправили тебя?

Закончив фразу, она сразу поняла свою ошибку. В темноте она не разглядела, как одет ребенок. Его одежда была рваной, лицо грязным.

Он выглядел так, будто давно не ел. Бездомный сирота? Проголодался и стучит в случайные дома? Но вопреки ее ожиданиям ребенок произнес совсем другое:

— Мне сказали передать: «Обещание выполнено».

— Обещание?

Бриолет не сразу поняла. Ребенок кивнул. Спустя пару секунд смысл его слов дошел до нее.

Обещание. Единственный человек, который давал ей обещание недавно, — это та девушка. Горькая усмешка сорвалась с ее губ.

Удивительно, что тот странный визит не был плодом моего воображения. И еще удивительнее, что леди сдержала слово.

Конечно, она не могла быть уверена, правда ли это. Слова — дешевая монета.

 Но, словно читая ее мысли, ребенок добавил:

— И… еще сказали, что скоро вы сами сможете в этом убедиться.

— Так ты просто передаешь сообщение?

— Д-да. Мне надо возвращаться.

И в этот момент тишину нарушил урчавший живот. Бриолет моргнула. Мальчик заерзал, словно чувствуя себя виноватым. Она молча смотрела на него, затем отступила от двери, приглашая войти.

— Не спешишь? Поешь пирога. Я только что испекла, мне одной будет много.

Мальчик не сразу ответил. Привыкший к невзгодам, он не знал, как реагировать на доброту. Он даже не смотрел ей в глаза, будто прислушиваясь к голосу того, кто велел ему вернуться.

— Все в порядке. Если хочешь, я могу завернуть тебе кусочек, съешь по дороге.

Услышав это, мальчик робко кивнул. Бриолет улыбнулась, впустила его, усадила за стол и накормила двумя кусками пирога с молоком, прежде чем отпустить.

Она долго смотрела, как он, смущенно помахав рукой, скрывается в темноте, затем закрыла дверь.

Пора привести все в порядок и снова открыть кафе.

Долги за кафе еще не выплачены, но когда-нибудь она рассчитается с ними и поможет приюту. Впервые с момента смерти дочери в ее голове зародилась новая мысль.

А вскоре после того, как кафе снова открылось, пришли вести. Виконт Парарет и его приспешники были жестоко убиты за одну ночь. Говорили, что это было дело рук темного мага.

Эти слухи, вкупе с историей об убитом ранее графе, лишь усилили страх на улицах столицы. Бриолет, подметая пол вместе с вернувшимся работником, размышляла.

Она действительно это сделала. Ее движения замедлились. Значит ли это, что та девушка — темный маг?

Жители империи считали черную магию проклятием, но Бриолет не чувствовала ни страха, ни осуждения. Самым ужасным существом в ее жизни был тот, кто убил ее дочь.

Она понимала, что мыслит неправильно, но не могла винить Беатрис. Отложив метлу, женщина обратилась к работнику, который протирал полки:

— В округе есть приюты?

Сейчас Бриолет была так измотана, что ни на что, кроме выживания, не хватало сил, даже на собственные желания. Но чтобы жить так, как она обещала, ей нужна была причина, цель.

(Продолжение в 3-м томе «Леди, которая жаждет смерти»)

Лили, Канеман, Фрэнсис, Анна и Беатрис