Онлайн чтение книги Леди, которая хочет убивать Lady wants to kill
Эпизод 18. Милая уловка (1)

Проснувшись утром, Присцилла даже не глядя в зеркало могла представить, как опухло лицо. Тяжесть разлилась по векам, по щекам — не осталось ни одного места, которое не отзывалось бы болью

Аманда молча помогла ей умыться, одеться, а затем протянула баночку.

— Это мазь.

— Мазь? — переспросила Присцилла, слегка неразборчиво выговаривая слово. В ее голосе слышалось недоумение.

— Прислала одна из служанок маркиза. Та девушка.

Присцилла поморщилась.

— И с чего бы ей отправлять мне лекарство? Даже если у нее и есть деньги, у меня-то их все равно больше.

— Потому что она знает, что вам нехорошо.

Аманда спокойно открыла баночку, набрала немного мази на безымянный палец и, наклонившись ближе к Присцилле, начала осторожно наносить средство на синяки и порезы.

— В первый День основания лучше никуда не выходить.

— Я и сама знаю.

— Тогда не говорите ничего. Давайте пока просто обработаем раны. А я потом схожу в храм.

Холодная мазь неприятно растекалась по коже, но Присцилла вела себя на удивление смирно.

Эта девчонка принесла лекарство? Потому что знала, что мне нехорошо?

Странное чувство.

Ее раздражало, что какая-то служанка вздумала ее жалеть. Но в то же время в голове вертелась другая мысль: Откуда у этой малявки деньги на такую мазь?

В животе было тепло, как будто она проглотила тарелку горячей каши.

Когда Аманда закончила и выпрямилась, Присцилла вслух озвучила то, о чем думала.

— Заплати ей за мазь.

— Просто скажите спасибо.

— Скажу «спасибо» и заплачу.

— Что ж, это будет правильно.

***********

— Я все поняла по вашему выражению лица, — сказала Беатрис.

Присцилле нечего было возразить. В последнее время она и сама замечала, что слуги начали относиться к ней иначе, пусть даже сделала она для этого совсем немного.

Аманда останавливала ее, когда та была готова взорваться, а в моменты растерянности Присциллы тихо подсказывала ей выход. У нее была светлая голова, умеющая подмечать людей и оценивать обстановку.

Присцилле ничего не оставалось, кроме как признать ее способности. Она все меньше верила, что перед ней обычная служанка. Но стоило спросить напрямую, и Аманда лишь спокойно отвечала, что, возможно, она и не совсем обычная, но никогда не выходила за рамки работы прислуги.

— Она просто хорошая служанка. Скоро я загляну в особняк маркиза, — Беатрис закончила разговор и простилась с двумя юными леди.

Пенелопа ушла с выражением лица, ясно говорившим: «Ничего не поняла, но раз ничего не случилось, то и ладно».

Зачем она вообще за нами пошла? Беатрис не знала и, если честно, не хотела разбираться. Развернувшись, она снова направилась туда, где было меньше людей.

Анна, которой она поручила задание, незаметно присоединилась к ней.

— Нашла, миледи.

— Где он?

— Как вы и предполагали — в саду.

— А Лили?

— Отправилась к Тодду за вещами.

Все шло по плану. Выслушав Анну, Беатрис пошла в сад.

Ей нужно было поговорить с ним наедине, поэтому она предупредила Анну. Конечно, та все равно наверняка будет крутиться поблизости, подслушивая с террасы, но Беатрис не было до этого дела.

Беатрис размышляла. Слишком мало информации о пропаже покойного герцога Эмбера. За этим явно стоит кто-то достаточно могущественный, чтобы обмануть или обойти разветвленную сеть информаторов Тодда. Тот, кто связан с этим инцидентом напрямую.

Сад, окутанный ночной тьмой, был освещен лишь мягким светом магических фонарей. Цветы наполняли воздух легким ароматом весны.

Подстриженные кусты, ухоженные клумбы, короткая трава, мягко шелестящая под ее шагами. И среди этой тишины, среди растений, выросших в угоду человеческому глазу, она заметила фигуру.

Человек держал спину прямо, несмотря на возраст. Темно-голубые волосы с проблесками седины, которая нисколько не портила его облик.

— Великий герцог Амброзио.

Мужчина повернул голову в ее сторону. Когда его взгляд встретился с ее желтыми глазами, его брови естественным образом слегка сошлись. Увидев эту реакцию, Беатрис поняла: этот мужчина знает ее.

Конечно, он мог знать ее как знаменитую в свете юную герцогиню Эмбер, но могла быть и другая причина.

Она сжала край платья и присела в реверансе, следуя этикету. Он некоторое время не реагировал.

— Юная герцогиня из дома Эмберов. 

— Вы меня знаете, Ваша Светлость?

— Невозможно не знать.

Беатрис улыбнулась. Скромничать не имело смысла, поэтому она подарила ему улыбку, которую переняла у Агаты. Уголки губ слегка приподняты, а взгляд прямо и открыто устремлен на собеседника. Увидев это выражение лица, великий герцог приподнял бровь. Но его реакция не сулила ничего хорошего.

— Не похожа.

Голос его был низким, словно приглушенным тяжестью мыслей.

— Ты ничуть не похожа на Агату.

Великий герцог с легкостью затронул тему, которую никто в свете не решался поднимать открыто. Однако в его голосе звучало нечто непривычное для аристократических бесед. Это не было праздное любопытство или равнодушный интерес, свойственный светской болтовне. Его слова звучали тягостно серьезно.

Беатрис мгновенно уловила этот оттенок.

— И на покойного герцога тоже.

Слова его казались ей странными. Не похожа на Агату. Не похожа на отца. Как он и сказал, в ней от герцогского рода был лишь один признак, и проявлялся он только в глазах.

Глаза цвета золота, словно солнце в зените. Аристократы часто без всякого стеснения говорили, что ее глаза — вылитые покойного герцога.

— Должно быть, я унаследовала черты матери, которую никогда не видела.

Великий герцог ничего не ответил. Но в его молчании Беатрис уловила слабый оттенок согласия.

Он что-то знает. Что-то, что не стало общественным достоянием. О чем не сообщил даже семье герцога Эмбера.

Именно поэтому ее улыбка стала еще более выразительной.

— Герцогиня-мать нередко упоминает вас в разговорах, Ваша Светлость.

Ложь, конечно. Но у этой лжи была единственная цель — проверить его реакцию.

И он, несомненно, отреагировал. Он и до этого смотрел на нее, но прежде его взгляд оставался бесстрастным, а теперь в нем мелькнул живой огонек.

— Она говорила, что была перед вами в долгу.

— …Так и было.

Теперь Беатрис понимала, что именно его интересует. Даже она, не слишком искушенная в эмоциях, смогла это уловить.

Бесстрастный великий герцог живет, подавляя нечто внутри, подобно мне самой. И он даже не осознает, как едва уловимые эмоции просачиваются и рассыпаются у его ног.

— Слушая рассказы герцогини-матери, я всегда думала, что мне непременно нужно однажды встретиться с вами. И еще мне хотелось посетить ваше герцогство.

Великий герцог откровенно скривился, выражая нежелание. Он избегал общества. Наверное, именно поэтому, поддавшись просьбе брата, герцог Амброзио явился на церемонию основания страны, но, вместо того чтобы появляться в людных местах, уединялся в этом тихом саду. И по той же причине он не принимал гостей без крайней необходимости.

Люди, с которыми нужно было встречаться по политическим причинам или из-за деловых вопросов, — это неизбежное зло, но за последние десять с лишним лет у него не было ни единой личной встречи.

Но Беатрис не собиралась отступать. Она бросила еще одну приманку.

— Кажется, герцогиня-мать говорила, что сама хотела обратиться к вам с этой просьбой.

Он уже собирался отказать, но эта фраза заставила его замолчать. Беатрис не упустила момент.

— Герцогиня-мать тоже сможет вновь пообщаться со старым другом после долгой разлуки.

— …Я не получал никаких писем от Агаты Эмбер.

— Понимаю. В последнее время у нее много дел, вероятно, она задерживается. Но письмо обязательно будет. Не стану докучать вам с просьбами. Просто дождитесь ее письма и тогда примете решение.

Она улыбнулась еще шире, нарочно подражая Агате. Он утверждал, что они совершенно не похожи. Но Беатрис знала: это не совсем так.

Великий герцог молчал. Но Беатрис не восприняла его молчание за отказ. Казалось, он был из тех, кто предпочитал молчать вместо того, чтобы лгать в ответ на неудобные вопросы.

А значит, добиться ответа будет не так уж сложно.

Разговор был исчерпан, и Беатрис, попрощавшись, развернулась и покинула герцога Амброзио.

Ночь сгущалась, воздух становился все тяжелее, а ветер так и не поднимался. Черное небо сияло, словно темный бархат, усыпанный расколотыми драгоценными камнями.

Она замерла в раздумьях. Вернуться во дворец? Или задержаться и скоротать время в одиночестве?

Если она просто уйдет, ее партнер, Канеман Маркес, вряд ли придаст этому особое значение. Конечно, покидать бал без предупреждения, оставляя партнера одного, считалось дурным тоном. Но Беатрис выполнила все, ради чего пришла на прием. Ей не хотелось тратить больше сил и внимания. Просто найду Канемана, попрощаюсь и поеду.

Однако вопреки собственным мыслям она так и не смогла заставить себя сдвинуться с места. Ее апатия всегда имела одну причину — скука или усталость. Бывали моменты, когда даже шагнуть к карете казалось непосильной задачей. И потому, чтобы хоть немного прийти в себя, она осталась стоять, вдыхая не слишком прохладный ночной воздух.

— Ваша Светлость?

Послышался знакомый голос.

— Фрэнсис.

Он появился так незаметно, словно сгустился из самой тьмы.

Разве он был на приеме?

В прошлом место партнера Пенелопы Сиэтлин никогда не пустовало. Сначала им был Фрэнсис Беленоуз. Если не он, то Канеман Маркес. Если не герцог, то Феликс Эмбер. А если и он был недоступен, то место занимал кронпринц Ирод Розентиум.

Но сейчас, когда трое из этих мужчин почему-то не проявляют интереса к Пенелопе, роль ее спутника досталась одному ему. Когда я мельком видела Пенелопу на балу, Фрэнсиса рядом не было. Возможно, он ненадолго отлучился.

Но то, что Фрэнсис Беленоуз нашел Беатрис Эмбер в саду, не было случайностью.

Пенелопа всегда пользовалась успехом в высшем обществе, и перед Днем основания страны получила немало предложений. Однако намерения этих мужчин были настолько очевидны, что она даже не стала перебирать кандидатов.

Девушка просто вновь обратилась к Фрэнсису.

Имперский святой рыцарь — не та должность, что оставляет много свободного времени. И все же он согласился, услышав лишь одно: на балу будет леди Беатрис Эмбер.

В первый день паладин не смог выкроить время. Но на второй день он сумел освободить вечер и появиться в зале, держа Пенелопу за руку.

После первого танца он уже принялся искать Беатрис глазами, но догадливая Пенелопа, уловив его настроение, только весело улыбнулась и заверила, что он может оставить ее одну.

Когда Фрэнсис смущенно отвел взгляд, она лишь понимающе кивнула. В такие моменты в его подруге детства проявлялась удивительная чуткость.

Пока он искал ее совсем не там, Пенелопа уже успела встретиться с леди Беатрис и сказала ему, что, вероятно, та находится снаружи.

Осмотрев террасы, он вышел в сад и наконец обнаружил Беатрис. Она стояла в самой темной части сада, где сгущались тени, и молча смотрела в небо.

Фрэнсис часто писал ей письма. Бесконечные, совершенно бессмысленные записки, в которых он мог изливать что угодно — слишком сумбурные, чтобы назвать их письмами, но слишком подробные, чтобы считать дневниковыми записями. 

И каждый раз он получал в ответ нечто похожее.

Ответы ее были короткими. Но, зная герцогиню и представляя, насколько мал ее ежедневный круг передвижений, он понимал, что даже эти несколько строк — уже немало.

Чем больше он получал таких писем, тем сильнее внутри него росло желание лично увидеть это невозмутимое лицо.

— С Пенелопой я уже встретилась.

— Да, я слышал.

— Не ожидала, что ты появишься на празднике в честь Основания государства.

Чтобы освободить вечер, Фрэнсису пришлось постараться. И если бы не Беатрис Эмбер, он, возможно, отказал бы Пенелопе, пусть даже и с чувством вины.

— …Пенелопа попросила.

Но вслух прозвучал лишь невнятный, смутный звук, не являвшийся ни ложью, ни правдой. Беатрис, не почувствовав никакой неловкости в его ответе, просто приняла это к сведению.

— Вы, похоже, довольно близки.

— Разумеется, мы ведь выросли вместе.

— Понимаю.

— С самого детства.

— Вот как.

— Настоящие друзья должны помогать друг другу, когда это необходимо.

— Говорю же, поняла.

Фрэнсис особо выделил слово «друзья», но Беатрис не придала этому значения.

Он отчаянно пытался донести до нее, что между ними нет ничего, кроме дружбы. Конечно, напрасный труд. Досадно.

Она, похоже, не собиралась возвращаться во дворец. И он тоже. Впрочем, ему было куда приятнее находиться здесь, с ней, чем среди людского гомона в бальном зале.

Двери террасы, ведущие в сад, были открыты, и музыка, исполняемая оркестром, доходила до них мягко и плавно, словно дуновение легкого ветерка.

Фрэнсис поддался порыву и протянул к ней руку. Беатрис непонимающе посмотрела на нее, затем подняла взгляд.

В полумраке сада было видно, что его бледное лицо едва заметно тронуто румянцем. И прямой, уверенный взгляд был устремлен только на нее.

— Можно пригласить вас на танец?

— Ты умеешь танцевать?

— В достаточной мере, чтобы не опозориться.

Она несколько секунд молча изучала его. Но паладину эти мгновения показались бесконечными.

И когда ее рука, наконец, легла поверх его, ощущение было таким, словно проливной дождь залил пересохшее горло.

Он бережно притянул Беатрис к себе, словно держал нечто хрупкое, и положил ладонь ей на талию. Звуки музыки были тише стрекота ночных насекомых, но они все равно ясно их слышали.

Фрэнсис сделал шаг и тут же почувствовал, как она следует за ним. Это ощущение было таким прекрасным, что он сам испугался собственной одержимости.

От нее исходил легкий, едва уловимый аромат: слишком слабый для духов, но слишком сильный для мыла. Фрэнсис невольно склонился чуть ниже.

Если зарыться лицом в ее обнаженную шею, получится вдохнуть его полной грудью? Он на мгновение закрыл глаза, в которых пылал жар.

Пока их танец продолжался медленно и неотрывно, за ними наблюдал один мужчина.

— Развлекаются.

Это был Канеман Маркес.

Он стоял, прислонившись к перилам террасы, и наблюдал за этим зрелищем уже довольно давно.

Не потому, что ему хотелось.

Его спутница куда-то исчезла, а бал, на который он пришел импульсивно, не вызвал у него ни малейшего интереса. Он стоял в одиночестве на террасе, прячась от людей, и увидел вдали свою партнершу.

Сначала она поговорила с Великим герцогом, которого, похоже, тоже утомило общество. Затем рассталась с ним и какое-то время просто стояла неподвижно.

Точно сломанная кукла или часы с ослабленной пружиной. Как в тот дождливый день. 

Герцог смутно понимал то чувство бессилия, которое иногда охватывало ее. И раз уж он был ее партнером, то должен был позаботиться о том, чтобы она благополучно вернулась домой. С этой мыслью Канеман уже собирался было спуститься с террасы, но в этот момент к Беатрис подошел другой.

Знакомое лицо. 

Фрэнсис Беленоуз.

Святой рыцарь, о котором в последнее время высоко отзываются.

Они обменялись парой слов, и вдруг этот тип предложил ей потанцевать.

Канеман презрительно усмехнулся. Кое-кому захотелось побыть персонажем из забытого рыцарского романа.

Но куда больше его раздражало то, что Беатрис согласилась. И теперь, двигаясь в такт едва слышной музыке, в его глазах они выглядели даже не как постановка третьесортного театра, а гораздо хуже.

Канеман резко развернулся и, ускоряя шаг, спустился в сад.

А ведь устраивать сцены — это моя специальность.

Он думал, что достаточно просто отвадить кронпринца, но его спутница умудрилась привлечь к себе еще и такого.

Его улыбка стала хищной.

— Вот вы где.

Еще до того, как танец Фрэнсиса и Беатрис подошел к концу, голос Канемана резко ворвался в пространство. Он и не собирался ждать, пока они завершат всю композицию — с самого начала герцог мчался сюда, чтобы сорвать его.

Беатрис тут же замерла, услышав голос герцога, и Фрэнсису ничего не оставалось, кроме как тоже остановиться.

Мужчина, который явился за ней. Канеман Маркес улыбался, но выражение его лица выдавало раздражение. Фрэнсис без труда прочел это искажение. 

— Леди Беатрис, нам пора возвращаться.

Беатрис моментально выпустила руку Фрэнсиса, но тот, напротив, сжал ее крепче. Она удивленно вскинула брови.

Фрэнсис, все еще держа ее за руку, смотрел на Канемана, а тот, в свою очередь, тоже не отводил взгляда, упорно удерживая зрительный контакт.

Что с ними? Беатрис уже открыла рот, но ее опередили.

— Вы понимаете, какой скандал вызовет ваше уединение в саду на подобном приеме?

Канеман улыбался, но в его голосе звучал упрек. И адресован он был вовсе не Беатрис, а исключительно Фрэнсису.

Паладин понял это, но не сразу нашелся что ответить. Герцог, не собираясь давать ему время, продолжил говорить в еще более жесткой, напористой манере:

— Человек, который не в состоянии нести ответственность, не должен вести себя так опрометчиво.

Канеман знал о клятве Фрэнсиса перед храмом. В храме существовало два пути для святых рыцарей. Первый — для первенцев знатных семей, которые, получив рыцарский титул, сохраняли свое имя и в будущем могли покинуть храм, чтобы унаследовать родовое поместье.

Второй — для тех, кто получал новое имя, став паладином. Чаще всего сюда попадали младшие сыновья, у которых не было шансов унаследовать титул, выходцы из простонародья, а также дети низших дворян, которым не полагалось передавать титул по наследству.

Фрэнсис принадлежал к последним. Такие рыцари клялись отдать храму всю свою жизнь. Им было запрещено вступать в брак.

Канеман сделал шаг вперед, бережно, но твердо высвободил руку Беатрис из пальцев Фрэнсиса и поднес ее к своим губам.

— Я сам провожу герцогиню.

Беатрис нахмурилась, не до конца понимая, что происходит, но все же сделала шаг в сторону Канемана. Однако, прежде чем она успела уйти, Фрэнсис вдруг схватил ее за другое запястье, и она вновь застыла на месте.

Какого черта они делают?

— Я… я…

В отличие от ее внутреннего состояния, голос Фрэнсиса был очень сдавленным.

Беатрис не могла понять, что он чувствует. Его действия, его слова... Ничего общего с тем, кого я знала. Но вот эта сдержанность… Напоминает то, каким он был в прошлом. Всегда что-то подавлял в себе, скрывал эмоции настолько глубоко, что их невозможно было прочесть.

Но у Беатрис больше не осталось терпения наблюдать за этим абсурдом. Резко ударив по их рукам, она разом отшвырнула обе. Она старалась контролировать силу, но, судя по тому, как они тут же начали потирать ушибленные суставы, им все же было больно.

— Я пойду одна.

— Да, госпожа!

Внезапно прозвучавший оглушительный ответ заставил обоих мужчин резко обернуться в сторону источника звука. Из кустов, неторопливо выбираясь наружу, появилась женщина с пепельными волосами.

Какого дьявола… Когда она там оказалась? Ни Фрэнсис, ни Канеман даже не почувствовали ее присутствия, что само по себе было уже достаточно странно. Пока они растерянно переглядывались, Беатрис и не думала задерживаться — просто взяла Анну за руку и ушла.

— Лили?

— Ждет у кареты.

— Прекрасно.

Не оглядываясь, они скрылись, даже не удостоив двух мужчин последним взглядом.

Прошло мгновение, и лишь ледяной ветер пронесся между Фрэнсисом и Канеманом, оставляя за собой пустоту и напряжение, которое так и не нашло выхода.